Нежное дыхание смерти

Анна Малышева, 2008

Ей дорого пришлось заплатить за право любить. Сперва – утратить иллюзии, затем – душевный покой, ну а дальше… Даша, медсестра наркологического центра, пытается выяснить, отчего погиб в Венеции, во время карнавала, ее возлюбленный – талантливый скульптор. Она ведет собственное расследование и заходит слишком далеко… На ее пути появляются люди, с которыми трудно спорить.

Глава 2

Алла проснулась так рано, как не просыпалась никогда. На работу ей надо было вставать в восемь, а будильник показывал начало седьмого.

«Что это я?» — удивилась женщина, еще не очнувшись окончательно. И тут же поняла, что ее разбудило — на кухне зазвонил телефон. Звонки были частые, с короткими интервалами — межгород. «Кому бы это быть?» Она вскочила и босиком побежала на кухню. Взяла трубку.

Голос звучал несколько напряженно. Говоривший мужчина словно сомневался в каждом произносимом слове. Насколько его можно было понять, он звонил из Италии.

«Аркадий? — мелькнула быстрая догадка. — Кто еще может позвонить мне оттуда? Но он не должен сейчас звонить».

— Кто это? — продолжала уже вслух удивляться Алла.

Голос в трубке набрался храбрости и выдал наконец связный текст:

— Аркадий Демин жил здесь?

— Да. — У нее ослабели ноги. Она оперлась о стену. — Кто говорит?

— Он умер, — сообщил голос с некоторой долей сочувствия. — Это из полиции. Вы должны приехать и увезти его.

— Как?! Не поняла?!

— Он умер от наркотиков, — с трудом признавался голос. — Вчера вечером. Сейчас он у нас, в управлении полиции. Вы должны его забрать.

Алла не понимала и половины.

Мужчина говорил с таким чудовищным акцентом, что она в отчаянии попросила:

— Перейдем на английский, пожалуйста!

Алла не решилась говорить на итальянском, который тоже когда-то изучала в институте, из-за отсутствия языковой практики.

В трубке раздалось несколько энергичных восклицаний, а потом наступила тишина. Видимо, говоривший пошел консультироваться с кем-то. Ей в голову вдруг пришла мысль, что звонил один из приятелей Аркадия — из тех, что появлялись у него сразу же, как он обосновывался на новом месте…

«Такой же непутевый бедолага… — в сердцах сказала она себе. — Откуда он звонит?»

И как только в трубке снова прорезался голос, она сразу задала этот вопрос.

— Из Венеции, — ответили ей, на сей раз по-английски. — Я комиссар Арицци. Я веду дело вашего мужа. Вы должны приехать и забрать его. Вы можете выехать сегодня?

— Невозможно, — тоже по-английски ответила она, машинально отмечая дурное произношение комиссара. — Я ничего не понимаю… Он умер, как мне сказали, от наркотиков?

— Да, — подтвердил комиссар. — Слишком большая доза. Он употреблял наркотики до Италии?

— Да, — поколебавшись, ответила она, — иногда… Но я не смогу приехать так скоро… Боже мой… Моя работа… Виза…

— Визу мы вам закажем, зайдите в итальянское посольство, — заторопился комиссар. — Приезжайте как можно скорее… Мы не можем держать его долго…

Алла выслушала все, что он еще счел нужным сказать ей, и повесила трубку. Прошлась по кухне, натолкнулась бедром на угол стола, поморщилась, достала из пачки сигарету и жадно закурила. Ярость накипала — на мужа, на саму себя, на злосчастную судьбу…

Они познакомились в Академии художеств, где оба учились. Аркадий — на отделении ваяния, Алла — на факультете искусствоведения. Теперь она не могла бы уже сказать, чего было больше в ее чувстве к Аркадию — симпатии женщины к мужчине или восхищения его произведениями. Аркадий подавал большие надежды. Его работы отличались художественной выразительностью, необычностью формы и оригинальностью сюжета. Алла слушала, что говорят вокруг, и в конце концов осталась в его мастерской на ночь.

Аркадий тогда изрядно выпил, и Алле не пришлось краснеть за то, что она навязалась, — он ничего не помнил. Утром они выпили дешевого кофе, сваренного им на электроплитке, и Алла задержалась еще на несколько часов. Особого удовольствия не получала, но говорила себе, что это в конце концов не главное…

Что было главным, Алла и сама не знала. Знала только то, что Аркадий этим «главным» обладал. Может, это был талант, может, мягкий, уступчивый характер… Его податливость и радовала, и раздражала Аллу. Радовала — потому что ни одно ее решение не встречало противодействия. Раздражала — потому что и решения других людей противодействия не встречали…

«Отсюда и его приключения на стороне, и выпивки, и наркотики в конце концов… — думала теперь Алла, прислушиваясь к своим чувствам. Чувств оказалось много, но среди них, как ни странно, не было горя. Наоборот, что-то вроде злорадства. — Я так и думала! Я так и знала, что он кончит этим!»

На плите свистнул закипавший чайник, и Алла размешала ложку растворимого кофе в чашке горячей воды.

«А кто виноват, что он довел себя до такого? — продолжала она спорить с кем-то. — Только не я! Да ведь сколько я возилась с ним, когда обнаружила! Сколько мы лечились! Разве мало сделала для него?! И вот — пожалуйста! Только слез с иглы, поправились дела, ему снова дали хороший заказ — все псу под хвост! Стоило деньги на врачей переводить… А обвинят, конечно, меня… Скажут — довела талантливого человека, проклятая баба, сломала ему жизнь! Да я ему спасала жизнь, если хотите знать».

И тут Алла поняла, с кем спорит. Все обвинения в ее адрес принадлежали самому Аркадию. Конечно, ему, а кому же еще? Ведь друзей у них давно не было… Общий круг знакомых распался тогда, когда Аркадий стал баловаться наркотиками и у него завелись новые друзья. У Аллы, к тому времени кормившей его своими статьями и переводами с английского и итальянского, иной раз не хватало злости, яростных обвинений, когда она обнаруживала исчезновение из дома очередной дорогой вещи, когда-то заработанной самим же Аркадием. Она ругалась, уходила к маме, даже пробовала его бить… Тогда-то он и высказывал ей.

— Хорошо же, — сказала вслух Алла. — Я все сделаю для него, в последний раз…

Она собралась с мыслями. Следовало поехать на работу, в издательство, предупредить об отъезде, взять отпуск за свой счет, если ее не отпустят просто так. Надо заехать в посольство, взять визу…

«Выпало ему счастье раз в жизни увидеть Венецию… Увидеть Венецию и умереть… — Она горько усмехнулась. — А сколькими поездками я пожертвовала ради него! Сколько возможностей побывать в загранке упустила, выгодных предложений! Приходилось цепляться за низкооплачиваемую работу, которая давала возможность сидеть в Питере. Все — только для того, чтобы следить за ним, не давать срываться! Все — для того, чтобы он не водил в дом своих бомжей-приятелей… Боже, ведь не только он опустился, вместе с ним опустилась и я! Когда я была в театре?! Три года назад?! Пять лет не была в отпуске! Почему раньше не ушла от него?! Потому что надеялась! Ведь когда он приходил в себя, делал такие работы… Нет, талант у него был, он не успел окончательно его погубить… Но как редко бывали проблески! Он работал затем, чтобы получить деньги и уйти в загул!»

Алла прошла в комнату — в единственную комнату их маленькой квартиры. Раньше у них была хорошая, просторная, двухкомнатная квартира в доме улучшенной планировки, но ее пришлось обменять на конурку с доплатой после того, как обнаружился огромный долг, сделанный Аркадием. Деньги ушли на наркотики. Мысль о деньгах потянула за собой другие мысли.

«Он три месяца назад оставил три тысячи долларов… Как я радовалась, дура! Получил авансом от заказчика за свою работу… Снова стали ему платить, доверять… Первые большие деньги… И с иглы он слез, я надеялась — уже навсегда. И вот все пропало. Сколько я проезжу теперь? В Венецию и обратно. А там? Это дорогой город. Сколько придется там пробыть? Два дня? Три? И все деньги ухнут на это, останусь у разбитого корыта… Подстроил последнюю подлянку, но какую! Даже умереть не смог по-человечески! Стоп… Что же это я? Ведь он поехал по путевке Академии художеств — пусть Академия и заботится о том, чтобы тело привезли. Надо зайти туда».

Алла разволновалась и спешно принялась одеваться. Распахнула дверцу шкафа, торопливо натянула теплые колготки, юбку, свитер, напудрилась и подкрасила губы. Посмотрела в зеркало. Оттуда на нее взглянула женщина лет тридцати — невыспавшаяся, растерянная… Карие глаза в припухших со сна веках, нездоровая бледность, которую не могла скрыть косметика.

«Мне нужен отдых. Вот я и отдохну в Венеции… Какая дурацкая судьба! Почему у меня все в жизни так?»

Она с досадой отвернулась от зеркала и собрала сумочку. Положила загранпаспорт, деньги, расческу, в зубьях которой осталось несколько ее темных волос. Вздохнула и велела себе не волноваться, не переживать. Все равно уже ничего не поправишь.

В десять утра она уже стояла в канцелярии Академии художеств и чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.

— Но разве вы не знали, что Демин был исключен? — раздраженно выговаривала ей старушка, ведавшая путевками для студентов.

— Знала, — слабеющим голосом произнесла Алла. — Аркадий сказал мне, что путевку дала академия…

— А с какой стати? — Старушка затянулась «Беломором» и сделала резкий жест рукой. — Я Демина прекрасно помню, моя дорогая… Когда-то он действительно мог рассчитывать на путевку, но потом, когда занялся наркотиками…

— Постойте, объясните по порядку! Я знала, конечно, что он был исключен с четвертого курса за наркотики, но он мне сказал, что академия провела оплату в Венецию и дала ему направление… То есть заплатил он сам, через вас…

— Ничего подобного! — желчно ответила старушка. — Мы такими вещами не занимаемся… Вы, милочка, сказали, что он сам заплатил? Так почему же он не мог обойтись без нас, раз у него были деньги? Что-то он напутал! У нас такое не практикуется!

Алла закрыла глаза, стараясь справиться с нервной дрожью. Значит, обман! А как солидно, успокоительно звучало это вранье в его пересказе! «Академия во мне заинтересована! Меня восстановят на четвертом курсе! Это испытательный срок! Академия нашла заказчика! Академия то, академия се!»

А старушка тем временем увидела молодую напарницу, только явившуюся на работу. С невыразимым ехидством в голосе она окликнула ее:

— Лидочка, помнишь того скульптора, ну, Демина! Он, представь себе, наврал, что мы его посылали в Италию!

Напарница замороченно посмотрела в сторону Аллы и вдруг узнала ее.

— Это вы? — воскликнула она. — Аллочка, но мы его никуда не посылали, просто не могли бы послать!

— Все уже понятно, — пробормотала Алла, пытаясь скрыться от позора. — Ладно, спасибо, что просветили.

— А что с ним случилось? — поинтересовалась Лида. — Он же, кажется, кололся, да?

— Он умер, — ответила за Аллу старушка. — Чего и следовало ожидать.

Алла отвернулась и, ни слова не говоря, захлопнула за собой дверь. Она быстро прошла по длинному безлюдному коридору, свернула на лестницу и там остановилась, достав из сумочки сигарету. В голове у нее был полный сумбур, и она уже не чувствовала себя так уверенно, как утром. Тогда, после звонка из Венеции, все было хотя и грустно, но просто и ясно. Алла знала, что ей следует делать, к кому обратиться…

Она снова восстановила в памяти подробности его отъезда и поразилась своей беспечности. Алла даже не подумала тогда о том, чтобы проверить, насколько сказанное им соответствует истине. Кто дал ему сногсшибательный заказ? Она этим не поинтересовалась. Он сказал — академия нашла заказчика, и это ее совершенно убедило и успокоило. Академия — знак качества, гарантия надежности… Алла не спросила ничего. И теперь корила себя за это.

«Значит, заказ он нашел где-то на стороне. Кто же осмелился с ним сотрудничать? Явно кто-то новый, кто ничего не знал про наркотики… Ах, почему я не узнала у него всю правду! Ведь он мог подписать с заказчиком контракт с неустойкой, как обычно делается, особенно когда платят авансом… А раз он кололся в Венеции, да еще так, что умер, то мог ничего не сделать! Мне ли не знать, что когда он кололся — работать не мог… И теперь все претензии могут предъявить мне! Сколько он взял с собой? Тысячи три тоже… Три мне, три ему… А если не три? — пришла ей в голову ужасная мысль. — Если еще больше?! Если контракт был дорогой и неустойка разорит меня дотла?!

Она порылась в сумочке, нашла в блокноте название мастерской, куда отправлялся работать и учиться Аркадий. «Луиджи Джакометти». У Палаццо-Грасси. Знать бы телефон… Нет, телефона он мне не дал, сказал, что сообщит, но ничего не сообщил… Два месяца молчал, потом позвонил… Ему не было дела до того, что я извожусь от тревоги… Он вообще считал, что мне до него дела нет. Да было мне до него дело, было! Только какая любовь выдержит такое!»

И она вспомнила свои мучения за последние годы. Вспомнила, вздохнула, бросила сигарету в урну и вышла на улицу.

В итальянском посольстве проблем не возникло. Визу тут же дали, комиссар, как и обещал, предупредил служащих о ее визите. Там же ее познакомили с формальностями, касавшимися перевозки тела из Италии в Россию.

От этих формальностей ей стало дурно, но она велела себе крепиться.

«Началась последняя, может быть, полоса неудач… — уговорила себя Алла, посещая кабинет за кабинетом, объясняясь с чиновниками, подписывая бумаги. — Я привезу его тело, но прежде узнаю у Джакометти, выполнил ли Аркадий заказ… И если окажется, что выполнил, вздохну спокойно…»

Обеденное время застало ее на Невском проспекте, в кофейне напротив международных касс «Аэрофлота». Она пила скверно приготовленный кофе и жевала бутерброд с сыром. День выдался морозный, и у нее осталось одно желание — поскорее добраться до дому и лечь в горячую ванну.

Потом Алла стояла в очереди и покупала билет — туда и обратно, как ей посоветовали в посольстве.

«Тело вам выдадут сразу, — уверяли ее там. — Проблем не будет».

Она слушала их, сжав зубы, и говорила себе, что только в таких случаях ей и везет. Сразу выдают тело. И ничего, что касается удачи, любви, денег, судьба не выдает ей так охотно, так быстро…

Потом заехала на работу, поделилась скорбной новостью с сотрудницами, приняла их соболезнования, убедилась, что без отпуска за свой счет не обойтись, и восприняла эту новость как последнюю неудачу дня. После чего отправилась наконец домой.

Последней каплей стали разговоры с родителями — разумеется, по телефону. Они жили слишком далеко, чтобы добираться до них. На это ушел бы еще час, а такого она бы уже не вынесла.

— Как же так?.. — только и повторяла ее мать. Та любила Аркадия. — Доченька, но как же он так?..

— Мама, я сто раз тебе повторила как! — сухо ответила Алла. — Наширялся больше, чем смог перенести, вот как!

Мать охнула, как будто слышала это впервые.

— Он не был ангелом, говорю тебе! — продолжала дочь. — Почему ты жалеешь только его, почему не меня?! Сколько мне еще предстоит мучиться из-за него! Ты можешь позволить себе роскошь поплакать, да, я слышу, как ты рыдаешь… А я не могу! Ты его видела раз в месяц, а я — каждый день!

Мать умолкла. Алла едва переводила дух.

— Доченька, не будь такой… — попросила ее наконец мать. — Аркашу жалко…

— Довольно… — Алла еле сдерживалась. — Собственно, дело сводится к тому, что я уезжаю. Мне надо его привезти. И вот что еще, мам… Я тебя прошу — позвони его матери сама… Я не могу.

С матерью Аркадия у Аллы были напряженные отношения. Та почему-то считала, что именно сноха стала причиной болезни Аркадия. И разубедить ее не могло ничто.

— Хорошо, — раздалось в ответ. — Только, Аллочка… Как-то вам надо помириться… Теперь, когда Аркаша…

И мать всхлипнула.

— Именно теперь, когда он умер, я надеюсь разорвать с ней всякие отношения, — отрезала Алла. — С меня довольно этой семейки… Жизнь загублена, а мне только двадцать восемь!

На этом неприятности закончились. Алла посидела на кухне, выкуривая последнюю за день сигарету и глядя в потолок. Горе? Нет, это было не горе. Скорее оцепенение чувств да еще злость… На него, на себя, на свою несчастную судьбу…

Спать она легла пораньше, решив собрать вещи завтра утром. Самолет улетел после полудня.

Венеция встретила ее свинцовыми облаками и резким, порывистым ветром. Больше никто не встречал. Она застегнула до конца «молнию» на куртке и ступила на негостеприимную землю. Все вещи уместились в маленькой сумке, с которой Алла решила не расставаться, пока не выяснит все до конца. И прежде всего отправилась в управление, адрес которого дал ей комиссар, скверно говоривший по-английски.

— Это все? — спросила она, поговорив с ним полчаса и совершенно замучившись от его произношения. — Больше вы ничего не предприняли? А почему вы не выяснили, как и когда он начал употреблять наркотики? — Она старалась строить фразы попроще, чтобы комиссар ее понял. — Вы знаете, что три месяца назад, когда он уехал в Венецию, был совершенно здоров?

Комиссар напряженно слушал ее, и в какой-то миг на его лице возникла неуверенная улыбка.

— Три месяца? — проговорил он. — Нет, он был здесь всего месяц.

— Три! — подчеркнула она. — Три месяца назад он уехал сюда!

— Один! — упорно твердил комиссар. — Один месяц, синьора!

— Как же так? — растерянно произнесла Алла.

Аркадий ее обманул! Где же он был два месяца?! Где он был с середины ноября, с тех пор как «уехал»? Ей стало так дурно, что она с трудом удержалась на ногах.

Комиссар в это время что-то говорил, но она едва слышала его. Сейчас волновало только одно — насколько обманул ее муж? Все было ложью в его словах или не все? Где он был два месяца? Кто дал ему заказ и деньги? И выполнил ли он заказ?

Она пришла в себя и услышала:

— Может быть, ваш муж был здоров, когда приехал сюда, но за месяц дошел до такого состояния, что начал колоться через одежду…

— Как? — машинально переспросила Алла. — Через что?

Комиссар слегка смутился, видимо прекрасно сознавая несовершенство своего английского. Он попытался объяснить еще раз:

— Ваш муж сделал себе два укола прямо через одежду. Так говорит доктор.

— Ужасно, — только и произнесла она в ответ. — Комиссар, я должна поговорить с хозяином мастерской.

Арицци растерялся еще больше.

— Но зачем? — попробовал возразить он. — Расследование кончено, оно было сделано по всем правилам, вы не можете упрекнуть меня в небрежности…

Последнее слово он исказил так, что Алла едва поняла его. Она упорно стояла на своем:

— Мне необходимо поговорить с Джакометти, потому что есть вещи, которые касаются только его… Это мои личные проблемы.

Комиссар тяжело вздохнул. Он свято поклялся Джакометти, что больше не станет беспокоить его. Кроме того, ему не нравилась эта русская. Слишком она была упряма и привязчива, слишком быстро говорила по-английски, так что ему приходилось напрягать все силы, чтобы что-то понять.

Он сделал последнюю попытку.

— Джакометти собирался уехать из Венеции, — сказал Арицци, с удовольствием наблюдая за охватившим женщину смятением. — Я думаю, уже уехал.

— Вот как? — раздраженно произнесла она и поднялась со стула, пол вокруг которого уже был усыпан пеплом ее сигарет.

Курила она слишком много, и это тоже не понравилось комиссару. «Нервная особа. Впрочем, как все жены наркоманов… Была бы симпатичной, если бы не так зазнавалась… Как она со мной говорит, прямо милость оказывает. Я не позавидую Джакометти…»

— Когда я смогу забрать тело? — спросила Алла, защелкивая сумочку.

— Сегодня вечером, — задумчиво ответил комиссар. — Вообще-то это не здесь… Вам нужно будет поехать в морг, мы дадим сопровождающего…

«Нино, — решил он. — Вот кого я пошлю с ней. Это будет ему наградой за те дурацкие часы, которые я провел, ожидая Фульвию. А они там все время ссорились! Ссорились, пока она снова не собрала чемодан и не вернулась домой! Даже суток не выдержали вместе!»

Комиссар пришел в благодушное настроение, приняв решение, и послал за помощником. Тот явился и мельком посмотрел на русскую посетительницу. От его всегдашней беззаботной веселости не осталось и следа.

«Крепко его потрепала Фульвия!» — удовлетворенно отметил комиссар и обратился к нему:

— Поедешь с этой особой. В морг, за телом. Дамочка еще та, скажу тебе… Главное, побыстрее спихни ее прочь и не пускай к Джакометти, а еще лучше — скажи сейчас ей, что он уже уехал. Сможешь по-английски?

— Не смогу, — признался Нино, но тут заговорила русская. Заговорила по-итальянски, и комиссар с помощником застыли, как громом пораженные.

— Я смогу по-итальянски, — холодно сказала она. — Смогу даже переводить то, что вы говорите друг другу. Итак, Джакометти уехал?

Комиссар натянуто улыбнулся.

— Синьора, он большой человек и просил его не беспокоить. — Арицци тоже перешел на итальянский. — Надеюсь, вы нам поверите, что персонал мастерской был опрошен самым тщательным образом.

— Это меня не волнует, — ответила Алла, переводя взгляд с комиссара на его помощника. — Тело можно забрать вечером? Хорошо. А сейчас я должна увидеться с хозяином мастерской. Надеюсь, вы меня проводите?

Она обращалась прямо к Нино, и тому ничего не оставалось, как согласиться.

— Конечно, синьора, — торопливо и любезно заговорил он. — Я провожу вас. Но это будет не так уж интересно.

— Я сама хочу в этом убедиться. Вы идете?

— Через минуту он вас догонит, — вмешался комиссар. — Нино, на два слова.

Алла вышла, и мужчины остались наедине. Нино тоже предпочел бы выйти. Ему казалось, что комиссар держит камень за пазухой и недалек тот миг, когда камень этот полетит в его голову. Ему не верилось, что комиссар забыл нелепую историю с Фульвией. Но вместо камня ему была предъявлена улыбка. А улыбаться Арицци умел так, что все сомнения в его благожелательности сразу куда-то исчезли. Нино слегка ободрился.

— Комиссар, жуткая дама! — прошептал он, оглядываясь на дверь. — Она знает итальянский? Как мы влипли!

— Ничего. — Арицци нервно потер руку. — Главное, она не предъявляет претензий к самому следствию. Да и что она может предъявить? Пусть сама отвечает за пороки своего муженька… И она все это, думаю, понимает… Но вот какая штука, Нино!

Тот округлил глаза.

— Дело в том, что русский, оказывается, сбежал из дома три месяца назад! А ей сказал, что едет сюда!

— Понимаешь? Он где-то проторчал два месяца перед приездом в Венецию…

— Надеюсь, на этом основании нас не заставят продолжать дело? За эти два месяца он мог натворить что угодно. А нам копать! Вот что я скажу тебе, комиссар… — Нино робко воспользовался своей давней привилегией называть Арицци на «ты». — От русских одни только проблемы…

— Я видел его паспорт, — утешил помощника Арицци. — Он получил визу месяц назад. То есть в Италии он точно ничего не натворил. Он сидел дома, в России… И мы им больше заниматься не будем.

Нино согласно закивал.

— А вот что я думаю, комиссар… — Он быстро осваивался в своей прежней роли — роли преданного помощника, «своего парня». — Я думаю, он провел эти месяцы в каком-нибудь теплом местечке…

Эту тему он развивать не решился, вовремя вспомнив, что такое теплое местечко недавно было дома у него самого. Только там находилась Фульвия.

— Ладно, Нино, — ласково кивнул комиссар. — Это нас уже не касается. Вообще, чего бы я ни отдал, чтобы этот русский со своей нервной женой убрался из Венеции первым же самолетом… А тебе задание — веди себя сдержанней и как можно больше тяни с визитом к Джакометти… Ну, покажи ей какой-нибудь дворец, что ли…

— Я могу прокатить ее на катере по Канале-Гранде.

— Сделай все, что можно. Пусть у тебя, к примеру, сломается катер. Мне тебя учить не надо. А я тем временем позвоню в мастерскую и предложу Джакометти закрыться на большой замок и сидеть тихо-тихо. Я не могу с ним ссориться.

— Да? — удивился Нино. — Комиссар, но ты с ним не очень-то церемонился.

— Не в духе был, — неохотно пояснил Арицци, предпочитая не уточнять, почему именно он был не в духе. Нино отвел глаза. — А теперь пришел в себя. С аристократами ссориться не стоит, я тебе уже говорил это… У него хорошие связи среди отцов города… И мне уже дали это понять…

— Ясно, — кивнул Нино. — Наша красавица увидит Венецию. К Джакометти я ее не пущу…

И он покинул управление в совершенной уверенности, что Арицци все забыл и зла на него не держит.

Комиссар отвернулся к окну и закурил. Фульвия вернулась. Все прошло, но горечь осталась. «Нино у меня еще попляшет…»

— Что вы предпочитаете? — с утонченной любезностью расспрашивал помощник комиссара Аллу. — Палаццо или церкви?

— Я предпочитаю Палаццо-Грасси, — холодно ответила та. — И быстро!

— Значит, палаццо, — уточнил Нино. — Тем лучше, потому что церкви уже закрыты, синьора… Обратите внимание, Палаццо-Бальби! Чудный вид, превосходное освещение!

Алла сжала губы, едва сдерживаясь, чтобы не послать венецианца подальше. Если бы она знала, что вожделенный Палаццо-Грасси в этот миг проплывает мимо них по другой стороне канала, то не сдержалась бы.

— Где Палаццо-Грасси?! — взорвалась Алла. — Мы доберемся до него или нет?!

— Непременно, — уверил ее Нино. И он не так уж грешил против истины, особенно если учесть, что земля круглая. — Всему свое время, синьора! Вы ведь в первый раз в Венеции?

— Вам за это платят? — перебила она его излияния. — За экскурсии? Вы проводите их по служебной обязанности или из любви к искусству?

Нино оскорбился и на миг замолк. Из оцепенения его вывел только очередной дворец. Он протянул руку и торжественно объявил:

— Мост Риальто, а за ним — Фонтего-Деи-Тедески! Немецкий склад. Кстати, именно здесь мы нашли вашего мужа.

Алла напряженно вгляделась туда, куда он указывал, но не произнесла ни слова и не изъявила желания остановиться и осмотреть место происшествия, как рассчитывал Нино. Пришлось плыть дальше. Он лихорадочно перебирал в уме оставшиеся достопримечательности и уже обдумывал возможность затащить Аллу на сухопутную экскурсию в какой-нибудь квартал.

«А там она ведь может ненадолго потеряться, с кем не бывает… — убеждал он себя. — Комиссар, наверное, уже предупредил Джакометти… Но спешить все равно не стоит!»

— Ка-Пезаро! — прозвучал его голос в тишине, нарушаемой только рокотом работающего мотора да плеском воды у бортов катера. — Обратите внимание, синьора! Это вам непременно надо осмотреть. Можем остановиться на минутку.

— Ни в коем случае! — отвергла его предложение Алла. — Плывем дальше! И прибавьте ходу!

— Это невозможно, — льстиво склонился перед ней Нино. — Мы плывем на максимальной скорости. Если я прибавлю ходу, может произойти катастрофа. Здесь очень оживленное движение.

— Не замечаю! — сказала она, оглядывая канал. — Разве что мы врежемся в гондольера…

— Вот именно, — подтвердил Нино. — Я, как полицейский, не могу такого допустить…

Внезапно ей в голову пришла счастливая мысль. Пренебрегая возражениями Нино, она перегнулась через борт и окликнула гондольера, как раз поравнявшегося с ними на своей утлой лодчонке:

— Синьор! Где Палаццо-Грасси?

Гондольер смерил ее взглядом, потом так же внимательно осмотрел Нино и вдруг обменялся с ним серией возгласов на непонятном Алле наречии. После чего учтиво улыбнулся ей:

— Палаццо-Грасси, синьора? Впереди, дальше по каналу!

Ей ничего не осталось, как подчиниться своему спутнику и плыть все дальше и дальше. Нино старался:

— Палаццо-Барбариго! Умоляю вас взглянуть — это Сан-Симеон Пиколо!

На этом достопримечательности кончились, и даже изобретательность Нино исчерпала себя. Катер качался на холодных волнах канала, ощутимо пахнущего гнилью, помощник комиссара молчал, Алла наливалась злостью. Наконец она не выдержала и обратилась к Нино с утонченной любезностью:

— А теперь, когда вы мне показали всю Венецию, от первого палаццо до последнего, можем мы все-таки попасть к Палаццо-Грасси?! Мне кажется, хозяин мастерской уже меня заждался!

Нино неуверенно кивнул.

— Хорошо, синьора, — согласился он, надеясь, что комиссар уже сделал все, чтобы обезопасить нервы Джакометти от визита русской валькирии. — Мы плывем туда. Но предупреждаю вас, что это бесполезно. Он давно уже уехал из города.

Алла ничего не ответила, и ему пришлось повернуть обратно.

Наконец они оказались перед дверью, на которой, правда, не висело ни одного замка, но заперта она была очень основательно. Алла без колебаний позвонила.

Она несколько раз нажимала кнопку звонка, не производя при этом ни малейшего шума.

— Нет электричества! — пояснил Нино, перехватив ее гневный взгляд, и забарабанил в дверь. — Эй, кто там есть! Откройте, полиция!

Спустя некоторое время дверь открыли. На пороге возник тощий юноша-уборщик, и они с Нино обменялись выразительными взглядами.

— Что вам угодно? — Уборщик смотрел теперь на Аллу. — Синьора желает сделать заказ? Но мы уже закрыты… Подождите до следующего карнавала… Или приезжайте через полгода… Мы снова начнем подготовку к карнавалу… Но не сейчас!

Алла повернулась к Нино, и тот, стараясь не встречаться с ней взглядом, быстро заговорил:

— Серджо, это жена того русского скульптора, Демина. Она хочет посмотреть на комнату, где он жил. Верно?

— Еще больше я хочу посмотреть на того хозяина, у которого он работал, — отрезала Алла. — Дайте войти.

Серджо в изумлении пропустил ее вперед и пошел следом. Нино, вздохнув, последовал за ним. Он надеялся, что хозяин уже соответствующим образом предупрежден.

Джакометти, к которому Серджо провел их без всяких возражений, встретил Аллу, едва приподнявшись в кресле. За эти дни он, казалось, еще больше распух и побледнел. Хозяин был облачен в неопрятный атласный халат, на ногах красовались вызолоченные туфли. Алла сухо поздоровалась и села. Джакометти взглядом попросил Нино и Серджо удалиться. Ушли они с неохотой, но, впрочем, недалеко — уборщик пригласил помощника комиссара занять подслушивающий пост под дверью, и тот с восторгом согласился.

— Я пришла к вам узнать кое-какие подробности о муже, — с места в карьер начала Алла. — Вы знаете, о чем я говорю?

— Ваш муж умер от слишком большой дозы наркотиков, как сказали мне в полиции… Он доставил мне немало неприятностей. С тех пор как в Венецию стали завозить наркотики, неприятности так и сыплются на нас… Раньше мы не знали этой отравы… Наркотики привозят иностранцы…

— Но не мой муж. Он не торговал ими. Он только употреблял их.

— Меня это не касается. — Джакометти взмахнул пухлой, унизанной старинными тусклыми перстнями рукой. — Он употреблял их или продавал… Все равно я не хочу иметь к этому никакого отношения.

— Скажите, когда именно Аркадий впервые обратился к вам с просьбой взять его на обучение и работу?

— Давно, — сказал хозяин. — Еще в ноябре.

— Скажите, пожалуйста, почему он выбрал именно это время? Время карнавала? Время, когда вы, разумеется, больше занимались своими делами, чем его обучением? Разве нельзя было назначить другой срок?

— Это время он выбрал сам, — ответил Джакометти. — Я дал ему понять, что качество обучения может ухудшиться из-за нашей загруженности во время карнавала… Но он хотел попасть к нам именно во второй половине января — первой половине февраля, и больше никогда. Желание клиента… — Он слегка пожал плечами. — Я согласился. Я допустил его в свою мастерскую, как допустил бы любого, желающего овладеть секретами нашего ремесла и уплатившего за это наличными…

— Наличными? — уточнила Алла. — Он не переводил вам плату за обучение через какую-нибудь организацию или банк?

— Он расплатился наличными по приезде. — Джакометти рассматривал перстни. — Претензий у меня к нему не было… Платил, как все, работал, как все… Вот только кололся, кололся очень много, синьора…

— Он начал колоться у вас, в Венеции?

— Этого я знать не могу, — лениво ответил хозяин. — Может быть, не знаю, знаю только, что теперь сто раз подумаю, прежде чем связываться с неизвестными людьми. Буду требовать рекомендации… И справку от врача, что это не наркоманы…

— Справки вам не помогут, — заметила Алла. — Он ведь тоже мог показать справку… Тем более что в последнее время слез с иглы…

— Меня это не интересует, — повторял свое Джакометти. — Слез с иглы, сел на иглу… У меня достаточно неприятностей из-за вашего супруга, синьора. Я человек старый и больной… Мне нужен отдых…

— Я не собираюсь отнимать у вас право на отдых. — Алла попыталась взять себя в руки. «Проклятый город, отвратительные люди! Все жульничают, все друг друга покрывают! Здесь не добраться до правды! Никому ни до чего нет дела!» — Скажите только вот что. Скажите, а потом я сразу уйду. Он выполнял чей-то заказ?

Джакометти посмотрел сначала в потолок, потом в окно, потом на свои перстни, потом на ее ноги. Потом закрыл глаза и шумно, с хрипом вздохнул.

— Я прошу вас сказать, — умоляющим тоном продолжала Алла, понимая, что ее ярость только настраивает этого надменного человека против нее. — Я умоляю вас сказать мне — выполнил он этот заказ или нет? Может его заказчик предъявить ко мне какие-нибудь материальные претензии или нет? Поймите, я небогата… Я просто нищая, по вашим понятиям… Я осталась одна… — Голос ее задрожал. — И если окажется, что он вдобавок ко всему еще и обманул заказчика… Мне никогда с ним не расплатиться…

Джакометти открыл глаза, и она увидела в них нечто похожее на сочувствие.

— Не беспокойтесь, — просвистел он. — Заказ был выполнен. Не могу сказать, что на высоком уровне… Он работал урывками, между одним уколом и другим… Но все же заказ был выполнен. И его уже получили, я думаю…

— А для кого он работал? — спросила Алла и сразу поняла, что ответа не получит — Джакометти снова замкнулся. — Это не мое дело, конечно… — проговорила она, вставая. — Что ж… Я только хотела узнать, нет ли осложнений… Простите за беспокойство…

— Простите вы меня, синьора, — неожиданно благожелательно обратился к ней хозяин. — Я всего-навсего соблюдаю коммерческие тайны фирмы. Заказ был выполнен на базе моей мастерской, отослан из моей мастерской, значит, я должен охранять интересы заказчика… Всего доброго, синьора… Мои соболезнования… Мои соболезнования…

На соболезнования Джакометти оказался так щедр, что Алла вышла из его кабинета только через пять минут. За это время ей высказали все возможные сожаления, что Венеция оказалась не гостеприимна к ее мужу и к ней самой. Она была просвещена насчет времени, когда лучше всего приезжать в Венецию — «конечно, во время карнавала». И наконец, Джакометти долго говорил ей комплименты, среди которых не оказалось ни одного искреннего.

Когда за ней захлопнулась дверь, она вздохнула с облегчением. И тут же помрачнела, увидев Нино. Тот, беззаботный как птица весенняя, болтал с уборщиком и курил его сигареты. На Аллу едва обратил внимание.

— Я вас жду, — напомнила она, и тот с неохотой попрощался со своим новоприобретенным приятелем. Вместе они покинули помещение, и только на катере он соизволил открыть рот.

— Успешно поговорили, синьора? Остались довольны?

— Страшно довольна! Давайте езжайте быстрее! Нечего рассматривать! Все дворцы я уже видела!

— А куда спешить? — философски заметил Нино.

— В морг!

Потом она выполняла разные формальности, подписала уйму бумаг, свидетельствующих о том, что тело она забирает, что тело бактериологической опасности не представляет, что тело именно ее мужа, а не какого-нибудь постороннего, что тело герметически запаяно в цинковый гроб.

Эти похоронные и бюрократические подробности совершенно доконали Аллу, так что в самолет она села сама полумертвая. Некоторое время ей не верилось, что все уже позади. Потом начала приходить в себя.

Алла расположилась в салоне «Боинга» возле иллюминатора. В окне сияла ультрамариновая синь и курчавились ослепительно белые облака, похожие на хирургическую вату. Все это было по правую руку от нее. По левую — находилось одно пустое кресло, а за ним — кресло занятое.

В этом занятом кресле сидела женщина в помятом зеленом костюме и лениво листала журнал. Алла от нечего делать смотрела на нее, потом на остальных пассажиров, потом опять на женщину. Та подняла глаза от журнала и слегка улыбнулась Алле.

— Карнавал? — только и спросила она.

— Нет. — Алла грустно покачала головой. — Наоборот.

— То есть? — немного удивилась женщина.

— Мой муж умер в Венеции… Везу теперь на родину его тело…

— Вот оно что… — протянула та. — А я, представьте, тоже…

— Как?! — поразилась Алла. — Тоже везете тело мужа?

Женщина вздохнула:

— Нет, собаки… Сдохла собака от какой-то заразы… И вот я ее теперь везу обратно… На родину… Не город, а морилка для тараканов…

Алле не слишком понравилось сравнение ее мужа с какой-то собакой, и больше она с незнакомкой не разговаривала, тем более что та сразу же углубилась в свой журнал. Алла откинула голову на спинку кресла и долго смотрела в окно. Потом прикрыла глаза и уснула.