Колдун

Андрей Юрьевич Иванов (2024)

Фантазия о том, что будет, если связаться со старым и вредным колдуном.

Дабы избежать любых обвинений в плагиате, оговорюсь, что идею написания этого рассказика навеяли без устали бьющиеся и ведущие расследования Экстрасенсы: несколько отдельно взятых сюжетов нескольких отдельно снятых программ. И еще, я не подкован в теории эзотерики и магии, и описания ритуалов — просто художественный вымысел, так как рассказ вовсе не для того написан, чтобы в деталях расковырять всё необычное, что происходит в нём, а для того лишь, чтобы снова попытаться вместе с читателем заглянуть в черную бездну Неизвестного и Необратимого…

Чего только не перепробовал я на пути к тому дикому отчаянью, в котором находился сейчас. Многочисленные попытки диагностировать или хотя бы понять причину внезапной и необъяснимой болезни моей 12-летней дочурки были тщетны. В нее будто бес вселился. Из шустрой светловолосой красавицы-отличницы дочь за несколько месяцев превратилась в почти лысую девочку-старушку. Она сама себя боялась. Приступы могли начаться совершенно неожиданно, и тогда, как в американских ужастиках, дочь вдруг становилась обладательницей неимоверной физической силы, страшного гортанного баса и неукротимой агрессии. Она либо сметала всё на своём пути, либо валялась на полу, корчась в немыслимых позах и вопя, страшно закатив глаза. Один такой приступ был на уроке, поэтому в школу она больше не ходила, а друзья и подружки постепенно растаяли из жизни и что самое страшное для ее возраста — из соцсетей, в которых ребенок ее возраста «путался» всю сознательную жизнь.

Итак, Катя — так ее зовут — сидела одна дома, страшно худея, бледная и лысая с ужасом дожидаясь очередного приступа, которые становились чаще и продолжительней.

Не думайте обо мне превратно — я современный городской образованный человек без психических отклонений. В целом успешный. Кроме того, я довольно безответственный, но всё же православный христианин и хотя бы раз в год захожу в церковь постоять службу. Я почти уверен, что ничем, в общем-то, не отличаюсь от вас, читающих сейчас эти слова. И дочь моя до 12-го дня рождения вряд-ли разительно отличалась от ваших детей. Я и вправду перепробовал всё, что может прийти на ум — врачи всех мастей, квалификаций и гонораров, священники, санатории, таблетки, какие-то непостижимые курсы психотерапии, психоанализа и черт знает чего еще. Ясно было — время идет, болезнь остается и мучает она все больше и больше. Конечно, к бабкам я ее тоже возил, которые либо разводили руками и снова отправляли к врачам, либо продавали какой-нибудь дорогой амулет или отвар. В отчаянье я покупал эти гадости, а сам знал наверняка — это не поможет. Точно. И вот дочери уже тринадцать. Жена устала. Я понимал, что начал пить. И еще я точно знал, что наступает начало Конца…

Где-то в одном месте мне сказали про дядю Яшу — я и не запомнил. Потом опять кто-то его посоветовал — я отмахнулся. В третий раз услышал и начал задумываться, а может, неспроста меня к нему посылают. Советчиков много — но ведь уже не в первый раз. За год я превратился в убежденного фаталиста. В общем, есть в одной деревне — примерно в 70 километрах от города — темная личность, странный и страшный колдун дядя Яша, чуть ли не ровесник и не сподвижник графа Калиостро, ну и так далее.

Дочь я решил не мучать, жене тоже ничего не сказал. Сел в машину и поехал по навигатору искать дом чудотворца. Нашел быстро — первый же встречный дорогу объяснил. Даже описывать дом скучно — как в любом рассказе или фильме — окраина русской деревни, старый дом деревенского колдуна. Единственная мелочь — у таких домов (я уже насмотрелся) толпа приезжих «страдальцев», а тут совсем пусто. Припарковался. Постучался. Открыла бабка похожая на цыганку с черной помадой на губах, которая сразу же вызвала в моей голове саркастический «смайлик». Шепотом цыганка объяснила, что хозяин только ночью принимает, днем у него, видимо, астрал «не ловит», предложила приехать в девять вечера, когда стемнеет — была осень — либо дождаться темноты в сенях, дальше хозяин пускать не велит. Пришлось позвонить жене, объяснить, где я, объяснить, что задержусь — зря, чтоль ездил. Ждал в машине.

В восемь уже стемнело, а дом совершенно спал — как на картине. Ближе к девяти в окнах загорелся свет. Настежь открылась дверь и в осветившим темень желтом параллелепипеде появилась цыганка, которая рукой помахала мне: «Заходите». Сени темные, освещались только из прихожей дома, из прихожей — она же кухня — направо дверь в комнату. Обычная деревенская изба: деревянные полы, беленый потолки, узкая старая полосатая половица растрепалась на полу и служит давно только предметом для спотыкания об нее. В комнате на стенах старые ковры (ну, не старые в смысле индийские, а советские такие), в углу у стены большой сундук. Посередине комнаты — обшарпанный деревянный табурет, в углу левой стены — напротив сундука — черная занавеска, ведущая в другую комнату. Оттуда, видимо, на «арену» выйдет «чародей». Он вышел сразу, как я сел. Впечатление от него… никакого, в общем-то: очень старый, седой деревенский дед, очень много морщин, гладко выбрит,очень худой, скулы торчат, брови густые и черные-черные, насколько это возможно, из-под них непонятно, какого цвета глаза, и какой у него взгляд. По-моему, под такими бровями любой взгляд кажется тяжелым и проникающим. Единственное, что разительно отличало его от деревенских стариков — поразительно прямой, оттого казался сначала высоким, но нет — думаю не выше 170 — просто очень прямой для его возраста. Мне сразу подумалось, что бывший партработник — вряд ли находясь полвека на покосе с мужиками можно сохранить такую осанку. Приучился, наверное, людям сказки рассказывать, отвыкать сложно. Одежда на нем простая какая-то, немагическая, правда, вся черная или темно-серая какая-то — освещение слабое — прямо над моей головой торчит мутная 40-ваттная лампочка и все.

Здороваться дед не стал, сразу начал «удивлять». Я молчал, ничем себя не выдавая — насмотрелся шарлатанов и давать им наводку не хочу, а он сразу очень сердито и громко с каким-то непонятным совершенно акцентом сказал так:

— Что так долго ехал, Борис Петрович?

Это я Борис Петрович, но я молчу. Машина полдня стояла у дома, на ней номера, машина оформлена на меня, по возрасту подхожу. За полдня можно было не полениться и навести справки о приезжем. Не удивил.

— Эта зараза Катерину твою всю изнутри обглодала. И никто тебе не поможет. — продолжал старик. У меня сложилось впечатление, что он с каким-то ехидным удовольствием говорит, но на меня он не смотрит, ровно ходит передо мной, заложил руки за спину. — Год маетесь. Все маетесь. А зараза победит. И тебя она победит. И жену твою победит.

Он остановился, как будто текст забыл. Мне показалось, он ждет реплики от меня, ведь я должен начать удивляться или, по крайней мере, сердиться на его слова, но я же понимал — прописку по номерам узнать легко, город у нас крохотный, история моя у всех на слуху, а время у него было. Конечно, он меня разозлил своей речью, но я ему об этом не дам знать, а то поймет, что попал «в точку» и всё — я на крючке, можно работать с клиентом. Нет, не всё так просто, дядя Яша. Я буду молчать, и он понял это и вышел из «задумчивого состояния»:

— Умрёт Катерина. Иди, Борис Петрович. Ты приехал, я тебя принял, беду твою посмотрел. Только мы не в цирке с тобой. Я удивлять тебя не буду, неохота мне. Старый я, время терять на твое удивление. Умрет она. Только пока Катерина умрет, и твоя жизнь и жизнь дорогой супруги твоей уже будут искалечены. Езжай домой. Не нужен я тебе.

Признаюсь, удивил старик. Как это? И всё? А где «развод»? Ну ведь напугал же любящего отца, все равно внутри все дрожит. Или я так хорошо скрыл все эмоции, что он сдался. А колдун просто ушел за занавеску и я остался один в комнате. Но ненадолго, почти сразу, как он скрылся, в комнату из прихожей зашла ко мне черногубая цыганка. Я пытался анализировать поведение этого типа. Шарлатан? Или настоящий маг и волшебник? Что это сейчас происходит? Конец? Или начало представления? И я спросил у цыганки, цепляясь за очередную версию происходящего, сколько я должен им за визит. Спросил громко, что за занавеской слышно было.

— Ничего не надо, — сказал она тихо и скорбно как-то, — уходите только поскорее…

И тут из-за занавески вырвался суровый низкий рев старика:

— Дай ему с собой тыщ пять на похороны, скажи, чтоб не пропил только, а то похоронят дочку в могиле для бездомных!

Вот сейчас я бы не сдержался и ответил старику, но в ту минуту в голове только какие-то оскорбления крутились. Нелепо как-то, да и не за что вроде…. К черту все! Я прошел в темные сени, опередив цыганку, и начал спешно обуваться. Дверь открылась, снова осветив черные сени и черную деревенскую улицу, до краев заполненную запахом бани, навоза и лаем собак. На пороге стояла цыганка и протягивала пять тысячных купюр. Она зашептала:

— Ночью деньги не дают. Я тут вот на лавку положу, — и положила деньги на лавку в сенях прямо возле меня. — Вы возьмите, раз он велел.

Естественно, деньги я брать не стал, а быстро развернулся и заспешил по грязной тропинке к машине, так и не натянув один ботинок на пятку. Цыганка смотрела в спину, может дорогу освещала, поэтому не закрывала дверь. Я подошел к машине и стало темно — закрыла дверь. Я сел за руль. Завел двигатель. Включил фары. Сдал назад и развернулся в нужном направлении. Включил первую скорость…. Вдруг, деревенский мрак снова озарил свет открытой двери. На пороге вновь стояла цыганка и махала мне рукой, снова приглашая в дом. Видно было, что делает она это как-то нервозно, торопясь, не отрепетировано, что-ли…

Я не хотел возвращаться, но вернул машину в прежнее положение. И все равно я сидел в ней и не хотел выходить. В доме колдуна я не раздевался, снимал только обувь, а значит я не мог там что-то оставить или забыть — она не поэтому меня ворачивает. А может, это и есть второй акт аферы? Неужели неинтересно? Что будет дальше, когда вернусь… Ясно же, что я в общем-то ничем не рискую, ведь так? Что мне помешает уйти спокойно во второй раз, досмотрев весь спектакль? Столько времени уже потратил. Я себя уговорил, я перед собой оправдался.

И вот я опять на табурете в тусклой комнате с коврами на стенах. Старик вышел из-за занавески и сразу заговорил:

— Я девочке помогу, а тебе не буду помогать.

Я уже и не знал, как себя вести теперь. Сам же вернулся.

— Не переживай, Борис Петрович, я денег с тебя не беру. Попы͘ деньги берут, доктора берут, фокусники, к которым ты ходил тоже берут. Водка деньги берет, да? Ты же знаешь. А мне денег не надо. Успокойся.

Это все он говорил, повернувшись ко мне спиной. Я видел его ладони и сцепленные за спиной пальцы — длинные-длинные какие-то желто-синие, но очень холеные. Никаких колец и перстней. Вообще вокруг никакой ритуальной атрибутики.

И вот я впервые заговорил с ним:

— Как вы можете помочь девочке?

Он повернулся ко мне и, мне вдруг показалось, что он обрадовался моему вопросу и даже немного расслабился. Хотя, может, показалось. Я же этого от него ждал.

— На, держи, — он кинул мне в руки небольшой стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью, хотя готов поклясться, что секунду назад как следует разглядел его руки и ничего в них не было. Но, с другой стороны, теперь расслабился я — мы переходил к старой избитой схеме — с него чудодейственная микстура, с меня деньги.

— Что это? — конечно, спросил я.

— Кислота. — полученный ответ зародил желание побыстрее избавиться от пузырька, по крайней мере из рук его убрать, а куда? В карман что ли? Зачем он мне? Старик еще говорил: Не помню какая кислота, может, серная, может азотная. Не помню. Главное едкая и сильная.

— Зачем она мне?

— Вот ты год уже мучаешься, Борис Петрович, а если будешь меня слушать, то через неделю у Катеньки твоей на щеках появится румянец и волосы начнут расти и зараза наружу никогда уже не попрет и мои пять тысяч тебе на похороны не понадобятся.

Я только хотел что-то спросить, а он перебил:

— А если через семь дней так не будет, придешь ко мне и отдашь этот пузырек мне в руки. Я при тебе его выпью и помру, наконец.

Я снова что-то хотел сказать, а он:

— Можешь его пока неделю проверять. В лабораторию отнеси, если не веришь, только сам с утра не выпей — весь изнутри сгоришь. А, может, ты мне веришь, наконец-то? Если не веришь, уходи сразу. Если веришь и будешь делать, как я сказал, буду помогать. Неделя веры и полного подчинения. С тебя не убудет.

Теперь уже другого слова мне не оставалось.

— Верю.

— Завтра в одиннадцать приезжай. День подумай хорошо. Девочку не привози. Мне ты нужен. Твои силы понадобятся. Ты отец — ты ее любишь. Вместе мы ей поможем. И пузырек смотри не разбей — кислота едкая очень — насквозь все прожигает. Езжай домой — семья ждет.

Я покорно развернулся к выходу, он вслед сказал:

— С завтрашнего дня начиная, как ко мне собираться будешь, скажи жене, что дочь к кровати привязывала. Зараза будет рваться наружу. Очень будет тяжело. Пусть терпит.

Весь обратный путь я думал обо всем этом, но ничего себе объяснить не смог. Я был убежден, что не усну и буду думать обо всем этом весь следующий день, но, приехав домой, я сразу вырубился, а проснувшись с утра, просто пошел на работу, даже не вспомнив вчерашнего приключения. Только вечером, часов уже в восемь, после ужина, с опаской глядя на больную дочь, у которой сегодня еще не было приступа (а, значит, будет ночью обязательно), я отвел жену в другую комнату, где слово в слово пересказал ей начало этого рассказа. Полдесятого я сел в машину.

Посередине комнаты колдуна теперь стоял стол, а у стола напротив знакомой уже табуретки стоял ветхий деревянный стул, вероятно для его персоны. Цыганка провела меня к столу. Я сел. Из-за занавески вышел колдун и сел напротив. Снова никаких ритуальных реквизитов. Пустой стол и мы в комнате. Колдун снова не здоровался Он громко начал говорить:

— Болезнь твоей дочери — это твоя проблема, Борис Петрович, не моя. Нужно будет тратить ресурсы, которые нам Бог дал, чтобы эту болезнь можно было снять. Я свои тратить не буду. Я старый. Я могу пользоваться твоими?

Конец ознакомительного фрагмента.