По ту сторону, или Игры, в которые играют Боги

Анна Александрова, 2023

Мир увлекателен, интересен, безграничен. Мы не знаем, как он устроен за пределами своих физических рамок. Да и есть ли что-то там, по ту сторону? Хотите заглянуть? Посмотреть на одну из версий устройства Вселенной? Прожить вместе с героями книги жизнь, смерть и послесмертие? Читайте «По ту сторону, или Игры, в которые играют Боги».

Рассказ 5. Верховная Жрица

Я принимаю дар.

Камень пролетает совсем рядом, попадает в стражника. Тот вопит, вращает выпученными глазами. Ирма же дико хохочет, за что незамедлительно получает жёсткий тычок по рёбрам.

— Ведьма! Ведьма! — кричит толпа.

Епископ поднимает руку, призывая людей к молчанию.

— Ещё одно доказательство! — ясным, сильным голосом произносит он и резко опускает руку в сторону.

Хромой служитель вкладывает в неё зелёный бархатный мешочек. Священник вытаскивает из мягкой ткани колоду карт и предъявляет толпе.

— Таро! Инструмент дьявола! Его нашли в доме этой женщины, в тайнике за камином!

Вновь загудели-завыли-заскулили-залаяли. Если бы не стражники, разорвали бы её руками. Но вершится суд, справедливый.

— Ирма! — обращается епископ к женщине, произнося слова нараспев, словно в трансе. — Пока-а-айся! Призна-а-айся и пока-а-айся в служении дия-а-аволу!

— И ты отпустишь меня? — дрожащим голосом вопрошает Ирма.

Епископ усмехается.

— Ты получишь шанс на спасение там, — поднимает указательный палец. — Здесь тебя уже ничто не спасёт… ведьма.

Епископ швыряет карты наземь, колода рассыпается, но переворачивается лишь одна, с изображением женщины на троне в папской тиаре, — Верховная Жрица.

— Мне уготована иная судьба, епископ, — поднимает глаза Ирма. — Я принимаю дар. Тебе же возвращаться в этот мир снова и снова, пока не найдёшь…

— Сжечь её! — рычит священник, взмахивает полой расшитого золотом одеяния и шагает прочь с помоста.

Огонь занимается, жар его томным маревом окутывает тело. Верёвки больно впиваются в грудь — не вздохнуть. Ирма поднимает голову, смотрит в толпу. Добрая половина из них бывали у неё: просили помощи, совета, подсказок, хотели знать свою судьбу. Она-то знала… откуда-то всё знала. Но знать — не значит избежать. За то и поплатилась. На том и попалась. Погорела…

Средь сотни злобных глаз вдруг пара светлых, полных любви и нежности. Он. Он! Тот самый, что приходил во снах.

— Гардиан, — шепчет Ирма и тут же кричит от жгучей боли.

— Всё хорошо, — отвечает неслышно, лишь движением губ. — Делай, как учил. Закрой глаза и делай, как учил.

Она послушно следует его указаниям. Закрывает глаза, расслабляет тело, выскальзывает сознанием из его оков, летит свободно над толпою. И слышит лишь его голос. Он зовёт её по имени: Ирма…

***

–…ирма. Баба Баирма. Баба Баирма, — монотонно теребил её за рукав Саянка, любимый правнучек, младшенький. — Баба Баирма, там к тебе пришли, баба Баирма.

Баирма раскрыла глаза, невидящим взглядом посмотрела на ребёнка, на комнату, на женщину в дверях. И тут проснулась окончательно, встряхнула головой, прогоняя остатки сна.

— Вы в порядке, нагаса эжы¹? — встревожилась Сэсег.

— Да, задремала чуток. Что случилось, а?

— Люди пришли, принять просят. Не наши — городские, русские.

— Поздно что так? — заворчала старуха, но потянулась за изогнутой деревянной клюкой, поднялась на ноги, зашаркала ногами по полу.

— Так звать или нет?

— Зови, раз уж тут, посмотрю.

Сэсег юркнула в дверь, потом просунула голову обратно, потянула воздух широкими ноздрями:

— Горелым пахнет, нагаса эжы, в вашей комнате пахнет.

— Давно сгорело всё, э? Зови людей, Сэсегма.

Баирма доковыляла до стола, покрытого цветной тканевой скатертью, села на крепкий деревянный стул, достала рукой до зелёного бархатного мешочка, подтянула к себе.

За дверью послышались шаги, робкий стук. В проёме нарисовалась грузная, холёная русская женщина. Не старая, вовсе нет. Но… уставшая.

Шаманка сощурила и без того узкие щёлки глаз. Смотрела не на женщину, а за неё. За спиной гостьи — он, тот самый… из снов. Гардиан. Хранитель по-нашему. Просителей всегда кто-то сопровождал, она всех видела. Вели к ней своих подопечных за подсказками. Но он явился впервые.

— Здравствуйте, Баирма Эрдыниевна, — заговорила женщина и суетливо заелозила руками в большой сумке.

Баирма указала взглядом на второй деревянный стул. Женщина села и снова засуетилась. Достала из сумки бутылку молока, печенье, конфеты. Выложила на стол.

— Я не знаю, правильно ли, — заговорила быстро. — Сказали, надо сладкое принести и молоко, а как и что… я не знаю.

— Звать как? Пришла зачем? — рубила вопросы Баирма, а руки уже развязывали тесёмки бархатного мешочка.

— Дина я. Дом продать не могу. Уехать в Москву хочу, дочь уже там. А тут дом. Большой. Жалко бросить. Хороший. И продаю недорого. Покупатели приходят, нравится. А потом срываются. Три раза уже сделка сорвалась. Может, заговор какой? Может, прокляли?

— Э-э-э-э, глупые, всё вам проклятья да дьяволы мерещатся. В себе разберитесь сначала. — Шаманка презрительно фыркнула.

Она сжала в руках затёртую зелень бархата, прошептала что-то в сухие ладони и высыпала из мешочка россыпь цветных камней. Долго не рассматривала, и так всё ясно. Глянула лишь разок за спину Дины, в его глаза, чтоб удостовериться.

— Ты, — говорит Баирма, — давно к матери-то ходила?

— Я? — губы Дины растянулись в тонкую ниточку. — Сестра ходит. Как положено, на Радоницу была, убирала могилу.

— А ты? Чем на мать обижена? Чего простить ей не можешь?

Дина свела тонкие брови к переносице, задышала часто.

— Не обижена я. Нет времени просто.

— Врёшь мне, глупая. И себе врёшь. Ни признать, ни исправить не хочешь. Оттого тебя и не отпускают. Пока здесь все долги не закроешь, не видать тебе нового места.

— Что признать? И что уж теперь исправить? Она нас с Милкой на мужика променяла. Замуж пошла, а сестру я поднимала! А ведь сама девкой… девчонкой ещё была. Ребёнком! — покатые плечи затряслись нервной дрожью. — И я зла не держала, всё как должно сделала, когда… когда умирала мать — перед смертью простились, похоронили, памятник поставили…

— Но не простила…

— Да как? Как это простить?!

— А тут уж не моя забота. Я тебе задачу указала, а дальше как хочешь, так и решай. Хошь к мозгоправам вашим ходи, хошь в церковь. А не хочешь — не ходи никуды. Только камешек этот до самого конца протащишь, а потом по новой, в другую жизнь его поволокёшь. Пока не поймёшь — как… простить. Пока не простишь. Вот твоя задача. Артефакт твой (тьфу ты, шайтан, слово-то какое). Хошь верь, хошь не верь. Моё дело — передать.

Шаманка поднялась, развернулась спиной к гостье, пошаркала к промятому дивану. Когда обернулась, уже не было никого. Села грузно, клюку аккуратно приставила рядом. Вздохнула.

— Гардиан, — шёпотом позвала она. — Когда за мной-то придёшь? Уж девяносто девять лет тут. Отдохнуть хочу.

— Скоро, Ирма, скоро.

Примечания

1

Нагаса эжы — в переводе с бурятского «бабушка по матери».