Глава 4
Знакомые на информационных технологиях
Да, у меня были знакомые на информационных технологиях. Но я не могла взять в толк, какое они — точнее, он! — имеет отношение к Пашке Торопову.
Эта история началась прошлой зимой, когда я приехала в родной город на каникулы и отправилась в школу на вечер встречи выпускников. Я была морально и физически измучена своей первой в жизни сессией и жаждала хотя бы на полдня вернуться в прошлое, снова ощутив себя беззаботной школьницей.
Не вышло — я все равно чувствовала себя там чужой, хотя с момента последнего визита в школьные стены прошло немногим более полугода. Все неуловимо изменилось, и оттого, что я мучительно пыталась встроиться в школьную реальность, одиночество и неприкаянность ощущались еще острее. Если бы не встреча с Максимом…
Одиннадцатиклассник, участвовавший в праздничном концерте, относил костюмы в кладовку, расположенную в старом здании школы, куда я явилась в приступе ностальгии. После этой встречи между нами возникло некое притяжение, мы оба его чувствовали, но не знали, как выразить. Смущало, что Макс меня младше, пусть всего на полгода, и еще учится в школе, а я уже целая студентка-первокурсница, успешно сдавшая зимнюю сессию. У нас было несколько встреч, странным образом укрепивших эту неопределенность…[2]
А потом мы расстались, как я думала, навсегда. Нет, звучит слишком высокопарно: никогда не говори «навсегда». Просто расстались без всякой надежды на новую встречу. Я продолжала учиться, он — оканчивать одиннадцатый класс. Я сдавала летнюю сессию, которая далась мне гораздо тяжелее зимней, а он бился за баллы на ЕГЭ.
И так вышло, что поступил в тот же самый универ… По чистой случайности, разумеется! Впрочем, о какой случайности может идти речь?
Конечно, я не настолько страдаю завышенным самомнением, чтобы принимать выбор Максима на свой счет. Но нет ничего удивительного в том, что выпускники стремятся поступить в один из известных столичных вузов. Некоторым это даже удается, и мы с Максом попали в число счастливчиков.
Когда я еле живая выползла после заключительного, самого сложного экзамена и увидела в раскаленном от жары университетском дворе Максима, это произвело на меня неизгладимое впечатление. Он приехал ко мне! Нет, в первую очередь, конечно, узнать побольше о вузе, в который собирался поступать, но и ко мне тоже! Я не могла поверить своим глазам, ощущая себя героиней какого-то фильма. А наш первый поцелуй, состоявшийся там же и тогда же, Ленка до сих пор припоминает. Еще бы — такой романтичный кадр! На этом обычно заканчиваются лирические комедии. Но реальная жизнь, к сожалению, далека от них, как сверхновая звезда Бетельгейзе, взрыва которой ученые ожидают со дня на день — ну или через пару тысяч лет.
Максиму пришлось понервничать, но, когда в августе выяснилось, что он все-таки поступил, да не куда-нибудь, а на крутой и престижный факультет информационных технологий — не чета моей филологии! — я почему-то не очень удивилась. Как будто случилось то, что и должно было произойти. К концу августа он благополучно перебрался в столицу и заселился в общежитие, а я…
Нет, между нами не завязался страстный роман. Мы общались, но скорее как хорошие знакомые. Да-да, я все знаю насчет дружбы между парнями и девушками, но по-другому назвать наши отношения не могу.
Странное дело: когда они были полузапретными, с привкусом тайны и даже порока — будто я соблазняю малолетнего, хотя это, конечно, далеко не так, к моменту нашей встречи мы оба уже отпраздновали совершеннолетие, — то будоражили и волновали. Да еще разлука сыграла свою роль, ведь на расстоянии все видится иначе: ты невольно начинаешь приписывать людям и событиям то, чего и близко не было, воспринимая все в нереалистичном романтическом флере. Встречи с действительностью вся эта шаткая конструкция, естественно, не выдерживает и рушится со страшным, хоть и невидимым и неслышимым, грохотом, переворачивая душу и сердце.
И вот мы оба студенты одного вуза, пусть Максим на курс младше — подумаешь, ерунда! А дальше? Банально и неубедительно. У него своя жизнь, у меня — своя. С начала учебного года даже не переписывались ни разу, не говоря уже о встречах — наш вуз такой огромный, что его факультеты разбросаны по городу. Случайно не пересечешься и не условишься, допустим, вместе пообедать в столовой.
Наш последний разговор состоялся в конце августа. Максим отрапортовал о своем прибытии по месту назначения, завершил его лаконичным: «Созвонимся», — и это фактически поставило точку в наших отношениях. Никогда не понимала этого странного слова: по-моему, его употребляли как раз в случаях, когда следующий звонок откладывался до бесконечности и вообще непонятно, кто кому должен позвонить. Каждый надеется на другого, и милый самообман еще некоторое время поддерживает иллюзию продолжающегося общения.
У Максима начинается совсем другая жизнь, которой я сама живу уже целый год, с новыми знакомствами и иным окружением. Похоже, мне в ней места не останется — того факта, что мы из одного города и были знакомы раньше, слишком мало.
Не могу сказать, что меня это огорчало. К счастью, ничего особенного между нами не произошло, я не успела сильно в него влюбиться, как, думаю, и он в меня. Да, собственно, даже о влюбленности речь не шла — возникла мимолетная симпатия, подогретая необычными обстоятельствами знакомства и последовавшим за ним расставанием на неопределенный срок.
Конечно, в том, что оно стало не столь продолжительным, была большая заслуга Максима. Он оказался не чужд театральности и склонности к спецэффектам — недаром на вечере встречи в школьном концерте блистал в роли короля. Иначе как объяснить его сногсшибательное появление во дворе университета и потрясающую сцену с поцелуем у всех на глазах? Мы же с ним были будто на сцене в ярком свете нацеленных на нас прожекторов. Уверена, он также упивался всеобщим вниманием и — чего уж там скрывать — восхищением, как я сама.
Но этот короткий миг миновал, и снова наступили серые будни, наполненные повседневными заботами и треволнениями. У меня начались каникулы, у Максима — нервотрепка, связанная с поступлением в вуз и переездом в другой город. Я прошла через подобное годом ранее и на собственном опыте знала, как это способствует резкому взрослению и расставанию с наивными детскими мечтами.
И вот теперь, когда я практически попрощалась с Максимом, мысленно поблагодарив его за яркие и незабываемые впечатления, мне о нем так неожиданно напомнили. И кто! Пашка Торопов, у которого не было и не могло быть с ним ничего общего.
— Ну есть, — настороженно подтвердила я. — А что?
— Кто именно? — деловито уточнил Пашка.
— Да зачем тебе? — Я не выдержала и невежливо ответила вопросом на вопрос.
Но Торопова голыми руками было не взять.
— Дело одно возникло, — уклончиво пояснил он. — Нужен чувак, шарящий в компах.
— И мой знакомый с факультета информационных технологий — единственный человек в городе, владеющий этим тайным знанием? — съязвила я, не поверив ни единому слову.
— Ну нет, конечно, — непринужденно отозвался Торопов.
Пашка старался поддерживать легкомысленный тон беседы, но я-то видела, как он напряжен. Похоже, вопрос действительно важный для него, и я пока даже не в состоянии осознать, насколько именно. Но кажется, сейчас я нужна ему гораздо больше, чем он старается показать. Что ж, воспользуемся этим и потянем время.
Я выразительно взглянула на Пашку, давая понять, что без подробных объяснений он ничего от меня не добьется. Он понял без слов и, вздохнув, проговорил:
— Мне посоветовали именно этого парня.
Понятнее не стало, я все еще допускала вероятность ошибки, поэтому не спешила с комментариями. Торопов тоже упорно молчал, внезапно растеряв красноречие, и я решила немного разрядить обстановку.
— Жаль, иголки сегодня не захватила.
— Что? — словно очнулся Пашка. — Какие иголки?
— Под ногти, — проговорила я с самым невинным видом. — Иначе же ты признаваться не желаешь.
— Ого! — Торопов посмотрел на меня с новым интересом. — А ты не так проста, как мне говорили. Не ожидал!
— Кто тебе про меня говорил? — сразу же зацепилась я.
— Не важно, — отмахнулся он. — Сказали, и все. Так поможешь или нет?
— Да в чем помочь-то надо? Я от тебя никак добиться не могу, кого ты ищешь.
— Максима Локтева, — наконец сознался Пашка.
К этому моменту я уже накрутила себя и почти не удивилась, услышав знакомое имя. Странно было слышать его от Торопова в таком контексте. Я, конечно, понимала, что кого попало на информационные технологии не возьмут, но до сих пор Максим существовал для меня отдельно от своих профессиональных достижений. Я толком и не знала о них ничего.
— Почему именно его? — продолжала допытываться я.
— Мне сказали, что он лучший, — нехотя проговорил Пашка.
Похоже, этот разговор утомил не только меня, но и его самого.
— Да кто сказал-то? — не могла понять я. — Откуда ты про нас знаешь? Ну, то есть со мной понятно…
— Не могу свои источники выдавать, — неожиданно твердо заявил он. — Даже не от меня зависит. Слишком серьезные люди за этим стоят.
Невозможно было понять: это правда или красивые слова для придания веса.
— Спрашивать, что за люди, бессмысленно?
Торопов пожал плечами.
— Если не хочешь, можешь сама с Локтевым не встречаться, — кажется, Пашка наконец о чем-то догадался. — Дай мне его телефон, и все. У тебя же есть номер?
— Номер-то у меня есть, — не стала запираться я. — Но я так не могу.
— Почему?
— Сначала надо получить его согласие. По правилам этикета нельзя давать чужие координаты третьим лицам без уведомления.
Торопов закатил глаза:
— Пипец ты душная!
— Я свои услуги не навязываю, — пожала плечами я.
— Ладно, — сдался он. — Получай свое согласие, раз по-другому никак. И иголки не забудь на случай, если Локтев упираться начнет, — мстительно добавил Пашка.
Я не нашлась, что ответить, а он неожиданно серьезно закончил:
— Только знай — я ведь все равно его найду, с твоей помощью или без. Просто так будет проще и быстрее. И выгоднее для вас обоих.
А вот это уже был интересный поворот.
— В каком смысле? — уточнила я.
— Давай номер Локтева — узнаешь, — многообещающе кивнул Пашка. — Но ты не пожалеешь. — И повторил: — Вы оба не пожалеете.
* * *
Локи жадно хватал ртом воздух. У него даже голова закружилась, настолько он отвык от свежего ветра, шелеста листвы, плеска воды. Впервые за долгое время он вышел из подземелья.
Нет, конечно, не сам — его вывели, и вовсе не на прогулку. Но он был благодарен богам, что суд проходил не во дворце Одина, а у священного источника Урд. Здесь, под ветвями ясеня Иггдрасиль, мирового древа, живут богини судьбы норны. Жаль, что его собственная судьба находится не в их руках…
— Локи! — громыхнул голос Одина.
— Брат мой, — тонко улыбнулся пленник, наблюдая, как темнеет лицо всеотца.
Да, когда-то они стали побратимами, дали клятву и сблизились, как кровные родственники. И эти неразрывные узы нельзя отменить никаким судом.
— Локи, ты знаешь, зачем мы собрались, — продолжал Один.
— Я хотел бы услышать от тебя, — не смутился тот.
Почему никто не хочет прямо говорить ему об этом?
— Ты обвиняешься в убийстве светлого бога весны Бальдра. И мы сошлись на честный суд.
— Кто же будет меня судить? — вопросил Локи, обводя насмешливым взглядом собравшихся ради него асов и ванов. — Справедливые боги, про которых нельзя вспомнить ничего предосудительного?
Он с мрачным удовлетворением отметил, как смятение наползло на лица его судей, только что горевшие праведным гневом. О да, Локи многое знал о каждом из присутствующих и не собирался этого скрывать.
— Ты, Идунн, — обратился он к богине вечной юности, хранительнице молодильных яблок, — более всех других жадна до ласк мужчин, и даже убийца брата побывал в твоих объятиях.
Идунн вспыхнула, ее красивое лицо исказилось, и он мстительно улыбнулся.
— Ты ведь просто шутишь, Локи? — попыталась вступиться за нее богиня плодородия.
— Не тебе выгораживать свою подружку, Гевьон, — парировал он. — Лучше расскажи, как один приятный юноша с помощью ценных даров завоевал твою любовь. И после этого все продолжают считать тебя девственницей?
Вздох, пронесшийся под сенью источника, был совсем неслышным, но чуткий Локи уловил его и усмехнулся. Он не знал, сколько еще ему позволят говорить, но и сказанного было вполне достаточно. Однако он не боялся ухудшить свое положение. Все уже решено, а показательное судилище необходимо Одину для устрашения остальных. И сокрытия истинного положения вещей, разумеется.
Один, конечно, вмешался — он не мог стерпеть таких оскорблений в адрес преданных ему богинь.
— Локи, ты, верно, начал сходить с ума от одиночества и заточения, — грозно проговорил всеотец. — Как ты смеешь обвинять богинь в выдуманных пороках?
— Они чисты и невинны, как и ты, брат мой? — Он упорно именовал Одина именно так, хотя вечно молодой и прекрасный Локи скорее выглядел его сыном или даже внуком. — Думаешь, мне не в чем тебя упрекнуть? Но во время наших совместных странствий случилось разное, и ты наверняка забыл рассказать об этом другим богам… И теперь остановишь меня, брат?
— Есть много способов заставить тебя замолчать, — грозно нахмурился всеотец.
— Не сомневаюсь, — согласился Локи. — В искусстве причинять боль тебе нет равных. Но как тогда ты заставишь меня признаться в том, чего я не совершал? Так пусть же все узнают, сколько раз выручал я тебя из различных передряг и насколько часто вершил ты несправедливый суд, отдавая победу в бою своим любимчикам.
— К чему вспоминать прошлые дела? — вмешалась в разговор Фригг, почтенная супруга Одина. — Мы собрались совсем не для этого…
— Отчего же? — перевел на нее взгляд Локи. — Почему бы не вспомнить, как ты сама изменила мужу с его собственными братьями, когда Один был в дальнем походе и тебе сообщили, что он погиб?
Не смутилась Фригг — ни тени не набежало на ее лицо.
— Жаль, здесь нет сына Бальдра, — величественно проговорила она. — Он бы не позволил тебе порочить мое имя.
— Здесь нет не только его сына, но и самого Бальдра, — зло заметил Локи. — Где же другие твои сыновья? Почему не встают на защиту своей добропорядочной матери?
— Как ты смеешь нападать на мудрую Фригг, которой ведомы все судьбы? — подала голос богиня любви.
— И твоя судьба, дорогая Фрейя? Ведомо ли мудрой Фригг, скольким ты дарила свою любовь, включая родного брата? Всем известно, что лишь половина павших воинов отправляется в Вальгаллу, а остальные — прямиком в твои покои… Или так принято у племени ванов, из которого вы происходите?
— Не тебе, хитрецу и обманщику, пришельцу из Йотунхейма, насмехаться над обычаями ванов, — бросился на защиту любимой дочери бог морей Ньерд.
— Мне известны ваши обычаи, ведь дети Фрейр и Фрейя у тебя родились от собственной сестры! — парировал Локи.
Сам он давно не обращал внимания на напоминания о его происхождении из рода инеистых великанов.
— Не смей порочить имя Фрейра, — вступил в перебранку однорукий бог войны.
— Где твоя рука, Тюр? — тут же откликнулся Локи. — Кажется, она осталась в пасти волка Фенрира?
— Это так, — с достоинством кивнул Тюр. — Но огромный волк закован в цепи и томится в неволе.
— Как и ты, Локи, — вмешался солнечный бог плодородия, брат Фрейи.
— Не ты ли надел на меня оковы и посадил в темницу, Фрейр? — не смутился тот. — Впрочем, куда тебе: ты даже не сумел сохранить свой меч, отдав его за дочь великана, к которой воспылал неистовой страстью. Не задавила ли она тебя ненароком на брачном ложе? Оставшись без меча, как ты будешь сражаться, когда наступит день Рагнарека и великаны пойдут войной на богов?
— Если великаны будут подобны тебе, то я легко с ними справлюсь, — парировал Фрейр. — Много вас таких в Йотунхейме, Локи?
— Таких больше нет, и тебе это прекрасно известно, — невозмутимо заявил тот. — Спроси у своей великанши!
Слуга Фрейра не выдержал оскорблений и вступился за него.
— На месте своего хозяина, — проговорил он, — я бы растерзал тебя, как противно каркающую ворону.
— Хорошо, что ты на своем месте, — отозвался Локи. — И навсегда останешься лишь жалким рабом.
— Мы словно слышим речи лишившегося рассудка, — вымолвил доселе отмалчивавшийся Хеймдалль, хранитель радужного моста Биврест, соединяющего миры. — Или тебе в темнице подают слишком много пива?
— Не тебе, сторожу у ворот, читать мне наставления, — презрительно бросил Локи.
— Захочешь сбежать, я найду тебя в любом из девяти миров, какое бы обличье ты ни принял, — тяжело уронил Хеймдалль.
— Ты же не думаешь, что все будет так просто? — хмыкнул Локи, но его осунувшееся за время заточения лицо побледнело еще сильнее.
Никто не должен заметить его страх. Нет, он не боялся наказания за дерзкие речи. Что они могут сделать с ним? Вряд ли после перепалки его участь станет тяжелее. Но в тот момент он особенно отчетливо осознал, что возврата к прошлому не будет.
— Страж ворот, разве ты забыл, что смерть Бальдра — первый шаг к Рагнареку? — справившись с собой, дерзко продолжал Локи. — А когда наступят сумерки богов, нам с тобой суждено убить друг друга в последней битве… Или ты не слышал пророчество?
Словно высеченное в скале лицо Хеймдалля осталось непроницаемым.
— Но пока не наступил Рагнарек, ты успеешь вкусить свою долю страданий, — мрачно изрек он. — И сполна расплатиться за все, что совершил.
— Если страдания будут соответствовать моим преступлениям, то я приглашу тебя на этот пир, — парировал Локи.
Но леденящий холод уже вползал в его душу.
