Обломки цивилизации. Разрушенные

Анна Потий, 2021

Никто не знал, что стало с нашим миром. Радиация, вирусы, разрушенные дома, бедность – кажется, так было всегда. Наши бабушки не рассказывали нам о лучших временах, а им ничего подобного не говорили их бабули. В школах на уроках истории учителя тоже не говорили о далеком прошлом. Учебники и книги молчали. Остались только старые фильмы, музыка и художественные книги, в которых был другой, живой мир. Казалось, что вот люди жили счастливо, а потом резко все пропало, и никто не знал почему. Мне было 13 лет, когда я впервые стала задумываться над этими странными вещами. К сожалению, ответов на мои вопросы не было. Копаться в прошлом было под запретом. Но разве пытливый ум остановишь? Каратели остановят, говорили мне. Но я верю, что однажды узнаю правду. Чего бы она мне ни стоила.

Глава 2

Тирша, 18 сентября, суббота, 2320 год.

Все утро, помогая маме собирать яблоки в саду, я размышляла о Ровене. Мне хотелось поскорее его увидеть, нормально пообщаться. Может, прямо сегодня и сходить? В первую половину дня в субботу мы с мамой обычно занимались садом и уборкой дома, готовили вместе обед, а потом я была предоставлена самой себе. Я любила собирать яблоки, их сладкий аромат наполнял меня теплом, но сегодня мне хотелось побыстрее закончить работу и пойти в гости к Ровену. Надо бы что-то принести к чаю, так будет вежливо. У него точно нет ничего вкусненького, я ведь видела вчера, что он покупал только самые необходимые продукты. Мне пришла в голову мысль испечь для Ровена пирог с яблоками и я, смущаясь, спросила у мамы, могу ли я это сделать.

— Тебе нравится этот мальчик, да? — мама улыбнулась.

— Мааам!

— Ты думаешь, я не была молодой, Тирша? — мама ласково потрепала меня по голове, взлохматив и без того непокорные темные волосы. — Когда мне было 14, я влюбилась в новенького одноклассника. Только он оказался таким дураком, что моя любовь к нему быстро утихла. Но Ровен не кажется глупым или незрелым, он выглядит старше своих лет. Правда, и здесь есть свои нюансы. Так что…

— Мам, я не дурочка. Ты мне все уже об этом рассказывала, — меньше всего мне хотелось, чтобы мама снова затронула тему секса. Меня смущали подобные разговоры. — Я просто хочу с кем-нибудь подружиться.

— Так ведь у тебя полно одноклассниц, — мама подхватила корзинку с яблоками и пошла в сторону дома. Взяв вторую, поменьше, я поспешила за ней. — Кара неплохая девочка, кажется. Вы же с ней общаетесь часто.

— С Карой интересно поболтать о готовке, музыке и рисовании. Еще о нарядах. В более серьезных темах она не сильна.

— Ты думаешь, парнишка, который два года назад бросил школу, окажется более образованным?

— Причем тут учеба, мам? Он наверняка много в жизни повидал, с ним просто будет интересно пообщаться. Мне так кажется.

— Я просто хочу, чтобы ты была осторожной, Тирша, — мама поставила корзинку на землю и внимательно на меня посмотрела.

— Я знаю. Мы просто будем дружить.

— Я не только об этом, милая. Я знаю, что тебя тревожит. Папа мне рассказывал. Будь внимательна с тем, о чем говоришь. Не играй с огнем. Ты ведь знаешь, что карателям безразлично, взрослый ты или подросток. Если ты говоришь то, о чем говорить не следует и делаешь запрещенные вещи, то тебя ждет наказание.

Вот так всегда: поделишься с папой какими-то мыслями по секрету, а он все маме разболтает. Я знаю, что папа понимает мои тревоги, мой интерес к нашей истории, так как периодически ввязывается в разные активистские движения, но мама боится этого. Она говорит, что лучше жить тихо и по-простому, ни во что не вникать и ничего не знать, чем накликать на себя беду. Я же с ней в корне не согласна. Я считаю, важно знать свою историю. Мудрым человеком было сказано, что народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего¹. Отобрав правду о прошлом, правители лишили нас будущего. Они обрезал нам крылья, чтобы мы не смогли воспрянуть над ними, отобрать власть. Жестокие времена. В одной старой книге я прочла фразу: «Тот, кто управляет прошлым, управляет будущим. Тот, кто управляет настоящим, управляет прошлым»². Та книга была об антиутопическом мире и мы были теми, чей мир превратился в одну из книжных историй. Наши правители манипулировали нами, управляли нашим прошлым здесь и сейчас, не давая нам шанса на лучшее будущее. Я не думаю, что мы должны спускать им это с рук, мы должны встать с коленей и потребовать нам вернуть то, что у нас отобрали. Я верю, что история не стерта подчистую, а просто надежно спрятана в секретных архивах. Активисты — люди, которые были против правительства, боролись с современной системой самыми разными способами, они искали правду. Я тоже хотела быть такой, как они. В глубине души папа разделяет мою позицию, хоть и редко ввязывается во что-то серьезное. Мама его тормозит. Она хочет тихой и мирной жизни, чтобы мы прожили спокойно, целые и невредимые до самой старости. Тех, кто ведет подрывную деятельность, находят каратели и отправляют в тюрьму. Особо активных бунтарей ждет смертная казнь. Также каратели часто назначают цену за особо опасных с их точки зрения активистов, и любой наемник мог снести сопротивленцу голову, так сказать. Каратели были особым подразделением полиции — военные из правительственных городов, которые следили за исполнением закона.

Мне было обидно, что с папой нельзя посекретничать. Он любил меня, но не считал за равную, хотел уберечь от тягот нашего мира. Мама его так просила. Она даже не разрешила ему обучить меня стрельбе. Она говорила, что мужчины меня защитят — сначала папа, а потом муж. Невероятно старомодное убеждение, но мама была верна ему. Она очень боялась меня потерять и больше всего на свете жаждала счастливой мирной жизни. Я бы ее поняла, живи мы в хорошем мире, как это было в прежние времена, пару столетий назад. Но мы жили в мире, где каждый миг нужно было бороться за свое счастье, вырывая зубами лишь жалкие объедки от него. Мне было бесконечно жаль, что мама не понимала этих простых истин. А может и понимала, просто была трусихой и не хотела признаваться в своих слабостях перед дочерью. Я ее не виню, у каждого своя жизнь, но я такой не хотела. Я знаю, что пройдет еще немного времени, я повзрослею и уйду от них. Я буду жить сама, с парнем или друзьями, которые будут разделять мои взгляды и стремления, а не пытаться перекроить по собственному подобию.

Услышав мои лживые, но убедительные заверения, что я не буду говорить о недозволенном, мама разрешила мне испечь пирог для Ровена. Я остановила свой выбор на излюбленном рецепте — шарлотка с яблоками и корицей. Мама меня научила ему, когда мне было всего 10, и у меня очень вкусно теперь получается. Я вообще довольно способна в кулинарии, обожаю это дело, постоянно что-то новое придумываю, изучаю, готовлю. Люблю экспериментировать на кухне.

Я приготовила два пирога, один для родителей и второй для Ровена, прибралась на кухне и мама разрешила мне уйти. Дорога к Ровену заняла около 20 минут. Я шла довольно быстро, предвкушая скорую встречу. Хоть бы только он оказался дома! Увидев его потрепанный домишко на горизонте, я немного замедлила ход. Внутри меня зарождалось волнение от встречи с парнем. Я сделала пару глубоких, медленных вдохов, чтобы успокоиться, унять бешеное сердцебиение, а потом решительно шагнула во двор. Ровен был здесь и колол дрова. Несмотря на прохладный день, одет он был в одну серую майку и темные джинсы. Я обратила внимание, что у него уже вырисовались мышцы на теле, несмотря на общую худобу. Наверное, он много работает физически.

— Ровен, привет! — парень стоял ко мне спиной и не замечал моего присутствия, поэтому я его окликнула.

Ровен повернулся и, увидев меня, радостно заулыбался. Отложив топор, он накинул лежавшую рядом рубашку в крупную черно-серую клеточку. Надо же, он тоже любит клетку! На мне самой сейчас была клетчатая рубашка, только сине-зеленая и с мелким узором.

— Ты пришла! — Ровен все еще широко улыбался, он явно был рад меня видеть.

— Ты же пригласил. Я пирог яблочный к чаю принесла вам с дедом. Сама испекла, — я достала из сумки пирог, который завернула в фольгу и полотенце, чтобы не сильно остыл по дороге.

— Здорово, спасибо! Сто лет не ел свежей выпечки, — Ровен повернулся в сторону дома. — Пошли в дом. Дрова подождут.

Внутри дом оказался уютнее, чем снаружи. В гостиной потрескивал камин, здесь стояло множество шкафов с книгами, а стены украшали небольшие картины-гобелены и вышивка.

— Это работы моей бабушки Сиры, — сообщил Ровен, проследив за моим восхищенным взглядом. — Она умерла 4 года назад.

— Ох, как она любила рукодельничать! Часами было не оторвать от работы, — из кресла у камина послышался хриплый голос — там сидел величественный старик с длинной седой бородой и такими же волосами. Ему бы корону на голову — вылитый король был бы! Крупный, статный мужчина, наверное, в молодости он был тем еще красавцем.

— Саннан Маар — мой дед, — представил Ровен своего дедушку. — А это Тирша, я с ней вчера познакомился. Она принесла нам пирог, деда.

— Какая милая девочка, — старик улыбнулся и отложил книгу на столик. — Ну что ж, Тирша, присаживайся на диван или в кресло. И зови меня просто дед Сан. А ты, Ровен, скорее неси чай. Я хочу поскорее отведать пирога.

Пока Ровен заваривал чай, я решила осмотреть комнату повнимательней. Переходя от шкафа к шкафу, я замирала в восхищении. Мало того, что здесь была самая большая домашняя библиотека, которую мне приходилось встречать, так еще и на полках стояли разные милые безделушки. Я приметила очаровательную старинную куклу с большими глазами в нарядном платье, глиняные статуэтки, небольшие вазочки с сухоцветами. Сколько же души было вложено в обустройство этого жилища! У нас было чисто и уютно, но как-то серо по сравнению с домом Ровена. Мама не особо увлекалась украшательством, только немного картин и все. Ее единственным творческим хобби было рисование, на остальное у мамы не было времени, а может и желания.

— Нравится? — я так увлеклась изучением рукоделия и книг, что не заметила, как дед Сан подошел ко мне, и вздрогнула от неожиданности.

— Я просто в восторге! — я повернулась к деду. — Я нигде не видела столько книг сразу, кроме школьной библиотеки. Хотя, наверное, даже там книг меньше, чем у вас.

— Любишь читать?

— Да, очень. Обожаю все эти старые книги, в которых описан совершенно другой мир. Читая такие истории, я как будто вырываюсь из этой тусклой, унылой жизни и путешествую по прекрасным вселенным.

— Да, я тоже ценю книги за возможность воспарить над нашей непростой жизнью. Они для того и создавались, чтобы отвлечь человека от повседневности, дать сбежать в другую реальность, отдохнуть от проблем, — дедушка оказался весьма приятным в общении. Как здорово встретить того, кто разделяет твою страсть к чтению!

— Жаль, что их перестали писать, — я так увлеклась разговором, что забыла про всякую осторожность. — Меня всегда удивляло, в чем причина этого явления. Ведь писательство не является запретным.

Осознав, что я затронула острую тему, я в панике прикрыла рот ладонью.

— Не бойся, милая, в нашем доме можно говорить обо всем, — дед Сан ласково погладил меня по голове и предложил присесть на диван. — Мы из тех, кто жаждет иной жизни и рады поговорить с такими же бунтующими душами, как мы.

— Дед тебя вербует в активисты, Тирша? — Ровен как раз зашел с подносом на котором громоздились три чашки чая, сахарница и тарелки для пирога.

— Никого я не вербую! — дед Сан поднял ладони, как будто защищаясь. — Просто рассказывал девочке, что с нами можно поговорить на запретные темы и не получить за это койку за решеткой. Твоя подружка — большая любительница книг. Ты знал, Ровен?

— Нет, — Ровен осторожно поставил поднос на кофейный столик у дивана, я начала помогать ему расставлять посуду.

— А ты любишь читать, Ровен? — мне стало интересно, такой же он начитанный, как и дед.

— Люблю. Но, к сожалению, у меня на чтение гораздо меньше времени, чем у дедули, — Ровен плюхнулся на диван рядом со мной. Дед уже сидел в соседнем кресле.

— Доживешь до моих лет, обзаведешься внуками, и тогда у тебя будет море времени на чтение! — дед весело подмигнул и потянулся за своей чашкой чая.

— Но я хочу читать сейчас, — буркнул Ровен.

— А я хочу быть молодым и бегать по девкам, — парировал дед. — Но жизнь несправедливая штука, и мы имеем то, что имеем.

— Не факт даже, что я смогу дожить до таких преклонных лет, как ты, дед Сан. Ты же больше мыслитель, чем активист, поэтому и живешь так долго.

— В молодости я был бунтарем. Просто со временем я понял, что куда выгоднее использовать свой мозг, а не кулаки и пистолет. Так-то. Посмотри, к чему привели необдуманные действия твоих отца и дяди.

— А лучше медленно умирать от болезни, как моя мама? — Ровен перешел на крик. Похоже, это был их давнишний спор.

— Может, попробуете пирога? — я принялась нарезать лакомство на куски, стремясь отвлечь Ровена с дедом Саном от спора. — Он еще теплый немного.

— Спасибо, милая, — дедушка первым схватил кусок побольше. — Ммм, очень вкусно! Давно ничего такого не ел, все магазинные булки вечно старые, а покупать выпечку у торговцев дорого. Мы-то с Ровеном печь не умеем, вот и сидим без пирогов. А ты сама готовила или мама тоже приложила руку?

— Сама. Я с 10 лет помогаю маме на кухне. Люблю готовить. Уже многое умею не хуже мамы, а может даже и лучше, — я не устояла перед тем, чтобы похвастаться. Я находилась в дружеской, уютной атмосфере и мне казалось, что мое хвастовство не будет таким уж неуместным.

Ровен тоже потянулся за куском пирога.

— О да, твой пирог, правда, очень вкусный, — Ровен тоже похвалил мою готовку. — Мы не ели домашней выпечки с тех пор, как бабушка умерла. Я как-то пытался испечь тыквенный пирог по ее рецепту, но получилось не очень. Съедобно, но не так вкусно, как было у бабушки.

— Немного практики и все получится. У меня тоже не сразу получалось хорошо, — я вспомнила, что первые мои пироги были больше похожи на коржики — слишком сухие и плоские.

— Понимаешь, Тирша, — Ровен потянулся за чашкой с чаем, — готовка большой радости мне не приносит. Я не прочь сварить суп, кашу или макароны, но печь пироги — это явно не мое.

— Когда хочется вкусненького, то и не на такие жертвы пойдешь.

— Так я же не прочь, чтобы меня этим вкусненьким угощали, — Ровен заговорщически подмигнул. — В ответ могу тоже что-нибудь полезное сделать. Дров наколоть, например. Для меня это проще, чем готовить.

— Ах ты хитрец! — дед Сан погрозил ему пальцем.

Доев свой кусок пирога, дедушка встал и куда-то шел. Мы остались с Ровеном одни. Повисло неловкое молчание.

— У вас с дедом очень уютный дом, — я решила прервать затянувшееся молчание похвалой. — Мне здесь очень нравится.

— Это все бабушкина заслуга. Мы только поддерживаем дом в оставленном нам виде, — Ровен пожал плечами и взял еще кусок пирога. — Знаешь, она ведь единственная в нашей семье, кто умер своей смертью, от старости. Ну и дед, наверное, тоже так умрет.

— Ты скучаешь по ним всем? — я не представляла, каково это остаться без родителей в столь юном возрасте, потерять опору, поддержку, делать все самому.

— Да, но я уже привык к тому, что их нет. На печаль нет времени.

Ровен подошел к одному из шкафов и взял фотографии в рамках. Я не успела к ним еще дойти, чтобы разглядеть, кто там запечатлен.

— Вот, это я с родителями, — Ровен протянул мне одну из фотографий. — Мне здесь 7 лет. Мы отмечали мой День Рождения. То был последний раз, когда мама испекла мне праздничный торт. На следующий год она была слишком слаба, чтобы готовить. Мама умерла через 4 месяца после моего 8-милетия.

— Не представляю, что бы я делала, если бы моя мама умерла, — я вздохнула. От одной только мысли об этом мороз пробегал по коже.

— Я тоже не представлял, а потом смирился. Со временем учишься привыкать к любой боли или она тебя поглотит. А вот с чем я никогда не смирюсь — с отсутствием доступа к нормальной медицине. Маму можно было вылечить, если бы ее отправили в больницу в правительственном городе. Папа всеми силами пытался это провернуть, кучу денег на взятки истратил, но ничего не вышло. После ее смерти папа просто озверел и вечно лез во всякие авантюры. Он стал радикальным активистом. Папа перестал стремиться к равноправию, он просто жаждал мести. Он убивал карателей, закидывал бомбы в правительственные города, творил безобразные вещи. Я не поддерживал такой активизм, а его злила моя позиция. Зато папин брат с радостью подхватил его затею. Когда-то давно возлюбленная дяди случайно погибла от рук карателя, попав под перекрестный огонь. Он с тех пор больше никого не любил и ненависть горела в его сердце вечным огнем. Два озлобленных мужика, с горящими местью глазами — несложно представить, что их чувства затуманили им мозг и мешали здраво мыслить. Однажды они попались и каратели их расстреляли прямо на площади в Спрингвилле. Я был там, был с ними вместе. Все, что я мог сделать — спрятаться, чтобы выжить. А потом уйти, оставив их тела на площади. Я забрал из дома только самое ценное и пешком добрался до деда. С тех пор я живу с ним.

— Как ужасно… — сложно представить, что двенадцатилетний мальчишка смог пережить такое. От всей этой истории к горлу подступил ком и слезы без спросу потекли из моих глаз.

— Эй, Тирша, не надо, — Ровен протянул мне салфетку. — Со мной все в порядке. Я сильный. Тебе тоже нужно быть сильной. Наш мир не любит слабых.

— Мне не дают быть сильной, — я шмыгнула носом и вытерла слезы протянутой салфеткой. — Мама считает, что нас должны защищать мужчины. Она у меня немного старомодная.

— Немного? — Ровен усмехнулся. — Сильно старомодная! Но ты ведь в праве сама решать, как тебе жить. Я вот решил, что тоже стану активистом, не таким радикальным, как папа, а нормальным, здравомыслящим.

— Я тоже хочу. Мне нужно все узнать. О нашем прошлом, обо всем, что правительство от нас скрывает. Я не хочу жить в таком ужасном мире, как сейчас.

— Ты ведь не умеешь стрелять, да?

— Не умею. Но очень хочу научиться.

— Я научу. Приходи ко мне завтра рано утром, я найду для тебя какое-нибудь оружие и сходим в лес постреляем. Может, даже удастся подстрелить перепелку или зайца к ужину. Разделывать его, конечно, сомнительное удовольствие, зато мясо свежее, не то что из магазина.

— Надеюсь, меня отпустят, — мысль об охоте меня немного пугала, но было интересно научиться стрелять. — Я никогда не была в лесу. Мама мне всегда твердила, что там опасно.

— Мама у тебя та еще паникерша. Нет там ничего особо опасного. Хищные звери водятся намного дальше, сюда не забредают. Только мелочь всякая вроде зайцев случается. Иногда в лесу прячутся беглые активисты, но они плохого не сделают. А когда я называю свою фамилию, то даже делятся припасами. Мой отец и дядя — герои среди активистов, мученики, так сказать, — Ровен хмыкнул и показал мне еще одну фотографию, на ней были изображены два мужчины, очень похожие друг на друга и на Ровена. — Слева папа, справа дядя Рей.

— Ты очень похож на папу, — посмотрев, я вернула ему фотографию обратно.

— Да, есть такое. Вот еще бабушка с дедушкой и бабушка в молодости. Такая красавица была! Папа с дядей в нее больше пошли, чем в деда. А вот фото моих родителей со свадебной церемонии. Они решили, как в старину сыграть свадьбу. Ты, наверное, видела в фильмах.

— Да, это очень красиво, — на обороте я прочла подпись «Ван и Мара Маар вместе навеки». — У твоего отца необычное имя.

— Корейское. Была такая страна в Азии раньше, если ты изучала старую географию.

— Да, я в курсе, — я любила все старое — и фильмы, и музыку, и историю, и географию. Обучалась всему, что могла найти.

— Моя бабушка любила корейские сериалы, дорамы называются. Поэтому и выбрала для первого сына корейское имя. Для дяди уже выбирал имя дед. А ты заметила, как сочетается имя мамы с нашей фамилией?

— Ага. Мне нравится имя Мара. Красивое, — я потянулась за своим чаем — остыл.

— Папа часто шутил, что мама влюбилась не в него, а в его фамилию.

— Знаешь, меня всегда удивляло: у нас нет документов, как раньше, но у нас есть фамилии и мы передаем их новому поколению, а не выбираем по душе, называемся фамилией любимого мужчины, хоть брака как такового официально не существует, — я допила остатки уже остывшего чая и вернула чашку на стол.

— Можно изменить систему, но не людей. Мы верны традициям, они держат нас на плаву, не дают упасть в бездну отчаянья. Такие вещи очень подбадривают людей, дарят им пусть иллюзорное, но ощущение стабильности.

— Что-то вы, дети, слишком о серьезных вещах говорите. Как два старичка, право слово, — дед Сан вернулся в комнату. — Давайте лучше я вас сфотографирую.

Мы с Ровеном встали у книжного шкафа и дед сделал пару снимков. Похоже, у них в семье любили фотографию. Мы тоже иногда фотографировались, но исключительно по особым случаям.

— Вот и отлично! Будет память, — дед отложил фотоаппарат в сторону. — Может, еще по чашке чая?

— Можно. Но потом мне нужно бежать домой. Я обещала маме не задерживаться.

Ровен ушел на кухню ставить чайник, а я осталась с дедом Саном. Мы немного побеседовали о последних прочитанных книгах, пока Ровен не вернулся с добавкой.

Покончив со второй порцией чая, я попрощалась с дедушкой и Ровен вызвался проводить меня до дома. Мне было приятно возвращаться в его компании, он мне рассказывал, что интересного в лесу можно найти помимо зверья. Ровена очень удивляло, что я ни разу не была в лесу.

— Так что, ты придешь утром? — мы уже почти дошли до дома, когда Ровен притормозил.

— Мне бы очень хотелось, но я не знаю, как мама на это отреагирует.

— А ты ей не говори. Оставь записку и тихонечко выскользни из дома. Пусть привыкает, что ты уже не ребенок. Она слишком тебя опекает. Это неправильно.

— Я тоже так думаю, но…

— Давай договоримся так: если не придешь до 8 утра, то я ухожу сам. Вероятно, часа три меня не будет. Можешь прийти к обеду тогда. Но лучше будет, если ты часов в 6 выскользнешь из дома, пока все спят.

— Я постараюсь.

Когда мы дошли до дома, то обнаружили маму, работающую в саду. Она любила свой сад и много времени проводила в нем. Ровен с ней поздоровался и ушел обратно, так как уже начинало темнеть. Не успел он отойти, как мама принялась нахваливать его за то, что он меня провел. Она была рада, что я нашла себе защитника. Знала бы она, что этот защитник собирается меня обучать самообороне, то так бы его не хвалила.

Я присоединилась к маминой работе в саду и так натрудилась, что после ужина никто не удивился моему раннему уходу в постель. Мне нужно было хорошенько выспаться перед завтрашними приключениями. Наконец-то я заживу так, как мне этого хочется. Ровен поможет мне стать взрослее и сильнее. Я только успела подумать, что мне очень повезло найти человека, с которым можно поговорить абсолютно обо всем, как тут же провалилась в сон.