Рассвет. Время перемен

Анна Клирик, 2020

Каждый год перед Рождеством жители города Нарвиль устраивают большую игру, где каждый участник обязан тайно сделать подарок другому. Основатель и вокалист рок-группы "SunRise", Томас Меймон, никогда бы раньше не подумал, что станет заниматься подобным. Его одногруппница, Кита Миасс, и вовсе не собиралась принимать в этом участие. Однако случай решил иначе и послал им незадачливого курьера, перепутавшего квартиры. С этого подарка, доставленного по ошибке, и началось время перемен.

I

В Нарвиле зима наступила быстро. Первые заморозки случились еще в ноябре, а в начале декабря снег уже надежно укрывал землю. Здесь, в восьмидесяти километрах от Верхнего озера, зимы всегда были снежными и холодными, а погода любила играться со столбиком термометра.

Утро первого декабря было холодным, как и все предыдущие дни. Небо еще темнело за окном, лишь одинокие проблески рассвета расплывались у горизонта, но и те терялись среди домов и городских огней. Шум машин еще не совсем заполнил город, но движение на улицах заметно оживилось. Тысячи людей собирались сейчас на работу: кто-то, чертыхаясь, заводил замерзший за ночь автомобиль, а кто-то уже спешил в переполненные автобусы.

Кита Миасс, студентка второго курса технического колледжа, молча собиралась на учебу. Она лениво перебирала тетради, слушая громкие споры родителей на кухне, и нарочно тянула время, чтобы не выходить на завтрак. Аппетита у нее этим утром не было, к тому же в последнее время за столом неизменно поднимали разговор, участвовать в котором ей хотелось меньше всего.

Вскоре споры на кухне стихли. Кита уныло подумала, что долго отсиживаться в комнате не удастся, и словно бы в подтверждение ее слов в дверь настойчиво постучали:

— Если ты не поторопишься, не успеешь позавтракать, — окликнула ее мама. — Тебе совсем скоро выходить.

— Знаю, — отозвалась Кита. — С собой возьму.

— Опять ты за свое. Неужели нельзя дома поесть?

— Не хочу. Сказала же, с собой возьму.

За дверью послышался безнадежный вздох, и Кита живо представила, как мама махнула рукой и недовольно сморщила нос. Когда она так делала, ее и без того узкие глаза становились еще меньше, делая ее похожей на китаянку. Впрочем, мама и так была китаянкой, пускай всего на четверть. Кита унаследовала от нее азиатские гены, и ее это жутко раздражало: из-за узковатых глаз, темных волос и округлого лица ее постоянно дразнили, что в школе, что в колледже.

Когда Кита появилась на кухне, мама уже мыла посуду, а ее отец, до того мирно читавший новости, оторвал взгляд от тонких серых страниц и внимательно посмотрел на дочь поверх очков. Кита никогда не могла понять его увлечения бумажными газетами — в конце концов, двадцать первый век на дворе, все давно перешли в онлайн.

— Завтра у нас самолет, — наконец, сказал он, вновь возвращаясь к новостям. — В аэропорт поедем сегодня днем. Сначала в Квебек, а потом…

— Потом в Египет, я знаю. — Кита отправила в рот половинку бутерброда и запила водой. — Вы мне тысячу раз уже говорили.

— Деньги на крайний случай оставим в прихожей, — продолжила мама. — На продукты каждую неделю буду переводить. И еще мы договорились с тетушкой, на Новый год поедешь к ним.

— А если я не хочу? — уныло отозвалась она. — Можно я дома отпраздную?

Мама приподняла бровь.

— Одна? Нет, милая, так дело не пойдет.

Кита скривила губы: если мама обращалась к ней “милая”, значит, никаких поблажек ждать не стоило.

— Мне не пятнадцать лет, мам.

Женщина грозно сдвинула брови.

— Кита…

— Слушай, может, оставим ей выбор? — мягко перебил ее отец. — Захочет — поедет. Не захочет — ну и ладно. Она уже взрослая, в самом деле. Не думаю, что твоя сестра сильно обидится.

— Она может. Особенно если я пообещаю, а Кита не приедет.

— А ты не обещай ничего, — вставила Кита. — Если я захочу, сама ее предупрежу.

Мама неодобрительно покачала головой.

— Ты уверена, что хочешь праздновать Новый год в одиночестве?

Девушка криво улыбнулась.

— Ну хоть когда-то я могу посвятить праздничный вечер только себе?

— Как знаешь. — Она махнула рукой в излюбленном жесте и вернулась к мойке.

Отец потерял интерес к разговору и снова уткнулся в газету. Кита невольно задержала взгляд на одном из заголовков: “Большой новогодний концерт: молодая рок-группа “SunRise” выступит со специальной новогодней программой”.

— Я пойду, — наконец, сказала она, отводя взгляд, чтобы подавить соблазн прочесть статью. — Хорошей вам поездки.

— Ключи не забудь, — напомнила мама, вытирая тарелку. — И звони хоть иногда.

— Хорошо.

Кита выскочила в прихожую и поспешно сунула ноги в ботинки, словно бы они были волшебными и могли быстрее унести ее из дома. Не обращая внимания на наставления, которые мама бросала ей вдогонку, она подхватила сумку и звенящую связку ключей, после чего выскочила за дверь.

***

По своей натуре Томас был мягким, добродушным человеком, предпочитал избегать ненужных конфликтов и решать все проблемы мирно. Увы, так получалось не всегда. И случай был как раз из таких.

Все началось с того, что у квартиры, которую Томас снимал на границе старого и нового районов Нарвиля, в начале ноября сменился владелец. Если быть точнее, владелец сменился у всего дома.

Квартира нравилась Томасу: шестой этаж, две раздельные комнаты и кухня, большой балкон с видом на национальный парк Аваша. И самое главное — приятные соседи и хорошая звукоизоляция. Последнее было для него особенно важно: далеко не каждый готов терпеть соседа-музыканта, каждый день тренирующего голос и игру на гитаре.

И все было бы отлично, и остался бы он в этой замечательной квартире. Если бы не одно “но”. Обычно Томас платил аренду на полгода вперед, в феврале и в августе. Но именно в этот раз он решил внести оплату только за осень — нужны были деньги на новые инструменты. Теперь он сильно жалел о своем решении: новый хозяин поднял цену почти в три раза, что оказалось музыканту совершенно не по карману.

Поначалу Томас пытался опровергнуть законность поднятия квартплаты. Когда он понял, что ни он, ни все жильцы вместе взятые ничего не могут с этим поделать, попытался договориться о снижении суммы хотя бы на треть. Новый владелец дома, полноватый дядька с небрежными седыми усами и чудовищным французским акцентом оказался не последним человеком в городе, состоятельным и, как случается с богачами, несколько заносчивым и высокомерным, а потому на уговоры не поддался. В конце октября Томас понял, что ему придется съезжать с этой квартиры. У него оставался всего лишь месяц для поиска нового жилья.

Незапланированный переезд основательно попортил Томасу все планы — и не только ему, но и ребятам из музыкальной группы “SunRise”, которую он основал пару лет назад вместе с другом со старшей школы, Люком О’Миланом. Вместо того, чтобы готовиться к большому новогоднему концерту, пришлось временно сократить репетиции до одной в неделю, а работу над новым синглом и вовсе приостановить. А ведь помимо этого была еще учеба в колледже. Так что весь ноябрь Томас проклинал несговорчивого француза, из-за которого все планы пошли коту под хвост.

Лучшее, что смог найти Томас за столь короткий срок — недорогое жилье на окраине старого города. Дом внешне походил на обычную старую рентовку, каких было полно в спальных районах. Места было меньше, но зато цена приемлемая и от колледжа не очень далеко. И мебелью закупаться не нужно. На первое время перебиться хватит.

Новая квартира была небольшой, со спальней и гостиной, плавно переходящей в кухню. Судя по потертым обоям, кое-где отстающим от стены, выцветшему паркету и натянутым на старые кресла и диван чехлам, ремонт в ней не делали как минимум лет десять. Тем не менее, стараниями Томаса в ней удалось создать уют. Единственное, что портило картину — ящики с вещами, занявшие весь балкон. Половину из них музыкант не стал распаковывать в надежде, что вскоре сможет сменить жилье.

Новоселье, пусть и вынужденное, праздновали в конце ноября. Его друзья решили, что нет способа отдохнуть лучше, чем устроить вечеринку на полную катушку. Томас поначалу протестовал: времени и так было в обрез и нужно было наверстать упущенное. Однако переубедить парней не вышло.

— Еще не хватало, чтобы ты перед праздниками загнулся от переутомления, — пожурил его Люк, когда Томас выложил это друзьям. Клавишник всегда был самым чутким собеседником в их группе. Он улавливал чужие настроения, словно бы они были нотами, которые он мог расслышать и переиграть.

Вечеринка получилась шумной. Даже очень. Ребятам она понравилась, и Томасу тоже. А вот его новым соседям — не очень. В самый ее разгар, когда из пятерых трезвым не остался никто, в дверь постучали. Сначала тихо, затем — громче и настойчивей. Стучала женщина, живущая через стенку. Томас тогда запоздало сообразил, что встречать нежданного гостя пошел Дилан, а он и толерантность — вещи несовместимые. Это вылилось в неприятный скандал, в результате которого оскорбленная соседка пригрозила позвонить в полицию. Томасу с трудом удалось все уладить: он пообещал, что больше они шуметь не будут, а в качестве извинений отдал коробку пирожных, которую принесли на новоселье близнецы-барабанщики, Колин и Коди. Соседка презрительно хмыкнула, но пирожные взяла. Отношения с ней были безнадежно испорчены.

Впрочем, после той ночи Томас практически с ней не виделся. В колледж он уходил довольно рано, домой возвращался поздно, а шумные гости пока не спешили собраться у него вновь. Да он их и не ждал. Дел до Нового года было по горло.

***

— Тайный Санта? Никогда раньше не слышал.

Томас теребил плетенный нитками браслет, повязанный на запястье — подарок от одной из поклонниц на последнем концерте.

— Признаться, я тоже, — отозвался Люк. — Мне близнецы рассказали. Их младшие такой ерундой увлекаются в школе — дарят друг другу тайные подарки перед Новым годом и Рождеством.

— М-м-м, и как это работает?

— У них все просто. Они собирают имена участников, а потом делают жеребьевку. Вроде бы есть какие-то оговорки, какими должны быть подарки — скажем, не безделушки вроде магнитика или календарика из сувенирного киоска.

— Откуда ж у детей деньги на что-то дороже мелких сувениров из киоска? — хмыкнул Томас и бросил взгляд на часы. Через пару минут должна была начаться лекция по истории, а из присутствующих в кабинете были лишь они с Люком и несколько девочек из их группы, сидящие на первых рядах. Девочки не переставали шушукаться и бросать на парней косые взгляды.

— С обедов отложат. В конце концов, у родителей можно попросить. Это все равно, что сделать подарок другу, только друг тебе не знаком.

— Ты прекрасно знаешь, что не каждый может попросить об этом родителей. Не всем везет родиться в состоятельных семьях.

Люк хмыкнул, поймав камень в свой огород. Он был как раз из таких, кому повезло. Хотя о том, повезло ли, еще можно было поспорить.

Краем глаза Томас заметил движение и перевел взгляд. В кабинет зашла девушка, их ровесница; ее длинные каштановые волосы рассыпались волнистыми локонами по плечам. В сочетании с ними ее бледная кожа казалась совершенно белой, и даже слегка порозовевшие после улицы щеки не избавляли Томаса от мысли, что она походила на фарфоровую куклу. Казалось, что единственным живым местом на ней были ее узкие миндалевидные глаза, нежно-зеленые, словно первая зелень весной. Этими глазами она растерянно обвела кабинет, задержалась на музыкантах, после чего вздрогнула и поспешила в конец, чтобы занять свое место на заднем ряду.

— Ты чего? — Люк стоял спиной ко входу, а потому не увидел вошедшую. Проследив за взглядом друга, он обернулся. — А…

— Ничего. — Томас поморщился: он почему-то не мог вспомнить ее имя и чувствовал легкую досаду и стыд.

— Ты смотришь на нее так, будто впервые видишь.

— Мерзкое ощущение — знать, что она твоя одногруппница, но не помнить, как ее зовут.

— Что, серьезно? — Люк сдавленно хмыкнул, стараясь не рассмеяться. — Впрочем, неудивительно. Это Кита Миасс, перевелась к нам в начале семестра. Она всегда такая тихая, ни с кем толком не разговаривает, одевается неброско и садится в стороне от всех, словно старается не привлекать к себе лишнего внимания. Странная немного. С твоей-то занятостью удивлен, что ты вообще ее заметил.

— Иди ты, — отмахнулся тот, оценив, как изящно Люк вернул пущенный в него камень. — Так к чему ты завел вопрос про этого тайного Санту?

— К чему… — откликнулся клавишник, словно пытался вернуть мысль, упущенную минуту назад. — А, точно. Близнецы.

— А что близнецы?

— Колин и Коди предложили поучаствовать в этом.

— Шутишь?

— Это ты у них спроси, они у нас эксперты по шуткам. Я посредник, и только.

— Ладно, допустим. С кем они предлагают это провернуть?

— Насколько я понял, для тайного Санты каждый год в городе собираются люди. У них даже сайт есть. Все просто: оставляешь свои имя и адрес там, а потом в день икс тебе выдают имя того, кому ты должен прислать подарок.

— А они не боятся, что кто-то может воспользоваться чужими адресами?

— Как я понял, организаторы снаряжают несколько человек, которые занимаются доставкой подарков. Им и выдаются все адреса.

— Интересно, кто все это финансирует… — задумчиво протянул Томас.

— Какая разница? Так что ты обо всем этом думаешь?

— Давай я выскажу свои мысли потом, ладно? — Томас кивнул на дверь, у которой появился лектор. За ним в аудиторию ввалилась половина их группы.

Люк пожал плечами и направился к своему месту.

***

Первую неделю Кита испытывала самое настоящее блаженство. Каждое утро мысль о том, что она была предоставлена самой себе, грела ей душу и заряжала хорошим настроем на весь день. Это не означало, что общество родителей ей было противно. Просто иногда ей хотелось побыть одной, покатать на языке столь взрослое слово “ответственность” и почувствовать, как расширяется ее личное пространство, вылезая за пределы маленькой комнаты.

Как человеку творческому, ей страшно хотелось свободы. Еще со школы она терпеть не могла строгие рамки и начинала капризничать, когда ее пытались загонять в таковые. Всевозможные стереотипы и издевки на тему ее азиатских корней она воспринимала за такие попытки, из-за чего конфликтовала с преподавателями, регулярно получала выговоры и вообще слыла бунтаркой.

Впрочем, с тех времен почти ничего не изменилось. Разве что общество, окружавшее ее, стало злее и научилось давать сдачи. Получив пару раз отпор, Кита замкнулась в себе, почти перестала общаться со сверстниками. Ее детские капризы превратились в глухое раздражение и копившуюся обиду. Все ее внимание с борьбы за свободу переключилось на учебу, и вскоре репутация скандалистки превратилась в репутацию отличницы. Преподаватели стали чаще ее хвалить, одноклассники — еще больше ненавидеть. А Киту устраивала та стена, которой она отгораживала себя и свой внутренний мир от чужого вмешательства, ведь за ней можно было вдоволь наплакаться, пока никто не видит.

Даже после окончания старшей школы Кита так и не решилась снести эту стену. Друзей у нее толком не было, и заводить их она не спешила — боялась доверять. Слишком часто за свое доверие она получала лишь пустышку, предательство, похожее на нож, всаженный в спину. Единственная, кому можно было выговориться, рассказать обо всех проблемах, была ее подруга с началки — такая же повернутая на творчестве, как и она сама.

Утром восьмого декабря — была суббота — Кита как раз звонила подруге с предложением устроить посиделки. Ей не терпелось использовать очередное преимущество жизни в одиночестве — возможность звать гостей когда угодно, не доставляя родителям неудобств и не выпрашивая у них разрешения.

— Конечно, не вопрос! — бойко тараторила Алис в трубку; где-то на заднем плане слышался лай ее пса, очаровательного хаски по имени Бенедикт. — Я как раз сегодня хотела закончить всю домашку и оттянуться где-нибудь. Ты, кстати, не хочешь пофоткаться перед Новым годом? Тебе фотки на халяву, мне опыт в копилочку.

— Не знаю. — Кита виновато улыбнулась и налила кипятка в кружку, прижимая плечом телефон к уху. — Я ж совершенно не фотогенична.

— Брось ты эти глупости! — принялась отчитывать ее подруга. — Ты просто очаровашка. С тобой такие классные зимние фотки могут получиться!

— Даже не знаю…

— А тебе и не надо знать. Я, как фотограф, все вижу!

— Будущий фотограф, — поправила ее Кита.

— Будущих не бывает. Есть только здесь и сейчас, и думать надо именно этими мерками. К слову, сколько ты еще будешь прятать свои чудесные рисунки в стол? Хоть бы показала их кому.

— А вдруг засмеют? Раскритикуют?

— Ну, началось… Ты так никуда не сдвинешься, дорогая моя. До конца жизни намереваешься прятать свое “я” в выдвижной ящик стола? Впрочем, ладно, утро субботы — не то время, чтобы нотации читать.

— Да, — согласилась Кита, — давай лучше обсудим, когда собираемся.

— С шести я вся ваша, — с готовностью отозвалась Алис.

— Тогда подходи ко мне в половине седьмого. Я приберусь, схожу в магазин и чего-нибудь нам приготовлю, идет?

— Я принесу пирожных с нашей любимой кондитерской.

— Отлично. Думаю, наш скромный девичник пройдет на ура.

— Разумеется! Давай, до вечера. А я пойду гулять с этим балбесом — ему уже не терпится на улицу…

Последние слова подруги Кита пропустила мимо ушей. Выключив телефон, она села за аккуратный кухонный столик, где дымилась одинокая кружка с крепким черным чаем. Завтрак ее состоял из пары тостов с маслом и булочки, которую она купила на вечерней распродаже в пекарне на углу. Большего ей было не нужно, хотя и родители, и Алис постоянно журили ее за то, что она не уделяет завтраку должного внимания.

Кита сделала глоток из кружки и уже поднесла тост ко рту, когда в дверь позвонили. Девушка замерла и несколько секунд растерянно хлопала глазами, словно не могла поверить своим ушам. Гостей она не ждала, курьеров тоже. Кому понадобилось приходить к ней в такую рань — а девять утра определенно рань для выходного — ей совершенно не шло в голову.

Вернув тост на тарелку, Кита поспешила к двери и заглянула в глазок. По ту сторону, переминаясь с ноги на ногу, стоял щуплый паренек в пуховике, который был явно на размер больше, чем нужно. В руках у него был не то сверток, не то пакет — разобрать Кита не смогла. Парень пожимал губы, постоянно оглядывался, бегал глазами по площадке, а его пальцы нетерпеливо постукивали по свертку.

Когда он занес руку, чтобы в очередной раз нажать на дверной звонок, Кита опомнилась и потянулась к замку. Услышав щелчок, незнакомец отшатнулся от двери и едва не выронил сверток из рук.

— З… здравствуйте… — пролепетал он.

Кита оглядела гостя с ног до головы. Через глазок парень казался высоким и взрослым, тогда как в реальности оказался совсем мальчишкой — наверняка старшеклассник. Он смотрел на нее огромными оливковыми глазами, словно увидел восьмое чудо света.

— Доброе утро, — осторожно поприветствовала она. — Какими судьбами?

Парнишку это, кажется, окончательно напугало. Пробормотав себе под нос что-то про тайну и доставку, он сунул ей в руки сверток и поспешил убрать от него руки, словно передал не какую-нибудь посылку, а раскаленный кирпич.

— Эм… подожди, что это? — Кита растерянно оглядела сверток и перевела было взгляд на “курьера”, но того уже и след простыл — по подъезду раздавался шум, словно кто-то поспешно сбегал по лестнице. — И что это было?

Она снова уставилась на сверток. На нем не было ни наклеек, ни каких-либо опознавательных знаков вроде упаковочной ленты, по которым можно было определить отправителя. Просто нечто, завернутое в белый пакет и неряшливо украшенное стикерами-снежинками. Человек, занимавшийся упаковкой, не имел чувство стиля от слова “совсем”.

Кита пожала плечами и вернулась в квартиру. У нее чай стыл на кухне, а это было на порядок важнее странных посылок.

Выдержки ей хватило лишь на половину кружки и два тоста — все это время девушка косилась на стул, куда положила загадочный сверток. Затем любопытство пересилило, и, отложив недоеденный завтрак, она принялась разворачивать упаковку. В пакете обнаружился другой пакет, поменьше и прозрачный. В нем лежал картонный конверт и небольшая открытка, на которой неровным почерком по-английски было написано: “От тайного Санты, Томасу М. Уверен, подарок придется тебе по душе”.

— Томас М.? — удивленно пробормотала Кита, перебирая пальцами край картонного конверта. Она знала только одного человека с таким именем — ее одногруппника, больше известного как основатель и вокалист молодой, но перспективной рок-группы “SunRise”. Его фамилия — Меймон — даже подходила под инициалы на открытке. — Нет, — одернула девушка себя, — такого быть не может. С чего бы вдруг ему баловаться такой ерундой? Да и вообще, как я могла получить посылку на его имя? Нет-нет, бред какой-то.

Кита осторожно распечатала конверт и заглянула внутрь, и сердце у нее ухнуло вниз. Внутри лежали две цветастые упаковки гитарных струн от Ernie Ball¹. Тут с логикой уже было не поспорить.

Некоторое время Кита изумленно таращилась на конверт. Чай и булочка были забыты, ведь перед хозяйкой дома стоял непростой вопрос: что делать с подарком?

— Наверное, стоит передать ему… — решила Кита и сама испугалась своих же слов. И как она себе это представляет? Если она просто подойдет к нему на перерыве и вручит эти струны, он может не так понять. А как ему объяснить? Рассказать историю про странного курьера, который волшебным образом перепутал адреса? Томас, может, и поверит, а вот девочки из группы — вряд ли. Это только внешне они безобидные пташки, щебечущие всякий вздор на переменке. Дай фанаткам повод — и они превратятся в стаю шакалов.

Да и к тому же, как она будет возвращать ему столь нагло распакованный подарок?

— Ладно, — сказала она сама себе и сгребла струны вместе с упаковкой в охапку. — Проблемы будем решать по мере их поступления, да, Кита? Сейчас убираем это с глаз подальше, а потом будем думать. У меня сегодня куча дел, какой-то там подарок Томасу Меймону подождет.

Чувство, что она пытается убедить в этом саму себя, оказалось на удивление неприятным, словно едва уловимое горькое послевкусие после любимой сладости.

Примечания

1

Ведущий в мире производитель гитарных струн и аксессуаров, занимается производством высококачественных струн для электро — и бас-гитар с 1962 года.