Все поправимо, если любишь

Андрей Ромм, 2020

«Любимый» – это когда хочется бежать навстречу, раскинув руки, даже если расстались всего на час. «Любимый» – это когда сердце бьется так, что вот-вот выпрыгнет из груди… Такого человека в жизни Елены, увы, не было. Случались любовники. Но это не одно и то же. Поэтому всю свою нерастраченную нежность обратила она на ребенка. Растить в одиночку всегда непросто. Особенно сына. Но, к счастью, отношения матери и Ромки строились на доверии и заботе друг о друге. Это и сыграло с ними злую шутку. Мальчик стал объектом преследования. Семь пар железных сапог стоптать, семь железных посохов изломать – на все готова Елена, чтобы защитить своего сына. Она пока не знает, что судьба воздает сторицей тем, кто готов все отдать ради счастья любимого.

6

Адвокатов в городе было немного, по пальцам можно пересчитать. Юрий Попыльков считался лучшим, и к тому же когда-то они учились в одном классе, поэтому Елена остановила свой выбор на нем.

— На ловца и зверь бежит! — воскликнул Попыльков, выходя из-за стола навстречу Елене. — А я, признаться, сам к тебе собирался заглянуть сегодня. Только пока не решил куда, домой или на работу.

Когда-то Попыльков был худеньким большеглазым мальчиком-одуванчиком с торчащими во все стороны вихрами. Начав адвокатскую практику, он с каждым годом набирал вес не только в переносном, но и в прямом смысле, и лысел. Одуванчик превратился в кабанчика, даже глаза жиром заплыли. «Как же время меняет людей», — подумала Елена и покосилась на свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Нет, она, кажется, не сильно изменилась. Во всяком случае, вширь не расплылась. Вдруг стало стыдно — о чем она думает, когда у нее такая беда? Елена нервно передернула плечами. Слова Попылькова ее не удивили, подумала, что, узнав о ее беде, адвокат решил предложить ей свои услуги первым, пока она не обратилась к кому-то из конкурентов.

— Присаживайся. — Попыльков указал рукой на одно из двух кресел, стоящих в углу и разделенных низким стеклянным столиком. — Чаю? Кофе? А то, может, коньячку?

— Спасибо, ничего не надо, — сказала Елена и села в кресло.

Попыльков уселся в другое, поерзал, устраиваясь поудобнее, подпер щеку пухлой ладонью и выжидающе посмотрел на Елену.

— Ты уже, наверное, знаешь… — начала она.

— Знаю, — кивнул Попыльков. — Я все знаю, кроме дня собственной смерти. Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Я уже второй день собираюсь с тобой встретиться, но все никак…

— Второй день? — удивилась Елена, потому что эта беда случилась только вчера — как Попыльков мог знать о ней заранее?

— Ну да, — кивнул Попыльков. — С учетом моей квалификации и нашего с тобой давнего знакомства меня попросили убедить тебя образумиться и начать трезво оценивать ситуацию.

— Так ты об этом, — догадалась Елена. — И кто же тебя попросил, Юра?

— Люди, которым мешает твое кафе, — ушел от прямого ответа Попыльков. — Ты пойми, лично против тебя никто ничего не имеет. Это просто бизнес, конфликт интересов. Тебе в свое время повезло заключить договор аренды на сорок девять лет, это так. Но сейчас ситуация изменилась. Городские власти продали здание, и у новых владельцев есть свои планы. Там будет элитный отель со своим рестораном. Согласись, что люди, заплатившие деньги за дом, имеют право пользоваться им по своему усмотрению. Логично же?

— У меня договор, — нахмурилась Елена. — И когда они покупали дом, они знали условия его продажи.

— Условия! — поморщился Попыльков. — Условия — это шаблон, проформа. Положено так, вот так и делают. Лен, ты же десять лет просидела на этом месте, давно отбила все стартовые расходы, набралась опыта и вообще… Какой смысл тебе упираться рогом? Уже дошло до того, что инфекцию в твоем кафе нашли…

— Так это мне устроил «Варрант»? — спросила Елена таким тоном, будто только что догадалась об этом.

— Я этого не говорил, — тут же ушел в оборону Попыльков. — Я имел в виду, что неприятности имеют обыкновение расти, как снежный ком. Одно тянет за собой другое… Мистика, карма, судьба — называй как хочешь. Ты в судьбу веришь?

Елена молча пожала плечами.

В судьбу и ее предначертания она верила, но без чрезмерного фатализма. Вся жизнь человека до мельчайшего шага наперед, конечно, не расписана. Но вот планка каждому установлена своя. И как ты ни разбегайся, как ни старайся, выше не прыгнешь. А может, это и не судьба вовсе, а скрытый потенциал, заложенный в каждом человеке. Американский новеллист О. Генри верно сказал, что дело не в дорогах, которые мы выбираем, а в том, что внутри нас заставляет выбирать наши дороги.

— А я верю! — как-то не очень искренне заявил Попыльков. — Устрани первопричину, исправь свою ошибку, и неприятности рассеются!

— Это как? — прищурилась Елена. — На меня уголовное дело завели, если ты не в курсе.

Попыльков снисходительно улыбнулся, давая понять, что он в курсе всего происходящего в городе.

— Уголовное дело — пустяк! — сказал он, подтверждая свои слова пренебрежительным взмахом руки, будто отгоняя назойливую муху. — Сегодня открыли, завтра закроют. Не ты первая, не ты последняя. Жизнь, Леночка, это танцы перед зеркалом. Ты делаешь шаг навстречу, и тебе делают шаг навстречу. Ферштейн?

Попыльков изменил позу — резко откинулся на спинку кресла, отчего оно жалобно скрипнуло, и посмотрел на Елену уже не ласково-увещевающе, а снисходительно. От всего этого — от взгляда, позы, фамильярно-покровительственного «Леночка», но больше всего от этого хамского «ферштейн?» Елена пришла в ярость. Ей захотелось встать, сказать Попылькову пару неласковых слов и уйти, хлопнув дверью так, чтобы он подскочил в своем кресле. Но благоразумие и любопытство удержали ее от проявления эмоций. Проблемы, обрушившиеся на Елену, не располагали к ссоре с лучшим адвокатом Рогачевска. И еще ей хотелось узнать подробности про эти самые «шаги навстречу». Как можно закрыть ее дело?

— В Твери в больнице лежат двое вроде бы моих клиентов с диагнозом дизентерии, — сказала она, — а у меня в кафе нашли дизентерийную палочку. Какие после этого шаги навстречу?

— Могу объяснить. — Попыльков растянул толстые губы в улыбке. — Абстрактно-допустимо. Допустим, те двое тверичан, которые сейчас в больнице, на самом деле приезжали к нам. Допустим, на улице у одного из них сорвалась с плеча сумка и выпал из руки портфель. Допустим, что-то из вещей рассыпалось по тротуару. Они стали их собирать и вместе с вещами прихватили валявшийся на тротуаре чек из кафе «Старый город». Может ли чек из кафе валяться на тротуаре? Может. Чистота наших улиц пока еще оставляет желать лучшего. Потом они поели где-то, не у тебя, сами не помнят где, а когда в приемном отделении больницы их начали расспрашивать, где они были и что они ели, один из них нашел в сумке чек из твоего кафе и они «вспомнили», что ели там. Ну, ошиблись люди, бывает. Тяжелое состояние — температура, рвота, понос, в голове туман. А как пошли на поправку, вспомнили, что ели совсем в другом месте, где-то на окраине, но точно не в «Старом городе»…

— Тебе бы, Юра, сценарии писать, — усмехнулась Елена.

— Вот выйду на пенсию и займусь творчеством. — Попыльков притворился, будто не понял иронии. — Может, даже и на мемуары замахнусь. Но ты ошиблась, Лена. Я тебе не сценарий рассказываю, а план по разруливанию ситуации. Как только потерпевшие заявят, что ошиблись и сроду у тебя не бывали, уголовное дело придется прекратить. Нет потерпевших, нет дела. Потребнадзор наложит на тебя небольшой штраф за грязь в заведении, ты его оплатишь, и на этом дело будет закончено. Кстати, я могу избавить тебя от лишних проблем. У меня есть на примете человек, который может купить всю «начинку» твоего кафе, от мебели до посуды. Мужик строит павильон на набережной, у него каждая копейка на счету, поэтому новое оборудование он покупать не хочет, и если ты не станешь слишком ломить цену…

— Спасибо, Юра, я тебя поняла, — сказала Елена. — Я подумаю…

Попыльков вскинул левую руку так, чтобы рукав обнажил запястье, и многозначительно постучал холеным, немного длинноватым для мужчины ногтем указательного пальца правой руки по циферблату наручных часов. Елена совершенно не разбиралась в марках дорогих часов, но была уверена в том, что марка часов Попылькова относится к числу самых респектабельных, а еще больше была уверена в том, что Попыльков носит на запястье искусно сработанную подделку.

— У меня сейчас есть более серьезная проблема… — Елена сделала паузу, ожидая реакции собеседника, но Попыльков никак не отреагировал. — С сыном. И я совершенно не понимаю, что мне делать. Мне кажется, что Рома меня обманывает, кажется, что все было не так…

Со слов сына, утром он собрался порисовать пейзажи. Взял складной мольберт и пошел на автобусную остановку, чтобы ехать в Поляново. Возле села Поляново в советское время был пионерский лагерь. В начале девяностых он закрылся, строения потихоньку приходили в упадок, все рассыпалось и зарастало травой. Желающих приобрести такое «хозяйство» не находилось почти двадцать лет, но в начале прошлого года лагерь купил какой-то бизнесмен, не то из Твери, не то из Москвы. За год он привел территорию в порядок, снес все старые постройки, выстроил новые, и этой весной база отдыха «Поляново» уже принимала гостей.

Рома частенько наведывался в те весьма живописные места «на натуру». Однажды он познакомился с владельцем базы. Проходя мимо, тот заинтересовался, похвалил Ромин набросок и предложил Роме в любое время приходить с мольбертом на территорию базы. Сказал, что присутствие художника облагораживает реальность. Рома охотно принял предложение, потому что с территории открывался прекрасный вид на озеро. Узнав о новом знакомом и его приглашении, Елена тайком от сына съездила в Поляново на разведку, увидела большую детскую площадку и множество детей разных возрастов и успокоилась — не притон вроде, а нормальное место для семейного отдыха. Знакомый охранник рассказал, что у Евгения Николаевича (так звали владельца) своя «конпепсия», согласно которой он даже банкеты с корпоративами отказывается проводить, потому что не любит пьянок и шума. Елена подумала, что это очень правильное решение. Лет шесть назад они с Ромой отдыхали в пансионате близ Онежского озера. С понедельника по пятницу все было чудесно, но с вечера каждой пятницы начинался сущий ад с громкой музыкой и пьяными воплями, который длился до вечера воскресенья.

Итак, Рома собрался в Поляново, но по пути к автобусной остановке встретил своего одноклассника Леню Файбина, сына владельца привокзального рынка. Файбин-старший, больше известный как Веня-Болт, был из «завязавших» бандитов. С криминалом он, может быть, и покончил, но во всем остальном остался таким, каким и был. Бритая голова, привычка смотреть исподлобья, хамские манеры, мат через слово. Леня был уменьшенной копией папаши. Елене не очень-то нравилось, что сын общается с Леней, но поделать с этим она ничего не могла. Как им не общаться, если они учатся в одном классе? Она успокаивала себя тем, что Рома умный и плохого не наберется, а еще тем, что с таким типом, как Файбин, лучше быть в хороших отношениях, чем в плохих. Ну и вообще, Роме надо учиться поддерживать хорошие отношения с разными людьми, это очень полезное умение.

Леня сидел за рулем отцовской «бэхи». Прав у него не было, но безбашенного парня это обстоятельство мало волновало. Он привык во всем надеяться на отцовский авторитет. Ну — остановят, ну — позвонят отцу, ну — даст тот затрещину… Удовольствие от езды стоит затрещины. Леня был единственным, довольно поздним ребенком, и отец с матерью души в нем не чаяли, баловали, как могли. Леня предложил Роме подвезти его до Полянова. Рома сел в машину. Когда они выехали за город, ему захотелось порулить. В школе в рамках допрофессиональной подготовки старшеклассники изучали автодело, и кое-какие навыки вождения у Ромы были. Кстати, компьютерный автомобильный тренажер школе подарил Файбин-старший. На спинке кресла красовалась латунная табличка с витиеватой надписью: «Дар бывшего ученика школы Вениамина Рудольфовича Файбина».

Дорога была пустой, Рома разогнался, увлекся, на скорости вошел в поворот и сбил женщину, переходившую через дорогу. Женщина ударилась затылком о валявшийся на обочине камень и умерла на месте еще до приезда «Скорой». Ею оказалась шестидесятидвухлетняя пенсионерка, жительница Рогачевска, приехавшая на огород. Огороды были очень популярными в Рогачевске. Какой смысл строить дачу у себя на участке, если это находится в получасе езды от городской квартиры? Проще уехать ночевать домой, а утром приехать снова. Поэтому вместо дач на участках ставили небольшие сарайчики для инвентаря и честно называли свои владения не дачами, а огородами.

В отделении Елена больше молчала, чем говорила, боялась сказать что-то такое, что могло повредить Роме. Да и мысли в голове путались в пульсирующий болью комок: «Неужели?! Неужели?! Неужели?!» Она смотрела на сына, бледного, взъерошенного, растерянного, с трясущимся подбородком, и ей хотелось взять его на руки и унести домой, подальше от всего этого кошмара. Домой Рому отпустили, взяв подписку о невыезде, которая полностью называлась «подпиской о невыезде и надлежащем поведении». Строго предупредили, что если Рома хоть раз не явится по вызову, то ему изменят меру пресечения на содержание под стражей. Вскоре после Лены в отделение приехал Файбин-старший. Здесь он вел себя скромнее обычного, не быковал, не матерился, правда, не удержался от соблазна дать сыну оплеуху. Елене он сказал, что претензий за разбитую фару и поврежденный бампер предъявлять не будет. Елена никак не отреагировала на эти слова. Что ей был какой-то бампер в сравнении с тем, что ожидало Рому! «Ваше счастье, что женщина была одинокой, — сказал Елене дежурный капитан, когда они с Ромой уходили домой. — Меньше шума будет…» Елену больше ужаснул не столько цинизм, сколько спокойный тон капитана.

Домой шли молча, не глядя друг на друга. Елена крепко держала сына за руку, испачканную черной краской для снятия отпечатков пальцев, словно боялась, что он может убежать от нее. Но дома, едва закрылась входная дверь, Елена потребовала от Ромы рассказать правду. «Я вижу, что ты что-то скрываешь, — твердила она, тряся его за худенькие мальчишечьи плечи. — Вижу! Чувствую!» Рома стоял на своем, то есть слово в слово повторял сказанное раньше. Разогнался, не притормозил, ничего не успел увидеть, только услышал звук удара. Остановился, оба выскочили, подбежали к лежавшей на земле женщине, Файбин вызвал «Скорую»…

Ужинать не стали, обоим было не до еды. Рома выпил две кружки чая с любимым своим вишневым вареньем, а Елена так накачалась кофе, что всю ночь глаз сомкнуть не смогла. Впрочем, она бы и без кофе не заснула… Такая беда… На фоне того, что случилось с Ромой, ее собственные неприятности отошли на задний план, стали чем-то мелким, незначительным, неважным…

— Я бы хотела попросить тебя. — Елена сглотнула подступивший к горлу комок. — То есть нанять тебя, чтобы ты защищал Рому…

Попыльков на секунду-другую поднял вверх ладони и отрицательно покачал головой. Елена успела заметить красноту его ладоней и подумала, что у Юры проблемы с печенью, пьет, наверное, много. О том, что при болезнях печени краснеют ладони, Елена вычитала в каком-то детективе. Сюжет давно забылся, равно как и название книги, а вот деталь засела в памяти.

— Нет, нет, нет, — повторил Попыльков, опустив руки. — Извини, но я твоего сына защищать не стану.

— Почему? — удивилась Елена. — Я же не по знакомству тебя прошу, а хочу нанять официально… Или ты хочешь сказать, что к тому, что случилось с Ромой, причастны «варяги»?

Будь в Рогачевске хоть какой-то выбор, она вообще бы не стала заводить с Попыльковым разговор о найме, обратилась бы к кому-то другому. Хотя бы из-за того, что Попыльков в ее собственном деле неофициально представлял интересы противоположной стороны. Но выбирать было не из чего. Из четырех прочих рогачевских адвокатов двое были запойными пьяницами, могущими сорваться в любой момент, одна занималась исключительно имущественными и наследственными спорами, а пятый по счету был приезжим откуда-то с Урала и каким-то непонятным. Офис Уральца (так его звали в городе) большую часть времени стоял закрытым, но в то же время он хорошо одевался, разъезжал в громадном черном «Лексусе», снимал четырехкомнатную квартиру в самой престижной новостройке Рогачевска и вообще жил на широкую ногу. Поговаривали, что Уралец представляет некую структуру, конкурирующую с «варягами» в деле «освоения» Рогачевска. Так что, как ни крути, кроме Попылькова, обращаться было не к кому. В своем деле Елена решила обойтись без адвоката, решила, что, если дойдет до суда, она станет защищаться сама, скажет все, что думает по поводу устроенной ей подлянки.

— Нет, — твердо сказал Попыльков. — «Варяги» тут ни при чем. Ты сама подумай — разве можно подстроить такое? Да и незачем им. Другое дело, если бы у тебя контрольный пакет молокозавода был, тогда еще да, имело бы смысл… — Попыльков шумно вздохнул и снова поерзал в кресле. — Ты пойми, Лен, я к тебе всей душой. Как говорится, «для милого дружка и сережку из ушка». Но сына твоего защищать не стану. Во-первых, ему и так защитника назначат, Мотыля или Коростылева, потому что он несовершеннолетний. Ему же шестнадцать, если я не ошибаюсь, верно?

Елена молча кивнула. Шестнадцать лет Роме исполнилось совсем недавно, первого июля.

— Плохо, конечно. — Попыльков выпятил нижнюю губу и качнул головой, изображая сочувствие. — Было бы меньше шестнадцати, ответственность была бы другой. Так что без адвоката твой сын не останется, можешь…

— Мотыль с Коростылевым — алкаши! — перебила Елена. — Одно только название, что адвокаты! А мне нужен человек, который смог бы разобраться в деле! Улавливаешь разницу?

— Во-вторых, — не обращая внимания на ее слова, продолжил Попыльков, — разбираться в этом деле нечего. Оно проще выеденного яйца, и как ни старайся, повернуть его не удастся. Есть труп, есть виновный, есть свидетель. Показания виновного и свидетеля, насколько я понимаю, совпадают. И твой сын признает, что он был за рулем в момент наезда. На руле отпечатки пальцев твоего сына нашли?

— Нашли, — кивнула Елена. — Но это же еще не означает…

— В совокупности — означает, — строго поправил Попыльков. — Чем я тут смогу помочь? Ничем. Только репутацию подпорчу, добавлю к списку проигранных дел еще одно. А у меня в этом списке, чтоб ты знала, пока всего три пункта. Это за все годы практики, так-то вот. По части первой статьи сто девять «причинение смерти по неосторожности» предусмотрено наказание до двух лет лишения свободы, но я думаю, что два года твоему сыну не грозит. Ограничением свободы, однако, он тоже не отделается, потому что сейчас идет кампания за наведение порядка на дорогах, а он у тебя, не имея прав, за руль сел — это отягощает. Так что готовьтесь к тому, чтобы расстаться на год. Год лишения свободы ему дадут. Моя интуиция, помноженная на опыт, почти никогда не ошибается.

— Год! — ахнула Елена.

— Про такой срок говорят: «На одной ноге перестоять»! — хмыкнул Попыльков. — Правда, по возрасту ему придется сидеть на «малолетке», а там нелегко, можно сказать, день за три идет. Но ничего, все решаемо. Подкатишься сразу же к администрации, попросишь, чтобы назначили на теплое местечко и дали поддержку…

— Год! — повторила Елена. — Это же тюрьма, Юра! Как ты можешь так спокойно говорить?! На одной ноге перестоять?! Сам бы попробовал так перестоять!

— Тьфу, тьфу, тьфу! — Попыльков, отвернувшись, трижды сплюнул через левое плечо, а затем наклонился и постучал костяшками пальцев по паркету.

— Это же вся жизнь под откос! — продолжала возмущаться Елена. — Да мало ли что там может случиться! Ты же сам только что сказал, что на «малолетке» день за три считать можно! Надо сделать так, чтобы Рому не посадили!

— Для этого сначала надо воскресить задавленную им тетку! — усмехнулся Попыльков. — Видишь, я дело не взял, а ты мне уже претензии предъявляешь, недовольство высказываешь. Чего же бы я наслушался, если б взял его? Влип твой сын, как есть влип. Я тебе сочувствую, но сделать ничего не могу. Только один совет могу дать.

— Какой? — всхлипнула Елена.

— Пусть он у тебя не теряет время даром, а пообщается с кем-нибудь из сидевших, чтобы быть в курсе лагерных правил и понятий. На «малолетке» к их соблюдению относятся крайне щепетильно. Можно чисто по незнанию косяк упороть и сильно за это пострадать.

На глаза Елены навернулись слезы, а из горла вырвался крик, похожий на протяжный стон. Она поднялась и выбежала из кабинета. В тесной приемной чуть было не сбила с ног попыльковскую секретаршу, пухленькую девицу с платиновыми волосами.

— С нашим делом не затягивай! — крикнул ей вслед вышедший в коридор Попыльков. — Люди ждут!

Елена никак не отреагировала. В туалете она долго умывалась холодной водой, потом долго приводила лицо в порядок и все это время думала о том, что ей делать дальше. Выйдя на улицу, она достала из сумки телефон, позвонила брату и, когда тот ответил, сказала, забыв поздороваться:

— Игорь, приезжай срочно. У меня беда. Подробности не по телефону.

— Вечером буду у вас, — ответил брат так, будто срочные вызовы сестры были для него в порядке вещей.