Ледяной викинг

Анна Антонова (2024)

Ира не чувствовала себя счастливой. Казалось, жизнь потеряла яркие краски и вернуть их может только чудо. Учеба, занятия танцами, хор в школе — ничего не приносит радость. Однажды вечером девушка впервые надела коньки и оказалась на льду. Она испуганно замерла у бортика, когда на помощь ей пришёл незнакомый парень. Сначала он совсем не понравился Ире, но потом… Встреча на катке стала не единственной. Любое общение с Денисом вызывало у Иры бурю эмоций. В какой-то момент девушка задумалась, как она относится к новому знакомому. Стоит ли начинать с ним встречаться? Ведь внезапно выяснилось, что Денис — не единственный парень, которому она нравится. А жизнь, оказывается, полна ярких событий!

Глава 2

Соль во второй октаве

Утром, едва я вошла в вестибюль, мой взгляд зацепился за яркое объявление на стенде:

НОВЫЙ НАБОР В ШКОЛЬНЫЙ ХОР!

ПРОСЛУШИВАНИЕ СЕГОДНЯ В 17.00 В АКТОВОМ ЗАЛЕ

— Елина, что зависла? — окликнул проходивший мимо мой одноклассник Ерохин. — Хочешь в хор записаться? Давай, мы придем поржем!

— Иди ты… своей дорогой, — отмахнулась я.

Несмотря на задиристый характер и почти никогда не закрывающийся рот, Ерохин был представителем отряда «шут классный обыкновенный» и потому особой опасности не представлял. О том, что он выполнит свою угрозу и придет на прослушивание, тоже можно было не беспокоиться — ясно же, это обычный треп в стиле «что вижу, о том и пою». То есть, петь-то он, кажется, как раз и не собирается… В отличие от меня.

Проторчав у объявления, я едва не опоздала на химию — влетела в класс, когда учительница уже водила глазами по журналу, выбирая жертву для вызова к доске. Я водрузила рюкзак на парту и даже не успела опуститься на стул, когда услышала:

— Елина!

Вот она, месть за опоздание! Так и не успев сесть, я оставила рюкзак прямо на столе и направилась к доске.

— Виды растворов, — объявила химичка, и я облегченно вздохнула.

Тема совсем легкая, я ее даже не учила — запомнила на предыдущем уроке. Бодро отрапортовав все, что знала, я вдруг вздрогнула от внезапной догадки: училка не успела рассказать нам об эмульсии и суспензии, велев прочитать о них в учебнике самостоятельно, а я этого не сделала!

— Следующий вид раствора — эмульсия… — неуверенно начала я, но химический бог вдруг смилостивился надо мной.

— Я вижу, что ты знаешь, — прервала учительница. — Садись, пятерка.

Не веря своей удаче, я убралась за парту, наконец-то села и стянула вниз рюкзак. А потом шепотом поделилась с Ленкой, моей подружкой и по совместительству соседкой по парте:

— Представляешь, эмульсию с суспензией я как раз и не знала!

— Дуракам везет, — философски отозвалась она.

Я не обиделась, все еще пребывая в эйфории от неслыханного везения.

— Видела объявление о хоре? — спросила я. — Давай пойдем, поприкалываемся?

Предлагать идти прослушиваться в хор на полном серьезе мне было как-то неловко.

— Пойдем, — неожиданно согласилась Ленка, и я вспомнила, что она пару лет назад окончила музыкальную школу.

Я тоже посещала это славное образовательное учреждение целых четыре года. Поступила я туда совершенно самостоятельно — в нашу подготовительную группу детского сада пришли преподаватели и по очереди вызывали всех в актовый зал на прослушивание. Видимо, мои данные никого не поразили — меня приняли со странным статусом кандидата.

В шесть я не понимала толком, что это значит, и была страшно довольна. Придя домой, я с гордостью заявила, что поступила в музыкальную школу и теперь кандидат. Мама и бабушка надо мной посмеивались, но в сентябре послушно отвели в музыкалку. Она располагалась в небольшом одноэтажном здании, стареньком, но очень уютном, со скрипящими деревянными половицами и окнами, выходящими в заросший садик.

Учиться мне нравилось и бросать музыкальную школу я не хотела, хотя никакими успехами похвастаться не могла. Целый месяц играла одну и ту же пьесу на специальности. На уроках сольфеджио за музыкальные диктанты — когда задавали записать нотами сыгранную преподавательницей мелодию — никогда не получала выше тройки. На хоре, когда мы разучивали итальянскую песню «Санта Лючия», не смогла взять соль во второй октаве.

В итоге, когда стали готовить отчетный концерт, меня решили на него не брать. В конце урока учительница раздавала всем униформу — синий бант в белый горошек и ленточку, чтобы завязать его на шее под воротничком белой блузки. Так, по замыслу школы, хор выглядел бы единым коллективом. Дойдя до меня, училка помедлила и прошла мимо со словами:

— А тебе еще рановато.

Каким это стало ударом! К хоровому пению я была в общем и целом равнодушна — объектом моих мечтаний являлся бант, в котором мне ужасно хотелось покрасоваться на сцене.

Я вышла из класса, от расстройства не замечая ничего вокруг, оглушенная и потерянная. Меня одну не взяли на отчетный концерт! Я пою хуже всех и недостойна даже выступления в хоре!

Дойдя до раздевалки, я решительно повернула обратно. Я этого так не оставлю! Вернувшись в класс, я робко попросила собиравшую ноты учительницу:

— Возьмите меня, пожалуйста, на концерт! Я буду очень стараться.

— Ну ладно, — она махнула рукой и выудила из пакета заветный бант: — Держи.

Вне себя от счастья, я поблагодарила ее и поскакала одеваться. Все же на концерт и надену синий бант в белый горошек! Вопрос несоответствия моих вокальных данных общему уровню волновал меня в последнюю очередь.

Я благополучно выступила на отчетном концерте, где покрасовалась в белой блузке и пресловутом банте. Вряд ли я сильно испортила своим неидеальным пением общее звучание, зато очень порадовала пришедшую поглядеть на меня маму.

А злосчастный бант постигла печальная участь: гладя его перед тем, как вернуть, мама поставила утюг на слишком большую мощность и сожгла. Мы аккуратно обрезали обгоревший край и смотали его так, чтобы ничего не было заметно. Я страшно переживала, но учительница собрала банты не глядя, чем спасла меня от позора.

Так, ни шатко ни валко, я отучилась в музыкалке целых четыре года. В последний год моего посещения этого заведения мама поставила условие:

— Если экзамен по специальности в конце года сдашь на три, я тебя из музыкальной школы забираю. Какой смысл время терять, если ты все равно заниматься не хочешь?

Заниматься я и правда не особенно хотела, но бросать музыкальную школу — тоже. Я не поверила маминым угрозам и продолжила учиться в прежнем режиме. В мае закономерно сдала экзамен по специальности на трояк — видимо, поставить мне два там просто не могли, хотя я этого вполне заслуживала. Тогда-то я и убедилась, что мама вовсе не шутила!

Дома разразился грандиозный скандал с криками и слезами, но он ни к чему не привел — мама осталась непреклонна. Напрасно я клялась и божилась, что на следующий учебный год непременно исправлюсь. Я уже обещала это много раз и, честно говоря, сама себе не верила.

Когда ссора утихла, я вышла на улицу. В полном одиночестве гуляла по двору и никак не могла поверить — неужели я больше в музыкалку не пойду? А ведь совсем недавно мы с мамой покупали нотные тетради…

Только одно воспоминание грело мое сердце — мальчишка, ходивший со мной в один класс по сольфеджио. Ни он, ни я не блистали идеальным музыкальным слухом. Мы, троечники, интуитивно старались убраться подальше от учительского пианино — за последний стол у шкафа. Так как сидеть мальчику с девочкой было некомильфо, опоздавшему приходилось устраиваться где-нибудь в другом месте.

У мальчишки имелось преимущество — в том же кабинете он занимался специальностью, и опередить его в этот день было невозможно. Когда являлась я, он уже победно восседал за последним столом и оттуда с вызовом смотрел на меня. Отыгрывалась я на втором уроке сольфеджио в неделю — специально приходила пораньше, чтобы занять заветное место, и тогда уже наступала моя очередь торжествовать.

Однако сидеть за последним столом было так удобно, что вскоре мы с ним плюнули на школьные условности и садились рядом с тем, кто пришел раньше, вызывая удивленные взгляды и перешептывания девчонок. До обвинений во влюбленности дело не дошло, но повод для сплетен мы подарили серьезный, хотя все наше общение сводилось к списыванию во время музыкальных диктантов. А так как ни он, ни я толком не умели их писать, то просто копировали друг у друга ошибки, за что нас потом здорово ругала учительница…

Такой у меня имелся не слишком удачный опыт приобщения к музыкальному искусству. Видимо, в глубине души я чувствовала некоторую неудовлетворенность, поэтому и предложила Ленке посетить прослушивание — естественно, в порядке прикола. Представить себе, что кто-то из нашей школы явится записываться в хор добровольно и на полном серьезе, я не могла.

Однако когда мы после уроков заявились в актовый зал, я была неприятно удивлена. На первом ряду сидел народ — конечно, одни девчонки, — но никто и не думал прикалываться. Все послушно подходили по очереди к тетеньке за роялем и пропевали сыгранные ею ноты и их сочетания. Мы устроились подальше от сцены, поближе к выходу, чтобы в случае опасности можно было незаметно скрыться. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Куда я попала? Сейчас меня и отсюда вышибут с позором…

— Может, пойдем? — шепотом предложила я, но было уже поздно — тетя нас заметила.

— Девочки в последнем ряду, — позвала она. — Хватит прятаться, идите сюда!

Мы нехотя поднялись и подошли к ней. Ленка поднялась на сцену, непринужденно встала у рояля и блестяще исполнила все, что сыграла ей тетя.

— Очень хорошо, — похвалила та. — Кто у нас еще остался?

Поняв, что не осталось никого, кроме меня, я встала и, как на заклание, побрела к роялю. Первая же спетая нота показала даже мне самой — чуда не произошло, за прошедшие после музыкальной школы несколько лет я чудесным образом не научилась петь. Голос дрожал, и даже мне было слышно, что я безбожно фальшивлю.

— Хорошо, — уныло проговорила тетя тоном, явно говорившим об обратном. — Ну что ж, один голос мне очень понравился, — она кивнула на Ленку. — А в целом вы молодцы, я никого отсеивать не буду, беру всех.

И тут от входа в актовый зал раздался мальчишеский голос:

— Я не опоздал?

— О, хоть один юноша появился! — обрадовалась хоровичка. — Пожалуйста, проходите, молодой человек!

— А с нами она по-простому, на «ты», — шепотом поделилась я с Ленкой.

Та только фыркнула.

— Сейчас наконец поприкалываемся! — потерла ладони я. — Представляешь, как он сейчас будет распеваться?

Но меня ждал облом — поприкалываться не удалось.

— Правда, прослушивание уже окончено, — продолжала щебетать тетя за роялем. — Но я и так верю, что у вас прекрасный голос и слух, иначе вы бы сюда не пришли!

— С какой стати? — громко возмутилась я.

Ленка толкнула меня локтем в бок, и я невольно умолкла.

— Ты это слышала? — уже тише осведомилась я и передразнила хоровичку: — «И так прекрасный голос!» А если ему медведь в детстве на ухо наступил?

— Зачем тогда приходить? — резонно спросила подруга.

— По глупости или по приколу.

«Как я», — хотела добавить я, но вовремя остановилась.

Ленка взглянула на парня и быстро отвела глаза.

— Дураком не выглядит, — вынесла она свой вердикт. — Значит, или раньше музыкой занимался, или просто очень в себе уверен.

Я скользнула по новичку смазанным взглядом, чтобы он не почувствовал к себе повышенного внимания, и обомлела. В реальной жизни я еще таких красавчиков не видела, только на экране! Классические черты лица римского легионера, тонкий взгляд холодных стальных глаз, темные волосы чуть длиннее принятого довершали образ.

— Это вообще кто? — озадаченно пробормотала я. — Вроде я его раньше в школе не видела.

— Может, новенький? — предположила Ленка.

Нашу увлекательную беседу прервал голос преподавательницы:

— На сегодня все свободны. Жду вас завтра в это же время на первое занятие!

Я плелась домой, цепляя ногу за ногу. Почему никак не получается открыть, в какой сфере у меня талант? Вот и сегодня получила очередной щелчок по носу! За что ни возьмусь, ничего не выходит. Может, мне уже хватит пробовать то одно, то другое, надо сосредоточиться на чем-нибудь одном?

Но вдруг я выберу не то, что нужно? Скажем, оставлю только танцы, а потом окажется, что я к ним катастрофически не способна? Или буду ходить только на хор, а потом меня не возьмут на концерт. Понятно же, что его организовали не просто так, а для всяческих выступлений и прочей школьной самодеятельности.

Нет, лучше я проверю свои таланты в разных областях, а потом уже выберу — останусь там, где у меня будет лучше всего получаться. И там, где мне самой будет нравиться, конечно! Скажем, прорежется у меня голос и слух, распоюсь я на хоре соловьем — а начнется такая тоска, что я сама сбегу без оглядки. Пока попробую все, а там видно будет…

В тот день мне никуда больше не надо было идти, и я провозилась с уроками до самого вечера. Совсем уже было заснула над учебником истории — экономическое развитие стран Западной Европы в начале XX века, редкостная скукотень! — когда в стекло вдруг ударил сноп яркого света.

Я подскочила на месте и ринулась к окну, уже догадываясь, что там увижу. Так и есть, это на катке врубили освещение. Не зря целую осень копали траншеи и прокладывали кабели, разворотив весь двор. Но когда они только успели его залить? Наверное, днем, когда я в школе была… Видимо, сидели наготове, только и ждали первого морозца.

— С такой иллюминацией ночью не заснешь, — проворчала я, когда ко мне подошла мама и тоже с любопытством посмотрела в окно.

— Вряд ли каток будет работать по ночам, — успокоила она.

А на льду тем временем, как по мановению волшебной палочки, появились первые посетители — и взрослые, и подростки, вроде меня, и совсем маленькие детишки детсадовского возраста.

— Такое впечатление, что все на низком старте стояли, — недовольно заметила я. — С коньками на изготовку.

— Конечно, — пожала плечами мама. — Все же видели, что каток скоро откроется, вот и готовились.

— Только мы не подготовились.

— Да, — вздохнула она. — Упущение! Обещаю исправиться.

— Не надо, — испугалась я, совсем забыв, что недавно всерьез подумывала, не записаться ли в хоккейную команду. — Не хочу я ни на какой каток.

— А при чем тут ты? — делано удивилась она. — Может, я про нас с папой говорю.

Я изумленно уставилась на нее, не веря своим ушам.

— Вы пойдете на каток? — только и смогла выговорить я.

— А что такого? — обиделась она. — Мы, когда только познакомились, очень даже прилично катались! Или ты считаешь нас уже слишком старыми?

— Ничего я не считаю, — смущенно пробормотала я. — Вот и идите на свой каток, а меня оставьте в покое.

— Посмотрим, — махнула рукой мама, выходя из комнаты.

Я попыталась вернуться к английской промышленности начала прошлого века, но вскоре поняла, что прочитанное проскальзывает мимо моего сознания, и с досадой захлопнула учебник. Ноги сами собой понесли меня к окну.

Хоть и спорила я с мамой, на каток мне в глубине души очень хотелось. Я с завистью смотрела, как лихо рассекают по льду даже маленькие дети, и не верила, что когда-нибудь смогу научиться так же. Впрочем, танцевать я тоже когда-то не умела…

«И сейчас не умеешь!» — ехидно заметил внутренний голос. Я отмахнулась от него и заставила себя вернуться к учебнику. Со всеми этими увлекательными занятиями я совсем школу на последнее место отодвинула, сегодня на химии чудом не опозорилась. Если бы химичка выяснила, что я в суспензиях и эмульсиях ничего не соображаю, светил бы мне трояк! А трояк по химии, в которой я и так не особенно сильна, был бы совсем не в кассу.

«Так что, дорогая, танцы, песни и коньки — это, конечно, хорошо, но уроков тоже никто не отменял!» — бодро сказала я себе и, выкинув из головы каток, снова открыла учебник.