Жмурки со Вселенной

Анна Владимировна Орловская, 2020

Вселенная слышала желание каждого человека и давала возможность исполнить их. Вот и Лили мечтала стать знаменитой художницей. Героиня жила днем сурка, транжирила время на соцсети, но каждый вечер перед сном обещала себе поменять жизнь. Девушка не замечала все удачные моменты и подсказки Вселенной, и та начала действовать за нее. Вы любили играть в «жмурки»? Вот главная героиня сыграла с самой Вселенной, но выиграла ли? Содержит нецензурную брань.

Глава 3 Инструменты Вселенной

Еще один отрывок.

07:07. Будильник на телефоне оповещает, что «повторяющийся» день начинается. С утра ужасно давят звуки. Плавные мелодии мне не помогают проснуться, поэтому только отвратительные пип-пип-пип, как будто пожарные сирены трубят об опасности. Лениво открываю глаза и выключаю телефон. Закрываю глаза и открываю их только через десять минут, когда звенит второй будильник. Такое повторяется еще три раза. Спящий рядом Григ спрашивает каждое утро одно и то же на протяжении года: — Зачем ты ставишь на семь и просыпаешься через каждые десять минут?

Сегодня отвечаю не только мысленно:

— Потому что я каждый раз верю, что встану в следующий раз.

08:00. Окончательно просыпаюсь, в суете вырывается слово «черт», сразу же ругаю себя. Бабушке обещала не произносить это слово и вместо него говорить «фея». Например, не «пошло все к черту», а «пошло все к феям». В ванной уже заседает Григ.

— Григ, выходи, у тебя там ничего даже не журчит, знаю, что ты просто сидишь в телефоне.

Слив туалетного бочка и ворчание — как признак, что скоро откроется дверь.

— Лили, я который день не высыпаюсь из-за твоего трехразового будильника. Что за маразм так просыпаться?

— Ой, сколько можно мне повторять одно и то же!

Следующие двадцать минут перемещаюсь по квартире со скоростью чемпиона среди гепардов.

— Возьми телефон, тебе звонят.

— Сбрось, потом перезвоню. Где мои ключи? А-а-а, черт, а-а-а, фея-фея. Я уже не успеваю позавтракать. Все, нашла. Пока-а-а-а.

Мне нравится ездить в автобусе. Утренние посиделки или «стоялки» обеспечивают темы для дальнейших разговоров с коллегами. Наблюдаю за пассажирами, их чертами, колоритными особенностями. Выбираю типажей для своих будущих зарисовок. Многих уже узнаю в лицо и запоминаю, к кому лучше не садиться — из разряда «запашистых».

Мозг придумал классификацию пассажиров, которые разговаривают по телефону. В первую группу входят люди-шифровальщики, вместо слов они используют «да» и «нет», очень кратко отвечают и кладут трубку. Вторая группа — это трагики. Весь автобус погружается в драму героя, будь то ссора с родителями или разборка с любимым. Через пять минут бурных обсуждений мы все уже в курсе, что Таня любила Вову, но он кобель (иногда звучат слова более оскорбительные), бросил ее ради богатой Виолетты Александровны. Третья группа — экшеонисты. Вот они самые интересные, рассказывают захватывающие истории. Например, мужчина звонил другу, после того как его чуть не ограбил бомж возле банкомата. Пассажиры рядом сопереживали, убирали наушники и смаковали подробности. К пятому звонку история разрослась: не банкомат, а отделение банка, в котором охрана плохо работала, и он в одиночку отбивался от трех напавших бандитов. Экшен в чистом виде, автобус мысленно ликовал: «Браво, а ты, Кэмерон, иди покури в сторонке».

Еще одна группа — это вирусные рекламщики, или «народники». Они рассказывают о новых духах, помаде или фильмах. Есть такие, которые работают на ухудшение имиджа. Девушка пролежала неделю в больнице, жутко отравилась пельменями (фирма или магазин обязательно уточнялись) и без всяких прикрас рассказывала, что она «все заблевала, и днище прорвало, и ни в коем случае не бери эти пельмени».

Моя остановка, и сразу высокое уродское, по мнению любого урбаниста, здание с кучей колонн и зеркальных окон. На лавочке мои коллеги обсуждают предстоящие отчеты, которые обязательно надо оформить в PowerPoint.

На совещаниях не вслушиваюсь в цифры и, чтобы не уснуть, рисую коллег или автобусных попутчиков. Офисный день проходит спокойно и стабильно: вкусный обед, беседы, приятные для женской аудитории и немного непристойные для мужских ушей.

Ожидание 18:00, и опять тот же автобус. Дома меня ждет кот и «нависшая» обязанность готовить ужин. После пробок желание готовить исчезает, остаются силы только на диван и просмотр соцсетей. Позже приезжает голодный и ворчливый Григ, поэтому на скорую руку делаю макароны по-флотски. За ужином мы разговариваем о новостях, звездах шоу-бизнеса, о спорте.

— Я завидую всем этим чемпионам. Они с самого начала знали, чего хотят, и шли к цели. А вот если я не знаю, что хочу? Как мне найти себя? Знаю, тебя раздражают эти разговоры, но, Григ…

— Лили, ну, во-первых, за этих чемпионов когда-то решили родители, что они хотят знаменитых спортсменов. А во-вторых, заколебали эти ноющие разговоры о поиске себя. В жизни все проще. Представь картину своей счастливой жизни. Что ты видишь? Можешь не рассказывать даже, вот что ты увидела, к тому и стремись.

— Да могу и рассказать. Я стала знаменитой художницей.

— Стать знаменитым художником или режиссером — это такое эфемерное желание. Кто определяет, стал ты им или нет?

— Так, ты меня перебил. Мои картины выставляются в лучших галереях, таких как наш «Метрополитен». Я получаю престижную премию, лучше сразу «Золотую кисть». Живу на Манхэттене, а еще у меня домик-галерея, допустим, в Испании. Я пью прекрасное вино, путешествую, меня все знают на Венецианской биеннале. Ой, да список можно продолжать вечно.

— Ну вот тебе и ответ. Не нужно искать себя, надо создавать себя. Разбивать свою идеальную картинку будущего на подпункты и выполнять. Все! Это проще, чем проходить сто тестов, читать книги или посты нынешних блогеров про самореализацию, мотивацию и подобную ерунду.

С одной стороны, меня раздражает в Григе то, что по любому поводу у него есть свое мнение, но он не отличается тактичностью, выражает мысли прямо и подтверждает свою точку зрения кучей примеров, порой совсем из другой области. Я втайне поддерживаю его взгляды, но никогда в этом не признаюсь.

— На словах все так легко выглядит. Ты же знаешь, я каждый день думаю: пора начать жить по-другому. Но мотивации совсем не хватает. Можем сегодня посмотреть какой-нибудь фильм типа «Начни сейчас, иначе завтра уже пожалеешь».

— Ой, нет. Ненавижу мотивационные фильмы, тренинги, марафоны и всех этих коучеров. Они поняли фишку и повторяют все друг за другом. Больше половины из них харизматичные аферисты. Вон возьми «Обломова», самая мотивационная книга на все времена.

— Твоя узколобость раздражает. Вот чем мне может помочь эта книга?

— А чем тебе могут помочь эти тренинги? Посмотри на моего отца. Ты думаешь, он смотрел все это? Нет, Лили, он просто всю жизнь пахал, добивался всего сам. Становился три раза банкротом, сначала прогорел его бизнес с удочками, он открыл домашнюю пиццерию. Кризис, закрыл ее. Потом вставал на ноги и опять пробовал. И он никогда не ныл, из мотиваторов были только мы, голодные и сидящие у него на шее дети.

— Ага, по-твоему, и меня голодные малыши будут мотивировать? Григ, ты опять, что ли, к теме детей переходишь?

— Да при чем тут… А-а-а, с тобой невозможно разговаривать, ты перескакиваешь. Именно мы, дети, давали «пинка» папе, грубо выражаясь, а не чужой дядька за деньги на семинаре.

Наступает тишина. Потом Григ говорит:

— Я уже понял твое мнение насчет детей. Тебе еще рано, бла-бла-бла, пока ты не найдешь себя и так далее.

— Да, и я повторяю тебе снова и снова. Дети — это прекрасно, но мне еще нужна свобода, не готова к такому, понимаешь?

Я вздыхаю, спор заходит в тупик. Собираю грязные тарелки со стола. Григ рассказывает про успешный путь своего отца. Но шум от воды мешает мне услышать эту историю в пятьсот второй раз.

Поздний вечер мы проводим каждый за своим телефоном. Я надеюсь прочитать книгу о навыках успеха, но даю себе пять минут на то, чтобы еще посидеть в соцсетях. Полезным делом займусь ровно в 22:00, лучше в 22:30. Ближе к полуночи понимаю, что уже бессмысленно начинать читать.

«Интернет-сожаление» (по-английски int-regret) — это чувство знакомое каждому, кто корит себя за впустую проведенное в соцсетях время. Они мне вредят, но ничего не могу с собой поделать. Устанавливаю лимиты — они ограничивают время работы соцсетей. Помогает буквально на два дня, постепенно добавляю к лимитам по пятнадцать минут, потом перевожу на два часа, а затем на три. Бесконечное сожаление и отсутствие силы воли приводят меня в уныние. Для человека, который жаждет вырваться из дня сурка, я безвольная какашка.

В жизни работающих людей остается один полноценный выходной. И столько всегда надежд на единственный день. И сколько обид, если он проходит так же серо, как и будни. Но иногда среди недели мы с Григом выбираемся в кино, на концерт или в театр. Мы спешим на спектакль об Алисе, столько положительных отзывов. Григ с трудом соглашается, и то потому, что нельзя отказывать имениннице в ее просьбе. В театре все монотонно машут программкой с либретто, создавая иллюзию циркуляции воздуха. Зал наполняется детскими визгами и взрослым шиканьем. Впереди нас сидит семья. И мальчик лет восьми в момент взлета актера говорит своему папе: «Смотри, летает тот, кто сумел взлететь».

Григ тут же прислоняется ко мне, шепчет. На нас шикают соседи, я тоже неодобрительно смотрю на него, и не из-за чужого мнения по поводу этикета, а потому что его умиление детской мудростью меня раздражает.

Мой день рождения проходит молчаливо, с непонятными эмоциями от спектакля. Мы оба в соцсетях, едва перекидываемся двумя-тремя фразами, чтобы показать смешной мем или коуб, тема гениального ребенка больше не поднимается.

Все мои знакомые строят карьеру, и только две коллеги находятся в декрете. Заезжаю к ним раз в два-три месяца, но запах сожженной каши, ненавистный еще с детства, убеждает, что нам стоит встречаться еще реже. Ухоженные девчонки превращаются в замученных женщин с синими кругами под глазами, грязными шишками на головах — вполне подходящий образ для рекламного буклета с презервативами.

Мне нравятся их дети, но на расстоянии и раз в полгода. Страх, что жизнь превратится в одну сплошную подгоревшую кашу, выбивает из меня все желания, связанные с материнством.

Мои дни и так не отличаются разнообразием. Каждую ночь ложусь с мыслью, что завтра все будет по-другому, запишусь на какие-нибудь курсы, скажу начальнику, что ухожу, начну путешествовать, мы с Григом посетим все музеи.

Удивляюсь, когда следующей ночью вновь погружаюсь в те же мысли: «Нужно поменять сегодняшний день, иначе завтра будет таким же, как вчера». Затем к заезженной фразе добавляется: «Но сейчас-то ночь. Надо постараться завтра встать вовремя и начать жить по-другому».

Опять 08:00. И снова меня ждет недоброе утро без завтрака.

— Телефон глючит, не могу зайти в соцсети, ни в одну причем.

— Дай посмотрю. Вот я вхожу, твои приложения работают, вроде все нормально.

— Что за шаманские дела! А вчера у меня экран потух, как будто в режиме экономии находился, хотя зарядки оставалось еще шестьдесят процентов. И это все происходит, как только захожу в соцсети.

— Ничего сейчас не вижу.

— Ладно, уже опаздываю, до вечера.

Быстро целую любимого, беру со стола печеньки, хлебаю чужой чай. Григ такое не выносит, поэтому, пока надеваю обувь, выслушиваю недобрые слова о своем режиме: «Надо вставать пораньше, чтобы успевать завтракать, наливать себе чай, а не брать мой». Закрываю дверь, а он все болтает, и даже в подъезде еще слышу пару нудных фраз.

А потом меня ждут те же лица, действия, разговоры в течение офисного дня. Но, к счастью, выходит из отпуска любимая коллега — Мила. Когда она входит в кабинет, появляется запах мандарина. А после ухода остается нотка жасмина. Запоминающийся запах и красная губная помада — главные штрихи ее образа. Темно-русые блестящие волосы, идеальная укладка — каре с густой челкой.

08:44. До официального запуска «энергоотсоса» (я так называю нашу работу) остается пара минут. Утренний кофе, курилка, уютный закуток для свежих сплетен на балконе возле моего кабинета. Мы с Милой здесь узнаем подробности договоров, сплетни о других компаниях. Коллеги, скорее всего, стоят в дорожных заторах и лишаются возможности услышать подробности моего дня рождения.

— В общем, Мила, скучный день, спектакль, ужин, практически с Григом и не разговаривали. Как твой отпуск? Судя по тому, что ты целых две недели не появлялась в «Пробке», отдых получился интересным.

— Нормальненько, просидела пару дней дома, навела чистоту. Съездила к морю, фоточек теперь миллион, расскажу на обеде больше, а то времени совсем мало. А вчера подружка вытащила на семинар «Just… чего-то там». Кучеры, ой, коучеры, — хотя разницы особой не вижу, суть одна, — рассказывали о жизни фрилансеров. Не работайте с девяти до шести, только на себя и удаленно. Надо заплатить им, чтобы узнать, как зарабатывать миллионы, сидя дома в пижамке.

— Смешно, ты вдохновилась?

— Ой, нет. Я обожаю нашу офисную жизнь. Все эти элегантные жилеточки, платья, проекты, знакомства с потрясающими людьми. Не буду уходить на фриланс. Это нестабильно, без красивых нарядов, и совсем без корпоративных подарков, конфет и пирожных. Я люблю дресс-код, подаренные фирменные блокнотики, обеды, пятничные посиделки с коллегами.

— Ой, Мила…

— Да, ты с нами не ходишь, а так бы изменила мнение. Корпоративы вообще отдельная тема. Один раз сходишь, а разговоров на целый месяц: кто с кем флиртовал, переспал, танцевал и чего только не делал.

— Да-да, я помню, как потом все по туалетам обсуждали Марину и нашего «зайчика».

— Кстати, о ней. Все думают, что это она слила инфу конкурентам.

Мои глаза закатываются наверх, чтобы взять из недр памяти момент, когда к нам пришла работать Марина.

— Да точно не она. Она же устроилась к нам перед Новым годом. Ох, не люблю я эти офисные интриги. А ты вот обожаешь. И возвращаясь к теме фриланса, тебе точно не надо отсюда уходить. Если здесь все нравится, удаленка, конечно, не твоя тема. Пойдем к директору, уже девять часов, скоро начнется летучка, а Витюша не любит опоздавших.

14:43. Мы все еще обсуждаем какие-то цифры, проекты, результаты месяца. На планерке запускаю волну зевков среди присутствующих. Руководитель смотрит на меня укоризненно. Я не вслушиваюсь в отчеты и цифры за январь. Делаю зарисовки нашего директора. Получается вполне симпатичный портрет глубоко думающего начальника в его кабинете. Мой руководитель Виктор Васильевич (среди офисного народа — просто Витюша) не обладает высоким ростом. Уже виднеются залысины, подстригают его ужасно — еще больше акцентируют внимание на проплешинах. Почему никто из родных ему об этом не говорит? Он носит костюмы на размер меньше, и так жалко пуговки на пиджаке, которые изо всех сил стараются скрыть пузико, держатся из последних ниток. Вообще, вид у него несуразный, как и его почетные грамоты на стене. Сразу бросаются в глаза рамки ядовито-зеленых, оранжевых цветов, абсолютно не сочетаемых друг с другом. Сами грамоты с нелепыми формулировками заслуг, и, если запустить туда страдающего перфекционизмом, он тут же вздернется рядом с покосившейся рамкой. Их «кривость» никому не дает покоя, кроме Виктора Васильевича. Главной деталью кабинета является специфическая точилка в виде голой женской фигуры, застывшей в «роковой» позе. Витюша ставит ее на середину стола. В офисе гадают, кто ему подарил нескромный канцелярский сувенир. Я — одна из немногих, кто с ним ладит. Коллеги не любят Витюшу за вульгарные шуточки, и везет ему, что мы работаем в России, — в любой европейской стране его юмор воспринимался бы как сексуальное домогательство.

Работники делают вид добросовестных слушателей, но на самом деле только Лена внимает каждому слову и записывает цифру за цифрой. И когда Витюша задает мне внезапно вопрос, сосредоточенная коллега шепотом помогает с ответом. За это ее благодарю: пишу в уголке блокнота «Спасибо». А мои зарисовки остаются незамеченными для директора.

На планерке также присутствует самый главный «поддакивалка» по фамилии Соловец, он отвечает за хозчасть. Успевает говорить и кивать нашему директору между жеваниями очередной резинки, которая спасает его от желания закурить. В нашем коллективе все смеются над его экспериментами по бросанию курить, хотя однажды они привели к решению убрать курилку. Тогда ор стоял выше Уральских гор, ведь там собирались не только курящие, но и такие, как я, кто любит решать все вопросы с помощью старого древнего способа «потрындеть».

Директор оставил нам место, но ввел регламент — не больше пяти минут. Виктора Васильевича полюбили после такого решения, но чувства продлились ровно до первой пошлой шутки про уши и член.

На планерке зарисовка получается живой, и страница с датой «2 февраля» перестает быть скучной. Мне нравится мой голубой ежедневник: в нем рисунки, добрые записи, мотивирующие лозунги.

Незаметно фотографирую получившийся портрет, выкладываю в соцсети. Коллеги первые оценивают пост. Телефон без конца загорается, всем нравится зарисовка.

Летучка превращается в пятичасовое совещание. Мы выходим из кабинета и дружно, без Соловца и Витюши, идем в курилку. Главное правило всех планерок — обмозговать все шуточки директора, цифры и отчеты в курилке. Перерыв затягивается, мы смотрим видюшки про котов, талантливых попугаев, художника и змею. Последняя извивается и рисует картину.

— Видела, как дельфины рисуют, но чтобы змея… — говорит Лена.

— Ага, хорошо ее надрессировали, — отвечает другой коллега.

— Лили, ты о чем задумалась? — спрашивает Мила.

— Даже змея рисует, а я нет, — ответила ей.

— Ты тоже рисуешь, вон какие портреты.

Стены курилки сотрясаются, мы громко смеемся по поводу нарисованного портрета. Заходит Соловец, болтовня прекращается.

— Лили, я скинул документы. — Он не успевает договорить и закашливается.

Выходит быстро, лишь бы не чувствовать этот противный и манящий для того, кто бросает курить, запах. Мила указывает на дверь и шепотом произносит:

— Ладно, давайте работать, а то третий пластырь уже налепил из-за нас.

16:52. Вздыхаю с облегчением, остается работать около часа. Мой кабинет по размеру напоминает скорее коробку от холодильника. Но ближе к 18:00 стены как будто еще больше сужаются. Дверь не закрыта, поэтому ко мне часто заходят незнакомые люди, словно видят во мне справочное бюро по нашей организации. Симпатичный мужчина лет тридцати пяти стучится и спрашивает, как найти контрактный отдел. На последнем слове он запинается.

— Извините, не смог удержаться, заглянул в ваш блокнот. Хорошо у вас получилось.

— Ой, спасибо! — Чувствую, что мое лицо порозовело. — Их кабинет находится через три двери. Сейчас выйдите, поверните налево, у них номер 110.

Мужчина кивает, проговаривает еще раз направление. Затронутая арт-тема, видимо, пробуждает желание продолжить разговор.

— Вы давно рисуете?

— Сколько себя помню. Все хочу заняться этим делом более профессионально, записаться на курсы, но времени не могу найти.

— Я тоже рисовал, но так, скорее баловался, в виде хобби. Подумал даже, что смогу этим зарабатывать. Пошел на курсы к Бродееву, знаете такого?

— Бродеев! Конечно! — Только потом поняла, что вопрос звучал риторически.

Он кивнул и продолжил:

— Там, правда, мой талант засунули далеко. В общем, не срослось.

— Я тоже хотела к нему попасть, но испугалась большого количества желающих. Знаю, что у них отбор жесткий. А вы как туда попали, через знакомых?

— Почти сам. Я настойчивый, обрывал телефон и спамил почту. Да, там очень-очень жесткий отбор, Бродееву нужны не только интересные художники, но и личности. Когда курс начался, понял, что мне нравится рисовать, когда сам хочу. Писать картины — это увлечение, которое у меня продлилось недолго, не готов был этим заниматься каждый день. Там учат блестяще, но, кажется, я лишился вдохновения. Если вы хотите попробовать себя на курсах, то могу дать номер помощника по отбору претендентов, через которого можно договориться.

— О, спасибо большое. Даже не верится, что мне так повезло, и хорошо, что вы ошиблись дверью.

Гость достает телефон и диктует мне цифры.

— Маргарита вам должна помочь, узнаете что и как. Да, и на сувенирчик для нее не скупитесь. Я, конечно, не стал великим художником, но Бродеев помог найти свою тему. Сейчас организовываю вечера, где каждый может прийти и нарисовать картину. Знаете, это наподобие «открытого микрофона», только у нас называется «Открытый холст». Среди гостей Петр часто бывает, за столько времени мы с ним подружились. Он пользуется авторитетом среди гостей. Они следят за каждой его реакцией и пытаются угадать, нравится ему полотно или нет.

Слушаю его с открытым ртом, киваю — имя Бродеева для меня как магнит. Мимо проходят люди и удивленно косятся в нашу сторону.

— В конце вечера художники выставляет картину на аукцион, а гости покупают. Но цена зачастую зависит от Бродеева. Он даже не знает, каким обладает влиянием на ценителей искусства и как меняет судьбы молодых художников.

Мужчина достает что-то из кармана и протягивает мне:

— Приходите тоже. Вот визитка.

Потрясена таким архаизмом, ведь уже пару лет никто ими не пользуется. Все люди добавляются в «Пробку» или другие соцсети, находят друг друга, и все это происходит без карточки с вензелями.

— Александр Верба — красивая у вас фамилия.

— Спасибо. Надеюсь, еще увидимся. Так… куда мне сейчас?

— Давайте я вам покажу, как пройти.

Мы выходим в холл, я указываю направление. Александр приветливо машет рукой в знак прощания. В каморке остается запах корицы с ванилью. Обожаю булочки, вдыхаю аромат, улыбаюсь.

Волнение окутывает меня словно колючий шерстяной шарф. Заглядываю в блокнот и повторяю последние цифры недавно записанного телефонного номера. Так хочу попасть на курсы к именитому художнику и учителю, но мной овладевают сомнения. Достаточно ли я интересная для Бродеева, талантливо рисую или мне только кажется. Пускаюсь в поиски информации о курсах, читаю отзывы. Три года назад, после университета, уже интересовалась ими. Тогда мне помешала нехватка денег, и пришлось устроиться в офис. Думала, что работа будет кратковременная.

В мыслях улетаю на Манхэттен, меня окружают картины в собственной галерее, пью вкусное вино, и за окном меня умиляет вид спешащих на работу людей. Город бурлит и днем, и ночью. Да, я стану обязательно великой и знаменитой художницей. Вздыхаю: ценник на курс космический, ну и пусть, это ведь сам Бродеев.

Наступают долгожданные минуты для офисных работников: 17:59 и 18:00. Кабинеты пустеют, все спешат, нельзя лишаться ценных минут жизни и тратить дополнительное время на «энергоотсос». В толпе торопящихся раздается звонок. Никто не роется в поисках телефона, потому что звонят мне. Я отвечаю Григу.

— Привет, дорогая. Ты еще на работе? Рядом еду, могу тебя забрать.

— Я почти на выходе. Заезжай за мной.

18:10. Сажусь в машину. Запах нового автомобиля еще не выветрился. Первые минуты разговора проходят в вопросах и ответах о прошедшем дне. Из-за вечерних пробок у Грига портится настроение. А мне так хочется рассказать о знакомстве, курсах и мечтах. Машина в очередной раз останавливается, но уже по причине красного сигнала светофора. Среди полос проходит мужчина преклонного возраста с длинной-длинной бородой.

— Открыть окно, дашь ему денег? — спрашиваю у Грига.

Светофор загорается, наша машина проезжает мимо старика.

— Ты ему не дал, потому что он похож на попа?

— Нет, этот похож как раз таки на нищего, а попы же на нищих не похожи. Просто налички совсем нет.

— И у меня. Ненавижу такие моменты, когда совсем нет денег на милостыню.

— Да, с переходом на безнал в карманах никогда ничего нет, жаль, они ходят без терминала. Но было бы странно, если бы нищий брал милостыню с терминала.

— Блин, опять телефон плохо работает, звук на видюшках совсем не воспроизводит.

— Возьми мой, мы почти приехали.

Машина поворачивает направо, до дома остается пять минут езды, мы их проводим в тишине. Погружаюсь в размышления о предстоящем курсе, как мои работы будут хвалить, как стану лучшей ученицей на курсе, а потом выставки, галереи, знакомства с другими художниками, аукционы с моими работами. Григ тоже молчит. Мы часто в пробках ничего не обсуждаем, оба погружены в свои мысли, меня расслабляет наша тишина. Григ — первый человек, с которым легко молчать, без переживаний, что не могу подобрать слова или тему для общения.

Дома возле порога нас ждет кот, зевает. Немногочисленные оставшиеся продукты в холодильнике «намекают», что проще сварить пельмени.

Звонит телефон, и, судя по восторгам, поздравлениям, личным темам, Григ общается с отцом. Они разговаривают каждый день по часу. Александр Евгеньевич — основатель социальной сети «В пробке». С каждым днем количество времени, проведенного в дорожных заторах, увеличивается, и идея о ее создании пришла как раз в пробке. В этой соцсети, как и везде, обсуждают политику, новости, чьи-то жопы, но больше говорят про бамперы машин и т.д.

Григ входит на кухню в приподнятом настроении:

— Представляешь, «Пробка» поставила свой рекорд. В сети уже пятьдесят миллионов пользователей. Кто бы мог подумать, что эта соцсеть так…

— Сельдерея бы…

— Что, прости?

Вместо того чтобы продолжить: «эта соцсеть выстрелит прямо как из пушки», брякнула первое, что пришло в голову:

— Сельдерея хочется. Что ты там насчет пробки говорил?

— Кто бы мог подумать, что эта соцсеть так выстрелит.

Влюбленные люди меня раздражают «премилой» манерой заканчивать фразы друг за другом, и я стараюсь на них не походить.

— Ну людям в пробке делать нечего, с нашим «бездвижением» актуальная тема.

— Да, отец сказал, что в связи с таким большим количеством народа дорожная инспекция обязала их компанию написать, как на пачке сигарет, предупреждение.

— Про легкие, что ли? — с недоумением спрашиваю у Грига.

— Нет, типа дорожная инспекция предупреждает, что водителю пользоваться смартфоном во время движения транспортного средства запрещено и влечет наложение административного штрафа.

— Это будет выглядеть странно.

— Ну как и пачка сигарет. Мы сегодня есть вообще будем или нет?

Я тянусь за кружками, висящими над головой. Чувствую его взгляд на моей спине.

— У меня все готово, сейчас чай налью.

— Я хотел давно спросить, но не знаю, как ты к этому отнесешься.

Я поворачиваюсь, ставлю чайник обратно. О нет. Неужели он собирается сделать предложение. Александр Евгеньевич ждет от нас внуков, и поэтому после каждого их разговора витает в воздухе тема наших будущих детей и брака.

— Ты делаешь мне предложение?

Глаза Грига округляются, а я прижимаю ладони к губам.

— Ой, ты не это хотел спросить… Какая неловкая ситуация, и пора мне замолчать.

— Эмм, вообще хотел спросить про твоих родителей. Но ты разве хочешь замуж?

— Не, фух, на минутку показалось. Не то чтобы я хотела… Ты весь радостный, звонил отец, я услышала про… да не важно. А что ты там спрашивал про родителей?

— Ты ничего не рассказывала про родителей. Извини, если тема трудная. Просто много слышал о бабуле и про отца иногда, а про маму совсем нет, но входящие от нее я часто вижу у тебя на телефоне. И вчера она утром звонила, но ты скинула.

Пальцы стучат по столу, замечаю это и прекращаю «бит». Григ уже сам наливает чай.

— Про нее не хочу говорить. А папа умер, когда мне только исполнилось четырнадцать. Едва прошло два года со дня его смерти, она снова вышла замуж. Я не хотела, чтобы в доме находился посторонний человек, и часто ночевала здесь, у бабушки. Потом новому мужику предложили работу в другом городе.

— А имя-то у него есть?

— Я его прозвала «какой-то Вася». Отказалась с ними переезжать, бабушка меня забрала к себе. Маму видела раз в неделю. И то в дни ее приезда уходила специально гулять, не хотела с ней общаться и видеть вообще.

Григ больше не задает вопросы.

— Мы с мамой давно потеряли связь, еще до смерти папы. Она просто в один миг ушла из моей жизни. Брат родился мертвым. Папа ей приносил чай с мелиссой, всегда его заваривал, когда в семье не ладилось. Я лежала возле маминой головы, гладила ее кудрявые волосы, она молчала. Только ночью слышала мамины всхлипы, но на следующее утро она снова молчала. Так пролежала рядом с ней неделю, никуда не выходила. Папа приносил подгоревшую кашу. До сих пор помню вонь, которая была в квартире из-за сожженной каши. Через три недели мама встала, уверенным шагом прошла к телефону, позвонила на работу и сказала, что на следующий день выйдет. И с тех пор возвращалась поздно, бывало, что я засыпала, так и не дождавшись ее поцелуя на ночь. Папа заменил ее. И мы больше времени проводили с ним, он меня познакомил с миром искусства, благодаря ему я прониклась любовью к рисованию. А через пару лет и он покинул меня.

— А сейчас вы с мамой общаетесь? — спросил Григ.

— Редко, отвечаю ей раз в две недели.

— Я заметил, что ты постоянно сбрасываешь ее входящие.

–Да, просто так получается. Утром ведь спешу.

В желудке словно поселились волки и так выли от голода.

— Так, мы долго будем все это обсуждать? Еда же остынет.

19:46. Мы ужинаем, и возможности поговорить о моем знакомстве и курсах опять нет. По моим наблюдениям, практически все женатые пары смотрят в телефон за ужином. Эта привычка появилась и у нас. Проверяю соцсети, читаю оставленные комментарии к моему посту про офисные будни. И незаметно для себя прилипаю к телефону на целых два часа. Опять упускаю время, ворую у самой себя судьбоносные два часа. Если так подумать, то любая минута несет в себе изменение.

22:01. После ужина выхожу на балкон полюбоваться подсвеченным ночным городом. Из всех громадных зданий мне нравится «Метрополитен», хотя на таком расстоянии он выглядит малюсеньким, с мизинчик. Самая известная в стране галерея в виде метро со станциями, названными в честь именитых живописцев, инсталляциями. Огромная территория современного искусства и дизайна. Там приходится передвигаться с помощью горизонтальных и вертикальных лифтов, напоминающих вагоны. Пройти пешком сложно, но как-то с папой мы смогли проделать этот путь. Потратили часов семь, ноги потом гудели, но счастья от увиденного хватило на целый месяц. Выставить там свои творения — главная победа для любого художника.

— Григ, ты меня слышишь? Когда-нибудь и мои картины там будут. А-а-а, черт, я же забыла позвонить.

Смотрю на небо и прошу у Ба прощения, конечно же, фея, а не черт.

Григ заходит на балкон и недоуменно спрашивает:

— Что ты кричала, я в ванной был?

— Да уже ничего. Поздно, пошли спать.

22:50. Перед сном опять себя корю, что слишком много времени трачу на ерунду. Не получается почитать про прокрастинацию из-за нее же. Даю обещание, что на следующий день обязательно поговорю с Маргаритой. И завожу будильник на пораньше.

06:50. Говорят, что эндорфины убойными дозами вырабатываются в начале отношений, потом снижаются. Верю этим людям. Утренний секс вместо будильника меня напрягает: зубы не чищены, жутко хочется в туалет по-маленькому. Да и ко всему прочему добавляются традиционные рыгания кота возле дивана, который перед этим нажрался своей шерсти. И вот в мозгу появляется лист со списком: «Что нужно сделать после секса? 1. Убрать за котом эти вонючие, мерзкие комочки. 2. Сходить в туалет». Или в другом порядке?

Кот уже не блюет, а Григ шепчет на ухо:

— Сегодня необычное утро, ты даже успеешь позавтракать.

— А-ха-ха, я же встала на 10 минут раньше, а не на полчаса.

Григ после утреннего секса — самый приятный человек в мире. Он убирает за котом, а я ухожу в ванную. Периодически выхожу с щеткой и пеной во рту, чтобы поговорить с ним.

— Поняла, что надо все-таки поменять уже свою жизнь, хочу пройти обучение в известной художественной школе. Подожди, сейчас сполосну…

Григ, судя по кивкам невпопад, половину слов не понимает и в перерывах успевает только сказать: «ага», «угу», «давай!». Зубная щетка в руках сменяется на тушь, карандаш, юбку. Во время диалога каждый занимается утренними делами, поэтому приходится несколько раз переспрашивать друг друга.

— Правда, еще толком не узнавала, так, по сайту немного полазила. Про ценник как-то все сложно написано. Ты не будешь против?

— А сколько лет нужно учиться? Сколько стоит? Мы же хотели пока отложить деньги.

— Да я же говорю, что еще толком не узнала, есть ли у них вообще свободное место. Там несколько направлений и время обучения от года до трех. Сегодня вечером еще обсудим. Кофе попью на работе, я поехала.

Через полчаса пью чай с лимоном. Кофейный аппарат сломан из-за частого использования, уж очень мы любим на работе этот бодрящий напиток.

Офисная жизнь захлестывает заботами, делами, заданиями. Дни, как назло, загруженные, не нахожу время даже на обед, а на звонки, которые могут изменить мир, уж тем более. Начало и конец месяца — сложные периоды для офисных работников. Сначала не вылезают с планерок, а через две недели готовятся к сдаче отчетов.

Бесконечная погоня за отчетами и планами лишают меня жизни. Утро в спешке, офисная болтовня на работе, рабочий «энергоотсос» и любимые 18:00. Дальше ужины. Они проходят молчаливо, мы иногда отвлекаемся от интернета, чтобы показать друг другу какое-нибудь смешное видео, а иногда просто сразу обмениваемся, дабы и вовсе не отрываться. Весь рабочий день не видели никаких новостей или видео про котят, моделей, депутатов, поэтому надо срочно наверстывать. Соцсети снова мешают позвонить Маргарите, но ничего не могу с собой поделать.

— Блин, я опять не позвонила, эти видюшки про разламывание песка или мыла слишком много времени отняли.

— А что тебе мешает начать рисовать без курсов? Просто для себя и сейчас?

— Ну, во-первых, сейчас уже десятый час, а во-вторых, засохли краски, я давно к ним не притрагивалась.

— Чтобы начать рисовать, краски не нужны, и курсы, кстати, тоже. Вон возьми кетчуп да и рисуй.

Григ выдавил прямо на стол кровавую лужу.

— Пфф, ну какой кетчуп…

Вздыхаю и вытираю соус сухой салфеткой.

— Лили, честное слово, ты прямо как мой коллега. Он хотел бегать по утрам, все начать не мог — то спортивного костюма нет, то кроссовки не те, то сумки на руку нет для телефона и ключей. А потом вообще началась зима.

— Ой, да…

— Да вон возьми зубную пасту нашу, она тем более трехцветная. Женщины некоторые месячными рисуют, фу-у-у, надеюсь, такое не увижу. А ты тут со своими красками.

Поздними вечерами обещаю себе, что завтра обязательно позвоню и узнаю о количестве свободных мест. Вообще, последние минуты перед сном самые бодрые, я полна решимости, заряжена мотивацией. Сон ослабляет готовность, и наутро я разительно отличаюсь от вечерней Лили, готовой свернуть горы. Утром же только одна мысль: «Можно еще часик поспать?»

Так продолжается примерно до конца февраля, два дня передышки, все облегченно вздыхают и прекращают совещаться. Дожидаюсь того самого дня, который изменит мою жизнь. И опять мечты о «Метрополитене» и о жизни без нудных планерок кружат меня.

До Маргариты невозможно дозвониться, у абонента все время занято. Как должен поступить человек, который хочет изменить свой мир? Узнать другой номер, спросить у консультанта на сайте, да, в конце концов, залезть в яндекс/гугл и найти отзывы бывших учеников, списаться с ними и спросить, как же можно попасть на этот курс, минуя Маргариту.

Вселенная мне дает возможность, а из-за страхов, соцсетей, прокрастинации — все упускаю.

Чудо происходит спустя месяц ночных обещаний — я дозваниваюсь до Маргариты.

Она отвечает сухо:

— Я понятия не имею, что там по обучению, сегодня уволилась, а отбор завершили еще неделю назад. И никто нормальный там уже не учится, Бродееву не угодить. Вообще, он сам ничего не понимает в искусстве. Ни один ученик после него не стал гениальным художником, ни одного шедевра за все время. Я хороших учеников ему подбирала, но таланта у самого Бродеева мало. Всё.

Держу в руках телефон, экран погас, не могу поверить, что так облажалась. Вселенная же меня любит, она так не может со мной поступить. Так верила, что мои курсы от меня за месяц никуда не денутся. Неужели перемены опять не наступят? Почему именно сейчас эта Маргарита уволилась? Неужто не могла подождать, пока я завершу все свои дела? Всего несколько дней назад бы вернуть. Вот так милые видео с котятками, депутатиками, застрявшими в танке, и т.д. зачеркнули мои мечты стать лучшей ученицей на курсе, а потом оказаться в «Метрополитене».

Другие способы попасть на подобные курсы не использую. Как назло, вечером кот роняет телефон, и тот неудачно падает. С одной стороны, расстраиваюсь, но с другой — избавляюсь от соцсетей. Беру себе совсем старый телефон, чтобы не возник соблазн залезать в интернет и тратить время на ерунду.

Меня хватает на неделю. Всего на неделю. Желание узнать новости про звезд, посмотреть выпуски YouTube, почитать блогеров, астрологов вызывает внутренний зуд. Не могу признаться себе, что я интернет-наркоманка. Каждую свободную минуту звоню в ремонтную мастерскую, чтобы узнать, как дела у моего телефона. А когда он попадает в руки, социальный мир вновь возвращается ко мне. И больше меня не отпускает.

Снова ударяюсь в бессмысленные поиски себя, подписываюсь на страницы блогеров о своем предназначении. Все чаще посещают мысли: если не получается с курсами, скорее всего, это не моя судьба и т.п. Надо просто продолжать себя искать. И вот в мои размышления за ужином вторгся Григ со своим мнением:

— Устал тебе доказывать, что ты сама в состоянии себе помочь. У тебя ничего серьезного не произошло. Какая-то тетка уволилась, сто других возможностей, подобных курсов, мастер-классов. Чуть что пошло не так, сразу в кусты на очередные поиски себя. Да, в конце концов, можешь поговорить с моим отцом, как он после трех крахов смог найти в себе силы и сделать еще один бизнес.

— Что мы о нем постоянно говорим? Отец твой — редкий случай. Я не такая, мне нужно, чтобы меня направляли, вели по жизни.

— Лили, ты же не слепая, чтобы тебя вели.

— Хорошо, неправильно выразилась, — чтобы меня хвалили.

— За что кому-то тебя хвалить, если ты ничего пока не сделала. Если сделаешь что-то существенное, то и похвалят. Кто же в начале-то хвалит?

— Всё, потом поговорим, я читаю блогершу, она интересно пишет про исполнение мечты.

Григ закатывает глаза, как незнакомый человек, которому ты не разрешаешь влезть в очередь. Вечный пример его отца как самого главного борца меня раздражает.

Вместо полезных дел застреваю снова в мире чужих людей. Осознаю, что социальные сети — сегодняшнее зло на пути к осуществлению желаний или достижению целей, уже запуталась, что именно нужно. Людям проще окунуться в жизнь каких-нибудь звезд, потратить время на просмотр коротеньких отрывков из фильмов и чтение очередных афоризмов от Эйнштейна или лысого накачанного актера. Хождения по интернету — это наркотик, и у него свои последствия. Для меня они наступят позже. Нельзя мечтать и при этом бездействовать. Транжирить время — значит обрекать себя на однообразную, унылую жизнь.

Я настолько боюсь дня сурка, что стараюсь проводить каждый день по-разному. За обедом в кафе выбираю другое блюдо, общаюсь с новыми людьми, меняю местами папки с записями на столе. Но, несмотря на эти старания, день все равно проходит по обычному сценарию. В этом и состоит парадокс моей жизни: меняю мелочи, надеясь, чтобы они приведут меня к глобальным переменам. За ужином даже прошу Грига убрать телефон, чтобы поговорить, но почти всегда жалею об этом. Мы с ним расходимся во взглядах на политику, искусство, образование, поэтому наши «бестелефонные» ужины заканчиваются спорами. Спорим бессмысленно, долго. Григ хочет, чтобы последнее слово осталось за ним, но я сопротивляюсь. У нас разные мнения по любым вопросам — не представляю наше совместное будущее.

Григ раскладывает деньги в белые конверты: на коммунальные услуги, на куртку из меха, на мощнейший ноутбук, на квадрокоптер и даже на дом. Как будто мы и впрямь семья с общим бюджетом. Мне же хочется путешествий, знакомств с художниками, «жить на Манхэттене и со звездами делиться секретами». Витаю в облаках, а Григ все время меня тянет обратно, тряся своими конвертами, чтобы я сконцентрировалась только на них.

Мысли материализуются, а мечты обязательно сбудутся, ведь я прохожу столько марафонов по исполнению желаний. Нахожу журналы, вырезаю картинки, покупаю ватман, все вырезки соединяю в одну композицию, аккуратным, почти каллиграфическим почерком пишу пожелания себе в будущее, вешаю плакат в определенный лунный день. Карта желаний в самые первые дни меня вдохновляет. Это время наполняется приятными хлопотами, рисунками. Составляю списки важных книг личностного роста, делаю заметки об улучшении своей жизни. Покупаю блокноты для ведения утренних страниц — отчетов о проделанных шагах. Выжимаю сто целей за пятилетний срок. Все это должно качественно изменить мою жизнь.

Работа, обеды, ужины, будильники, бесконечные споры — так может продолжаться долго. Но Вселенная слышит каждое желание, дает столько возможностей исполнить мечту. А если из-за лени, страхов зарыть ее, то Вселенная начнет уже действовать за тебя. И средства, которые она будет использовать, тебе могут не понравиться.

Еще один отрывистый кусок внезапно всплыл в памяти.

09:34. Устраиваю грандиозную уборку. И зачем-то это делаю в воскресенье — в самый неудачный день для разгребания хламья. Наверное, всех настигает такое настроение: ты вроде чистишь зубы, потом замечаешь белые точки от зубной пасты в отражении зеркала, берешь тряпку, вытираешь, моргаешь — и вдруг моешь уже духовку или холодильник.

— Иной раз лучше не моргать. Как я очутилась на балконе?

С каждым годом это место обрастает двумя-тремя пакетами, коробками со старыми вещами и прочтенными книгами. Беру верхнюю коробку, раскрываю, частицы пыли попадают в нос, чихаю. Там лежат открытки от коллег, журналы из аптек, билеты из кинотеатров и тот самый голубой блокнот с моими смешными эскизами, заметками и контактом Маргариты.

Когда мы разгребаем свою жизнь или просто подобные коробки, главное — не впасть в ностальгию.

Пролистываю несколько страниц, мечтательные послания себе в будущее. Натыкаюсь на рисунки: портреты коллег и утренних пассажиров, несколько зарисовок зданий города: храмов, музеев. А рядом надпись: «Я все еще хочу стать величайшим художником, чтобы мои картины выставлялись в «Метрополитене». Еще раз перечитываю. Слеза падает на лист. Буква «у» расплывается и соединяется с соседними буквами. Слезы капают и капают, а я все листаю прошлогодний блокнот.

Такие находки должны мотивировать, злить тебя и поднимать с дивана. Я же погружаюсь в «сопли-сожаления».

Достаю телефон, смотрю фотографии в ленте. Вспоминаю, пытаюсь найти ответ. Почему же ничего не вышло? Вроде холсты, время, деньги, идеи были. Вообще, у каждого есть все для того, чтобы исполнить свои мечты, и у меня в том числе.

По соцсетям трудно определить причину, ведь за год мало постов, всего двенадцать фотографий: семь из них с коллегами на работе, два кадра из кинотеатров на фоне афиш, еще три с любимым Григом и котом. Последняя публикация сделана две недели назад, унылые двадцать шесть мы отмечали в узком кругу: я, Григ и Сажа. Мы в веселых колпаках, судя по снимку, коту не нравится праздничный атрибут.

Мила тогда улетела в Италию, еще одни друзья не пришли, потому что у их детей началась ветрянка, а одногруппники перестали уже поздравлять с днем рождения. С коллегами я отмечала на работе. Маму не звала. Заехали только родители Грига, и то погостили всего полчаса. Отец был встревожен из-за слухов о закрытии интернета, и его настроение повлияло на всех. Хотелось бы думать, что причины редких публикаций из-за насыщенной, яркой жизни, когда даже не успеваешь запечатлеть моменты. Но кого я обманываю? Когда живешь в аккаунте чужих людей, звезд, спортсменов, любуешься их счастливыми минутами, поездками, то, конечно, на свои мгновения времени не хватает.

Жизнь меня ничему не учит. И после трех минут самоедства опять утыкаюсь в мир идеальных тел и модных «луков». Чужие жизни захватывают намного больше, чем собственная. В своей нужно ведь решать. А я не могу, у меня отсутствует пространство между жопой и диваном.

Но Таргет (да-да, именно с большой буквы, ведь некоторые считают, что это Бог им отправляет нужную информацию) не дремлет в воскресенье, в отличие от большинства людей. И мне, мечтающей художнице, приходит реклама о новом перформансе художника-факира.

На балкон заходит Григ и обнаруживает меня среди пыльных коробок. Он еще сонный, напоминает слепого котенка.

— Ты чего тут? Наконец порядок решила навести?

— Ага.

Я жадно читаю информацию о предстоящем событии.

— Понятно, а телефон внезапно среди коробок напал на тебя.

— Читаю. В следующую пятницу хочу сходить в музомастерскую.

— Э-э-э, что это такое?

— Это новый вид творческого пространства, прямо в музее посреди полотен рисуют картины, создают инсталляции, перформансы, типа шоу-музей.

— Ой, какая муть.

Григ зевает, но все равно продолжаю ему рассказывать:

— Там открытие, и пригласили художника, он рисует с помощью огня. Соберется вся художественная элита, а это знакомства, новые идеи картин. Пойдешь со мной? Судя по комментам, он создает шедевры на холсте. В основном, конечно, картины леса. Интересно, как за такое короткое время холст не загорается, а, наоборот, преображается?

Григ все еще зевает:

— Ой, не, все эти фокусы скучны, да и к тому же надо костюм надевать, я лучше дома посижу. Могу отвезти тебя, чтобы не тряслась в автобусе.

В детстве папа мне подарил огромный набор для рисования с красками, кисточками, карандашами. Я радовалась ему каждую минутку, а если отвлекалась на другие дела, то все равно продолжала улыбаться. Не столько внешне, сколько внутренне. Я могла забыть, отчего так радовалась, а потом вспоминала и еще больше светилась от счастья. Возможно, вдохновилась мыслью, что мой мир изменится!

— Алло, Лили. Ты чего так заулыбалась? Где место-то находится?

— На Тургеневском. Это бывший «Гараж». У меня просто поднялось настроение. Слушай, шампанское с моего дня рождения еще осталось, давай его откроем?

Григ ворчит, подходит к холодильнику, смотрит на часы:

— Еще утро совсем. Ты чего?

— Ай, отойди тогда, сама открою.

Толкаю Грига, он не отходит, но раздает советы:

— Не тряси ее, это же тебе не сок. Давай, утренний алкаш, сам открою.

После несколько мучительных попыток шампанское фонтаном выливается на пол, капли попадают на стену, где карта желаний, на растения и немного на кота.

— О, это к счастью.

— Ага, к счастью, тащи тряпку быстрей, пока кот тоже не присоединился к утреннему пиру.

После выпитого шампанского энтузиазм насчет уборки падает, а вечер заканчивается просмотром очередного сериала и серфингом в социальных сетях.

06:33. Пятница, утро, долгий выбор наряда. Приготовленный с вечера костюм мне уже не кажется удачным вариантом для сегодняшнего мероприятия. Красное платье слишком вычурное, серое — только для обеда с монахинями, оранжевое с птицами — хороший вариант, но к нему нет пояса. В итоге выбираю классическое черное платье, чуть ниже колен и с открытой спиной в качестве тонкого намека на то, что я совсем не монашка, правда, дышу в нем с трудом — узкое настолько, что лучше в нем не садиться.

Кофе, пробки, еще один кофе, офисная болтовня, волнение по поводу предстоящего события, и наконец время на телефоне показывает любимое сочетание чисел: 18:00. Переодеваюсь в офисном туалете. Заезжает Григ, и нас ждут очередные пробки.

Как будто смотрю на себя в ускоренной перемотке, все мои движения и движения окружающих увеличиваются.

Толпа людей хаотично движется на парковке. Григ моргает фарами, чтобы они разошлись, высаживает меня возле входа. Вывеска «Время» с вензелями переливается.

Но внезапно появляется надпись с громоздкими, толстыми буквами «ГАРАЖ», и эти две вывески начинают чередоваться с удвоенной скоростью. Не могу разобрать, почему это происходит, и звук в голове, словно мозг — это Windows, который оповещает об ошибке.

С трудом открываю серую дверь, пугает отражение в зеркале: на меня смотрит панк с моими глазами, а сверху со злостью глядит старуха. Прохожу вперед, снимаю шапку и пальто, подхожу к гардеробу. Здесь звучит шепот маленькой девочки. Знакомый голос. Звуки раздражают, кричу, чтобы она заткнулась. Но тик-тик-тик-тАк-тик-тик-тик-тАк продолжает раздаваться в моей голове. Затыкаю уши и кричу что есть силы.