Звезды Прибрежного. Литературный альманах №5, 2022 г.

Анна Андреевна Власенко

В сборник вошли стихи и проза членов литературного объединения «Прибрежные волны» и членов Калининградского регионального отделения Российского союза писателей.

Елизавета Большунас

Елизавета Большунас

Студентка юридического факультета Балтийского Федерального университета им. И. Канта, многократная получательница именных стипендий губернатора Калининградской области и главы администрации города Калининграда. Начала свое сотрудничество с 32-м литературным объединением со школьных лет, публикуя в его альманахах стихи и рассказы. Победительница и призер областных литературных конкурсов «Янтарное перо 2017, 2018, 2020», международного литературного конкурса «ЛиТерра БалтиКа-2019». Позади остались насыщенные школьные годы с многократными победами в городских и региональных олимпиадах по множеству школьных дисциплин, победами на региональном этапе гуманитарной олимпиады «Умники и умницы» и многих других интеллектуальных турнирах, завершившиеся достойным блеском золотой выпускной медали. Студенческая жизнь в ведущем ВУЗе родного города открыла новые возможности в познании мироустройства, постижении законов общественного развития и коммуникации. Литература по-прежнему остается средством самовыражения, зоной душевного комфорта и местом встречи с единомышленниками.

Большая рыба

(из жизни людей)

Она плыла, рассекая темную плотную воду вокруг. Прохладные потоки скользили по гладким блестящим бокам, их холод был приятен и придавал телу силу, словно пришедшую с самых дальних глубин. Вдруг снизу прямо под ней стала подниматься тень, вначале небольшая, лишь ощущаемая как упругость. С приближением тени ее охватило беспокойство, и тогда откуда-то раздался пронзительный крик.

От крика она проснулась. Приходя постепенно в реальность, огляделась в своей залитой солнцем комнате. Тёма тоже проснулся и сидел теперь за столом у окна, нисколько не страдая от нестерпимо яркого света, уткнувшись в свой планшет. Подойдя к сыну, ласково поцеловала его в затылок.

— Доброе утро, солнышко.

— Угум, — пробормотал Тёма.

Возле подъезда не успели разминуться с соседкой:

— Как дела? Погулять собрались? — голос соседки сочился медом, глазки бегали по Тёминому лицу. Добралась! Давно не видела, отсюда и такая искренняя радость, — А ты чего, Тема, не в лагере? Лето, каникулы. Моя внучка в лагерь на все 3 смены едет, только вот вернется с международного конкурса и поедет. Лауреатом стала, победителем! А ты, Тёма, что не едешь? Что за маму спрятался? Надо с детками играть, надо. Ну что молчишь?

Марина развеселилась, представив, что случилось бы с соседкой, возьми Тёма вдруг да ответь сейчас ей так, как обычно говорят в таких случаях не очень воспитанные пятнадцатилетние пацаны откровенно бесцеремонным теткам, сующим нос не в свое дело.

Когда — нибудь так и случится, но не сейчас. Пока Тёма сказать ничего не может, хотя ростом давно уже перегнал маму. Так и ходили рядом: раньше он был возле нее хрупким цветком, а теперь она при нем. Маринка — невысокая, стройная, с короткими яркими волосами, тонкими губами и строгими серыми глазами. Лицу ее не хватает беззаботности, чтобы быть неотразимо красивым. Быстрые глаза не любят пустой суеты, им некогда отражать свой внутренний мир, они всегда в поиске полезной информации. Каждое слово ее весомо и назидательно. Любит поучить, дать совет. Справедливости ради, она и вправду во многих вопросах весьма компетентна, станешь тут…

А начиналось все хорошо. Родился Тёма здоровым, проблем родителям не доставлял. Когда другие дети бились об углы, опрокидывали чайники и рвали книжки, он спокойно лежал на ковре между игрушек. Приехавшая в гости свекровь, взглянув на годовалого Тёму, заметила: «В глазки не смотрит, наверно будет отставать в развитии». Ох, и возмутилась тогда Марина! Но присматриваться стала, пытаясь поймать детский взгляд. Годам к трем начались походы по врачам, психологам, логопедам, дефектологам, гадалкам и знахаркам. Хваталась за каждую соломинку: вернувшись из очередного столичного центра, ехала к бабке в глухую деревню, где тратила целый день в очереди за заговоренной водой и тихой молитвой. Там, насмотревшись на увечных, неходячих, трясущихся детей, чувствовала себя почти счастливой, потому что Тёма хоть на своих ногах. Тратила огромные деньги на витамины, БАДы, нетрадиционные массажи, занятия со специалистами всех мастей. На сочувственные вопросы отвечала, что да, мол, помогает, динамика есть. Как заклинание повторяла слова врача из НИИ: «Интеллект у него не снижен, а речь мы рано или поздно вытянем».

Чтобы растормошить Тёму, отдала его рано в детский сад. Педагоги попались подвижники: одевали, кормили его с ложки: «Мы вытянем тебя, Тёма. У нас один мальчик из группы с задержкой психического развития потом закончил школу с серебряной медалью».

— Он заговорит, у него глазки умные. Немного не готова гортань, это бывает. Для таких детей главное — вложить в них побольше информации, пока их контакт с миром ограничен, — уверяли логопеды, и она стала постоянным покупателем в магазине развивающих пособий. Продавщицы ласково улыбались: «Возьмите еще вот это. А про домашних животных у вас есть? А овощи, цветы, морские обитатели, транспорт? Он у вас наверно вундеркинд?!».

По пути обросла такими же подружками по несчастью. Странная у них была дружба. С некоторыми она виделась лишь единожды, при знакомстве, а потом — звонки, звонки на годы. Редкие случайные встречи, разговоры на одни и те же темы: кто заговорил, у кого припадки, что пьете, к кому водите на занятия. Никаких походов в гости, посиделок в парке, пока дети весело резвятся. О чем вообще говорят нормальные женщины в возрасте от 25 до 40? Наверно про успехи детей, про мужчин, липоксацию, наращивание ресниц. Да из них и маникюр-то никто не делал, из одежды — джинсы и тапки, на голове — короткие стрижки и хвосты. Маринка еще умудрялась бегать риэлтором, а многие не могли себе позволить такую роскошь как зарабатывание денег, неотлучно находились при своих детях.

Есть среди них и простушки, и дамы с университетским образованием, которое им не пригодилось. Есть семейные и свободные. У кого-то есть еще дети, а у кого-то — нету. Некоторые вообще никогда не встречались, знакомы заочно через подруг, а встретившись где-нибудь в санатории, безошибочно узнают друг друга и чувствуют себя родными людьми.

Девчонки щедро делились своим горьким опытом. Стоило появиться в городе нетрадиционно мыслящему специалисту в области медицины, педагогики или творчества, как о нем уже знала вся тусовка и шустро вставала в очередь на прием. Как знамя несли слова одной докторши, кандидата наук: «Прогноз в большинстве таких случаев — благоприятный. Иначе, что стало бы с миром, если бы подавляющее большинство детей, имеющих подобные проблемы, не выправлялось». Передавали из рук в руки массажистов и логопедов. Рекомендовали остеопатов и гомеопатов, неврологов и психологов. Водили на занятия к художникам и музыкантам, проникать в тайны мозга через прекрасное. Короны с некоторых заумных голов тоже быстро снимали, в два счета оценив компетенцию этого «специалиста»: «Она на полном серьезе считает, что аутизм по своей природе — это невроз. Это же теория семидесятых годов прошлого века! А та, другая, поинтересовавшись, чем мы аутизм лечим (как будто его можно вылечить), начала впаривать биодобавки».

Есть в тусовке несколько прочных ниточек, связующих звеньев, на которых и держится вся эта странная подвижническая дружба. Одна из них, безусловно, Маринка. В очередном научном центре, не стесняясь, подробно рассказывает про проблемы других детей, добросовестно записывает и передает потом мамам драгоценную информацию.

Еще есть Юлька, мама Маши, редкой красавицы с абсолютным слухом и прекрасным звонким голосом. С мужем она развелась много лет назад, из-за его алкоголизма, так не шедшего к красивой наружности, образованности, молодости. Он сломался, не смог жить с вечным грузом, и дальше Юлька потащила их общую ношу одна. Живет она с родителями, не работает, времени у нее побольше, вот и «держит» тусовку, через нее сходятся все ниточки, идет обмен информацией. В крепкой Юлькиной памяти разложены по полочкам драгоценные знания, извлеченные из их общего опыта, золото, выпаренное из их крови. Лежит и ждет своего случая, когда кому-то пригодится. На, бери и пользуйся.

Однажды детский сад облетела радостная весть: «Тёма стал произносить звуки». Ему тогда было лет пять. Маринка привезла Тёму в сад сразу из аэропорта. Воспитатели и няньки толклись в небольшом холле у кабинета заведующей. «Стал повторять звуки.… Тёма… звуки..». А Маринка так всех любила, всем улыбалась и повторяла: «Я как во сне, как во сне». Логопеды побросали свои занятия, обменивались только им понятными профессиональными словечками, обсуждали, что же-таки помогло — целебные грязи или аппаратная стимуляция речевого центра. Одна из нянек уверяла, что дело все в освященной воде, на которую нашептала целительница. Пришедших в тот вечер за детьми родителей встречали новостью: «Наш Тёма заговорил». «Хоть не зря каждый год возит его везде за такие деньги», — замечали мамаши. И никто не сомневался, что теперь-то точно все будет хорошо.

А многообещающего продолжения не последовало. И в глазах педагогов появилось разочарование и сомнение. Прозвучало тяжелое слово «Откат». Тёма по-прежнему безучастно лежал на полу, обнимая мягкую игрушку, или выстраивал предметы без какой-либо закономерности в линию во всю длину комнаты. Пропал даже указательный навык. Марина целовала его в серые умные глазки, в его протяжном «ммм» только ей слышалось «мама».

От мысли об обучении постепенно пришлось отказаться. Тёма был слишком трудным ребенком даже для специализированного учреждения. «На уроке мычит, дети оборачиваются, смеются, не могу вести урок», — сокрушалась учительница. Период мычания «лечили» жеванием. Когда он начинал мычать в присутствии посторонних людей, у Марины всегда был наготове шоколадный батончик. От них он и тянул теперь на сто килограмм.

Юлька свозила свою Машу в дельфинарий, и та вскоре выучила таблицу умножения, которая не давалась ей год, а еще начала рисовать всякие схемы, в которых мать с удивлением узнала перекрестки неподалеку от их дома, со всей разметкой и знаками. В хоровом кружке в школе-интернате она удивила всех своим вокалом. Юлька светилась счастьем, и потянулись в дельфинарий наши люди. Степа начал держать в руках ложку. У Алины хоть на время закрылся вечно перекошенный рот, окрепли ноги. Не все могли себе позволить такие траты, и начались разговоры про благотворительные фонды. Точнее, мечты про фонды. И таяли на счетах у мам накопленные инвалидские копейки.

Маринка общей эйфории не разделяла. «Доверить ребенка этой махине, рыбе? Что? Животному? Тем более!». Несмотря на долгий свой путь вдоль глухой стены, она верила больше в достижения передовой медицинской мысли, чем в кровный животный инстинкт.

Целыми днями Тёма был при ней. Ходили гулять в парк возле дома. Вечером, оставив его на попечение мужа или старшего сына, убегала по своим риэлторским делам.

После одной истории от парка пришлось отказаться. Тёме тогда было лет 8. С горок на площадке скатывались, кряхтя, несколько малышей. Взрослые на лавочках общались со своими телефонами. Марина с Тёмой отошли подальше, к городку для детей постарше. Обычно робкий в присутствии детей, тут Тёма достаточно уверенно стал обследовать территорию, а потом заметил мальчика своего возраста, действия которого стал копировать. Сын так же, как и незнакомый мальчик съехал с горки, поднялся и побежал. «Парк рядом с домом — это просто счастье», — блаженствовала Марина. И лишь детский плач нарушил эту идиллию. Непонятно откуда вдруг взявшийся малыш лет трех сидел у подножия горки, по которой только что скатился Тёма, и ревел. Марина, не спускающая глаз со своего ребенка, не заметила, откуда тот взялся и почему заплакал. Детскими воплями и ревом на горке никого не удивишь, поэтому малыш долго добивался внимания своей мамы, болтающей по телефону, перейдя от хныка и писка к сокрушительным рыданиям.

— Мальчик меня толкнул, — чистым на удивление голосом выговорил малыш, ткнув пальцем на подошедшего с Мариной Тёму.

— Какой мальчик, этот? — Молодая мама вытерла слезы с хорошенькой детской мордочки, осторожно коснувшись платком покрасневшей царапины над бровью.

— Я стоял, а он толкнул, — подтвердил малыш.

— Он не толкал тебя. Он просто съезжал с горки, а ты в это время подошел, — дружелюбно, но уверенно сказала Марина.

— Подойди сюда, — обратилась к Тёме молодая женщина и, заметив настороженность Марины, объяснила с улыбкой, — Я не хочу никого ругать. Я только хочу разобраться.

Льдинка, коловшая Маринкино сердце, мигом растаяла. «Какая молодая и красивая, — оглядывая незнакомку, думала Марина, — И тактичная. И малыш у нее замечательный, такой развитый, говорит чудесно».

Тёма тоже улыбнулся и доверчиво протянул свою руку навстречу открытой взрослой ладони. Именно этот Тёмин жест — подать в ответ руку и давал Маринке надежду уже много лет. «Аутист ни за что не даст руку никому, кроме мамы», — вспомнила она слова одного из многочисленных психологов.

— Привет, как тебя зовут? Сколько тебе лет? Во что играешь? — присела перед Тёмой незнакомая женщина. Он стоял, глядя с осторожностью на свою руку, отпущенную ею.

— Он мог нечаянно задеть вашего малыша, скатившись с горки, — обеспокоенно вмешалась Марина, — Но точно не толкал. — Она поискала глазами поддержки у присутствующих, может кто-то видел. Молчание. И тот чужой мальчик постарше куда-то подевался.

— Я хочу только разобраться, услышать от него самого. Ну что ты молчишь? Ты в школу уже наверно ходишь? Тебя не научили взрослым отвечать? — В голосе появился холодок.

— Не надо его ни о чем спрашивать. Я следила за каждым его шагом, он никого не толкал. Честное слово. Он…просто не сможет вам ничего ответить.

— Почему?

— Ну, просто он такой ребенок, это его особенность. Понимаете, задержка развития, он не может доступно объяснить.

Красивые накрашенные глаза округлились:

— Что? И вы привели в парк, где гуляют нормальные дети такого ребенка, который не отвечает за свои поступки? — Злоба и презрение исказили лицо.

Марину тоже так просто не пронять:

— Да он не сделал ничего такого, за что ему нужно отвечать, — возмутилась она. — Вы зачем пустили своего ребенка на эту горку, она для детей от семи до двенадцати лет, вот написано.

— Мой ребенок развитый, коммуникабельный, прекрасно общается со старшими детьми, а твой — социально опасный! Еще я тебя буду спрашивать, куда мне ходить?! — уже не сдерживаясь, орала женщина. — Ты за своим дебилом смотри. Ему здесь вообще не место среди нормальных детей. Его надо держать в клетке, поняла ты, свинья, в клетке, в изоляции.

Малыш на ее руках притих. Тема, не переносящий не только крик, но и всякую эмоциональную речь, убежал куда-то. Все пялились на них, придвинувшись на ближайшие скамейки. Марина почувствовала тошноту. «Скорее увести, скорее». Она нашла глазами сына и, взяв за руку, повела к выходу. Молодая мамаша с ребенком на руках шла за ними по пятам:

— Из-за твоего урода мой сын получил психологическую травму. Иди отсюда, овца, пока я…

В спину как дротики летели злые слова: «овца», «свинья», «корова». У девушки явно животноводческие наклонности. «Это не со мной происходит, это не про меня», — твердил внутренний голос самосохранения.

О том случае в парке Марина рассказала лишь Юльке.

— Ты про закон парных случаев в психиатрии слышала? Так вот, из области парных случаев… — в ответ поделилась Юлька. — Дима в санатории с бабушкой был, пришлось забрать раньше. Когда все пошли на обед, уселся он на единственные качели на территории. Бабушка побежала в столовую забрать еду в палату. Пока она ходила, а это минуты 3, его, ревущего, уже привела туда делегация родителей. Вцепился, говорят, девочке в волосы. Стала расспрашивать, как он мог в нее вцепиться, он же на качелях катался, и рядом никого не было. Никто слушать не хочет, убирайте, говорят, своего неадекватного ребенка. Дима трясется весь, дрожит. Бабушка потом из него вытянула, что подошли дети, человек шесть: «Слезай, дебил», а потом остановили качели и стали его стаскивать насильно. Он и вцепился в ответ в первого попавшегося. Так делегация пошла к главному врачу, девку, типа откачивали, отпаивали валерьянкой, стресс пережила. Требовали, чтобы Диму с бабушкой выписали из санатория, раз она за ним не смотрит, агрессивный, говорят, чего от него ожидать можно. Администрация предпочла расстаться с одним беззащитным ребенком, чем выяснять отношения с кучей активных родителей. Вот и попросили вежливо, дескать, мальчику не на пользу пойдет дальнейшее пребывание. Это уж точно. У Димы такой откат случился.

Маринка помнила Диму. Из нашей команды, пожалуй, самый перспективный. Учится индивидуально, лучше сверстников. С детьми, правда, контактировать не может, но с интересом наблюдает.

— Вот и думай, кто ненормальный. Кстати, Дима ведь тоже ездил к дельфинам, — продолжала Юля. — Речь заметно улучшилась, научился шнурки завязывать.

Для пляжного отдыха выбрали далекий уголок песчаной косы, не пожалев бензина. На стоянке кроме знакомых «лошадок» подруг оказался сверкающий внедорожник со столичными номерами. Ну ладно, уйдем подальше. На прекрасном пустынном пляже на берегу моря выделялось лишь несколько фигурок людей. И они бы не тащились в такую даль, если бы не их особенные дети. Расположились все обособленно, в десятках метров друг от друга, чтобы не мешать. Чужаков с джипа видно не было.

Десятилетняя Алина уже час бросала в воду камешки, стоя на берегу. Ее мама, Женя, на 7-м месяце, сидела на песке. Вся тусовка следила за этой беременностью: в Женькином чреве притаилась их общая надежда на то, что природа лишь единожды дала сбой, что причина нездоровья их деток в тяжелых родах, в неизвестных инфекциях. И надежда эта росла вместе с животом, и сейчас она была совсем большая, просто громадная.

Неподалеку расположились Степа с родителями и старшим братом. Степина мама бросила престижную работу, когда настало время выходить из декрета и стало ясно, что ни о каком детском саде не может быть и речи. Степа почти не говорил, только кричал неразборчиво. Пока брат играл с папой в мяч, а мама ставила палатку, Степа вылез из надувного бассейна с морской водой и потихоньку ушел вдоль берега.

Юлькина Маша, не замечая других детей, прошла к воде и отшатнулась с криком: у берега виднелись прозрачные сгустки медуз. Денис ходил кругами по песку, не разрешая своей маме сесть. Как только та устало приземлялась на песок, он вонзал ногти в свое и без того поцарапанное лицо. Аня уговаривала Матвея с посиневшими губами вылезти из воды.

Степина мама, закончив с палаткой, обнаружила сына шагающим далеко по кромке моря и понеслась за ним. Назад она вела его добрых полчаса, он вырывался и снова убегал. Когда подошли поближе, и стал слышен его недовольный пронзительный крик, Маша с визгом зажала уши руками. Алину увели от воды, и она теперь бросала камни в песок. Матвей, вытертый и переодетый, с воплями рвался опять в море. Марина легла на одеяло вниз лицом и закрыла глаза…

За пару часов на море она перекинулась лишь несколькими словами с подругами, каждая смотрела за своим ребенком. Дети же не замечали друг друга: никаких общих игр, каждый был в своем автономном плавании. Едва уняли Степу, усадив его в бассейн с нагретой водой, ор подняла Алина, потом Денис. Тише всех вел себя Тёма, апатично жующий орешки. Марина, не выпуская его из вида, подошла к Алине, чтобы помочь Женьке, и теперь пыталась научить девочку насыпать песок в ведерко.

Мама Дениса, не выдержав двухчасового непрерывного хождения под жарким солнцем, наконец просто упала на покрывало со стоном. Денис тут же бросился к ней и с криком и слезами вцепился ей в волосы. С трудом она оторвала его руки от своей головы, в трясущихся кулаках остались целые пряди русых волос. Женщина, не сумев сдержать слез, уговаривала сына успокоиться, обнимала и целовала его, но он продолжал биться в ее руках, пока она не поднялась на ноги.

Тут из-за ближайшей дюны показалась голова в розовой широкополой шляпе, потом другая, в сдержанном элегантном уборе. Головы вместе со всем остальным продефилировали в сторону Дениса и его мамы. Симпатичная, очень ухоженная взрослая женщина решительно подошла к ним:

— Мы давно наблюдаем за вами, и я хочу сказать, что прежде, чем контролировать таких детей, нужно научиться контролировать самих себя. Вы совершенно не умеете этого делать, вы сами неуравновешенная и во многом провоцируете своего ребенка, распустили его. Нельзя допускать, чтобы он бил вас. Что будет дальше?

В этот момент она увидела подползающую Алинку с открытым ртом и перепачканным песком лицом и повернулась в сторону Женьки:

— Вы бы хоть умыли ребенка, как так можно, у нее песок во рту. Это же безобразие какое-то! И мать спокойно смотрит! У меня внуки такого возраста как ваши дети.

Последнюю фразу тетка произнесла явно с подтекстом, вот мол как я хорошо сохранилась, и не подумаешь, что у меня внуки. Нашим-то девкам не до ухода за собой, все в тот момент выглядели как взмыленные клячи. От этих нравоучений просто оторопели, словно получили по пощечине.

— Вы же ничего не знаете о моем ребенке! Я делаю все, что могу, — Попыталась защититься мама Дениса с заплаканным уставшим лицом.

— Нужно взять себя в руки, самой быть спокойной и уравновешенной. Обратиться к специалистам, которые работают с проблемными детьми. Они вам объяснят, что проблема всегда заключается в родителе. — Парировала тетка.

И это после десятков «специалистов», по которым прошлись наши девчонки! Да уже, не только красивая, но и умная! И при ней такой же муж. Тот даже в трусах выглядел так, будто на нем добротный костюм, застегнутый на все пуговицы. Приличные, в общем, люди, и разбираются во всем.

— А разве Вашего совета кто-то спрашивал? — Сдержанно и даже вежливо поинтересовалась Марина с недобрым блеском в глазах.

К месту разговора уже спешила Юлька. Теткин номенклатурный муж забеспокоился, видно представив возможность простой физической расправы со стороны аборигенок:

— Не надо, не связывайся, пойдем.

Но той явно хотелось продолжения. У нее—то все хорошо, значит, она в жизни все делает правильно, поэтому может кого-то поправить. Ее еще и благодарить должны.

— Вы находитесь в общественном месте! Думаете, кому-то интересно смотреть на эти концерты? Если не можете воспитывать детей, лучше предоставьте их профессионалам. — Муж тянул ее в сторону, и тетка нехотя подчинилась.

Марина с облегчением повернулась к своим и увидела, что Женька тихо плачет.

На море не наездишься, нужно место для прогулок. Нашли недорогой участок в садовом обществе с домиком и фруктовыми деревьями, на городском автобусе можно доехать. Пришлось, правда, отказаться от покупки новой машины. И началась для Маринки прекрасная дачная жизнь, залив, сосновый бор, тишина и покой. Вокруг тихо возились на грядках пенсионеры. Тёма целыми днями сидел в саду на качелях. А на случай плохой погоды был планшет с парой закачанных игр, по экрану которого он задумчиво водил пальцем.

Потом сменились владельцы на соседнем участке, началась бурная стройка нового дома. Тёма стал неохотно выходить в сад. Пришлось поменять дислокацию качелей. Марину окликнула новая хозяйка участка, женщины познакомились, периодически болтали у забора о клумбах, соленьях и вареньях. Однажды проходящий мимо Тёма проигнорировал дежурный вопрос соседки, и она проводила его долгим заинтересованным взглядом.

Как-то копошась у забора, Марина случайно услышала, как десятилетний сын соседки на вопрос своего товарища о том, что это за мальчик на качелях, многозначительно заявил: «А, это дебиловый ребенок». На следующий день, выбежав в сад на Тёмин крик, увидела его бегущим к дому, а мальчишек за забором — кидающими в него недозрелыми яблоками.

Наутро она уже звонила по объявлениям, договариваясь об установке двухметрового бетонного забора. На него ушла Тёмина инвалидская пенсия за 10 месяцев.

Год тогда выдался тяжелый. Алину вымотали бесконечные эпилептические припадки. Женька металась от нее к новорожденной Надюшке, таскала обеих по врачам и отмалчивалась от вопросов подруг.

У Юли в семье в короткий срок умерли один за другим все мужчины: дядя, бывший муж и отец. Теперь она сама косила на даче траву, копала огород, ремонтировала теплицу, пока гиперактивная Маша без устали прыгала на батуте.

Дима и Денис, единственные из наших, учились в общей школе на индивидуальном обучении. Матвей, которого родители всячески стремились социализировать, пытался сам ходить в магазин за покупками. Все чаще он приходил домой оплеванным и испачканным — дети из ближайших домов не давали ему прохода. Его родители в своем небольшом городке — люди не последние, держат гостиницу, не раз пытались поговорить с соседями: уймите своих, пусть не трогают ребенка. Соседи, томно отдыхающие в уютном общем дворе, благоустроенном на средства родителей Матвея, благосклонно соглашались, потихоньку посмеиваясь, что богатые, мол, тоже плачут, и даже за большие деньги ума сыну не купишь.

Ночью Юлькин взволнованный голос:

— Машку везут на скорой в психушку. Мать с ней, а я следом на машине еду и потеряла их. Марина лаконично сориентировала подругу, минут двадцать «вела» ее по загородному шоссе, поселкам, лесным дорогам к детской больнице, ни разу не спросив, что случилось.

Юлька не звонила и не писала. Осторожные редкие Маринкины звонки сбрасывала, на смс ответила лишь единожды: «Потом». Шли недели, месяцы.

Что-то надорвалось внутри, расстроилось. Дети их выросли, и с каждым годом шансы на выправление уменьшались, стало понятно, что ничего не изменится. Они вошли в сложный возраст, называемый пубертатом, и ломало их от новых невыразимых ощущений, и ломало вместе с ними их мам, плоть от плоти. Наступили бессонные ночи, страхи за будущее. Мир не хотел принимать их детей. Марина с радостью отдала бы руку, ногу, что еще.. всю жизнь, только за то, чтобы Тема научился хоть немного объясняться и себя обслуживать. Только кому отдать? Уныние пустило в нее свои корни.

Однажды во дворе налетела на мужика, чуть устояв на ногах. Оказался знакомый, одноклассник, сын соседки. Оглядев ее, Андрей не удержался:

— Ты совсем замученная. Есть проблемы? — А потом видно вспомнив, — Трудно тебе с ним?

В дельфинарии Тёма, одетый в гидрокостюм, послушно, без эмоций, дотрагивался до прохладной блестящей спины самого покладистого афалина Джесси, лежащего у края бассейна. Марина старалась как могла, гладила Джесси, рисовала с ним, целовала подвижную острую мордочку, приговаривая: «Посмотри, какая большая рыба!». Потом Тёму опустили в воду с инструктором. Бледное круглое лицо, обтянутое капюшоном, мелькало среди темной воды. Тёма был послушен, не вырывался из рук инструктора и не орал, как некоторые, но при этом был абсолютно равнодушен, как будто не видел ничего необычного в холодной мокрой среде с огромным подвижным телом поблизости. Против желания она стала переводить занятия в доллары, а доллары в Тёмины пенсии. Печальная получалась бухгалтерия.

На последнем занятии к ней подошел инструктор:

— Мы хотим подарить Вам, лично Вам, один сеанс дельфинотерапии. Переодевайтесь.

Отговориться не удалось, хотя такой подарок ей ни к чему. Пришлось одеться в костюм и лезть в воду. Плавание не было ее стихией, но сейчас грудь крепко обхватывал спасательный жилет, давая ощущение безопасности, и она двинулась от бортика бассейна, с беспокойством ища глазами Джесси.

Она плыла, рассекая темную плотную воду. Вдруг снизу прямо под ней стала подниматься тень, вначале небольшая, лишь ощущаемая как упругость. С приближением тени ее охватило какое-то беспокойство, но афалин вынырнул в стороне, едва задев ее брызгами, после чего стал сближаться. Это оказалось страшно, быть во власти огромного существа, ударом хвоста способного вышибить ей мозги, и афалин, чувствуя ее страх, деликатно подплывал то с одной стороны, то с другой, поддевал длинным блестящим носом, тыкался в руки, предлагая поиграть. Марина обхватила блестящее туловище одной рукой, и они поплыли. Прохладные потоки скользили по ее гладким блестящим бокам, их холод был приятен и придавал телу силу, словно пришедшую с самых дальних глубин. Наплававшись кругами, дельфин вдруг выскользнул из-под ее руки, и она, лишившись опоры, начала вращаться в водовороте, образовавшемся от его мощных движений. В голове тоже все пришло в движение, мысли смешались. Джесси поддавал ее телом то с одной стороны, то с другой, своим касанием заставляя отлетать в стороны, погружаться и выскакивать из воды.

Когда вблизи ее лица оказался его глаз, Марина, посмотрев в него, поняла, что ему не нужно ничего рассказывать, он и так все давно про нее знает: почему и для чего, и если мог бы, то обязательно рассказал, объяснил, но сказать он не может, как ее Тёма. Проплывая мимо, Джесси приподнял ее и, ударив в стороне хвостом, обдал веером брызг. Закрутившись в плотной волне, Марина захотела ему сказать, как больно и тяжело, и что же ей дальше делать, и вспомнить все: и про овцу, и про дебила в клетке, и беспомощность врачей, и многое, многое другое. Но он опередил ее, и раздался его пронзительный крик, напоминающий кошачий, что да, мол, все знаю. И тогда она тоже открыла рот и неожиданно для себя ответила ему в ответ таким же ультразвуком, на невиданной частоте…

Конец ознакомительного фрагмента.