Брак по расчету

Анна Мишина (2024)

Он знает цену всему. Все рассчитано и просчитано на несколько шагов вперед. Таков мир бизнеса — его мир. Но картину стабильной и распланированной жизни портит один лишь пункт в отцовском завещании: — Оставшаяся часть согласно документам принадлежит Ярцевой Лии Александровне, — фраза, которая выбивает почву из под ног. Теперь ему предстоит выяснить, кто это и чем новые вводные грозят его спокойной жизни.

Глава 4

Владимир

Возвращаюсь к детской площадке. Снимаю тачку с сигналки и забираюсь в салон. Пялюсь на молодых мамочек с колясками. Кто детей держит на руках, кто ведет за ручку.

Смотрю и пытаюсь представить отца с маленьким ребенком на руках.

Нет, не получается.

Тряхнул головой, завожу двигатель и выезжаю с парковки.

Еду. Куда, зачем и для чего, не понимаю. Выезжаю за пределы села по направлению в столицу. Пока никаких мыслей, и что делать дальше, пока не знаю.

Юлия эта никого не хочет видеть и знать ничего не хочет. Мне это на руку, собственно. Но согласно закону и тому, что написано в завещании, ей не отвертеться. А это проблема для меня и моих планов.

Уже отмотав половину пути, все же принимаю решение более четкое — вернуться домой. Поднять все по Синицыной и ее ближайшей родне. Да, помню, там бабка. Но мне нужно знать больше.

Набираю Петра Андреевича.

— Слушаю, Владимир, — отвечает почти сразу.

— Подскажите, я правильно понимаю, что Синицына не может отказаться от наследства?

— Вы правильно понимаете. Она — родитель наследника. Ваш отец все продумал. До совершеннолетия девочки ее мать не может продать долю или же ее передать. Я не знаю, кто его консультировал, но подсказали верно и так, что, даже если она очень захочет, ничего не выйдет.

— Я понял вас, — хочу сбросить, но нотариус задает вопрос:

— Вы ее нашли?

— Не стоило труда. Мой человек поднял адрес.

— Видела она вас? Как отреагировала?

— Она, судя по всему, не знала о гибели отца, — сказав, сразу же вижу голубые глаза, которые наполняются влагой.

Или хорошая актриса.

Тряхнул головой.

Наваждение какое-то.

— Она нужна будет здесь. Требуется ее подпись в бумагах. Я все подготовлю. Знал бы заранее, что вы к ней поедете, предупредил бы.

Эта новость мне не нравится.

— Привезти ее?

— Да.

— А если я отвезу документы ей для подписи? — предлагаю.

Это оптимально. Для меня.

— Нет. Мне нужно будет переговорить с ней лично. Объяснить ее права. Рассказать все, что касается наследства.

— Я понял. Подумаю, как это организовать, — и отбиваю звонок.

Более чем уверен, что девушка откажется ехать со мной.

В город въезжаю ночью. Столица встречает яркими огнями уличных фонарей и вывесок. Не тороплюсь домой. Мотаю круги по шоссе.

На телефон прилетают сообщения и пропущенные звонки.

Мать и Рус пару раз набирали.

Виола молчит. Как всегда, после ссоры.

Я сам не готов пока с ней разговаривать. И думать о нас пока нет желания. Голова и так пухнет от того, что происходит.

Да, папа, подкинул ты мне повод пораскинуть мозгами. А ведь все могло быть проще. Останься он жив, и я так же, как и всегда, пахал бы и ничего не подозревал.

Было проще.

Правильно говорят: меньше знаешь, лучше спишь.

Теперь я больше чем уверен, что придется испытать силу этой поговорки на себе.

В итоге принимаю решение ехать в офис. По пути набираю Огневу.

— Слушаю, — отвечает спустя пару гудков.

— Мне нужна более подробная информация о Синицыной. О ее матери, отце, бабке… Все, абсолютно.

— Да там все максимально просто. Уже пытался капнуть. Ничего особенного.

— Даже так? — усмехаюсь, заруливая на парковку у бизнес-центра.

— Мать из семьи рабочих. Родители оба работали на заводе. После школы училась в столичном вузе. Затем вернулась в родное село. Поработала на фабрике, да в сельском магазине. Замужем была. Но недолго. В те времена разводы были не распространены, но это не тот случай. Муж — местный тракторист-забулдыга. Спился. Мать Синицыной не так давно умерла. Сердце. В общих чертах.

Пока слушаю нач.беза. дохожу до своего кабинета.

— Да уж. Не радужная история жизни.

— Среднестатистическая.

— Ясно, — приземляюсь в кресло.

— Что-то еще?

— Что там по бабке?

— Ничего такого, что вас могло бы заинтересовать. Всю жизнь проработала дояркой в колхозе местном.

— Понял. Спасибо.

— Если что, я на связи, — и сбрасывает вызов.

А я продолжаю думать.

И мысли мои не дают мне покоя. От одного факта к другому прыгают. А связать составляющие не выходит.

— Ой, — и звук закрывшейся двери.

Тишина.

Почти.

Лишь еле слышно доносится шум из приемной.

Потираю глаза, пытаясь проморгаться и наконец сфокусировать зрение. Но в глаза словно самосвал песка всыпали. Надо бы каплями обзавестись.

Все тело болит, и я пока не готов делать резких движений.

Подо мной диванчик, явно непредназначенный для комфортного сна. От этого и болит каждая затекшая мышца. Подняться и ощутить себя семидесятилетним стариком? Перспектива так себе. Но делать нечего, новый день начался.

Все же собираюсь с силами и сажусь. Зарываюсь пальцами в волосы. Шея болит, от нее и голова словно чугунная.

Надо было в отель ехать. Но сил не было. Дорога вымотала, и работающий мозг закипал. То, что удалось уснуть — вообще фантастика.

Цепляюсь взглядом за часы.

Восемь утра.

Раздается стук, и дверь осторожно приоткрывается.

— Владимир Александрович, извините, — слышу тихий голос секретаря, — я не знала, что вы здесь. Я вам кофе сварила, будете?

— Да, спасибо, заходи, — наконец поворачиваюсь в сторону девушки.

Алиса, осторожно ступая по полу, почти на носочках, чтобы не стучать каблуками, подходит.

— Вам таблетка от головной боли нужна? — спрашивает, ставя передо мной на журнальный столик чашку с ароматным кофе.

— Я не пил, — отвечаю, взяв чашку.

— Ну… — мнется. — Извините.

Смущается.

— Спасибо за кофе, очень кстати.

— Вас спрашивал Огнев. Что ему ответить?

— Для него я не занят. Пусть приходит.

— А если придет Руслан Александрович? — внимательный взгляд.

— А вот ему делать здесь нечего. Придумай что-нибудь, — делаю пару обжигающих глотков и чувствую, как тепло разносится по телу. А вот пустой желудок предательски подает бедственные сигналы.

— Я пойду?

— Иди, — отпускаю девушку.

Но долго мне одному быть не приходится. Возвращается Алиса. И не с пустыми руками.

— Вы меня извините еще раз. Но лучше бы вам позавтракать, — и ставит на стол передо мной контейнер. — Бутерброды.

— Но…

— Не отказывайтесь. Минут двадцать к вам никого не пущу, — виноватая улыбка, и девушка, цокая каблучками, покидает кабинет.

От одного вида бутербродов желудок “заговорил”.

Отлично. Может, еда меня оживит?

Стоит только двери за девушкой закрыться, я тут же беру один.

Через пару минут, сытый и довольный, откидываюсь на спинку кресла, убрав руки за голову. Если не давать в мозг проникнуть мыслям о вчерашних проблемах, то все не так уж и плохо.

Но за дверью снова шум, и в кабинет врывается Виола.

Вот ее в столь раннее утро я не ожидал увидеть.

— Доброе утро, — проходится по кабинету и садится на край стола.

Ненавижу эту ее привычку, и она прекрасно об этом знает. Но сейчас полностью игнорирует мое недовольство.

— Я смотрю, ты не голодаешь, — хмыкает, зацепившись взглядом за полупустой контейнер. — Интересно, кто тебя подкармливает?

— Ну, уж точно не ты, — отвечаю ее же тоном.

— А разве ты не должен ночевать дома? Там, знаешь, и кормят, и спать укладывают.

— Виола, ты пришла скандалить? Так ты выбрала не лучший момент.

Снова стук в дверь, и в этот раз без извинений влетает мой братец.

— Нет, это что за проходной двор? — вскакиваю с кресла и подхожу к двери, выглядывая в приемную. — Алиса, фильтруй моих посетителей, прошу, — зло вырывается и захлопываю дверь.

Понимаю, сорвался и еще придется извиниться.

Но твою мать! Как работать?

— Ты с какого здесь? — спрашиваю Руслана, который вальяжно развалился в кресле напротив моего стола и тянет свои ручища к контейнеру с оставшейся парой бутербродов. Берет один и за раз половину съедает.

— О, — лыбится, жуя, — тебя тоже кормит Алиса? Мои любимые, — заглатывает остаток.

— Так это секретутка на тебя глаз положила? — избавляет мой стол от своей задницы и торопится к двери, но я успеваю перехватить девушку за руку, останавливая.

Хватит с Алисы претензий со стороны начальства и его близких.

— Прекрати уже строить из себя ревнивицу.

— Ви, ты серьезно? — ржет Рус. — Твой чурбан не смотрит на юбки. Его интересуют исключительно бумаги, деньги и — смотрит на меня, — еще раз деньги, — берется за второй бутерброд. — А Алиска мне делает их. Я частый гость в приемной брата. Так что не поднимай кипиш на пустом месте.

Даже не знаю, благодарить его или настучать по довольной морде. Потом разберусь, особенно — с какого хрена моржового он отирается в моей приемной.

— Ладно. Тогда кто мне объяснит, где ты был всю ночь? — пялится на меня Виола.

— Здесь, — отвечаю коротко, отпуская ее руку. — Работал. И с чего вдруг такое любопытство?

— Ты первый раз не ночуешь.

— Так в первый раз такие проблемы, — снова влезает этот чертов болтун. Язык бы ему в одно место. — Кстати, как поездка?

Невеста снова переводит на меня взгляд, в котором опять появляется подозрение.

Усмехаюсь.

Где та девушка, которая мне понравилась, когда первый раз увидел? Я что-то ее не узнаю.

— Такие это какие? Ты нашел этого ребенка? — спрашивает.

— Виол, лучше поезжай домой, вечером поговорим. Мне нужно разгребать этот беспредел, — вздыхаю устало.

Эффект от выпитого кофе как-то слишком быстро улетучился. Обидно.

— Нет уж. Рассказывай. Я никуда не уйду. Мне нужно знать, где ты был. А то…

— Договаривай, — вдруг дергаюсь. — Договаривай.

— У вас семья чересчур любвеобильная. Родители, вон, выдали один за другим, — усмехается невесело.

— Не нравится моя семья, Виола, ты знаешь, что делать, — все же беру ее под руку и выставляю из кабинета, закрывая за ней дверь.

— Жестко ты с ней. Но правильно, — подлизывается брат.

Мажу по нему предупреждающим взглядом и возвращаюсь на свое рабочее место.

Гребанное утро.