Жмурки со Вселенной

Анна Владимировна Орловская, 2020

Вселенная слышала желание каждого человека и давала возможность исполнить их. Вот и Лили мечтала стать знаменитой художницей. Героиня жила днем сурка, транжирила время на соцсети, но каждый вечер перед сном обещала себе поменять жизнь. Девушка не замечала все удачные моменты и подсказки Вселенной, и та начала действовать за нее. Вы любили играть в «жмурки»? Вот главная героиня сыграла с самой Вселенной, но выиграла ли? Содержит нецензурную брань.

— Бабушка, посмотри, какие звезды!

— Маша, смотри под ноги, а не на звезды.

Глава 1 Тик-тик-тик-так

Перед входом в музомастерскую «Время» образовалась очередь. Люди стояли практически на парковке, куда заезжали гости. Выхлопные газы, громкие гудки водителей, требующих, чтобы все отошли в сторону. Я с трудом дышала в узком платье и жалела, что из всех нарядов выбрала его. Оно было настолько узким, что каждый шаг, который мне приходилось делать, уворачиваясь от очередной проезжавшей машины, был просто чудом. Среди ожидавших пронесся шепот о том, что сам Бродеев решил посетить мероприятие.

Недалеко от скопления людей на входе виднелся седовласый, симпатичный мужчина лет 45–50. Он говорил громко и каждое слово сопровождал широкими жестами. Из его слов все поняли, что некая Маргарита набрала бесталанных, пресных студентов. Его внимательно слушала женщина, про которую бабушки на лавочке сказали бы: «Какая же нимфоманка», если б такое выражение имелось в их словаре. Обыватели из художественного мира наперебой переговаривались: «что за экспрессивный тип», «ходячий словарь синонимов», «что он так громко кричит» и т.д. Мне кажется, я высокомерно взглянула на людей, задающих такие глупые вопросы, и сказала: «Это же Бродеев, тот самый!»

Шагнула вперед, когда до меня дошла очередь на входе. У билетеров перестал работать сканер QR-кодов. Всех просили показать электронные письма с приглашениями. Очередь увеличивалась, состояние недовольной толпы переходило из молчаливого в «цокающее», все переминались с ноги на ногу.

Новая музомастерская — это переделанный ночной клуб «Гараж», который стоял в центре города и пустовал уже восемь лет. Раньше он встречал гостей ярко-красными дверями. Привлекал молодых своими артхаусными фильмами. Здесь не слушали «розовую» попсу, только жесткий рок. И подростки выражали себя как «Я не такой, как все, не прогибаюсь под общественное мнение, я индивидуальность». Мне нравилось здесь общаться. У всех своя драма. Никаких рюшек, только драные колготки, черные ногти. Свобода во всем, но при этом так несвободны по отношению к другим людям, одетых в светлую одежду, которые случайно открыли не ту дверь.

Кто бы мог подумать, что из того закрытого для посторонних «Гаража» сделают помпезную мастерскую «Время». И здесь будут выставляться вычурные инсталляции, а женщины в перьях будут произносить: «Ах, это восхитительно!»

С трудом открыла широкую серую дверь. Напротив входа висело странное зеркало. Поверх него нанесена картина в виде песочных часов: внизу молодой панк, вверху дряхлая старушка. Картина напоминала работу-перевертыш Лизы Рэй про молодость и старость. Отражение вошедшего человека совмещалось с изображением панка, но зловещая старушка вверху напоминала, что часы-то спешат.

Слева все так же располагался маленький, неудобный гардероб. Из колонки звучал голос девочки, которая шепотом быстро произносила: тик-тик-тик-тАк-тик-тик-тик-тАк. Бесконечный бит пугал и напоминал хорроры про детей. Совпадая со стуком сердечного ритма, этот жуткий шепот входил внутрь. Такой ритм мог любого довести до сумасшествия, поэтому больше минуты не захотела там находиться.

Если пройти прямо, будет спуск в подвал, где находятся уборные. Если повернуть направо — просторный холл, а дальше спонтанная курилка — маленькая комнатка, где зажимались когда-то все влюбленные, подпитанные дофаминами. Я часто тайком от бабушки убегала в клуб. Здесь первый раз попробовала сигареты, алкоголь, поцелуй и даже секс.

С левой стороны располагался второй выход из холла. Он приводил в зал, где по выходным когда-то гремела музыка, а по будням показывали мрачные, странные фильмы.

Само пространство, забавный план эвакуации, мелочи в виде прежних дверных ручек передавали привет из прошлого, но интерьер незнакомый. Нарочитая обветшалость «Гаража», свойственная лофт-стилю, сменилась напускной элегантностью. Золотой декор стен, пола словно кричал: «Посмотрите, какой у меня ремонт, какой дорогой паркет, это место только для элиты». А бывшая курилка стала отличным местом расположения для дорогого ресторана.

В холле теперь гостей встречала двухметровая бронзовая скульптура — сидячая фигура, закутанная в одеяния. Сзади она напоминала известный «Плащ совести»: складки, свисающие с пьедестала, на голове капюшон. Здесь же скульптура называлась «Плащ Хроноса». И спереди вместо пустоты было изможденное лицо старика, уставшего от работы и ответственности. Из-под бронзовой накидки виднелись большие песочные часы, а в руке старик держал серп, только лезвием вниз. До мурашек пробирало от этого «Плаща».

Свободное пространство на стенах, видимо, тяготило директора музомастерской, поэтому он старался завешать любую открытую поверхность картинами, часами и другим элитным барахлом. Особенно несуразно выглядела правая сторона холла, где окна чередовались с зеркалами. И как раз возле них уже столпились женщины с красными носами и щеками, пытаясь исправить макияж, который подарил им февральский мороз.

Тут же разместилась коллекция сюрреалистических инсталляций. Часы в виде ракушки по картине Владимира Куша; мягкие, «тягучие» часы на дереве с одной веткой по мотивам Сальвадора Дали. Все композиции олицетворяли собой название мастерской «Время», чтобы никто не забыл, куда он пришел.

В узком проходе в бывший танцевальный зал возникла очередь, гости старались пройти быстрее, чтобы занять лучшее место возле сцены. Я поспешила вслед за ними. Бывший танцпол, который когда-то вмещал до тысячи пьяных людей от 15 до 20 лет, превратился в огромную пустую мастерскую для художников. В воздухе витал запах новой мебели. Белые кожаные диванчики манили сесть и обсудить каждого, кто сюда пришел. Я не поддалась искушению, так как платье и так чуть по швам не пошло в машине, пока сюда добиралась. Паркет меня раздражал своим приторно-белым цветом, без следов краски, потертостей или иных доказательств рабочей творческой энергии. Открывшаяся музомастерская не казалась уютной или гостеприимной, — наоборот, во всем сквозила надменность. Гости спокойно расхаживали с бокалами игристого, рассматривали стены, делились впечатлениями. Мужчины постарше налегали на крепкие напитки и не отходили от подносов с коньяком.

Как и все присутствующие, с любопытством смотрела на окружающих и вдруг увидела знакомое лицо. Александр Верба, тот приятный мужчина, который случайно зашел в мой офис. Его голубой костюм ярким пятном выделялся среди светского общества. Наши взгляды встретились, он улыбнулся и пошел ко мне, а я — к нему. Но его кто-то окликнул, и Александр только махнул мне рукой в знак приветствия. Мой растерянный вид и неловкость рассмешили бы любого наблюдавшего за мной.

Людям становилось скучно, и даже обсуждение других гостей не помогало. Болтовня сфокусировалась на известном импресарио. Удивилась этому слову, так редко можно услышать его в речи. Некий Манилов, который не любил простых художников и искал себе новых жертв. Возможно, одну из них он уже нашел.

Каждую минуту проверяла время. Гости с надеждой смотрели в сторону небольшой импровизированной сцены, ворчали, что затянулось начало. И вот появился факир, он же художник, одетый так, будто минуту назад находился в Индии. Он поклонился нам, а мы ему зааплодировали. Вынесли большое полотно, размером, наверное, с двухэтажный дом. Перевернули, чтобы положить его, но оно выскользнуло из рук помощников и грохнулось на пол. Факир нахмурился и махнул руками, чтобы те уходили со сцены. Люди перешептывались, с любопытством наблюдали за его действиями. Ему приносили ведра с краской, и он плавно, волнами, с помощью совка выливал их на будущую картину.

Наконец-то пол мастерской перестал быть девственно чистым, и помещение наполнилось творческой энергией. И тут же последовали возгласы недовольной барышни, на туфли которой попала краска.

Факиру вынесли флейту, и через секунду зазвучала мелодия. Вышел его помощник с корзиной и пнул по ней. Ничего не произошло, и помощник пнул еще раз. Там кто-то зашевелился. Появилась голова кобры, и факир мгновенно ударил ее флейтой. Все хором ахнули. Змея настороженно, медленно, по сантиметру вылезала из корзины. И мы все ждали, когда же она закончится.

Танец кобры я уже видела и знала о хитростях заклинателей: те специально напаивали змей, вливая им через трубку в рот целый кувшин воды. Змеи тяжелели и не могли напасть на человека.

Наконец она полностью вылезла и оказалась длиной метра два. Она слушалась художника, шипела, расширяла капюшон, высовывала язык. Медленно передвигалась по полотну, и краска стекала с краев картины. Зачаровывающий и опасный танец на грани жизни и смерти. Я ненавидела все представления с животными и проклинала наши уродливые цирки, но продолжала завороженно смотреть, словно факир меня саму вогнал в транс с помощью музыки.

Змея все ближе и ближе подползала к художнику, и он начал пятиться назад. Сделал шаг. Потом еще маленький шажочек, и запнулся о пустое ведро. Люди вздрогнули. Флейта упала, и мелодия прекратилась. Наступила тишина. Все стояли, и не двигались, и даже не дышали. Что же дальше?

Коварная хищница помочилась на картину. Кобра легко могла теперь броситься на заклинателя. И судя по его лицу, он это понимал. Все молчали, и даже та барышня не пискнула, хотя ее туфли испачкались в жиже.

Помощник осторожно подошел к змее сзади и ударил ее током. И еще раз. И еще раз, чтобы наверняка. Все ахнули. Роскошная кобра упала, помощник намотал ее на руку, словно толстый кабель, и унес из зала, а хвост все волочился и волочился по полу. Вид ужасающий. Не могла больше там находиться. Лучше быть слепым, чем видеть все эти издевательства. Попыталась протиснуться через плотную толпу к выходу, но люди не пропускали — все словно под гипнозом смотрели шоу дальше. Зазвучали аплодисменты и восторженные крики. Я обернулась посмотреть, что же еще там такого показал художник. Тот стоял с поднятым холстом. С абстрактного полотна стекала моча, и это еще больше завело публику.

Художник объявил о главном номере вечера. И спустя минуту предстал в обнаженном виде и с факелом в руках. На сцену вытащили новое полотно.

Перформанс выглядел жарким во всех смыслах этого слова. Мускулистое красивое голое тело, пылающий огонь и холст. Для пущей зрелищности по бокам «огнедышащего» художника выступали две миниатюрные девушки в кожаном белье, жонглирующие горящими шарами. Шоу получилось ярким, но воздух пропитался запахом паленых волос.

Пламя было всегда разным и никогда не повторялось, как и картины, созданные с помощью него. Живой спектакль нравился окружающим, картины благодаря огненному дыханию выходили фантастическими. И среди толпы уже началась безжалостная торговля.

Я ушла в свои мысли и не заметила, как начала говорить сама с собой вслух. «Да уж, спасибо, что хоть не горящим членом рисует». И как часто случается, мои сокровенные мысли прозвучали громко и в момент внезапной тишины. Шокированные зрители обернулись, люди стали отходить от меня. И внезапно рядом заговорил тот самый Бродеев:

— Мне кажется, рисовать членом уже неоригинально, неоргазмично, да просто банально для перформанса. Вы разве так не считаете?

Даже без зеркала могла определить, что лицо мое становилось пунцовым. Пенисы — не та тема, которую хотела бы с ним обсуждать. Предательски образовался ком в горле, глотала-глотала, ничего не вышло. И немного сдавленным голосом произнесла:

— Эм… рисовать… или другими частями в принципе… В общем, скоро рисовать кистью снова станет модно.

Засмущалась, корила себя, что в самый ответственный момент не смогла собраться и выдать умное. Уголки губ Бродеева поползли вверх, и он перевел глаза на факира. Я смотрела на него, надеясь, что он не принял меня за полную дуру.

Вдруг его глаза округлились, улыбка исчезла, а на лице отразился испуг. В зале завопили. Люди резко повернулись и начали друг друга толкать, стараясь быстрее выбраться из зала. В эту минуту элита походила на спасающихся зверушек в горящем лесу. Толпа стремительно выносила всех к узкому выходу. Я попыталась задрать узкое платье повыше, замешкалась и чуть не упала: мои каблуки оказались совсем не подходящими для такого «горящего» вечера. Выставила локти, чтобы меня не задавило обезумевшее стадо. Наконец вытолкнули друг друга. В холле стало полегче двигаться, и впереди уже виднелся «Плащ», но он мог стать последним одеянием для испуганных бегущих людей.

Попробовала взять левее, но чья-то рука ухватилась за мои ноги. Девушка цеплялась, поднималась вверх по моему телу, послышались ее хриплые просьбы о помощи. Я попыталась сделать шаг к скульптуре вместе с «утопающей», и в это время «Плащ» всколыхнулся. Посторонние руки успели вскарабкаться. Послышался резкий хлопок, наступила темнота, завыла сигнализация, предупреждающая всех об эвакуации. Скорость «зверушек» увеличилась троекратно. Какая-то женщина орала про шубу и гардероб. Ее спутник всех расталкивал и кричал, что заберет шубу. Люди пробирались с бокалами, но те падали и бились.

Никто уже не видел, но мне казалось, что «Плащ» затанцевал во весь рост. Вдруг резкая боль от удара по голове. Я упала. Одичавшая публика оставляла следы на моем лице и теле, в меня вонзались острые шпильки. Я закрывала голову руками, мне не хватало воздуха, грудная клетка сжималась. Боялась, что не смогу вздохнуть, умоляла: «не надо», пыталась ползти. Последнее, что видела: рядом упали бокалы и вспыхнуло пламя от пробежавшей горящей юбки. Вокруг все кричали, но я слышала только ужасную девочку из гардероба:

Тик-тик-тик-тАк,

Время пришло сгорать.

Тик-тик-тАк.

Твою душу можно забрать.

Тик-тАк,

Время настало папу обнять.