Исповедь колдуна. Повесть

Анна Игоревна Плекун, 2022

На что способен человек, переживший большое горе? На многое. В том числе и на чудеса! Но внезапно открывшиеся способности предвидеть будущее, лечить людей и даже предотвращать преступления могут обернуться тем еще испытанием. Как пройти его достойно, если, казалось бы, уже нечего терять? Попробуем найти ответ вместе с главным героем этой повести.

Глава 5. Тома

— Как же, не скажет она, — посмеивался Арсений, когда Семён сидел на кухне, попивая парное молоко.

— А чего рассказывать-то, — сказал Семён, отхлебнув из кружки. — Больно ей самой охота про свою историю трепаться. Про такое вообще-то не говорят всем подряд.

— А то ты женщин не знаешь, — усмехнулся его наивности Арсений.

— Спорить не буду, уж ты-то знаешь побольше моего, — хмыкнул в ответ Семён.

— Ну, наконец-то, доходить начало.

— А если серьезно?

— А я и так серьезно. Готовься встречать гостей.

— Кого еще нелегкая сюда принесет? Не хочу я никого видеть!

— Кого тебе видеть и с кем говорить не надо, я тебе скажу, можешь на меня положиться.

— А этих, как ты говоришь «гостей», прямо надо что ли?

— Очень. Не из праздного любопытства придут. А за помощью.

— Кто придет-то хоть? И с чем?

— Томку, Нинкину сестру сводную знаешь?

— Поживешь десять лет в этой деревне, тоже всех знать будешь. Можно сразу к делу?

Семёну хотелось поскорее покончить с предстоящим благим делом и погрузиться в свои скорбные мысли. В конце концов, имеет он право побыть одному и погоревать о своей потере?

— Успеешь еще погоревать, — ответил на его мысль Арсений. — А сейчас действовать надо.

— А ты всегда мои мысли без спроса читать будешь? — начинал сердиться Семён.

— А мне твоего разрешения и не требуется, — ухмыльнулся Арсений. — Ну, так вот, про Томку. Мучается она, неделю по ночам не спит. Дед ее покойный к ней приходит.

— Ну и что мы тут сделаем? На это церковь есть. Пусть вон свечки ставит, молитву читает за упокой.

— Церковь — дело хорошее, но не все так просто, Семён. Так просто он не успокоится. Сильно душа его встревожена, оттого и ходит к Томке каждую ночь. Достучаться только до нее не может никак.

— Что сделать-то надо?

— Надо передать ей, что он хочет, и чтобы сделала, как он велит. Если послушает, дед сразу и успокоится.

— И что ему от нее надо?

— Он не хочет, чтобы она продавала дом.

— Ему-то что?

— А то, что это его дом и его земля. На ней и родители его когда-то жили.

— Подумаешь, фамильное поместье… А Томке еще жить. Она молодая, вон замуж недавно вышла. Вроде неплохой парень, городской. А молодым расширяться надо, продадут дом, себе в городе что-нибудь купят. Томка-то давно из деревни уехать мечтает.

— Этого неплохого как раз в шею гнать надо. Он и на Томке-то женился, потому что на дом ее позарился. Запудрил голову девке. А сам, как деньги получит, так и исчезнет с ними. И останется Томка без дома и без денег.

— Нет, ну как же, дом-то Томкин, в наследство от деда ей достался, еще до замужества.

— Ясно, что Томкин. Вот она добровольно его продать и собирается. Договор заключит с покупателями, все по уму. А этот мерзавец деньги себе заберет. Ни в одном суде Томка не докажет потом, что ее обманули.

— Ну, на муженька-то сможет потом заявление накатать, мол, присвоил деньги общие, все дела. Неужели так и оставят это?

— Оставят — не оставят, только сколько времени утечет, а где Томка жить-то будет? Ее ж новые хозяева сразу на улицу выставят. А самое страшное в этой истории знаешь, что?

— Что? — все больше не по себе становилось Семёну.

— А то, на что он деньги собирается пустить. Собирается купить большую партию всяких порошков, уехать в соседнюю область и там продавать. У него уже и с продавцом договорено в городе, и покупатели есть.

— Каких порошков? — не понял Семён, — стиральных что ли?

— Ну, ты что такой наивный! Наркобизнесом он заниматься хочет. И сам уже давненько дурью этой балуется. А Томка от любви своей вообще ничего не замечает.

— И что будет, если я Томке все это расскажу? Разве она мне поверит?

— Ну, она сама к тебе за помощью обратится. Она же понимает, что дед к ней не просто так приходит каждый день. Значит, что-то сильно его тревожит. И ее тоже, только она не понимает, что. Вот ты ей и расскажешь. Сегодня вечером к ним покупатели придут дом смотреть. Она к этому времени уже должна знать, что делать.

***

Не прошло и часа, как на пороге появились Нинка и Томка.

Нинку было прямо не узнать — взгляд загадочный, глаза блестят, на щеках румянец. Видно было, что она всей душой наслаждается своим положением.

А вот у Томки вид был потерянный, измученный. Под глазами лежали темные круги, которые особенно выделялись на болезненно бледном лице.

— Здравствуй, Семён! А мы вот решили зайти, тебя проведать! — с порога защебетала Нинка. — Вот гостинцев принесли немного.

И Нинка стала из сумки выкладывать на стол продукты: пакет домашних яиц, сало, завернутое в несколько слоев бумаги, банку варенья, круглую буханку свежего хлеба.

— Еще тепленький! Только из печи, сама пекла!

Воздух на кухне и впрямь наполнил аромат свежей выпечки.

— Спасибо, девчонки! — Семён немного смутился от такого внимания. — Но вы же не просто так пришли. Наверное, дело какое-то есть?

Нинка взяла Семёна под здоровую руку и отвела на несколько шагов в сторону и зашептала ему в самое ухо:

— Семён, ты уж меня прости, обещала я никому не рассказывать про тебя. Но вчера вечером Томка пришла — сама не своя, ты же сам видишь. Можешь ее посмотреть, или как там у вас, у экстрасенсов, правильно?

— Я с Тамарой поговорю, Нина. Только тебя попрошу — или в комнате подожди, или к себе иди. Мне с Томой без свидетелей пообщаться надо. Если захочет, она сама тебе расскажет. А не захочет — в душу к ней не лезь. Поняла?

— Поняла, Семён, поняла! — послушно закивала Нинка. — Ну, ребята, вы тут разговаривайте, Томочка, ты приходи потом ко мне, если что.

Подмигнула Томке, махнула рукой Семёну и скрылась за дверью, унося за порог свой драгоценный живот и безмерное женское любопытство.

— Садись, Тома, разговор долгим будет. — Семён указал измученной Томке на стул. — Чая хочешь?

— Ничего не хочу, Семён! — еле слышно промолвила Томка. — Спать хочу, а не получается. И сердце что-то не на месте…

— И дед Степан каждую ночь приходит, что-то сказать пытается, да?

— Верно… — Томка, до этого безразлично смотревшая в пол, подняла на Семёна уставшие глаза. Семёну показалось, что в них на секунду промелькнул огонек надежды.

— Подумай, Тома, что его так может беспокоить?

— Ну, он очень привязан был к своему дому. Может, тоскует он по нему на том свете?

— Про дом ты верно заметила. Ты же его продавать собираешься?

Томка заерзала на стуле, вытирая вспотевшие ладони об юбку.

— Ну, а что в этом такого, Семён? Я в город хочу. У меня муж городской. Вот продадим дом, к нему переедем, потом купим жилье попросторнее, деток родим. Вот сегодня к нам покупатели должны приехать, дом смотреть.

— Значит, так, Нина. — Семён опять почувствовал, что его голос стал сильным и необычайно уверенным. — Дом тебе продавать нельзя!

— Как нельзя? У нас с Алексеем планы, мы к осени хотели уже в город перебираться.

— Другие у твоего Алексея планы! И нет там ни тебя, ни деток, ни честного заработка! — Семён, сам того не замечая, начал повышать голос.

Томка очень возмутилась — ее затрясло, на глазах выступили слезы, а губы задрожали, как она ни пыталась сжать их посильнее.

— Что ты такое говоришь?! — закричала она. — Мой Алексей самый лучший! Видно, Нинка все придумала про тебя. Нет у тебя никаких способностей. У самого жизнь не удалась, а сейчас завидуешь чужому счастью!

Томка было рванулась со стула, чтобы убежать, но Семён крепко схватил ее за руку.

— А ну, сидеть! — голос Семёна провалился куда-то внутрь и зловеще заклокотал.

Томка не посмела больше шевельнуться. Она во все глаза смотрела на Семёна, и ей казалось, что перед ней вовсе не Семён. Он будто сверлил ее взглядом, доставая до самого нутра. От этого взгляда у нее начало жечь в груди и закружилась голова.

— Алексей твой ни дня не работал…

Семён перешел почти на шепот, но от этого Томке стало еще страшнее. Казалось, что это неведомая змея шипит внутри Семёна человеческим голосом. И если Томка хоть разок шевельнется, изо рта Семёна покажется жало и убьет ее своим ядом.

— Ни дня не работал, а деньги из матери пожилой тянул. Тебе говорит, что на работу в город ездит, а сам по кабакам шляется, дурь всякую принимает. Деньги у него откуда? Так он этой дурью еще и приторговывает. Представляешь? Малолеткам возле школ не гнушается продавать. Год с человеком прожила и не замечала ничего? Любовь у тебя? Так вот, из-за этой любви потеряешь ты все. Исчезнет твой Алексей с твоими деньгами, купит на них много-много дури и заживет припеваючи на чужом горе.

Семён замолчал. Томка тоже молчала. Только часы на стене, невольные свидетели разговора, продолжали спокойно тикать.

— И еще, Тома, — Семён заговорил своим обычным голосом, — синяки на плечах заживут, а на душе могут и навсегда остаться. Какая может быть любовь, если он бьет тебя?

Томка вышла из оцепенения.

— Так бывает, Семён, — еле слышно произнесла она. — Судьба у меня такая, видать. Отец с Нинкиной матерью когда сошелся, совсем я никому не нужна стала. Только дед Степан один меня и любил. Ладно, хоть с Нинкой потом сдружились и сейчас дружим. Но дружба — это не то. Любви хочется и тепла. Вот и придумала себе любовь.

— Степан и сейчас тебя очень любит и не хочет, чтобы ты дел натворила. Поэтому и приходит к тебе каждый день.

— Что же мне делать, Семён? Сегодня люди приедут дом смотреть. Но похоже, что Алексей уже все за меня решил. — Томка «трезвела» на глазах.

— Люди сегодня еще никакого решения не примут, а вот завтра надумают и дадут согласие. Тебе надо действовать. Сейчас.

— Господи, да что я сейчас могу сделать, Семён?

— Запомнить номер машины, на которой эти «покупатели» к вам приедут.

— А чем это поможет?

— Когда они назад в город соберутся, Алексей с ними попросится, якобы на работу. У него уже встреча в городе назначена, где ему должны передать очередную партию… ну, веществ этих, на продажу. В восемь вечера. Прямо сейчас от меня беги к участковому, все ему расскажи, как есть. Скажешь, что разговор мужа подслушала, что давно подозревала, про меня — ни слова. А потом, как покупатели с Алексеем уедут, сразу участковому дай знать, какой номер у машины. Там дальше уже все само устроится.

— Слушай, ну участковый-то наш тут причем? Этим же специальные службы занимаются.

— У него как раз в такой службе старый приятель работает, примет твоего Алексея в лучшем виде.

— Семён, откуда ты все это знаешь?

— Знаю, Тома. И я очень тебя прошу — действуй. И как можно скорее.

Томка кивнула, и, ничего не сказав, выбежала из дома. Она чуть не сбила с ног Нинку, которая все это время провела на крыльце, прижимаясь ухом к двери.

***

— Слушай, сколько в нашей деревне живу, никогда бы не подумал, что такие дела у нас могут твориться, — сказал Семён, отломив себе краюху Нинкиного хлеба, и кое-как отрезав левой рукой кусок сала.

— И не такое бывает, — ответил Арсений.

— Томке же больше ничего не угрожает? Вдруг Алексей этот вернется. За нее, конечно, есть кому заступиться, но мало ли…

— Не вернется. Ему такой срок дадут, что дорогу за это время сюда забудет. Да и Томке недолго одной быть — через годик увидишь.

— Хороший хоть парень на этот раз попадется?

— Много будешь знать, скоро состаришься.