Линия мороза

Анна Емец

Параноидальная мысль сидит в голове, равнодействующими силами смерть лепит череп из лица, здесь нет никаких «Почему», так как не убежать от неизбежного… Евклидовый мир засосёт в жёсткую реальность, не требующую симметрий и более элегантного понятия о справедливости. Жизнь – временный лабиринт, для каждого свой собственный…

Глава 2

Тёплая дымка печали по ушедшему лету окутывает настроение, приветствуя осень. Плетя паутину своей деловой жизни, расставляя ловушки на мух и бабочек, ты совсем позабыла о себе. Женское счастье не стучится в дверь и не бродит под окном. Почти три года назад у тебя была семья. Спокойная сонная жизнь. За десять лет супружества вспомнить нечего. Вечные финансовые проблемы приводили к обидным ссорам, разваливая семейный очаг. Это теперь сын учится в частной школе-пансионе Великобритании, тогда было всё намного банальней: коммунальная квартира, гимназия, маленький заработок, отпуск на даче. Скинув бремя семейной жизни, взявшись за голову, каждый открыл своё дело: ты — пакетное, бывший муж — строительное.

Отец финансирует затраты своего чада, ты посылаешь деньги на личные расходы. Общаетесь с сыном по скайпу, а последняя встреча с бывшим мужем была в суде. Даже развод прошёл мирно. Тихо. Без скандала. Стороны согласны вести общее воспитание ребёнка. Формально он остаётся с мамой. Алименты не обсуждались.

Андрей появился сразу после развода. Ты только открыла ИП, нарабатывала связи, закупала материал, искала заказы. У него полиграфическая фирма. Ему 42 года, не женат. Статный, спортивного телосложения, почти седой, спокойный, вежливый, обходительный. Вы как-то сразу сошлись интересами. Тебе — нужные бизнес-подвязки, ему — постоянная ночная партнёрша. Ваши отношения протекали с отсутствием романтизма, но с приятными дополнениями, он дарил тебе цветы, ты готовила ужин на его кухне, он ходил с тобой на светские приёмы, ты позволяла играть с собой. У каждого свой бог и своя молитва. Своё реальное представление о любви и жизни. Свои идеалы и принципы. Нищета ломает духовную связь с миром, и богами становятся Бенджамин Франклин (стодолларовая купюра) да Хабаровск (пятитысячная). В голове поселился голодный, жадный червь, жравший твой мозг, заставляющий работать по 24 часа в сутки, размещать рекламу, знакомиться с людьми, клеить макеты, бегать с образцами бумаги по всему городу, предлагать себя, продавать себя, всячески убеждать и переманивать клиента, себе в ущерб делать скидки. Сколько? Сколько стоптано башмаков, чтоб на сегодня были работа, деньги, связи. И вот — он, грех и боль, обида и унижение собственного самолюбия, человек, который надорвал в тебе что-то тонкое, оставил себе что-то важное, а с чем осталась ты?..

Что вас связывало? Вы оба не отдавали себя друг другу и не получали ничего обратно, а лишь равнодушно, как вещи, предоставляли друг другу свободу, наслаждаясь в непосредственном самосознании простого «я». В этом тавтологическом движении рассудок, как оказывается, упорно держится за покоящееся единство своего предмета, и этим предметом оказалось другое «я», то, что собирается сказать что-нибудь отличительное от уже сказанного, оно, скорее, ничего не высказывает, а лишь повторяет то же самое — «то, что одинаковое становится неодинаковым, а неодинаковое — одинаковым». Вот и запутались мозги, полетели к чертям собачьим все доводы, догмы, рассуждения, предрассудки, ты влюбилась в мужика, для которого любая девка дороже твоих чувств. Какая глупость на старости лет.

Однажды, в табачном дыме, с затуманенным под действием красного вина воображением, ты сидишь, поджав под себя ноги, на кухонном диванчике в его двухкомнатной квартире. Твоё обнажённое тело завёрнуто в мягкую клетчатую рубашку. Он — напротив, абсолютно голый. Курит, смотрит в никуда, думает и молчит. Ты смотришь на него, наблюдаешь, твой разум жадно ищет хоть какой-нибудь чувственно-наличный модус, ту искру, инстинктивно раздувающую огонь, превращающую сущности в часть единого органического формообразования. Но, всегда есть грёбаное «но», он в качестве своей собственной величины, со своего пьедестала выдуманной морали, остался абсолютно равнодушен к твоим горящим глазам. Странная штука любовь: то, что было чёрным, стало белым, то, что острым — кубическим, всё дело в сознании и магии обоняния. Мужчина, которого выбрала ты, не способен любить.

Его дружба со свингерами, нудистские пляжи, секс-друзья, мужчины, женщины, фильмы, разговоры, музыка, клубы, наркотики, всё пропитано сиропом секса.

Надо валить! Встаёшь, идёшь в комнату, собираешь разбросанные вещи, одеваешься, набираешь номер, вызываешь такси. Он в недоумении наблюдает за твоими действиями, но всё же решается задать вопрос:

— Я тебя обидел? — спокойным тоном, выпуская дым изо рта.

— Нет.

— Но ты уходишь? Ещё только четыре.

— Мне пора, — крутишь волосы в хвост.

— Насть, — прижимает тебя к себе. Обнимает и хочет поцеловать; ты отворачиваешь лицо, продолжая собираться, — так что случилось-то?!

— Рано вставать. Я к себе, — обуваясь, шепчешь ты.

Он присел на корточки перед тобой, всё так же голый, смотрит на тебя большими карими блестящими глазами. У него начинается эрекция, ты это видишь, стараясь быстрей натянуть куртку, рука в рукав не лезет. Откуда это волнение? Он смотрит.

— Что с тобой? Пожалуйста, ответь мне, — берёт тебя за руку, целует пальчики.

— Андрей… Ммм… это была наша с тобой последняя встреча… всё! Хватит.

Он удивлённо вскидывает брови. Подымается, смотрит тебе прямо в глаза.

— О как! Что я сделал не так?

— Дело во мне. Ты не поймёшь.

Запел телефон: это такси.

— Прости… — выходишь.

Не оборачиваясь, идёшь к лифту. Жмёшь кнопку. Его дверь всё так же открыта. Ты ещё можешь вернуться, упасть в объятия, прикоснуться к телу, почувствовать запах, вкус его губ, но ты жмёшь эту чёртову кнопку! Лифт! Где этот долбанный лифт?! Волнение, разочарование, боль, обида, что ты делаешь? Куда бежишь? Вернись! Нет, уже поздно! Вот двери лифта открываются, вот ты уже зашла… Он не пытался тебя остановить. Не произнёс ни слова. Он молча закрыл дверь, а ты молча спускаешься вниз, в своё долгое безмолвное одиночество.

Осталась душевная пустота, как будто ластиком стёрли все слова, чувства, даже запахи; внутренне ты должна бы примириться с тем, что шансов нет, поверить в истину, но как? Если мечтания лучше пустоты.

Внизу — такси; тёплое дыхание весеннего утреннего ветра погладило ласкающей рукой. Одинокое такси несётся по пустому городу, унося твоё тело в одинокий мир, с пустыми страницами твоей души.

Не спишь, лежишь, смотришь в потолок, 6:30, запел будильник. Кофе, сигареты, ванна и туалет, сорок минут на сборы. В будни одно и тоже, труднее в выходные. Очередной день по плану. Офис, ежедневник, переговоры, распоряжения, поездки по городу и т. п. Вечером, закрыв офис, проверив цех, выключив свет, закрыв всё, что только можно, так как ты покидаешь рабочее место самая последняя, плетёшься на парковку.

Вырулив на Восстания, зайдёшь в «Ленд», купишь сигареты, бутылку французского красного вина, печёночный торт, молочный шоколад и грейпфрут.

Дома в компании телевизора откупоришь бутылку, нальёшь бокал, посмотришь на ярко-рубиновый цвет, выпьешь залпом, иронично усмехнувшись, нальёшь ещё, и так до дна. После, умывшись, надев сорочку, ляжешь в холодную постель и ещё долго не сможешь заснуть, глядя в потолок, переворачивая свои мысли, закручивая в узел, разворачивая и не получая ничего. Ответов на вопросы нет. Есть оправдания самой себя за ошибки.

«Ты строишь, ломаешь, любишь. Наконец-то ты любишь. А любишь ли? Пусть не того… Перематывая фрагменты вашего романа, игру в соблазнение, чудесным манером понимаешь, что жизнь не без своих сложностей. Он тебя не обидел, не бросил, не сделал ничего плохого, вам было хорошо вместе. Но ты по каким-то причинам, известным только тебе, решила, что во всём виноват он, как это возможно? Он звонил, искал встречи, приходил в офис, но ты отшила его окончательно. Всё было хорошо, пока через полгода случайная встреча в ресторане не выбила почву из-под ног. Андрей был не один. Молоденькая девушка, лет двадцати двух, блондинка с милыми чертами лица, длинной шеей, с изящными манерами. Ты чувствуешь, как твоё сердце упало, смотришь на неё, ища изъяны, бросая взгляды на него, а он светится счастьем, а ты пытаешься улыбаться в ответ, ведя бестолковую, бесконечную беседу. Как хотелось убежать, спрятаться, зарыться головой в подушку, заорать во всё горло от боли, кровоточащей внутри, ты и она — небо и земля, ей двадцать два, господи, двадцать два! Куда тебе с твоим за тридцатку?! Ты баба, с крашеными волосами, с тональником в два слоя и бледными губами, они уже не розовые. Она — естественная, молодая, свежая, соблазнительная, и где твои двадцать два? Почему-то поверив в свою уникальность, ты ни от кого не получила разъяснений о сроках её действия. Единственный, кто не обманывает тебя, это зеркало. С той стороны — стареющий кусок мяса, с потухшими глазами, в одиночестве своём».

Приходящие, уходящие мысли накладывались друг на друга, разбавленные алкоголем, превращаясь в коктейль невнятного бреда, уносящего с собой остатки рассудка, нагоняя пьяный сон.

Далёкое, смутно-призрачное пение телефона вывело тебя из тревожного сна.

— Да, — тихо.

— Настён, привет, ты дома? — женский голос.

— Да, — качаешь головой, глядя на часы: время — двенадцать ночи.

— Тогда я к тебе, можно?

— Да, — вздёрнув бровь: «Будто у меня есть выбор».

— Ну всё! О-кей, жди.

— Вина купи. Бар внизу.

— Ну а как же, не с пустыми ж руками-то приду, — смеётся.

Положив трубку, откидываешься на подушку: ну вот и компашка пожаловала. Поднявшись, накидываешь кофту, убираешь бутылку, бокал, окидываешь взглядом обстановку, всё ли у тебя чисто.

Лунная тропа освещает часть твоего дома, закрашивая холодным тоном густую бескрайнюю темноту. Бриллианты небесного полотна сияют в тысячу карат, завораживая своим блеском. Тишина вокруг. Такая редкость в шумном городе. Осенний ветерок заставляет съёжиться. Ты подтягиваешь ворот кофты к горлу. Докуренная сигарета крючится в пепельнице. Обхватив себя руками, ещё какое-то время стоишь, бросив несколько взглядов в никуда. Покидаешь балкон. А там неумолкающая Катя. «Когда ж она уйдёт-то», — думаешь ты.

— Ого, ты купила «беэмвешку»? — игриво, неестественным тоном спрашивает она.

— Ага.

— С кем обмывала покупку?

— Позвала лучших друзей.

— И кому повезло? — надув губки.

— «Шато Потенсак Крю Буржуа» и телевизор, отлично посидели, весело, — иронично отвечаешь ты.

— А чё меня не позвала?

— Не знаю, забыла, — жмёшь плечами.

— Ладно. Покатаешь хоть? — улыбается.

— Как только отрезвею, — отпив из бокала.

— У тебя еда-то хоть присутствует в доме?

— В холодильнике, глянь.

— Ого, целый грейпфрут, и одно яйцо, а это что? — достала магазинный контейнер. — Торт печёночный, дата сегодняшняя, можно сожрать? — смотрит на тебя.

— Конечно. Жри.

— Офигеть! Ты что, дома не питаешься? Надо как-то приехать наготовить, а то с голодухи сдохнешь ещё.

— Так я на работе всё время, там и ем.

— Вкусненький. Будешь? — предлагает тебе отковырянный торт.

— Не-а. Кушай! Я не хочу — отодвигаешь ей назад. — Что у тебя интересного? Какие новые тараканы записались в твои друзья? Смотрю, у тебя бусики странные, что это?

— Это алеппский агат, от сглаза. У меня и браслетик такой же, — показывает запястье, — ты не поверишь! Я познакомилась с мужиком, он делает такие штуки с животом… в общем, прощупывает внутренности. Я, когда первый раз к нему пришла, разделась…

— Что ты сделала? Насколько разделась?

— Не догола, я осталась в трусах. Ну а как иначе? Ему же внутренности нужны.

— У меня нет слов, — смеёшься ты, — действительно, не догола.

— Так вот, он начал меня прощупывать. Говорит: почки плотные, дыхательную систему надо чистить, мочевой пузырь склонен к камням, нервная система напряжена и т. д. Потом он посадил меня к себе на колени…

— Голую? — перебиваешь ты.

— Да! Он тоже был раздет. Говорит, чтобы меня не смущать, так как мы должны быть в первоначальной оболочке, такими, какими нас создали мать-природа и господь бог.

— О-фи-геть, — удивляешься ты, — и что потом? Он тебя трахнул, под предлогом естественного процесса?

— Фу, какая ты грубая, — обижается, — нет, ничего такого не было.

— Ну да! Учитывая, что уже было. Ну давай дальше, заинтриговала.

— Не буду, ты перебиваешь. Тебе тоже надо к нему сходить, очиститься, а то ты только и думаешь о прибыли, а духовные ценности не признаёшь. Вот и одинока. Деньги не согреют тебя ночью и не поцелуют в губы.

— Да ладно, очень даже согреют. Лучше уж деньги, чем кто попало в мужском обличии. К тому же на сегодня у меня роман.

— Кто это?! Неужели всё ещё Андрей?

— Ну, Андрей, падла, пока не выветривается в форточку моего воспалённого сознания, но я имела в виду другую любовь. Моя машинка! Смотрю на неё, и чуть ли не писаюсь от счастья.

— Долбанная материалистка.

— Катюш, мы все материалисты, абсолютно все! Просто кому-то для жизни хватает три копейки, а кому-то мало три миллиона. Вот ты! Обвиняешь меня в материализме, а сама в кофточке от «Шанель». Деньги под матрасом — ничто, их надо тратить. Ты ходишь на работу не ради удовольствия или от нефиг делать, а для того чтобы заработать — и покупать на заработанное то, ради чего ты пахала месяц. Я не знаю, что ты там читаешь, чем интересуешься, но могу с уверенностью сказать: деньги — это свобода. Детка моя, всё имеет цену. Даже сходить покакать на вокзале — надо заплатить, а чтобы было чем какать, надо что-то покушать, а чтобы было на что, надо иметь деньги, а чтобы иметь деньги, надо пахать, воровать или хорошо давать. Нет чудес, и сказок со счастливым концом нет!

— Какая ты нудная, за-ну-ди-ще-е, ску-ка… Слушай, ты чем только не увлекалась, и во что только не верила, а теперь такая, блин, вся правильная. Я помню, даже йогой занималась, и чёрт-те чем ещё.

— Да, было дело. Сейчас попробую вспомнить, — загибаешь пальцы, — йога, эзотерика, психология, нумерология, астрология, таро, хиромантия, физиогномика, и что там ещё, религия. А помнишь, мы с тобой учили: «Человек… краткодневен и пресыщен печалями…»

— «…не как дерево, которое, хотя и срублено, снова даёт отпрыски…» — подхватывает Катя.

— «…а человек ляжет и не встанет, когда умрёт человек, то будет ли он опять жить? Надежду человека ты уничтожаешь». Это кто?

— Иов, глава 14.

— Точно! Тогда по поводу материализма, детка моя. Вспомни-ка «Екклесиаст». И это — библия.

— И что там?

— Сейчас перевру, но почти дословно: «Это зло, если кто имеет богатство и не может пользоваться им, выкидыш счастливей его! Хотя рот полон, но душа не насыщена. Кто знает, что хорошо для человека в жизни?»

— Все труды человека для рта его, душа его не насыщается. Вот это я хочу до тебя донести, ты как-то опустела, что ли… — грустно говорит Катя.

— Может быть, Катюш, в какой-то момент просто всё достало.

— И всё же, что тебе принесло удачу? — с хитрым прищуром интересуется Катя.

— Какую удачу? О чём ты, Катюш? Я оторвала свою жопу от дивана, умыла рожу и пошла работать! И как-то всё само заработалось. Никакая атрибутика не решит твоих проблем. Верь ты хоть в чёрта, без толку! Это россказни тех работающих людей, что делают на вере в чудеса, глупости и лени денежку.

— Как с тобой тяжело… У меня сейчас башка треснет.

— Да ладно, не парься. Наливай! Ты так и не дорассказала про эксперименты со своим голым знахарем, — улыбаешься.

— Не знаю, не знаю. Уже и настроения-то нет, — лукаво отвечает она.

— Да давай, говори! Не буду больше перебивать.

— Сижу я у него на коленях. Он гладит мои груди, массирует плечи, делает массаж головы, меня переполняет возбуждение, я хочу его зверски. Он раздвигает мои ноги и лезет в трусики, трогает там, в общем, я кончила у него на коленях. Но это не измена? Ничего же не было. Или измена? Как ты считаешь?

— Как я считаю? — слегка ошарашенная от услышанного, — ну, во-первых, спасибо тебе большое за предложение сходить к этому мужику в поисках просветления моей чёрной и алчной души. Мне такой интимный метод совсем не подходит. Что я могу сказать? Фиг его знает. У врача же мы тоже раздеваемся, и он лазит везде, но он не доводит нас до оргазма. А здесь реальная близость. Хоть в тебе не было его члена, но кончила ты от его рук. Знаешь? Понятие измены у каждого своё. Мне, честно говоря, пофигу. Если любишь, изменять не станешь, а если потянуло налево, то чё рассуждать-то, что было, то прошло.

— Ладно, отключи циника! Ну и всё же? Настён, мне интересно твоё мнение. Я, в принципе, только за этим и приехала, — подливает вино.

— Понятно. А я-то губу раскатала, что ты испереживалась за меня. Вот и появилась на пороге моего скромного царства, проверить, не болтается ли моё тощее тело в петле на люстре.

— Ну и это тоже, — смеётся, — так чего? Мнение-то давай.

— Мнение, мнение… ммм… Ну, мой вердикт такой! Ты изменила своему мужику, как только переступила порог того мужика.

— И всё? А где критика, осуждение и тому подобное?

— Что за глупости?! Кто я такая, чтобы тебя осуждать? Не судите и не судимы будете, народная мудрость. Тебе было хорошо, твой муж не знает и спит крепко, ну и всё, на этом тема закрыта.

Кухня погрузилась в тишину, она думает о своём, ты — «когда же она уйдёт»?

— Насть?

— Ммм.

— А что у тебя с Андреем-то?

— Ни-че-го…

— Ты с ним видишься?

— Я стараюсь избегать с ним прямых контактов, но настроеньице на днях подпортила, — улыбаешься.

— Чем?

— Да там незначительные косяки, в принципе, вполне допустимые, но мне так захотелось ему нагадить, что я заставила переделать весь тираж.

— Ну ты даёшь. И чем это он провинился?

— Да ничем. Увидела его с девочкой, очень молоденькой.

— И что?

Вздыхаешь, ты и сама не знаешь ответ. Берёшь сигарету, закуриваешь и почти шёпотом произносишь свою наболевшую пьяную исповедь:

— Кать, я думаю о нём, постоянно. Он сидит у меня здесь, — показываешь на голову, — меня ничего не радует. Я просто живу, просто сплю, ем, хожу на работу. Он меня зажёг. Я смогла многое только благодаря ему. С каким азартом, страстью он заражал меня новыми идеями. Вся эта раскрепощённость, голые свидания с другими парами, всё это было настолько новое и настолько не моё. Он пытался содрать с меня эту советскую закомплексованность, а я удрала… Сейчас — в аду. Варюсь в своём же алкогольном котле отчаянья. И эти мысли, как вороны, летают над моей головой, каркая каждую секунду «ты стареющая ду-ра» кривлявыми голосами, долбят своими клювами мой мозг, — ты наблюдаешь за абстракцией сигаретного дыма, клубящегося возле лица. — Я думала о суициде. Но стало страшно, пока страшно, а там как карта ляжет. Не знаю… Просто в первый раз в жизни мне хреново из-за мужика. Я даже представить себе не могла, что может быть так тяжело.

Дым развеялся, ты переводишь свой взгляд на Катю.

— Вот сейчас ты настоящая! Живая, — берёт тебя за руку, — а то я уж переживала, так и умрёшь, никого не любя. Хотя выбор-то странный. Даже я б побоялась влюбиться в такого всем доступного мужика.

— Это, типа, твоё сочувствие мне? Или радость за увиденное? Или как это вообще понимать?

— Насть, ты уверена, что он тебя не любит?

— Уверена, — неуверенно произносишь ты.

— А то, что ты его видела с девицей, это ещё ни о чём не говорит, может, у него собеседование с секретаршей.

— Ага, в ресторане.

— Да какая на фиг разница, где, да и вообще, что ему теперь, рясу натянуть и в монахи податься, только чтоб тебе что-то доказать? К тому же ты сама знаешь о его нраве, он трахает всё, что движется. Наверняка в его любовниках и мужики имеются.

— Ты права, я опять что-то себе напридумывала.

— Да неужели я права?! Это что-то новенькое, — с визгом вскакивает Катя, целуя тебя в щёку. Ты уже привыкла к эксцентричным выходкам своей подруги. — Так вот, я считаю, что ты должна привести себя в порядок, назначить ему встречу и рассказать о своих чувствах. Вот я бы так сделала.

— Ну вот и пожаловал бред собачий! Я никому ничего не должна! Я никогда его не позову, и уж тем более никогда он не узнает о моих чувствах, если они у меня есть. К тому же ты только что привела неоспоримые аргументы его несостоятельности в любви, — закуриваешь следующую.

Катя разливает по бокалам, потом хлопает в ладоши, будто что-то вспомнив:

— А, прикинь, я тут на днях Ирину твою видела. Ну она и грымза, злючая. Даже не поздоровалась со мной, — жалуется тебе.

— Где?

— В Гостинке. Она там какой-то прикид мерила.

— Ммм, любимый магазин.

— Как ты с ней работаешь?

— Тут такое дело, — загадочно улыбаешься ты, — когда я Андрея видела с этой… Расстроилась. Пришла в офис. Сижу. Она заходит. Спрашивает, что со мной? А я, дура такая, ляпнула про встречу с ним. Я на диване. Она рядом подсела. Обняла меня. Я-то думала, что это так, по дружбе. Кать, она меня поцеловала в губы, и не просто, как мы с тобой, чмок-чмок, а реально взасос… — ты облизнулась, — и мне не было противно.

— Да ладно?! Ты и она, вы чё? — вытаращила пьяные глаза Катя.

— Да ничё… Просто сам поцелуй — он был настолько естественный, настолько настоящий, даже страстный. Потом она погладила меня по голове, глядя прямо в душу, пальцем проведя по моим губам, — ты отвернулась от Кати, посмотрев в окно, — она любит меня, и я фигею от этого.

— И я фигею от этого. Я тоже хочу тебя поцеловать, — улыбается Катя. — Так и как вы теперь?

— Да как, никак. Она ловит мой взгляд, а я бегаю от неё как от чумы.

— Насть, так, может, попробовать, ну это… — намекает Катя.

— У тебя была баба?

— Нет, я любительница членов. Не представляю, что можно делать с бабой.

— Логично.

— Насть, у меня был опыт с… Как её, ну ты знаешь. Помнишь, такая блондинка, мы ещё работали вместе в магазине. Блин, неважно. Так я уснула на ней. Это ничего не значит, просто по пьяни — ошибка молодости.

— Катюха, я не устаю тебе удивляться, ты даже здесь отличилась, — смеёшься ты.

— Нет! Я всё к тому, что если эта Ира профи, так почему нет?

— Ну вот и предложи ей себя.

— А про любовь она сама тебе сказала?

— Да.

— И как?

— Просто. Когда целовала, тогда и прошептала.

— Класс! И я так хочу… Всё тебе, и мужик, и баба.

— Ой, Кать! Да нет ни того, ни другого! Мужику я не нужна, а Ира меня не интересует.

Две пустые винные бутылки, два бокала, полная пепельница окурков. Вы сидели до четырёх утра, вызвали такси, Катя уехала в свою праздную, красочную, семейную жизнь, ты легла спать в свою просторную, ледяную, пустую постель.