Там, где всегда тепло…

Анна Кравцова

Книга о том времени, где всегда тепло. О тех, кто всегда рядом. О людях, делающих жизнь лучше, а воспоминания – слаще. О детстве, семье, о том времени, которое навсегда осталось в прошлом и без которого невозможно будущее.«Вырастаем… Вырастаем из веры в чудо, в Деда Мороза, веры в то, что можно научиться летать или становиться невидимым, веры в то, что если тебе переступили через ноги, то «расти не будешь, нужно переступить обратно»…

© Анна Кравцова, 2018

ISBN 978-5-4490-9316-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Откуда приходят слова? Некоторые притаились на книжных полках. Сидят, уютно устроившись на корешках книг. Чем старее и зачитаннее книга, тем уютнее на ней сидеть. Другие кружатся белыми снежинками в морозном воздухе, а позже разлетятся прозрачными каплями звенящей талой воды

Есть злые слова. Они подстерегают, дожидаясь своего часа, за углом. Такие слова не ходят поодиночке, с ними рядом всегда обиды и злость. Лучшее спасение от таких слов — люди. Настоящие теплокровные люди, от объятий с которыми злые слова рассыпаются в прах.

А есть особенные слова, их шорох и шепот слышит тот, кто хочет писать. Они кружатся в воздухе, вздыхают, просятся на бумагу. Им так хорошо там — среди подобных жителей тетрадок, блокнотов и заметок в недрах телефона.

Если слова не замечать, не слышать, они обижаются. И уходят…

Время, которого больше нет

1

Память похожа на четки — много-много бусин, истертых от перебора пальцами. Или на коробку с катушками диафильмов — можно бережно достать нужную и просмотреть кусочек прошлого. Но хрупкие бусины крошатся меж пальцев, превращаясь в пыль… А изображение диапроектора становиться все неразборчивее…

И тогда остаются вещи. Те, которые помнят.

Помнят пасеку и маленький саманный домик с бревенчатым потолком. Запах бабушкиных беляшей и чак-чака — огромного, с изюмом и орехами, пропитанного медом и похожего на огромный муравейник.

Они помнят деда — осанистого и статного даже в свои восемьдесят, с бородкой — «дзержинкой», сидящего вечером на скамеечке возле дома.

И бабушку — чернявую, смешливую, с крупными рубиновыми серьгами в ушах.

Помнят они и внуков, которые мельтешат, путаются под ногами, проказничают и галдят, потому что их пятеро.

Книга помнит тех, кто её прочел, а с 1957 года их было немало. И можно увидеть пометки карандашом — «…Онегин мне не симпатичен…»

Они помнят тех, кто ушел. И запоминают тех, кто рядом сегодня. Чтобы потом, много позже, рассказать о тех, кто был.

2

Альбом был настоящий. В бархатной обложке, со страницами из тисненной бумаги с прорезями для уголков фотографий. Пах удивительно — временем, бумагой и чьими-то духами. Чьими, понять сложно, потому что девчонок в семье было четверо.

Трое — в маму — Муся, Шурочка и Наденька. И только Клавдия, которую иногда звали Кларой была совсем другая.

Заводная, смешливая и бойкая, она была заводилой и мастерицей по части шуток и розыгрышей.

Мама, строгая и немногословная, приговаривала: «Вертихвостка». Но не ругала.

И только у Клавочки есть очаровательные, но такие провокационные для довоенных времен фото.

Фото есть. А самой Кларочки нет. В 1941 году была угнана фашистами в Германию. Провела в концентрационном лагере четыре года. И умерла, встретив освободителей в воротах лагеря.

3

Мурочка, Мария. Сейчас уже никто так не говорит. Марию, скорее, назовут Машей или Мэри. А тогда — Мурочка. Как у Корнея Чуковского: «Дали Мурочке тетрадь, стала Мура рисовать…» Мурочка не одна у родителей, есть еще две сестрички. Музыку в семье любят все. И поэтому есть граммофон — не новый, но исправный. С блестящим рупором, похожим на цветок вьюнка, с ручкой как у шарманки и звуком, особенным, какой бывает только тогда, когда граммофонная иголочка скользит по вращающейся пластинке. Звук получается не совсем чистый, с хрипотцой, но от этого он еще прелестнее.

Время… На смену граммофону пришли патефоны, потом — проигрыватели грампластинок. Мурочка выросла. Многое изменилось. И никто уже не называет ее Мурочкой. Мария Никитична — врач-микробиолог, мама и жена.

А на память о тех временах, когда вечером слышалась чуть хрипловатая мелодия, осталась жестяная коробочка от граммофонных игл. На ней видна надпись, еще со старинной буквой «ять». Потертая, со сколами и чуть заметной ржавчиной, она хранит самое дорогое — младенческий локон, завернутый в пожелтевший газетный лист и нательный крест.

Позже, Мурочкина дочь станет там хранить еще одно сокровище — колечко с бирюзой, подаренное родителями в день 16-тилетия.

А через много, очень много лет, девочка, которой уже 16 — правнучка Марии Никитичны, похожая на нее чем-то неуловимым, спросит: «Мама, а почему ты звала бабушку Мурой?»… И оденет на палец колечко с бирюзой.

4

1961 год. Томочке 15. Две косы, смеющиеся карие глаза и серьезное отношение ко всему. У своих родителей Томочка одна. Были еще дети… Война, послевоенная тяжелая жизнь и страшные болезни, царившие в то время, лишили их шансов на жизнь. Но родители не сломались, а остались самыми лучшими родителями на свете.

И сегодня — день рождения. Волнительный и одновременно самый счастливый день в году. Будут подарки, гости и праздничный стол, к которому Няня испечет именинный пирог.

Еще будет Сашка. Двоюродный и единственный брат. Смешной, в очках с толстыми линзами и роговой оправой, чуть картавящий после перенесенного полиомиелита, стеснительный и от этого иногда кажущийся высокомерным задавакой.

Во дворе и на улице — море сентябрьских цветов, по-южному знойно и повсюду слышится жужжание пчел.

И вот — вечер. Все за столом. И Сашкина мама — тетя Наташа. А самого Сашки нет. Наверное, задержали в школе. Но открывается дверь, входит Сашка: «Это тебе», буркнув протягивает Томочке бумажный сверток, небрежно перевязанный бечевкой.

Руки аккуратно разворачивают бумагу, под которой — вот чудеса — проглядывает что-то белоснежное и очень красивое. И спустя минуту у Томочки в руках самый лучший подарок этого дня — фарфоровая статуэтка…. Нежная, изящная, и это такой… взрослый подарок. Не кукла и не коробка шоколадных конфет. И от этого он еще дороже. А еще там золотыми буквами написано: «Томочке от Саши в день рождения. 1961 год»…

Позже, этот самый Сашка из рогатки попадет в собственный подарок. Хрупкий мейсенский фарфор не выдержит. И с тех пор на тонкой шее и кисти залягут нити клея. Но ни у кого и мысли не возникнет избавиться от нее — фарфоровой статуэтки «Леда и лебедь».

5

Витька живет на соседней улице. Отец — военнослужащий, поэтому семья постоянно переезжает. Теперь вот переехали к нам, в маленький южный городок. Это было еще в детском саду.

Витька смешной и задиристый, учится прекрасно, а вот поведение подводит. В нашей компании он самый громкий и что-то вечно придумывающий.

Хотите вишни? Да пожалуйста! Только вот сидеть и обирать ветки — это скучно. Гораздо проще — взять у отца пилу, забраться в заброшенный сад и отпилить ветку, усыпанную сладкими, крепкими вишнями. А потом всей компанией есть ее за школой, опасаясь как-бы кто из взрослых не застукал.

Мальчишки его уважают. Витька вспыльчивый, но справедливый. А еще у него есть винтовка. Можно ходить с ночевкой в горы. Не страшно.

Иногда он дарит милые открытки. К праздникам.

В десятом классе Витька из блондинистого мальчишки внезапно превратится в чернявого красавца. И уйдет в армию…

И вернется, чтобы жениться на соседской девчонке, с которой вместе ходили в детский сад и один класс в школе.