Три железных дня

Анна Курина

Обещания Творца – самые надёжные в мире. Он всегда делает то, что пообещал. И вот Он говорит, что ты встретишь большую любовь, и она будет с тобой всегда. Так и происходит – ты с радостью вручаешь свое сердце прекрасной даме и готов посадить ее на трон рядом с тобой. Ведь она такая, как и обещал Творец – леди из тумана, несущая меч на поясе. Вот только эта леди, приняв твое кольцо, выходит замуж за другого. И он – могущественный и удачливый хищник, король-завоеватель. Он подступил к твоим границам со своим войском, и она, дама твоего сердца с глазами цвета тумана – едет рядом с ним с мечом на поясе. Но как же то самое Обещание о вечной любви?

Бывает, за год сеть совьется,

А все разрубят три железных дня.

Версаэттская поговорка

— Сир, вы здесь, как мишень… У лучников словно на ладони.

Тэррин молчал, конь прядал ушами, а ветер волнами набегал на холм, где стояли молодой король и его разозленные военачальники.

— Сир, безопаснее перейти в тень.

— А еще лучше вернуться в ставку, сир.

Тэррин смотрел на перевал впереди, дорога там вилась, как шелковая нитка. Пусть слова советников и командоров почтительны, а лица бесстрастны — но Тэррин словно слышал хлесткие фразы, которые звучали в их головах.

«Что за безумие, стоять на виду у врага, только чтобы побыть на три метра ближе к ней!..»

«Король потерял голову, когда эта женщина приблизилась к границам…»

А может, это его собственные мысли? Вряд ли военачальники судили его строже, чем он — сам себя.

Высоко в небе кружили орлы, ниже — вороны. Они чуяли скорую битву.

— Когда армия Пеума пересечет границу?

— Авангард — уже через полчаса, сир. Но в округе — десятки отрядов конных разведчиков Золотого короля. Потому нам лучше перейти в тень вон той скалы. Этот же холм хорошо просматривается и простреливается, — продолжал уговаривать командор Стальной конницы Лериль.

При дворе королей Версаэтта существовала должность — Говорильщик Правды. Этот рисковый человек обязан был возвышать голос при повелителе, даже если его совета не спрашивали. Он был единственный из всех подданных короля, которого тот мог казнить только с разрешения Совета.

Сегодня утром Говорильщик Правды сказал Тэррину такую фразу: «Любовь — не аргумент в войне». Тогда король приказал Говорильщику оставаться в лагере, а сам уехал с советниками осматривать холмы для боя. Только сейчас, похоже, все его военачальники решили стать Говорильщиками.

— Если мы встанем у скалы, то так же хорошо будем видеть Золотого короля, — безучастно произнес капитан лучников и копейщиков Гурель, — вернее, увидеть его мы все равно не сможем. Ибо — далеко.

— Только ночью мы разбили три разведотряда Пеума, на этих самых холмах, — согласился одноглазый Бриам, мрачно наблюдая, как большая воронья стая садится в дубовую рощицу на склоне.

Только Матаэль, брат короля, молчал и напряженно вглядывался в лицо Тэррина. Будто наблюдал за раненым в голову, который без одобрения сиделок встал с кровати и побрел не пойми куда.

Мгновение — из-за подножия Южного холма показались передовые отряды Золотой армии. Даже на таком расстоянии Тэррин слышал походные горны и рокот земли под ударами копыт. Как река в половодье — шеренги залили дорогу, расширяющуюся после седловины. Тридцатисячная армия воинственного государства Плет-Вотин вступала в долину.

А у него, Тэррина, только двадцать тысяч. Двадцать тысяч — и все.

— Где Пеум разместит ставку?

Ответил командор Каменной конницы:

— Мы думаем, на Ветреном холме, — Лериль показал рукой на юг, — еще они займут вон тот холм, его называют Рыжий Кот.

— Я знаю, как называется этот холм. Я же король этой земли.

— Наши каменные люди говорят, что уже не чувствуют эти два холма. Колдуны Пеума начали обманывать наши территории.

Тэррин повернулся в сторону Ветреного и Рыжего Кота. Хоть он впервые был здесь, у самой границы, но чувствовал камни и деревья в округе — все живое и неживое открывалось ему. Все, кроме людей.

— Да, эти холмы уже обмануты. Они поверили, что принадлежат Пеуму… Но они еще помнят меня…

Лица советников едва заметно потеплели. Если молодой Тэррин действительно чувствует землю, значит, он все-таки какой-никакой король. Так они рассуждали?..

А где сейчас она?

Тэррин послал коня вперед, и прежде чем сориентировались советники — выехал на самый край обрыва. Конечно, он не увидит ее, слишком далеко. Она, должно быть, в арьергарде, на белой лошадке. Как же она ее называла — Синичка? Белоснежная Синичка, вторгающаяся в его страну.

Из-под копыт скакуна Террина выскользнула ящерка, и заполошно кинулась в сторону, скрипя сухой травой.

Матаэль, который не имел моральной силы что-либо указывать брату, просто направил своего серогривого перед носом коня Тэррина — перегородив ему вид с обрыва.

«Если бы мой Сумрак не сделал шаг назад, Матаэль уже летел бы вниз… Готов ты был, брат, к такому повороту?» — говорило отравленное сердце молодого короля. А Матаэль смотрел на него с такой любовью и верностью, что Тэррина затошнило.

— Сир! — их немой спор прервал молодой всадник в доспехах простого солдата. Только зеленая точка на панцире у сердца говорила, что это — каменный человек.

— Сир, с юга сюда приближается отряд разведки Пеума, тридцать всадников с луками. Они будут на расстоянии полета стелы через 5 минут. С ними три колдуна.

Советники напряглись, как тетивы.

«Ладно, молчите уж», — сказал про себя Тэррин и развернул коня к лагерю. Так он и не увидел ни Синичку, ни ее хозяйку…

В лагере — суета!

Сейчас Тэррин больше всего хотел остаться один, и тяжелым взглядом провожал воинов, которые сновали туда-сюда. Интересно, они хоть понимают, что делают, или просто бегают с места на место, чтобы как-то успокоить свое возбуждение?

Насколько же мрачными были лица его советников, настолько же сияли улыбки союзников из Тасмии. Они подошли к королю, едва он успел спешиться.

— Венценосный повелитель Тэррин, битва будет завтра?

Седобородый военачальник Гаэд даже в солнечное майское утро кутался в плащ, его сын — наоборот, и рубашку расстегнул, чтобы покрасоваться крепкими мышцами. Тасмийцам пока не было необходимости сражаться против Золотого короля — сейчас он не представлял прямой угрозы для их государства быстрых рек. Но Тэррин пообещал Тасмии исключительные условия торговли в устье Вила, и тасмийская королева прислала ему в помощь тысячу рыцарей. Тэррин готов был дать руку на отсечение, что она приказала им бросить копья, едва только Золотой король ударит слишком сильно.

Тэррин улыбнулся так широко, как только был способен.

— Именно так, командор Гаэд, вы будете сражаться под началом моего брата Матаэля в самом центре нашего построения. Напротив Непобедимых Золотого короля.

Гаэд услужливо кивнул, а Тэррин продолжал:

— Большой совет — через полчаса в общем шатре, командор.

Один, он должен остаться один!

В своем шатре король швырнул плащ в одну сторону, перевязь — в другую. Старший оруженосец, угадывав настроение повелителя, побоялся даже переступить порог.

Боль, какая боль!..

Тэррин сел на кровать.

Что же он сделал не так? Его верный спутник, белый камешек-кварц, привычно лег на ладонь. Сколько раз он слышал эти рассуждения Тэррина. Что же король сделал не так?

И снова, снова он вспоминал то самое пророчество. Видение о той, которая полюбит его и будет с ним всегда.

Эти слова: «Господин, вы ранены?» Девушка, которая выходит из тумана над рекой. И конь под уздцы, бледный в туманном молоке. «Господин, вы ранены?» Любовь всей его жизни. Это же так, белый кварц?

Конечно, я ранен. Все сходится. И ранила меня она, принцесса с белой лошадью и глазами цвета тумана. Неужели такая вот она — любовь всей его жизни, когда от боли дышать трудно, а в груди отравленная стрела? Такую большую любовь обещал ему Творец?..

Серебряный кубок, брошенный его рукой, улетел в полог шатра.

— Сир, большой совет начинается.

Лериль стоял у входа в шатер и делал вид, что ничего не заметил.

— Иду, — буркнул Тэррин. Кварц спрятал на груди, как всегда.

Нет, ему не может быть так больно всегда. Это физически невыносимо. Надо самому себе поставить срок — и конец этим глупым страданиям. Пусть ему будет так больно только три дня. Три железных дня.

История эта началась в такой же день конца весны, в год 289 Распада Первой Империи, или в 5779 от Сотворения людей — как кому нравилось считать. В Версаэтте предпочитали вести летоисчисление от Распада, так как именно в тот год западная провинция стала называться королевством, и давний предок Тэррина приказал отлить корону.

Май, юный Тэррин только-только вернулся из Горного Тофема — закончился год его обучения в монастыре. Он заново радовался шелку на теле, мечу в ножнах — в Тофеме всего этого не было.

Он с кавалькадой въезжал в Первый город. Копыта лошадей словно выбивали музыкальный такт на залитых солнцем камнях мостовой, а девушки улыбались Тэррину так сладко, будто знали, что он наследный принц, а не кто-то там…

По случаю конца весны в Ратуше был большой бал — впрочем, в Первом городе балы давали по любому поводу. Тэррин немного переживал, что разучился танцевать — в Горном Тофеме, вопреки распространенному мнению, танцы были, но лишь по праздникам два раза в год.

А может он там и встретит ее — обещанную любовь? Такая мысль пришла и забылась. Но во внутренний карман на груди принц положил белый камешек кварца — свидетель его завета.

Сотни свечей, сотни людей. Кого-то Тэррин знал по Тофему — они радостно улыбались друг другу, с кем-то учился в военной академии в Фаросе, кого-то знал, как соседей, ну а кого-то и в глаза не видел доселе. В Первый город стекалась знать всего Первого мира. Самые красивые девушки искали здесь будущих мужей.

Играла музыка, танцевали пары. В больших медных чашах плавали срезанные бутоны белых роз и свечи на деревянных корабликах. Тэррин поймал себя на мысли, что смотрит на все как восторженный щенок, которого первый раз взяли на прогулку.

Конец ознакомительного фрагмента.