Родиться заново в Париже. Как научиться французской легкости и обрести счастье

Анна Мулен, 2021

Трогательная и искренняя история о девушке, которая бросила привычную московскую жизнь и начала ее с чистого листа в Париже! Эта книга о самом романтичном городе мира, о больших целях и мечтах, о тернистом пути навстречу счастью и любви. Вместе с Анной Мулен отправляйтесь в незабываемое путешествие и почувствуйте невероятную атмосферу Парижа! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Часть вторая

Осень в Париже

Город контрастов

В таком спонтанном, неподготовленном заранее переезде, как мой, с самого начала был заложен подвох. Так, например, тот факт, что я не позаботилась заранее о жилье, а лишь в последний момент через дальних знакомых договорилась о съеме комнаты на сентябрь в 10-м округе Парижа, преподнес мне приятный сюрприз в лице хозяев моей новой квартиры, но и неприятный одновременно — место ее расположения. Как человек, не имеющий никакого представления о специфике парижских округов, я была так счастлива жить практически в самом центре Парижа, да еще и на берегу канала Сан-Мартен, что не ожидала очутиться в «мини-Африке». Оказалось, район между Северным и Восточным вокзалами с недорогим социальным жильем в свое время сосредоточил иммигрантов из бывших французских колоний, которые придали району национальный колорит. Несмотря на традиционную парижскую архитектуру, всюду были разбросаны этнические магазины, салоны красоты и закусочные. Париж, как и любой другой большой город, оказался городом контрастов, где районы мишленовских ресторанов и люксовых магазинов соседствовали с районами палаток с кебабами и экзотическими нарядами, а улицы, где прогуливались дамы с седыми элегантными укладками и сумками от «Hermès», — с улицами, полными чернокожих женщин в тюрбанах из ткани «вакс» и сумками-подделками «Michael Kors».

А еще у меня неожиданно оказалась уйма свободного времени. Конечно, я рассчитывала много гулять и узнавать город, а по вечерам смотреть кино. Но долго ли я протяну одна? Смогу ли я найти друзей? Смогу ли найти другое жилье? Ладно, сейчас был совершенно неподходящий момент для подобных мыслей. В конце концов, у меня появился тот, кто еще долго будет моим неизменным товарищем и попутчиком, — мой город, мой Париж.

Уже с первых минут пребывания с ним наедине я ощутила его реальность и его одушевленность. Тогда, сидя на бетонной плите перед домом в ожидании возвращения хозяина квартиры, я впервые почувствовала его присутствие в моей жизни. Я ощущала, что он рад моему приезду, будет присматривать за мной и делать все возможное, чтобы мне здесь понравилось.

Тут подошел хозяин квартиры со своей спутницей. Я сразу же поняла, что это он, настолько сильно этот человек отличался от всех, кого я пока что видела. Это был мужчина с длинной белоснежной бородой, в белой рубахе навыпуск и фетровой шляпе. Его спутница выглядела еще более колоритно — с дредами, в разноцветной одежде, с окрашенными в розовый цвет бровями и с многочисленным пирсингом. Эта пара напомнила мне школьные годы, когда, поддавшись моде на растаманскую культуру, я коротала время после уроков на Старом Арбате с местными хиппи и уличными музыкантами.

Ребята были художниками. Их квартира оказалась довольно старой и загроможденной вещами, но в ней очевидно присутствовал артистический дух — повсюду картины, свечи и джазовая музыка нон-стоп.

— Я никогда не выключаю радио и не гашу свечи у входа, — объяснил мне хозяин. — Это поддерживает в доме уют и позитивные вибрации.

В моей комнате из мебели оказались лишь кровать и стенной шкаф, зато и на стенах, и на полу красовались прекрасные картины, нарисованные моими новыми творческими соседями.

— На улице пока светло. Если хочешь, мы покажем тебе район и выпьем вина за твой приезд на берегу канала?

Какие приятные ребята! И как здорово было иметь хоть каких-то людей рядом, кто говорит на твоем языке и может составить компанию в незнакомом городе.

Мы отправились на прогулку. Мои друзья показали мне «Laverie», где, как в американских фильмах, можно было закидывать вещи в стирку в одну из многочисленных стиральных машин. Следующим местом визита оказался супермаркет. Самый обычный сетевой районный магазин, но для меня он выглядел настоящим музеем. Я ходила между полок и отмечала для себя новые продукты, новые бренды, переводила в уме цены на рубли, так как еще не могла ориентироваться в евро.

Мы взяли бутылочку розé (оказывается, в теплое время года во Франции все пьют именно розовое вино), хрустящий багет, козий сыр и колбасную нарезку. Так я сразу получила возможность насладиться неотъемлемыми атрибутами французского аперитива — времени с шести вечера и до ужина, которое французы проводят за бокальчиком и закусками, ведь ужин у них наступает довольно поздно — в девять вечера. Тогда я еще не понимала всей прелести этого милого французского обычая. По мне, так можно же было просто сразу поужинать в семь, вместо того чтобы перекусывать всякими не особо полезными для фигуры вещами.

Со всеми нашими милыми французскими покупками мы расположились на набережной канала Сан-Мартен. Это был второй по длине канал в Париже после Сены, прелесть которого в том, что набережная расположена на одном уровне с водой, без всяких загородок, и в солнечные дни и вечера эти набережные всегда наполнены сидящими у воды людьми со всевозможными аперитивами, как у барной стойки.

Какое-то дежавю — кажется, я уже видела где-то это место. Точно! В фильме «Один день», который я посмотрела перед отъездом, где произошел кульминационный парижский поцелуй героев. Это же было прямо здесь, у этого мостика!

«Ну, здравствуй! — впервые тогда я начала свой внутренний диалог с моим новым другом по имени Париж. — Спасибо тебе за такой теплый прием! Я тронута и бизнес-классом, и новыми знакомыми, и такими приятными посиделками в местечке из одного из моих любимых фильмов».

С первого вечера в этом городе Париж навсегда для меня будет иметь запах розового вина и разогретой солнцем каменной набережной.

С городом наедине

А за окном тем временем наступила осень. Хотя французы не следуют календарному делению и считают началом осени октябрь, для меня началом осени, по аналогии с началом учебного года, всегда будет первое сентября. В Париже осень уже вовсю ощущалась по разбросанной по мостовым сухой листве и пожелтевшим каштанам, которые, похоже, преобладали во французской столице и окрашивали город в этот однотонный унылый цвет, отчего мне парижская осень показалась какой-то сухой и даже блеклой. Хотя я еще не была в настоящих лесах и парках.

До начала учебы оставалась неделя, и у меня было еще время в запасе, чтобы поближе познакомиться с моим другом — городом мечты.

То ли из-за наступающей осени, то ли из-за последних событий на любовном фронте мне не хотелось идти в людные туристические места, не хотелось заходить в метро, я испытывала потребность немного побыть наедине с собой и с городом, погрустить вместе с ним, подумать, привести в порядок мысли. Нельзя же начинать новую жизнь, не утряся в голове старый хлам.

Мой меланхоличный сосед, канал Сан-Мартен, как нельзя лучше подошел моему настроению. Набережные и дома всех оттенков серого, сухая листва на земле и на деревьях практически лишали парижскую осень цвета, но зато дарили истинное эстетическое наслаждение своей однородностью и минималистичностью, а пропитанная духом старины архитектура и неповторимая жизнь мелких улочек с их уютными террасами кафе, табачными ларьками и миниатюрными машинками и мопедами, припаркованными так близко друг к другу, что невольно задаешься вопросом, а как они будут выезжать оттуда, дарила ощущение покоя. А это как раз было то, чего я искала, сбежав из Москвы. Отсюда все московские многоэтажки и двенадцатиполосные шоссе казались просто гигантскими.

Каждое утро я выходила на набережную с книжкой под мышкой и шла гулять вдоль канала. Если идти в одну сторону, то канал довольно быстро заканчивается и переходит в бульвар Ришар-Ленуар, по которому можно дойти аж до площади Бастилии. Если идти в другую — можно дойти до огромного парка Ла-Виллет.

Совершая подобные пешие прогулки, я даже представить не могла, что проходила таким образом несколько округов, то есть Париж настолько мал, что при желании можно дойти пешком абсолютно до любого места. Но то ли из-за природной плохой способности ориентироваться, то ли из-за принципиального отказа от карт я еще на протяжении долгого времени была потеряна в пространстве Парижа и продолжала теряться в городе, ездить в метро с двумя пересадками там, где можно дойти за десять минут пешком, и наворачивать круги там, где можно легко пройти по прямой.

Не знаю, откуда у меня эта нелюбовь к картам. Может быть, мне было сложно в них разбираться, а может, просто казалось, что город откроет свою истинную сущность лишь при подобном хаотичном брожении. Как будто, если я не буду пользоваться известными туристическими маршрутами, а буду теряться, выбираться на ощупь, сливаться с городом, прочувствовав его, Париж сам составит персональный маршрут лично для меня и покажет мне именно те свои скрытые стороны, которые подходят именно мне.

Эту неделю я хотела провести в уединении и покое и потому не выезжала в город, а продолжала гулять вдоль набережных или просто читать на лавочке в тени высоких платанов набережной Луары, роняющих свою листву в воды Виллетского бассейна, самого большого искусственно созданного водоема, где канал Сан-Мартен впадает в Уркский канал. Это место мне особенно нравилось. Там было так спокойно и безлюдно. Казалось, что все вокруг заняты делом, а одна я, сумасшедшая иммигрантка, в рабочий день бездельничаю.

В один из таких дней на лавочке за чтением книги мне показалось, что мои мысли немного успокоились. Со всей этой бесконечной беготней, стрессом, переживаниями я так давно не прислушивалась к себе. Воспользовавшись небольшой передышкой, я решила попробовать заглянуть внутрь себя, отбросив все лишнее, понять свои внутренние потребности. Без излишнего анализа и раздумий — просто чистый поток мыслей, приходящих первыми.

Вот я и совершила этот огромный шаг — переезд. Если отбросить всякие условности типа денег и хороших оценок в бизнес-школе, чего же мне хочется получить от этой жизни, от Парижа?

Мне хочется, чтобы этот город помог мне обрести дом — и физический, в виде настоящего собственного дома у моря, и духовный, в виде моей большой семьи. После стольких лет переездов, съемных квартир и неудавшихся романов я хочу обрести наконец свое пристанище. Наверное, потому, что «домик в деревне» из детства, являющейся той незыблемой основой, стержнем, на который всегда можно было опереться в минуты душевного блюза, был в какой-то момент мной утерян, и теперь, чтобы обрести душевный покой, мне нужно было создать этот самый дом для своих будущих детей и таким образом — для себя.

Но до этого предстоит еще долгий путь. А пока я хочу работать в индустрии моды. Не знаю, почему. Наверное, потому, что главная мировая столица моды к этому располагает. Я представила себя красивой уверенной женщиной, в дорогом пальто и на шпильках, бегущей по парижской улочке после удачного рабочего дня домой, где меня ждет любимый для совместного ужина. Мы открываем бутылочку красного и любуемся видом из окна, а там так замечательно сверкает Эйфелева башня. Я — настоящая парижанка! Я хочу много путешествовать, я хочу открыть для себя эту прекрасную страну. А главное — я не хочу больше стресса. Я не хочу больше никого из себя строить, я хочу быть самой собой. Я не желаю больше метаться в поисках, я мечтаю обрести гармонию. Но сначала надо закончить учебу, а потом найти и получить рабочий контракт и рабочую визу…

Когда мне показалось, что план на ближайшее будущее готов, я со спокойным сердцем направилась обратно к дому, где меня ждал ужин с моими соседями и сладкий сон на пути к новому дню.

Я люблю тебя… Я тебя тоже нет^[5]

Еще в Москве у меня была мечта съездить на парижский воскресный рынок.

Я отыскала в «Гугле» один из ближайших к моему дому рынков и отправилась туда пропитываться типично французской атмосферой. Я бродила между торговыми рядами, получая истинное эстетическое наслаждение от прилавков с прекрасными свежими овощами и фруктами, сырами и колбасами, но не решалась ничего купить. Во-первых, к каждому прилавку стояло огромное количество покупателей, а во-вторых, я со своим английским явно не вписывалась в антураж. Подойдя к палатке с сырами, я зачарованно рассматривала эти произведения искусства и все думала, неужели когда-то наступит тот день, когда я смогу разбираться во всем этом многообразии и сама выбирать несколько волшебных кусочков на десерт к воскресному обеду, ведь французы едят сыры именно на десерт.

Но я еще сохранила русскую привычку соленых завтраков и все же решилась купить кусочек «бри», один из немногих видов сыров, который я знала. Продавщица завернула мне вожделенный треугольничек в бумагу, и я отправилась на улицу Бак в поисках моего второго пункта назначения, куда мне непременно хотелось попасть, — дом Сержа Генcбура.

Как для героя вуди-алленовского фильма «Полночь в Париже» золотой век Парижа относился ко временам Хемингуэя и Гертруды Стайн, так для меня это было время Генcбура и Биркин. Я обожала эту пару — брутального бунтаря Сержа, который мог позволить себе непристойно выражаться с бокалом виски и сигаретой в руках в прямом эфире на телевидении, в паре с невинно-детской Джейн с глазами олененка Бэмби. Они воплощали идеальную пару, вершину стиля и в чем-то даже олицетворяли для меня ролевую модель взаимоотношений.

Дом прятался за исписанной граффити глухой стеной, и я даже вначале прошла мимо него. Оказалось, что он закрыт для посещения, вроде бы по распоряжению дочери Сержа и Джейн — Шарлотты, известной французской киноактрисы. Я разглядывала граффити и думала, что вот даже такая красивая женщина, как Брижит Бардо, страдала от любви. Будучи замужем, она так и не дала развиться их роману с Генcбуром и позже сильно страдала, наблюдая за его счастьем с Биркин, ведь успела осознать, что это была, пожалуй, ее единственная настоящая любовь в жизни.

Если даже сама Брижит Бардо лицезрела своего любимого в объятиях другой женщины, то что уж говорить обо мне, простой смертной. Одни пары рушатся, другие складываются, и все это — бесконечный круговорот любви в природе, над которым мы не властны.

Ла Дефанс

Приближался первый учебный день. Меня переполняли радостное волнение и гордость, когда я впервые вышла из станции метро «Ла Дефанс» и направилась к нашему зданию через этот «парижский Манхэттен». Солнце разливалось бесчисленными бликами в окнах бизнес-центров, все бордюры были заняты людьми в деловых костюмах, со стаканчиками кофе. В душе я завидовала им всем, ведь у них есть возможность начинать свой день вот так, не думая о том, что будет завтра. Я подумала, что мои коллеги, теперь уже бывшие, на другом конце Земли точно так же, наверное, обмениваются новостями за стаканчиком кофе. А мне предстояло встретить совершенно незнакомых людей и как-то влиться в эту новую действительность.

Встреча студентов проходила в большой аудитории. В этой толпе я всячески старалась отыскать русское лицо. Как ни странно, мы достаточно быстро друг друга нашли и сели все вместе — еще две девочки из Питера и одна из Москвы. Мне показалось, что они гораздо моложе меня — как, собственно, и все студенты. Но что удивляться, для французов бизнес-школы — это пятый год их учебы, то есть им всем должно быть не больше двадцати трех. Я чувствовала себя совсем «старушкой», все еще делающей записи в блокноте, на фоне этих молодых и стильных европейских ребят, разложивших перед собой свои маки и последние айфоны. Их ждет большое будущее. А что же ждет меня?

После небольшой вводной лекции и обсуждения разных организационных вопросов нас отпустили на перерыв на обед. Мы нашей русскоязычной четверкой отправились в ближайшее кафе. Двум девочкам, как я и предположила, было двадцать три, они поступили на финансовое отделение и обе приехали в Париж к своим молодым людям — французам. Одна из них, Марина, познакомилась со своим французом в Москве, когда тот приехал на каникулы, и буквально через несколько месяцев она уже переехала к нему в его собственную квартиру, иметь которую было редкостью для французов его возраста. Третья девочка по имени Оксана была всего на год младше меня и училась на моем потоке, правда, в первом полугодии нас определили в разные группы, и она, так же как и я, приехала одна. Меня обрадовала похожесть нашей ситуации, разве что наш приезд в Париж отличали цель и средства. Оксана приехала для получения новой профессии, к тому же была под надежным крылом своих родителей, покрывавших все ее расходы. Она даже не была уверена, хочет ли остаться в Париже. Все три жили в 16-м буржуазном округе зажиточных парижан, отличающемся чистотой и спокойствием, обилием дорогих магазинов, ресторанов и пожилых дам с собачками. Этот округ уже давно облюбовали русские иммигранты. Мне было стыдно признаться, что мне уже двадцать семь, и я приехала без гроша в кармане, и что у меня даже нет нормального жилья, поэтому я решила блеснуть хоть какой-то своей сильной стороной — прекрасной московской работой и большим опытом в маркетинге.

Нам было хорошо и весело вместе. Мы сразу же сдружились, решили выходить вместе и даже договорились пойти на приближающийся «Техно-Парад» — ежегодный музыкальный фестиваль, заключающийся в том, что траки с музыкантами движутся по улицам Парижа и танцующая молодежь следует за ними. Мне было приятно поучаствовать в чем-то новом и необычном, да еще и с новыми друзьями.

Как-то раз мы с Мариной договорились погулять по городу. Поскольку Марина уже год жила в Париже, она довольно хорошо знала французскую столицу и согласилась провести мне небольшую экскурсию по центру.

Мы встретились на «Opéra» и прошли пешком почти через весь центр. Оказывается, центр Парижа совсем небольшой, и я все думала, что когда-то наступит день, когда я тоже смогу без проблем доходить пешком до любого места. Оказавшись на набережной Сены, мы поднялись на знаменитый мост Pont des Arts, первый железный мост Парижа, ныне пешеходный, где ограды полностью завешаны замочками, которые прикрепляют влюбленные пары со всего мира. Запасшись заранее бутылочкой розового, цена которого меня приятно поразила, штопором и бокалами, мы сели на лавочку лицом к реке и, глядя, как под нами проплывают кораблики, за милой беседой (о чем еще можно говорить в таком невероятно романтичном месте, как не о любви?) встретили закат.

Весь первый год своего пребывания здесь Марина ходила на курсы французского и говорила на нем практически без акцента. Они с ее молодым человеком собирались в скором времени пожениться, и благодаря диплому бизнес-школы и стажировке в банке Марина планировала получить в нем постоянный контракт, что позволяли и документы, и хороший уровень языка. Таким образом, ее ситуация позволяла ей довольно крепко стоять на ногах и наслаждаться иммиграцией, хотя она признавала, что порой ей довольно скучно, ведь ей так и не удалось найти хороших подруг, а знакомые ее будущего мужа не спешили принимать ее в свою компанию. Поэтому она была рада провести время с кем-то из ее родного города, с кем можно было поговорить на одном языке во всех смыслах этого слова.

С француженками в школе отношения не складывались так же безоблачно. Они все сохраняли дружелюбность, впрочем, принятую у французов по отношению ко всем, но дальше дежурных фраз и улыбок дело не заходило. Я для них была как будто человеком с другой планеты. К тому же, как я довольно быстро поняла, французам просто-напросто лень утруждать себя разговорами на чужом языке. Была лишь одна девочка, больше похожая на англичанку благодаря своим ровным темным волосам с прямой челкой — как-то уж очень по-английски выглядела для меня эта прическа а-ля Джейн Биркин на фоне французских растрепанных блондов. Но она оказалась француженкой, хотя и мечтала после школы уехать работать в Лондон, так что мое предположение ей очень польстило. Она с радостью говорила со мной на очень хорошем английском и даже предложила присоединиться к ее команде на курсе рекламы.

Зато мне довольно легко удавалось найти общий язык с мальчиками. В школе по каждому предмету нам нужно было объединиться в рабочие группы, чтобы готовить проекты и представлять их в конце на весь класс. Надо сказать, что для человека, получившего уже два образования, а также проработавшего семь лет в крупных компаниях, наши задания были довольно легкими для решения, если не считать довольно муторной реализации. Поэтому я была рада попасть в команду мальчиков и выполнять приятную роль единственной девушки, то есть я активно участвовала в мозговых штурмах, но всю тяжелую работу из джентльменских соображений ребята делали сами. Мы отлично и быстро справлялись со всеми заданиями. К тому же общество молодых красавцев, еще и безумно умных и образованных при этом (они даже читали Достоевского!), сильно мне льстило.

Тем не менее, несмотря на новые знакомства, вечера я по-прежнему проводила одна, сидя за компьютером. В такие вечера наедине с самой собой меня настигали воспоминания об Андрее. Мне так хотелось узнать, как он там, скучает ли по мне. Знать бы, о чем он думал той ночью, когда за мной навсегда захлопнулась дверь. Было ли его показное равнодушие своеобразной защитной реакцией. Но памятуя о том, что инициатива наказуема, я не решалась первой написать ему.

Пока в один из вечеров иконка скайпа призывно не замигала. Каково же было мое удивление, когда я увидела сообщение от того, кто всего две недели назад наблюдал за моим отчаянным уходом в ночь. Неужели он тоже думал обо мне? Или ему просто стало скучно вечерами, пахнущими приближающейся зимой? Ведь уже с начала разговора он не преминул сообщить, что местная погода вгоняет его в депрессию.

— В отпуск бы тебе надо.

— Надо бы… Только я еще не решил — куда.

Интересно, на каком месте в его списке стоит Париж?

Разговор получился в легком и шутливом тоне, как будто ничего и не случилось. Как будто мы просто старые знакомые, обменивающиеся последними новостями. Я выключила скайп, и, несмотря на то, что так и не были затронуты главные вопросы, мне стало гораздо легче на душе. От осознания того, что все понятно без слов. Что на другом конце света есть родственная душа, кого тоже мучает осенняя хандра и кто спасается теми же книгами и песнями, что и ты. Что вы, не договариваясь, в один и тот же вечер смотрите один и тот же фильм.

И так же в один и тот же вечер попадаете в историю.

Время было за полночь, я еле успела на метро до закрытия после вечеринки у моей новой русской знакомой. Уютно устроившись в вагоне в уголочке у окна, я совсем не заметила, как меня сморило. Проснулась я оттого, что кто-то тряс меня за плечо и говорил что-то непонятное, показывая на дверь. Судя по тому, что вагон был пуст, а поезд не трогался с места, я поняла, что, пока спала, поезд приехал на конечную. Правда, окружающий пейзаж с двумя черными платформами под открытым небом, окруженными черной пустотой, был совершенно не похож на конечную метро. Черт возьми, где я вообще? Найдя указанное название станции на карте, я поняла, что по ошибке спустилась не на платформу метро, а на платформу одной из линий RER — скоростных линий, соединяющих Париж с остальными городами парижского пригорода и за пределами Парижа проходящих уже не под землей, а по улице (что-то типа нашей электрички). И что я нахожусь километрах в тридцати к югу от Парижа, к тому же с севшей на телефоне батарейкой.

Вокруг не было ни одной живой души, ни людей, ни машин, ни одного заведения или чего-то похожего на автотрассу. Я в панике пошла по единственной дороге и по счастливой случайности наткнулась на двух мужчин, которые в ответ на мои отчаянные попытки объяснить на английском, что мне надо в Париж, лишь указали вперед со словами:

— Bus de nuit! Bus! Par la!^[6]

В сердце закралась маленькая надежда, что если идти в указанном направлении и если меня тут никто не убьет на этой пустынной дороге, то есть шанс добраться до некоего автобуса. Я доплелась до перекрестка, где начинались какие-то признаки жизни, и действительно увидела автобусную остановку. Схема маршрутов действительно указывала на существование ночного автобуса, который идет до Лионского вокзала. Правда, следующий автобус обещали только через час. Мне ничего не оставалось, как час сидеть, вжавшись в лавочку остановки и молясь, чтобы этот автобус действительно приехал и чтобы за этот час в этой глуши со мной ничего не случилось.

Автобус действительно приехал, правда, оказалось, что у меня нет денег, чтобы купить билет, только карточка, но водитель любезно согласился остановить меня у ближайшего банкомата. Тут уже я молилась, чтобы банкомат выдал мне деньги, потому что моя московская кредитная карта часто капризничала и ставила лимиты на выдачу наличных. Я облегченно выдохнула, когда банкомат все же выдал мне двадцать евро, так что у меня даже хватило на такси до дома.

Глядя из окна такси на огни Лионского вокзала, я чувствовала себя так, будто попала в цивилизацию после месяца в глухом лесу, и, наверное, первый раз за эту ночь я расслабила напрягшееся до последнего мускула тело.

Зарядив дома телефон и заглянув последний раз в сообщения, прежде чем уйти в благостный сон, я почувствовала, что мое сердце опять замерло и я лишилась сна, когда прочитала сообщение от Андрея о том, что в тот же вечер во время вечеринки с друзьми он был в срочном порядке госпитализирован из-за какого-то обострения с желудком.

Да уж, хорошо мы погуляли. А может, это просто истрепанный нервными потрясениями организм показал белый флаг, отказываясь от дальнейшего сопротивления.

От себя не убежишь

Так пролетел мой первый месяц в Париже. Я уже освоилась в бизнес-школе и в городе, у меня уже имелись подруги, даже снова общались с Андреем. Но тут-то меня и настиг настоящий кризис, который я потом в шутку называла первым кризисом иммиграции. Связано это было с тем, что все административные и бытовые проблемы свалились на мою голову в один момент, а также с тем, что я совершенно не знала, как их решить, и мне было совершенно не к кому обратиться за помощью.

Началось все с того, что хозяин квартиры вежливо попросил меня подыскивать новое жилье с октября, типа, если бы он жил один, то без проблем, но так как он сейчас со своей девушкой… Действительно, наша изначальная договоренность была о съеме комнаты всего на месяц, но я, как обычно, понадеялась на авось. Весь этот месяц я пыталась искать жилье через Интернет, но все мои поиски ничем не увенчались, так как везде выдвигались запредельные цены (600 евро только за комнату в пригороде Парижа) и требовалось наличие гарантов и крупной суммы на банковском счете.

Также необходимо было явиться в префектуру и пройти стандартную процедуру регистрации, чтобы получить карточку временного вида на жительство. Все бы ничего, но для этого нужно было иметь то самое место жительства или хотя бы человека, который мог бы подписать свидетельство, что я проживаю у него. Но такого человека совершенно не находилось. Все знакомые мне люди на просьбу написать эту бумажку делали большие глаза из серии «как вообще можно о таком просить?» Находясь в состоянии полного отчаяния, я с трудом силилась понять, почему людям так сложно подписать пресловутую бумажку, и посему я была обижена на весь мир, который так эгоистично повернулся ко мне спиной в трудный момент. Наверное, как я думала, это он и есть — тот самый знаменитый европейский индивидуализм!

Ко всему прочему прибавились проблемы с открытием банковского счета, ведь для него тоже требовалось подтверждение места жительства. Таким образом я оказалась в замкнутом круге, из которого не было выхода — невозможность сделать документы и счет в банке без регистрации и невозможность зарегистрироваться без документов и счета.

Меня стало тяготить отсутствие денег и работы, мне казалось, что я уже слишком стара для таких «студенческих» приключений. Многие ребята в школе мечтали о карьере в крутой фирме, то есть, по большому счету, оказаться на моем месте месяц назад. А я сознательно бросила все это ради какой-то призрачной перспективы.

К тому же я стала остро чувствовать свое одиночество. Мне опять стало казаться, что все вокруг парами, что у всех девочек в школе есть «french boyfriends»^[7]. Я думала, что сбежала от этой тоски, уехав из Москвы, но она и здесь настигла меня и снова начала разъедать душу. Правильно говорят: от себя не убежишь.

С Андреем мы регулярно переписывались, он по-прежнему лежал в больнице и, так же как и я, пребывал в не лучшем расположении духа.

— Что врачи говорят?

— Я еще в больнице. Здесь отбой в 22.00, а подъем в 8.00, представляешь? Но я весь день сплю. Жить, говорят, буду. Какие новости?

— У меня куча домашней работы. Когда выпустят?

— Не говорят пока. Надеюсь, на следующей неделе. В Москве обещают мокрый снег и холод.

— У нас жара. Вчера полночи каталась по

Парижу на велосипеде. Тебе вставать-то можно?

— Ну, конечно, мне же не ноги ампутировали. Я гуляю каждый день тут, как Пушкин в Болдино.

— Мемуары тебе еще не хватало писать под

деревцем. Девочки к тебе там не приходят?

С пирожками.

— С градусниками приходят и капельницами.

Я знала, что ему тоже несладко, и даже когда его выписали из больницы, он часто жаловался на то, что постоянно болеет и сильно потерял в весе, но все наши разговоры были в шутливой манере на отстраненные темы, что в какой-то момент перестало меня устраивать. Мне надоела эта дурацкая маска, и я написала то, что думаю. Что мне очень тяжело и что он мог бы уже давно приехать.

На это последовал ответ:

— Приехать несложно, просто я знаю, как это получится. Мы поживем два дня как летом, будет хорошо, а потом разъедемся. И, судя по всему, тебе это большой радости не принесет.

Только поэтому не еду.

— Спасибо, конечно, за заботу. Мне, безусловно, далеко до вашего прагматичного ума, месье. Но я живу по принципу, что можно и порыдать недельку, но потом вспоминать всю жизнь.

— А я, например, не хочу неделю рыдать.

Я ответила, что тогда не понимаю, зачем он мне пишет. Он сказал, что если я не хочу, то можем не общаться. Я ответила, что вот и прекрасно.

Больше мы не переписывались. И от этого мне стало еще хуже. Я постоянно была на пределе, готовая в любой момент расплакаться по любой мелочи. Например, один раз я купила в какой-то палатке сэндвич и попросила по-английски его разогреть. Пожилая продавщица только пожимала плечами, хотя я упорно тыкала в микроволновку. А потом я шла по улице со своим холодным сэндвичем, и слезы градом текли по щекам.

Меня никто не понимает. Я хочу домой, к маме…

В этом круговороте непонимания, казалось, только Саша возвращала меня на землю к моей изначальной цели и призывала не отказываться от нее и двигаться дальше.

Она писала мне:

— Помню, когда я жила в Штатах, у меня был поклонник, который аж жениться предлагал, но когда я оказалась в дикой депрессии одна, я ему позвонила, и он меня послал! Просто как чувствовал, что я слабая стала. Это чертовски подло, но такова человеческая натура.

— Что же мне делать?

— Тебе нужно стиснуть зубы, забыть Андрея и продраться сквозь этот первый непростой период. Одно на другое наложилось, но потом все будет иначе, я уверена — и язык выучишь, и компанию найдешь, просто нужно подождать немного. Андрей тебе кажется таким нужным просто от одиночества. Будь я провидцем и знатоком душ незнакомых мне мужчин — стала бы миллионером. Но думаю, что ты так все время привязываешься к мужчинам, и им кажется, что ты их чуть ли не в ЗАГС тащишь.

— Все это так сложно.

— Да, с европейцами сложно, они другие, но почему бы не использовать твой приезд, чтобы научиться у них чему-то? Отпустить все это давление со стороны всех женатых вокруг и перейти в лагерь европейского мышления, где «никогда не поздно» и «живу для себя». Вот у меня перед глазами очередная европейская пара: он готов жениться и детей делать хоть сейчас, а она все тянет и медлит. Мне это самой непонятно, но оно так есть. Почему нельзя просто быть вместе и не ставить вопрос «что дальше»?

Саша считала, что заявлять о своей любви и тащить меня обратно в Москву — это слишком большая ответственность для мужчины. И вообще, серьезность складывается сама собой, для нее деклараций о любви не надо. И я решила избрать эту теорию в качестве оправдания нашей с Андреем несложившейся истории и бросить все силы на то, чтобы выкинуть из головы этот чертов будильник, который тикает, напоминая о возрасте, избавиться от неустанного желания быть рядом с мужчиной, а вместо этого заниматься серьезно учебой, изучать местные нравы и постигать искусство быть француженкой — независимой и самодостаточной.

Новый сосед

Наконец-то мне удалось найти два объявления, где некие лица мужского пола предлагали сдать комнату в своей квартире за приемлемую цену, и более того, они отвечали мне на имейлы на приличном английском, что уже сильно облегчало дело.

Первый адрес находился в районе Périphérique — окружной автодороги, что-то типа местной МКАД. Район больше походил на спальный, чем на тот образ старинного charmant^[8] Парижа из художественных фильмов. Второй находился хоть и немного ближе к центру, но все же в одном из самых маложивописных районов с серыми многоэтажными постройками, да к тому же недалеко от местного «чайна-тауна».

Ну, ничего, сама виновата. Не нужно было пускаться в такие авантюры, не подготовив почву, и раскатывать губы, что с моими скромными финансами сейчас я за секунду найду шикарную квартиру в центре. Париж — город дорогой, и наслаждаться такой его прелестью, как проживание в типичном парижском антураже, который мы привыкли наблюдать, проходя по туристическим маршрутам, тут можно только с деньгами. С большими деньгами.

Первым арендодателем оказался двадцатилетний выходец из Алжира, и, несмотря на всю его приветливость, когда он показал мне мою комнату, а точнее — диван в гостиной с открытой кухней, я сразу представила, как он будет там целыми днями распивать пиво с друзьями, и вежливо отказалась.

Вторая квартира вызвала у меня еще больший шок, а точнее — ее хозяин. Дверь мне открыл пожилой мужчина на инвалидной коляске. Квартира оказалась, как и первая, довольно небольшая, двухкомнатная, со старой мебелью и всяким хламом, и располагаться мне также предлагалось на диване в гостиной.

Видя мой растерянный взгляд, хозяин решил, видимо, выложить свой последний козырь, чтобы уговорить меня переехать, и сказал, что ему сложно следить за хозяйством, поэтому если бы я согласилась помогать ему с уборкой, с покупкой продуктов и готовкой, он мог бы мне сдать комнату бесплатно. В довершение ко всему он пообещал мне подписать любые бумаги, которые были мне нужны для префектуры.

Учитывая мое отчаяние и готовность паковать чемоданы и возвращаться в Москву, даже не закончив учебу, последний аргумент заставил меня задуматься. Условия, конечно, далеко не королевские, зато я смогу серьезно сэкономить и решить наконец-то все свои административные дела. В общем, я согласилась.

В тот же день я перевезла свои чемоданы в новое жилище. По случаю переезда я приготовила нам со Старичком, как я стала называть хозяина квартиры, отменный ужин, a он даже отыскал в запасах бутылочку хорошего бордо. Он довольно неплохо владел английским (ведь в далеком прошлом он был ресторатором и много работал с иностранцами), мы легко общались, и мне он показался хорошим человеком. После ужина я торжественно вручила ему на подпись подтверждение о приеме на проживание.

— У тебя все будет хорошо. Я это вижу. Ты добьешься всего, чего хотела.

Может быть, у человека, пережившего такую трагедию, как авария, и обреченного на вечную инвалидность, обостряется шестое чувство? Так или иначе, но я поверила в его слова и провела приятный вечер. В конце концов, в той ситуации, в которую я сама себя загнала своей безалаберностью, это было лучшее спасение из тех, что мне могла послать Судьба. Хотя, конечно, я была бы не против, если бы она мне послала кого-то посимпатичнее и помоложе.

Только бы он не оказался каким-нибудь маньяком.

В эту ночь я еще долго не могла заснуть. Мой сосед, как оказалось, засыпает поздно, встает рано и много передвигается по квартире. Вздрагивая от каждого скрипа колес по паркету, я прислушивалась, не едет ли он в мою сторону, чтобы прирезать, пока я сплю. Я чувствовала, что впереди мне предстоит нелегкое соседство, и беззвучно плакала в подушку.

Город одиноких сердец

Два месяца — это казалось так много, ведь вот уже шестьдесят дней я находилась вдали от семьи и всего, к чему привыкла, но в то же самое время, это было так ничтожно мало. Ведь я по-прежнему продолжала теряться в городе, который казался мне ужасно большим и сложным, а язык вообще никак не хотел даваться.

Конечно, от часа занятий с преподавателем раз в неделю мало толку, но только лишь это позволяли мне мои скромные финансы. Или просто я нашла для себя оправдание, чтобы не заниматься таким сложным делом, а вместо этого спускать деньги на одежду.

Смена гардероба — это неотъемлемая часть любого переезда. Все скромное содержимое моего чемодана выглядело здесь совсем неуместным. Обувь, которая была вся на каблуках, оказалась ненужной, ведь ежедневную ходьбу на каблуках по Парижу может позволить себе лишь та, кому не страшно оставить этот самый каблук между камней брусчатых мостовых. Парижанки предпочитали удобную спортивную обувь. Мои московские наряды, призванные выделять из толпы, казались здесь слишком вызывающими. Местные женщины предпочитали однотонные базовые вещи — такова одна из главных составляющих парижской элегантности. Иногда мне даже думалось, что все одеваются исключительно в черное, белое или серое, добавляя образу яркость лишь при помощи красной помады. Чтобы быть, так сказать, «в тренде» и придерживаться парижского стиля, я первым делом купила светлые однотонные блузки, балетки и красную помаду.

Француженки, как мне казалось, вообще не используют краску для волос и макияж, не делают укладку. Все девочки в нашей школе, как на подбор, перебрасывали с одного бока на другой свои копны волос, которые, похоже, с рождения не обременялись ни красками, ни стрижками, ни укладками и пребывали в своем первобытно-естественном состоянии. Чего уж говорить про маникюр и педикюр — казалось, что для них это излишняя трата времени и денег. Они не выглядели красивыми, но меня восхищала эта их естественность, нарочитая небрежность, их хорошие волосы с эффектом «только что с постели», их вид, словно кричащий всем: «Я такая, как есть, и мне все равно, что вы думаете». Это были скорее пацанки, чем женщины-вамп. Они пугали меня своей самоуверенностью, и мне не хотелось первой идти на контакт.

Зато доставляла истинное удовольствие другая половина французского общества — мужчины. Они были просто на загляденье. Все с прекрасными волосами, уложенными с легкой небрежностью, никаких вам ежиков с челками. Расслабленные приветливые лица, стильные аксессуары. Ах, эти их шарфики, роговые оправы, эти идеально подобранные по цвету вещи! Ах, эти их бесконечные «пардон, мадам» за слегка задетый локоть.

СМЕНА ГАРДЕРОБА — ЭТО НЕОТЪЕМЛЕМАЯ ЧАСТЬ ЛЮБОГО ПЕРЕЕЗДА.

Так проходили мои утренние двадцать минут в вагоне RERа Шарль де Голль — Ла Дефанс — в разглядывании очаровательных французов, спешащих разбрестись по своим высоткам, чтобы потом, после полудня, высыпать на солнечную каменно-стеклянную улицу и рассесться, словно птицы на жердочках, с сэндвичами навынос из свежайшего французского багета.

Все мое окружение составляли такие же иммигранты, как я, а французы выглядели жителями с другой планеты. Наверное, я им тоже казалась инородным элементом, потому как они тоже не спешили наладить со мной контакт. Им было лень разговаривать на чужом языке, и каждый раз, когда очередной француз упрекал меня в незнании французского, я приводила в пример знакомых мне иностранцев в Москве, которые живут себе по несколько лет в городе и совершенно не утруждаются изучением русского. Хотя, конечно, это дурацкое оправдание. Ведь нет ничего хуже, чем находиться в компании людей, говорящих на непонятном тебе языке. Ты чувствуешь себя инвалидом, которого Бог обделил ценным даром говорить и слышать, и тебе остается лишь корить себя за то, что ты не можешь поддержать разговор, не можешь выразить свои мысли и чувства, а способна лишь только улыбаться или смеяться вслед за смехом всех остальных над чьей-то шуткой.

Даже в школе немногочисленные иностранцы держались всегда особняком, сразу же разбившись на группы по странам, однако все единодушно объединялись в страшном негодовании, когда кто-то из преподавателей позволял себе перейти на французский во время лекции для того, чтобы озвучить какую-нибудь шутку или реалию, понятную только французам. А делали они это постоянно.

Конечно же, я была готова к тому, что приеду в страну, где мне никто не будет делать поблажки в плане языка, но я была совершенно не готова к тому, что это окажется настолько жестко. Например, когда по московской привычке я приходила в свой любимый «Starbucks», который, казалось бы, рассчитан на иностранцев, и где должны быть к иностранцам максимально лояльны, я каждый раз сталкивалась с тем, что продавцы не понимали мой заказ, хотя я, как могла, старалась произносить слово «аmerikano» а-ля франсе — с ударением на последнее «о». Они вопросительно хмурились и лишь только после второй моей попытки восклицали: «A! A-m-e-r-i-k-a-n-O!»

Но я же так и сказала!

В итоге еще долгие месяцы я буду вот так каждый раз идти, как на Голгофу, за своим несчастным кофе с молоком, уже готовая к виртуальному расстрелу за неправильное французское произношение. И так, кстати, жестко пресекалась практически любая моя попытка изъясняться по-французски, ведь французы вместо ожидаемого одобрения моих стараний продолжали презрительно хмурить брови и поправлять мое произношение.

K счастью, в мою жизнь, как по взмаху волшебной палочки, приходили прекрасные люди из разных стран, которые отлично говорили по-английски и относились ко всему с пониманием, так как сами еще совсем недавно пребывали в моей ситуации.

Например, я познакомилась с Федерикой — совершенно очаровательной итальянкой из Милана. Она была удивительной девушкой, так как в свои тридцать сочетала в себе итальянский горячий шарм (черные густые локоны и такие же длинные черные ресницы) и совершенно ангельский характер и улыбку, не сходившую с ее лица. Добрейшей души человек, Федерика работала в Париже уже шесть лет на одну организацию, осуществлявшую психологическую помощь детям. С первой встречи она стала для меня воплощением вселенского добра, к тому же свое жизненное кредо — помогать людям — она применила и в отношении меня, отнесшись с большим сочувствием к положению человека, только что переехавшего в незнакомый город. Она стала приглашать меня на всевозможные вечеринки, на одной из которых я познакомилась с тем самым «горячим» испанцем, по которому вот уже несколько лет сохла в бесперспективных отношениях моя прекрасная итальянка (мне он, кстати, сразу показался весьма посредственным), и тогда я поняла, что тезис «любовь зла» объединяет людей всего мира.

Благодаря Федерике я узнала про излюбленное развлечение парижан — домашние тематические вечеринки, когда кто-то собирает дома друзей на легкий фуршет, выдержанный в определенном стиле, в соответствии с которым нужно одеться всем гостям. Как человек, даже на Halloween позволяющий себе максимум кошачьи ушки, я ужасно не любила переодевания, но я понимала, что это мой шанс найти друзей. Поэтому, например, на какую-то «цветочную вечеринку» я смело явилась в коротком платье с яркими цветочными принтами и вплетенными в волосы цветочными гирляндами, и там я старалась познакомиться со всеми вокруг.

Моей целью было как можно больше людей добавить в «Фейсбук», чтобы быть в курсе разных вечеринок и всегда оставаться на связи. И мой метод уже скоро сработал — всего через несколько месяцев мой список друзей внушительно пополнился почти двумя сотнями новых лиц.

Среди них был, например, англичанин Райли. Райли работал пилотом, и он приехал в Париж по контракту на год. Как и я, он не говорил по-французски, но процесс интеграции у него проходил гораздо менее травматично, ведь у него имелась не только хорошо оплачиваемая работа, не требующая знания языка, но и огромная квартира в самом центре. Несмотря на сложный график и жизнь, разорванную постоянными полетами, мы с ним регулярно выбирались по вечерам в бары, и он открыл для меня многие интересные места в Париже. Но больше всего мы любили ирландские пабы, где все говорили по-английски и можно было заказать «Guinness» (из французов его практически никто не пил), или сидеть на стульчиках в Люксембургском саду, закинув ноги на бортик фонтана, и судачить о превратностях иммигрантской жизни. Именно по совету Райли я оставила свое резюме в нескольких таких пабах на предмет подработки официанткой, но так и не получила ответа. Но, во всяком случае, я хотя бы попробовала.

Райли меня очень хорошо понимал и говорил, что всем иностранцам здесь тяжело. Он считал, что французы не любят говорить по-английски, так как стесняются. И я тысячу раз пожалела, что не учила в детстве французский язык и не освоила какую-нибудь более полезную и интернациональную профессию — типа пилота, например.

Также я нашла нового друга и в школе — Лорана. Он был чрезвычайно открыт и приветлив, а на лице его всегда сияла улыбка. Он говорил, что на юге Франции, откуда он родом, все такие, в отличие от снобствующих и закрытых парижан. Он приглашал нас с Оксаной со своими друзьями в разные молодежные клубы с качественным «техно» и «шотами» водки с карамельным сиропом (французы всегда пили водку, не закусывая ее, а разбавляя чем-то сладким), и мы чувствовали себя, словно двадцатилетние студентки. Вскоре возраст и вовсе перестал нас тяготить. Да и все окружающие меня люди в один голос твердили:

— Замужество и дети? Нет, это после тридцати, а пока что рано, надо profiter^[9]!

Вместе с моими новыми друзьями я открывала все новые и новые стороны Парижа. Если еще месяц назад город лишь давил на меня и от ощущения собственной никчемности я не могла смотреть вокруг без слез, то теперь я вовсю наслаждалась все еще теплой для конца осени погодой (даже в октябре еще было около двадцати градусов), террасами, клубами, хорошей едой и музыкой, всеобщим духом свободы и радости жизни, и я все больше понимала, что мне здесь хорошо, а скоро, когда я еще больше адаптируюсь, станет еще лучше.

Я начала все больше замечать те качества французов, которые меня восхищали и которые хотелось сделать своими. И это было не только их отношение к возрасту и к «обязательству» обзавестись мужем и детьми до двадцати пяти. Мне нравилось, что они вообще не говорят о проблемах, любят шутить и смеяться и от этого кажутся совершенно расслабленными. Они высоко ценят свое время и личное пространство, что поначалу казалось обычным эгоизмом, но постепенно и это приобрело вполне резонные черты.

Как же мне это было необходимо! Почувствовать себя молодой, вновь проникнуться вкусом к жизни, ощутить энергию и мотивацию, чтобы идти вперед и верить в то, что все еще впереди. Плюс ко всему, я решила все свои административные проблемы. Вместе с подтверждением места жительства я получила свою карту вида на жительство, открыла счет в банке, сделала контракт на телефон (а вместе с контрактом получила новенький «BlackBerry» всего за 1 евро).

В общем, кризис первого месяца был преодолен, и на место хандры пришла радость от позитивных событий, от открытия прекрасного города, от новых знакомств. И, даже несмотря на некоторые сложности, появилась вера в то, что все будет хорошо; может быть, не сразу, но точно будет! Я заслужила!

Единственной ложкой дегтя в идеальной жизни Федерики, Райли, Лорана и многих других встреченных мной людей было отсутствие личной жизни. Все они жаловались, как сложно встретить подходящего человека в огромном городе, и я начала понимать, что все эти удовольствия, в которых утопал Париж, — всего лишь мишура, за которой скрывается человеческое одиночество.

Кто-то сказал, что Париж — город одиноких сердец. По моему опыту я знала уже как минимум два таких города. А скорее всего, их было гораздо больше.

За закрытыми дверями

Так и закончился октябрь. На смену фильмам на диване пришли бесконечные вечеринки с друзьями. При этом надо было следить за хозяйством в квартире, где я жила и где все меньше и меньше появлялась, чем вызывала нескрываемое недовольство «старичка». Меня ужасно раздражали его постоянные нападки, но я понимала, что ничего не бывает в этой жизни просто так, а посему старалась как можно лучше выполнять свои обязанности по дому.

Как раз в такой момент, когда я преодолела первые трудности и уже начала осваиваться в новой реальности, приехала из Москвы в гости моя подруга Полина. Надо сказать, это был первый визит кого-то очень близкого, кого-то из прошлой жизни, которая казалась теперь такой далекой. И хотя мой переезд состоялся всего несколько месяцев назад, между старой жизнью и новой, казалось, зияла целая вечность.

Полина была мне как сестра. Наше знакомство состоялось еще тогда, когда наши мамы-соседки вместе гуляли по двору, а мы, два малыша, все время норовили залезть друг к другу в коляски. Мы вместе росли, нас связывало не только соседство, но и первые классы школы, а главное — совместные летние каникулы на даче со всеми вытекающими последствиями: первые дискотеки, первые мальчики, первые расставания… Полина была натуральной блондинкой с голубыми глазами, утонченной, с безупречным чувством стиля, с сильным характером и невероятным чувством юмора. Полина всегда выступала заводилой, в противоположность мне, но, несмотря на разные темпераменты, мы просто идеально дополняли друг друга и понимали все без лишних слов. Несколько лет назад Полина вышла замуж, и наши жизненные пути немного разошлись. Но именно она стала моим первым гостем и тем связующим звеном между старой и новой реальностью, что позволило мне почувствовать почву под ногами, которую я, находясь вдали от близких, почти совсем утратила. Мы обе отпустили свои проблемы и тревоги, дав себе возможность отдохнуть и расслабиться.

В первый же вечер мы отправились в центр в поисках ресторана традиционной кухни — нам очень хотелось попробовать мясной тар-тар и улиток. Я еще плохо знала Париж и не очень разбиралась в местных ресторанах, поэтому мы выбрали район Оперы, где, как нам казалось, должно было быть много заведений, привлекательных для туристов. Как мы поняли позже, в Париже понятие «туристический» совсем не равносильно понятию «хороший», и для того, чтобы хорошо поесть и получить хорошее обслуживание, туристические места как раз стоит избегать. Мы сели в первый понравившийся нам ресторан и, долго прождав меню, заказали-таки то, о чем мечтали. Однако долгожданные блюда сильно нас разочаровали. К тому же они показались нам «не первой свежести», что выдавала заправка, сильно перебивающая вкус основного блюда. Но радость от долгожданной встречи и домашнее винишко сгладили впечатления и от вялого официанта, и от невкусной еды.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

Название песни Генcбура и Биркин.

6

Ночной автобус! Автобус! Там! (фр.)

7

Французские парни (англ.).

8

Очаровательного (фр.).

9

Пользоваться, получать удовольствие (фр.).