Свадьбы не будет, светлый!

Анна Солейн (2024)

Замуж? За светлого? Меня, потомственную темную ведьму? Да вы затейники… Жених сбежит, сверкая пятками, спустя минуту после помолвки! Тем более — тихоня, сын лорда Лайтвуда. Его отец — вот, кого стоит бояться и обходить стороной. Могущественный и опасный светлый маг, ректор столичной академии, чье имя до сих пор снится мне в кошмарах. После свадьбы мы станем родней?! Ну уж нет. Отделаться от руки и сердца его сына теперь — дело принципа. Стоп. То есть как — жених не сын?! Лорд Лайтвуд, вы шутите? Свадьбы не будет!

Глава 4

— Разрешаем, — откликнулся отец, не дав мне открыть рот.

Проклятье! Да они с ума посходили!

Лайтвуд, забрав у отца разрешение на брак, вышел наружу, а затем в открытую дверь принялись… заносить. Человек пять светлых таскали корзины с цветами, сладостями, еще каким-то барахлом, а затем…

— Это что, менестрель?! — возмутилась я, выбежав наружу.

Менестрели.

Пятеро.

Во дворе дома моего отца.

Поют о любви.

— Среди тума-а-анов, волшебных зве-е-езд, — тянул один из менестрелей, немелодично бренча на мандолине. — Расцветает любо-о-овь, как цветок весе-е-енний.

Один пел, выступив вперед, остальные четверо подыгрывали, радостно мне улыбаясь. Какой. Кошмар.

В плохом смысле.

Не тот, после которого просыпаешься и хочешь поскорее уснуть, чтобы снова окунуться в паутину приятного ужаса и наполненных острыми когтями теней.

А тот, от которого хочется сбежать!

— Среди ро-о-оз, цветущих в саду забыто-о-ом… — надрывался менестрель, томно прикрыв глаза.

Невероятно! Эти брачные игры светлых — разве есть что-то более отвратительное?! Цветы, ухаживания, серенады, поцелуи под луной…

Мой отец выкрал мою мать из ее дома и держал взаперти, пока она не сказала «да», а моя мать в отместку поймала смерть отца на кончик иглы и до сих пор держит где-то в тайном месте, о котором никому не рассказывает. Кажется, с этим как-то связаны яйцо, заяц, утка и сундук, висящий на цепях довольно далеко отсюда.

Мой дедушка превратился в птицу, чтобы овладеть возлюбленной, она забеременела и была вынуждена выйти за него замуж. Жили они душа в душу, правда, бабушка часто обращала дедушку в камень, когда он пытался с ней спорить. И волосы у нее еще до свадьбы превратились в змей: все-таки такие истории не проходят бесследно.

Как бы то ни было, это ухаживания, достойные темных. Никаких объятий, нежных признаний и, Проклятый упаси, трепетных поцелуев.

Только страсть, противостояние, безысходность и запретное влечение.

И пытки, разумеется.

Без них никуда.

Уверена, светлые и слов-то таких не знают, иначе тут же перестали бы быть светлыми.

От немелодичного и громкого пения уже начинала болеть голова.

Подрагивая от злости, я оглянулась и нашла глазами Лайтвуда. Он стоял на крыльце позади меня, смотрел на менестрелей и… это что, смех? Да, определенно.

Лорд Лайтвуд совершенно неприлично ржал (по-другому тут не скажешь), наклонив голову и пряча лицо за упавшими вниз прядями волос.

— Твои-и-и глаза, как звезды на небе-е-е, зажгли в душе огонь любви-и-и… — вклинился в мои мысли голос менестреля.

К нотам, кажется, он питал огромное презрение, потому что не попал ни в одну.

Его игрой на мандолине можно было пытать. Остальные четверо были еще хуже.

Как будто мои уши изнутри пилили тупой пилой.

— О-о-о, любовь, она вечна и светла-а-а, как звук стру-у-ун, что звучит в сердцах наши-и-их.

К стихосложению менестрели тоже питали как минимум неприязнь. Хотя, скорее, отрицали его как факт.

Лайтвуд, увидев, что я на него смотрю, тут же выпрямился, стал серьезным и крикнул:

— Спойте потом еще балладу про древний замок! Да, ту, где сорок куплетов! Все самое лучшее для моей невесты!

Менестрели с готовностью кивнули, продолжая петь про розы. Судя по уровню энтузиазма, заплатил им Лайтвуд хорошо.

Ну хватит.

— Прекратите! — возмутилась я, подойдя к Лайтвуду ближе.

— Что именно? — обеспокоенно спросил он, и его лицо приняло привычное уже серьезное и праведное выражение: губы сжаты, брови нахмурены, глаза смотрят пристально и понимающе. — Вам не нравятся эти менестрели?

— Нет!

Он издевается?!

Это пытки, а не музыка!

Лайтвуд кивнул.

— Я позову других. Я созову всех менестрелей в столице. Вы послушаете всех и скажете, кто вам больше по душе. Он будет каждую ночь вплоть до нашей свадьбы петь вам баллады под окном от моего имени.

— Не надо мне угрожать! — предупредила я, похолодев.

— Какие угрозы? — ужаснулся Лайтвуд. — Это любовь. Я хочу, чтобы вы радовались нашей свадьбе так же, как и я.

На лице Лайтвуда, пока он нес эту околесицу, не дрогнул ни один мускул.

Я сжала кулаки.

— Давайте серьезно. Что вам нужно?

— Вы.

— Зачем?

— Я думал, мои намерения ясны. Я хочу на вас жениться.

На благочестивом лице появилась уже знакомая мне темная ухмылка.

Секунда — и все исчезло.

Лайтвуд снова казался серьезным и непогрешимым, как сам Триединый.

— Нет, — выпалила я.

— Почему? — поднял брови он. — Назовите хоть одну причину.

— Я темная! — начала я.

— Я получил разрешение на свадьбу от вашего отца и императора, — дернул плечом Лайтвуд.

— Я вас терпеть не могу.

— Так бывает.

— Я превращу вашу жизнь в сплошные мучения, — привела я последний аргумент.

— Твои-и-и глаза, как звезды на небе-е-е, зажгли в душе огонь любви-и-и… — особенно громко взвыл менестрель, решительно ударив по струнам, и я поморщилась.

Лучше бы Лайтвуд заковал меня в «железную деву» в качестве подарка.

Там хоть тихо.

— Звучит интригующе, — откликнулся Лайтвуд. — Можете попробовать.

— Проклятый, да я вас просто не люблю!

Для темных любовь была поводом для шуток, но светлые, кажется, относились к ней серьезно.

Вдруг этот аргумент сработает?

— Это временно, — ухмыльнулся Лайтвуд, а затем шагнул ко мне и кончиками пальцев коснулся шеи. — Ты от меня не избавишься, Медея. И даже не рассчитывай сбежать. Найду и сделаю счастливой.

Его низкий голос звучал тихо, как шорох прибрежных камней. Почему-то стало страшно.

Секунда — и все прошло.

Лайтвуд отстранился. Легко, по-светлому, улыбнулся. Моя шея от его прикосновения горела.

— Проклятье! — выругалась я.

— Ну что вы, — безмятежно откликнулся Лайтвуд. — Это благословение.

Я подозрительно прищурилась.

Да он надо мной издевается.

Но ведь Верховный светлый маг не способен на такое. Он — сама доброта и действует наверняка из благих побуждений.

Правда, для меня эти побуждения были хуже пыток.

И что ему стоило выбрать какую-нибудь светлую? Она бы платье на себе порвала от радости.

Я открыла рот, но не успела ничего сказать.

— Там цветы в гостиную не помещаются, — раздался за нашими спинами голос Ренфилда. — И воняют на весь дом. Лучше бы вы колбасы побольше принесли, лорд Как-вас-там. Она и компактнее, и в хозяйстве пригодится. Хотя лучше бы вы вообще ничего не приносили. И сами не приходили. Одна морока.

В кои-то веки я была с ним согласна.

— Да благословит тебя Триединый! — откликнулся Лайтвуд, оборачиваясь к Ренфилду с легкой улыбкой на лице. — Кажется, лошадь, которую я преподнес в подарок мисс Медее, ест розовый куст. Ты разве не должен за ними присматривать?

Глаза Ренфилда наполнились ужасом, он рванул вправо, где вороная кобыла в самом деле доедала мамины розы. Гнева отца Ренфилд боялся вполовину не так сильно, как недовольства мамы, с которой станется сделать его куклу-вуду и использовать ее как подушечку для иголок ближайшие лет сто.

Я с тоской посмотрела ему вслед.

Еще и лошадь. Вороная, конечно. Красивая. С характером, судя по тому, что встала на дыбы, стоило Ренфилду приблизиться. О, да она еще и кусается! И зубы острые! Неужели родственница келпи?

Крик Ренфилда заглушил даже менестрелей.

О, прям до крови укусила!

Ладно, лошадь я оставлю.

Но все остальное!

— Я не буду вашей женой, — сразу обозначила я свою позицию.

— О, — светло улыбнулся Лайтвуд. — Конечно, будете.

Проклятый светлый!

Да что на него нашло?!

Семейный обед происходил в тихой и торжественной обстановке, напоминающей похороны. Отец с Лайтвудом вдохновенно обсуждали свадьбу. Вернее, отец в основном сводил разговоры к выкупу, который за такую завидную невесту, как я, должен заплатить Лайтвуд. Тот с изяществом пронырливого купчего отбился от идеи батюшки передать нашей семье резиденцию Лайтвудов в столице и половину средств на всех банковских счетах.

Отец сдаваться тоже не собирался: обнести будущего зятя еще на этапе помолвки было для любого темного делом чести.

Ощущение было такое, что оба получали от торгов крайнее удовлетворение.

Матушка то и дело прикладывала к губам бокал красного вина, стреляла глазками в Лайтвуда.

Тот отвечал ей взглядами и улыбками ровно так часто, как требовали приличия, но не настолько часто, чтобы у меня был повод закатить хотя бы небольшой скандал.

Я ковыряла вилкой в тарелке и с тоской вспоминала тихоню Сэмюэля.

А еще думала о том, как подобраться к Лайтвуду поближе: меня посадили на приличном расстоянии от него. Ну да. На месте родителей я и сама бы так поступила.

Цветы, принесенные Лайтвудом и расставленные сейчас по всей столовой, благоухали.

Как будто я раньше времени угодила в чертоги Проклятого.

— Перед свадьбой я бы хотел организовать семейный обед, — с очаровательной улыбкой проговорил Лайтвуд, накалывая на вилку кусок полусырого бычьего сердца. — Чтобы познакомить наши семьи.

— Отличная идея, — с энтузиазмом откликнулась матушка. — Мы с Эриком обязательно придем.

Она кивнула отцу, соблазнительным и легким движением потянувшись к стоящей в центре стола солонке.

— Я думал скорее о знакомстве более широкого круга семьи, — невозмутимо пояснил Лайтвуд. — Всех поколений.

— О, — откашлялся отец. — Возможно, если постараться… хм… возможно, наш троюродный кузен Аддамс захочет прийти, хм… правда, говорят, он в лечебнице…

— На нашей семье страшное проклятье, — выпалила я. — Даркморы часто умирают не своей смертью и не могут держаться вместе.

В какой-то степени я даже не врала. Сложно умереть своей смертью, если половина города спит и видит, как бы тебя убить. А уж держаться вместе… Увольте! Это что-то для светлых: дружные семьи, ежегодные сборы, трогательное общение и проживание в доме под одной крышей.

У темных все не так: мы стараемся держаться от своих семей подальше, чтобы отношения были лучше. К примеру, я не видела брата уже около года (ходили слухи, что он скрывается где-то после того, как соблазнил дочь какого-то влиятельного светлого) и за этот год относилась к нему лучше, чем за все время, пока мы жили под одной крышей.

— Как занятно, — поднял брови Лайтвуд и пригубил вина. Когда поставил бокал на стол, его губы были чуть более яркими, чем до этого. Меня не должно это волновать! — Я думаю, когда вы станете моей женой, Медея, об этом проклятье можно будет забыть. Будем жить большой семьей: мы с вами, наши дети, моя мать…

— Не надо угрожать мне! — вспыхнула я, вскакивая.

Лицо Лайтвуда стало удивленным и совершенно невинным:

— Прошу прощения, я сказал что-то не так? Я всего лишь имел в виду, что сделаю все возможное, чтобы вы были счастливы.

Ну хватит.

— Мне кажется, вы до сих пор не пробовали фирменный салат Ренфилда!

Я вскочила, обогнула стол, подходя к Лайтвуду.

Приветливо улыбнулась — ну, насколько умела.

Сжала отцовский волос, прошептала несколько заветных слов и опустила его Лайтвуду на плечо. Мигнула едва заметная вспышка — заклинание сработало, уже спустя мгновение Лайтвуду будет не до помолвки!

Ты сам виноват, светлый!

— Медея! — грянул отец, вскакивая.

Но было уже поздно.