Ольга – княжна Плесковская

Анна Влади (2023)

Книга о юности будущей великой княгини. После смерти родителей Ольгу воспитывает двоюродный дед по материнской линии — мудрый и деятельный правитель Плескова. Он растит Ольгу в любви, учит её грамоте, началам торгового дела и закону — правде. В жизни юной Ольги уже есть место тайне — её настоящее происхождение скрыто от окружающих. А оно позволяет ей претендовать на Киевский престол. И судьба будто помогает ей в этом — в Плесков приезжает Киевский князь Игорь, и дочь плесковского правителя очень ему нравится. Самой же Ольге мил не могущественный, пресыщенный властью князь, а молодой новгородский боярин. А потому ей предстоит нелёгкий выбор. Как его сделать — разумом или сердцем?

3. Сельская свадьба

Солнце закатилось за полдень, когда все хлопотные приготовления были наконец завершены. Столы ломились от яств, в воздухе витало приятное предчувствие праздника, а женская половина Томилиного семейства, взволнованная и нарядная, в верхних клетях избы доводила красу Малины до неземного совершенства. Были там младшие сёстры Малины — Леля и Услада, Ольга и две Малинины закадычные подружки — худая и острая на язык Берёза и приземистая добродушная толстушка Ива. В Выбутах, лесном краю, девочкам любили давать имена по названию деревьев.

Когда Ольга описала князю Малину пышной телом, белолицей, румяной, с косой, что толще руки иного гридня, она не покривила душой. Всего этого у Малины имелось в избытке. Ещё и росту девица была такого, что и иной гридень очи в очи бы не сумел поглядеть, и крепостью телесной боги не обделили. Удалась Малина в погибшего отца, что собою был богатырь, хотя и статную Голубу никто бы не назвал хрупкой тростинкой. Ступала Малина величаво и плавно, молвила веско и неспешно, но умела и острым словцом припечь, а уж как глянет, бровью поведёт — ровно серебром одарит.

Вот и сейчас, казалось, волновались все, кроме Малины, которая, неспешно осматривала себя в булатное зеркальце, с гордостью и удовольствием любуясь собственным отражением. И не верилось, что лишь несколько дней тому назад почитала себя Малина бессчастной, орошала подушку горькими слезами.

Долго горевала Малина, что никто её такую рослую да крупную замуж не позовёт. Женихи смотрели с восторженным трепетом, но бегали за резвыми хохотушками. Зато Первуша, не смущаясь ни своего невеликого роста, ни худощавого телосложения, как только Малину увидел — обомлел: «Вот это девица, каких богатырей нарожать ему сможет!», — и ничтоже сумняшися повёл осаду по всем правилам ратной науки.

Малина невзрачного, по её разумению, ухажёра сначала всерьёз не принимала: ни косой тебе сажени в плечах, ни золотых кудрей, ни взора соколиного. Но Первушу с толку девкина холодность не сбивала, и ухаживания он свои продолжал упорно и настойчиво. То место лучшее для Малины на посиделках займёт, то самый лакомый кусочек со стола принесёт, да и подарками Малину баловал — то бусы, то зеркальце, то отрез заморской ткани. Бывало раньше, Малину дразнили и за высокий рост, и за стать, но как Первуша появился, никто рта открыть не смел. И в службе ратной Первуша отличался, Яромир всегда с ним лично словом молвился, и неспроста: Первуша своих подопечных гридней гонял без устали, его десяток был самым лучшим из трёх. А уж когда обнимал Первуша Малину за плечи, то никто бы не посмел назвать его тщедушным или слабым, руки под рубашкой были крепче камня. Постепенно Малина настолько привыкла к Первуше, что и дня без него не мыслила. А когда Яромир отправил Первушу в Плесков с поручением, и отсутствовал удалой гридень аж целую седмицу, тут уж Малина и вовсе извелась. Вот такая любовная повесть-кручина, что ныне продолжилась свадьбой. Как столетний дуб вырастает из молодой поросли, что из малого желудя взошла. Так и из привычки порой рождается привязанность, а из привязанности крепкая любовь.

Для свадебного обряда облачили девицы Малину в баскую черемчатую тончайшего льна сорочицу, украшенную по вырезу затейливой вышивкой, в которой мерцали и золотые нити, и стеклянный бисер, и жемчуг. В более скромном исполнении узор повторялся и на подоле, что выглядывал из-под нарядной пестряди понёвы⁸. Поблёскивали золотые нити и в красном пояске, с которого на цепочках свисали подвески-обереги, должные притянуть в семейную жизнь молодых достаток и счастье. Длинные рукава Малининой сорочицы скрепили на запястьях бронзовыми наручами с затейливыми рисунками. Бронзовым же венцом обхватили голову. На челе венец украшал чеканный узор, кружево колец спускалось по вискам к гладкой белой шее, увитой ожерельем из разноцветных стеклянных бусин. Попадались в нём бусины зелёного стекла, а три были из дутого золота. Последний раз щеголяет девка в венце и радует взоры окружающих светлой гривой роскошных распущенных волос. Нынче вечером уплетут волосы в косы, уложат кольцами и укроют от посторонних глаз девичью красу тонкой тканью убруса⁹ — теперь не девка, а мужняя жена. Завершили наряд сапожками из красной кожи — подарком Яромира. Имелась ещё в праздничном наряде подбитая беличьим мехом душегрея, сшитая из заморского сукна, купленного Первушей.

Наряжая Малину, девицы пели, продолжая оплакивать, как и было положено, уходящее невестино девичество:

Ой, судьба моя, ты судьбинушка,

Доля трудная, доля тяжкая.

Словно белую берёзоньку,

Поломали меня, с корнем вырвали.

Увели меня от родной избы,

От родимых отца-матушки,

Повели меня да на свадебку…

— Малинка! — влетел в ложницу запыхавшийся Любим. — Первуша приехал и дружки его, Борщ и Млад, и ещё целая ватага.

Малина охнула и прижала ладони к губам. Невозмутимость слетела с неё, как желтый лист с древа по осени. Так она простояла неподвижно несколько мгновений, пока рассудительная Берёза не взяла её за руку и не увлекла за собой вниз по лестнице в горницу. Малину отвели в красный угол, под деревянные резные свята¹⁰ Рода и Рожаниц, посадили на лавку и укрыли шубой. Берёза, Ива и Ольга загородили Малину, повернувшись к лавке спиной. В горницу вышли Томила с Голубой. Мать невесты несла в руках каравай на рушнике. Услада и Леля встали у двери, готовясь встречать жениха.

А жених с дружками тем временем вовсю колотили в дверь избы. Открывать отправили Любима. Как только он отворил, весёлая, уже отведавшая хмельного мёду ватага с грохотом и хохотом вломилась в сени.

— Здравы будьте, добрые люди, — ещё из сеней зычно провозгласил Борщ, Ольгин давний приятель по детским играм. — Пошли мы с товарищами на ловы, зайцев пострелять, — продолжил он, когда вся ватага вошла в горницу. — А один заяц, серебряна шкурка, — тут Борщ нашёл глазами Томилу и повернулся к нему, — за ворота к тебе, хозяин, махнул. Отыскать надобно, позволишь?

— Что ж не позволить, добрый мо́лодец, ищи, коли не шутишь, — Томила усмехнулся в бороду.

Друзья рассыпались по избе. Конечно, они прекрасно знали, где искать пропавшего «зайца», но обряд нужно было соблюсти.

Обойдя избу посолонь, Первуша с дружками Борщом и Младом подошёл к Берёзе, Иве и Ольге, дружки встали у него за спиной.

— Красны девицы, не видели зайчика, серебряную шкурку? — спросил жених.

— Отчего же не видели. Знамо, пробегал, — молвила бойкая Берёза.

— А где сыскать его, не подскажете, славницы? — подхватил Борщ.

— Не спеши, добрый молодец, разгадаешь загадки, укажем тебе, где зайчик схоронился, — ответила Ива.

— Что ж, загадывайте, девицы премудрые, — Первуша вздохнул и изобразил глубокую печаль.

— Кругла, да не девка, с хвостом, да не мышь, — загадала свою загадку Ива.

— Ну, это ясно — репа, — ответил доселе молчавший Млад.

— Вот вам вторая загадка, — продолжила Берёза. — Мать толста, дочь красна, сын храбёр, в небеса ушёл.

Парни задумались, скорее для вида, а разгадал Борщ:

— Та матушка — печь, а дочка с сынком — огонь с дымком.

— Тогда моя загадка, — вступила Ольга. — Говорили в старину, молись — коли собрался на войну, когда идёшь в море — молись тогда вдвое. А перед чем, добрые мо́лодцы, надо молиться втрое?

— Ну и загадку загадала, красна девица, — протянул Борщ. — Пожалуй, разгадать не сумеем. Что, други, отпустим зайчика и по домам разбредёмся? Уж больно девица разумна да заковыриста, куда как нам с ней справиться. — Хитро подмигнул Первуше с Младом явно неравнодушный к Ольге Борщ.

— А зайчик, чудо, как хорош, — в тон ему пропела Ольга. — Шкурка, что паволока заморская, очи — чистые яхонты, — и, глядя прямо в глаза жениху, уверенно и чуть ли не властно добавила: — Отправляйтесь по домам, горе-ловцы! Мы нашего зайчика неумёхам не отдадим, мы удальцов разумных ждём.

— Наших ловцов-охотников прогоните, других не скоро дождётесь! — крикнула из ватаги какая-то нагловатая девица.

— А ты по себе не суди, — быстро нашлась Берёза.

— Верно Берёза подметила, никто видно к девице на двор не заходил, — подхватила Ольга. — Тявкающих псиц ловцам нет нужды разыскивать, они на свист сами бегут, — припечатала она, вызвав смешки в рядах ватажки.

— Знаю я разгадку, девица, — сказал почему-то вдруг оробевший Первуша.

— Молви, — милостиво разрешила Ольга.

— Трижды нужно помолиться, перед тем как пожениться.

— Что ж, верно молвишь, молодец, — также уверенно продолжала Ольга. — Вот он, твой зайчик, помолись, — она указала на свята богов, — и забирай.

Девушки расступились, Первуша шагнул к лавке, сдёрнул шубу и обнаружил под ней румяную от волнения и жаркого меха Малину. Он обошёл вокруг лавки, взял Малину за руку и вывел в середину горницы.

— Хорош зайчик? — спросила Берёза, обращаясь к дружкам жениха.

— Искали мы зайчика, а нашли невесту нашему охотнику, — отозвался Млад.

— И хотим узнать, богата ли невеста женскими умениями, — оживился Борщ.

— Откушайте хлебушка, что Малинушка наша пекла, — промолвила из другого угла горницы взволнованная Леля, подошла к Голубе, взяла каравай на рушнике и поднесла сначала Первуше, затем Борщу с Младом, а что осталось, отдала весёлой ватажке.

— Вкусно, добры молодцы? — робко спросила она.

— Хорош каравай, хрустящ и пышен. А с иголкой невеста умеет управиться? — в свою очередь спросил Млад.

Тут Услада молча подошла к жениху, держа в руках украшенную затейливой вышивкой по вороту и рукавам льняную рубаху.

— Добре, — с улыбкой молвил Первуша, взяв рубаху.

— Невеста наша свои уменья делом подтвердила, — постановила Берёза. — А ты, добрый молодец, докажи-ка нам, что не тщетствуешь¹¹.

— Не побрезгуйте, красны девицы, примите скромные гостинцы, — Борщ раскрыл кожаный тоболец¹², который с самого начала держал в руках, достал из него горсть мелких серебряных привесок на поясок и принялся раздавать девушкам. — Прими, красна девица, ложечку, — протянул он привеску Берёзе, — чтобы сытно вкушать и телом добреть. А тебе, девица, гребешок — чтобы скорее две косы заплести. — Это предназначалось Иве. — Вот и вам, славницы, на счастье. — Двух одинаковых коньков Борщ передал Леле с Усладой. — Ну, а тебя, девица, не знаю, чем и порадовать, тебя-то ничем не удивишь, — скрывая смущение, обратился Борщ к Ольге. — Возьми вот хотя бы солнышко, чтобы сиять ярче всех.

— Не обдели и братца невесты нашей, — напомнила Берёза.

— А тебе, добрый молодец, вот какой подарок, — Млад обернулся к ватажке и взял у кого-то из рук холщовый мешок. В мешке обнаружился деревянный крашеный щит. Восторгу Любима не было предела. Это какое ж у него теперь богатство: и меч, и щит — прямо-таки небывалое счастье! Коли такие дары перепадают от жениховых щедрот, вот и других сестриц уж поскорее бы женихи разобрали.

— Готовься, добрый молодец, подрастёшь маленько, возьму отроком к себе в десяток, — пообещал Первуша Любиму.

— Ну что, красны девицы, отдаёте нашему жениху свою подруженьку? — спросил Борщ.

— Отдаём-отдаём, — хором ответили подружки.

— А ты, добрый молодец, отдаёшь свою сестрицу за нашего жениха? — обратился Млад к Любиму.

— Забирайте. — Любим по-взрослому махнул рукой.

— А вам, Томила и Голуба, довольно ли моего вена, отдаёте за меня вашу доченьку? — Первуша посмотрел на Малининых родителей.

— Забирай, сынок, — прочувствованно сказал Томила.

— Береги нашу доченьку, не обижай, — со слезой в голосе добавила Голуба.

— Матушка, батюшка, благословите, — попросила Малина.

Томила взял из красного угла домашних чуров и, обойдя вместе с Голубой молодую чету посолонь и остановившись напротив них, промолвил:

— Живите дружно, любите друг дружку. И да смилостивятся над вами боги.

Голуба расцеловала Первушу и Малину, и, зажмурившись, на мгновенье крепко прижала к себе дочь — невесту, молодую хозяйку, будущую мать — неважно — своё дитя до последних дней.

После этого все стали выходить из избы, и свадебный поезд с песнями и плясками отправился на место праздничного пира. На поляне выстроившиеся в два ряда по обе стороны от поезда сельчане принялись осыпать жениха и невесту зерном и хмелем. У священной берёзы будущую супружескую чету ждал волхв, сельчане отступили, образовав круг. Волхв взял Малину и Первушу за руки и, бормоча что-то себе под нос, повёл посолонь вокруг дерева.

Сделав несколько кругов, волхв остановился, жестом вызвал из круга сельчан двоих отроков, один из которых держал в руках чашу, второй — зажжённую лучину.

— Водица ключевая, соедини сии души, — волхв поднёс чашу.

Первуша и Малина трижды поочередно отпили. В чаше была чуть подслащённая мёдом вода.

Волхв взял лучину и провёл ладонью по огню, жених и невеста с опаской повторили. Как ни странно, боли от ожога не почувствовали, да и самого ожога не случилось.

— Святой огонь, соедини сии души.

После этого волхв опустился на колени, брачующиеся тоже опустились и протянули к волхву руки со сложенными лодочкой ладонями. Волхв на мгновение приник лицом к земле, затем зачерпнул крючковатыми пальцами и посыпал землицей раскрытые ладони молодой четы.

— Матушка-сыра Земля, соедини сии души.

— Поднимитесь, обручники, сомкните уста, соедините свои души и назовитесь отныне мужем и женой, — повелел волхв.

— Называю тебя своей женой. — Первуша отцепил от пояса и надел на запястье Малины витой серебряный обруч.

— Называю тебя своим мужем, — трепетно промолвила Малина и склонилась для поцелуя к своему невеликого роста теперь уже мужу.

— Боги, призрите сии молодые души, соединённые священными узами. — Дребезжащий голос волхва возвысился, набрал силу и разнёсся над поляной. — Род, убереги от окаянств и безгодия, Рожаницы, благопоспешайте здоровых детишек, Велес, пожалуй тук и злаки, Ярила, не гаси любовного огня!

Крепко прижавшись друг к другу, новоявленные муж и жена, сопровождаемые прибаутками, шутливыми пожеланиями пытавшихся растянуть их за рукава в разные стороны сельчан, направились к свадебному столу, где их встретила сваха Велимудра. Произнеся своё напутствие, сваха приняла от молодых в дар кунью шкурку и пожелала им детишек столько, сколько в шкурке волосков.

И вот, наконец, гости расселись за столом и принялись неспешно вкушать. Зазвучали здравицы в честь молодых, сельчане принялись подносить подарки: глиняную утварь для снедей, дубовые бочки для квашения и солений, льняные рушники и скатерти — всё, что потребуется молодой семье в хозяйстве. Князь подарил молодожёнам шубу куньего меха и кольчугу Первуше, а Яромир — тонкостенную расписную посуду, а один маленький горшочек до краев был наполнен серебром — не один год молодые смогут прожить припеваючи, а с умом распорядившись, и не один десяток лет.

Солнце склонялось к верхушкам деревьев, веселье нарастало. Засвистели рожки, загудели дудки, задребезжали-зазвенели бубны. Парни и девушки вставали из-за столов, выходили на поляну, разводили костры, устраивали пляски и всякие забавы. Удалые гридни из Яромировой и княжеской дружин подсаживались к пригожим девицам, обнимали за плечи, сладким шёпотом заводили немудрёные речи. Старшее поколение вело неспешные разговоры, налегая на меды и закуски. Несколько гридней поодаль, почти у самого берега, жарили на костре кабана, пойманного на вчерашнем лове и томившегося прошлую ночь в заливке из соли, чеснока, лука, смородинного и мятного листа, а перед жаркой натёртого мёдом. Упоительный аромат уже поплыл над поляной, заставляя селян нетерпеливо втягивать ноздрями воздух и невольно поворачивать головы к источнику запаха.

Киевский князь, по праву почётного гостя сам выбравший себе место за праздничным столом между Яромиром и Ольгой, не таясь, скучал, вяло поддерживал разговор с воеводой, потягивал греческое вино, лишь для него выставленное Яромиром.

— Вот уж кого в дружину брать — так это невесту вашу, — заметил Игорь, разглядывая однако не виновницу торжества, Малину, а сидевшую рядом Ольгу. — Не девица, а чистый богатырь.

Ольга пожала плечами — мол, как знаешь, князь.

— А где тут у вас, девица, ракиты священные растут? — тихо спросил Игорь, склонившись к Ольгиному лицу. — Покажешь?

Ольга молчала, некоторое время раздумывая. Затем, не поворачивая головы и не поднимая глаз, ответила еле слышно.

— Как изволишь, князь.

— Изволю, веди. — Игорь, потягиваясь, поднялся.

Ольга послушно встала из-за стола. Под пристальным батюшкиным взглядом она поправила накинутый на плечи плащ и собрала в цветастый рушник пироги.

— Куда собралась, доченька? — строго спросил Яромир.

— Не волнуйся, воевода, прогуляться сходим с твоей дочкой, — вместо Ольги ответил Игорь.

— Дозволь, князь, охрану с вами отправить. Места у нас неспокойные, дикие, да и стемнеет скоро, нечисть всякая шалить начнёт.

— Оставь своё беспокойство, воевода. Никто твою дочку обидеть не посмеет, покуда с ней князь Киевский, что под защитой самого златоусого Перуна.

— Не волнуйся, батюшка, мы недалече. Быстро назад возвернёмся. — Ольга ласково улыбнулась Яромиру.

Не сводя с дочери напряжённого взгляда, воевода кивнул. Ольга развернулась и ходко пошла в сторону реки. Князь последовал за ней.

Примечания

8

Элемент славянского/русского костюма. Шерстяная юбка. Одежда преимущественно замужних женщин. Являлась также и частью свадебного наряда.

9

Головной убор замужних женщин, платок.

10

Изображение бога

11

Т.е. не является бесполезным, материально необеспеченным.

12

Сумка.