Венец безбрачия

Анна Шашкина (2024)

На прием к психологу приходит женщина, которая уже знает свой “диагноз” — на ней лежит проклятие “венец безбрачия”. И как бы не старался молодой специалист вытянуть пациентку из трясины ложного самомнения, его самого неминуемо затянет в водоворот мистической трагедии. А ведь спасение так близко — всего лишь в любви…

Эпизод первый. Первая встреча.

Представлюсь: Алексей Третьяков, 24 года, аспирант кафедры клинической психологии Н-ского Института города Челябинска. В недавнем прошлом я работал в районной поликлинике штатным психологом. Оклад мизерный, посетителей раз-два и обчелся. Под клиническим психологом в основной массе люди мыслят психиатра, но все-таки это разные профессии. Медицине я учился только дополнительно, основная моя дисциплина — психология, наука обо всех душевных проявлениях, а не только о патологиях, требующих медикаментозного вмешательства. Я не имею права выписывать рецепты препаратов, даже снотворного. Моя помощь выражается исключительно в эмоционально-словесной форме. Именно в основе своей деятельности я и сделал грубую надсечку, способную загубить древо всей карьеры. (Что карьеры? Всей жизни!) Не быть мне вторым Юнгом или Фрейдом. Своих тараканов теперь полно в голове. Хотя кто сказал, что у великих их не было?

Чтобы я совсем не прозябал в своем дальнем кабинетишке, иногда мои коллеги — невропатолог и психиатр, люди уважаемые и почтенные, подбрасывали мне пустяковых пациентов с каким-нибудь легеньким диагнозом — переутомление или общее недомогание. Любому понятно, что все лечение таких недугов заключается в отдыхе. Вот эту истину я в основном и проповедовал на своих приемах. Пару раз попадались еще заядлые курильщики, которые сознательно приходили ко мне, дабы я «закодировал» их от пагубной привычки. Наркоманы и алкоголики пока не желали избавляться от пороков.

Но три месяца назад, в конце благоухающего мая, мою рабочую праздность развеял мощный порыв невроза одинокой женщины. Я с радостью и чрезмерным рвением стряхнул пыль рутины с плеч и бросился на помощь страдалице. Сейчас только кляну себя за неистовый энтузиазм.

…Она вошла в кабинет после робкого стука. Полная, увядающая женщина. Черты лица прямые, аристократичные, осанка гордая. Волосы темные, глаза зеленые. Такой зелени я еще не встречал: и грусть, и тайна, и сдерживаемая сила — все было во взгляде этой женщины. Скромное платье цвета густой сирени, черные туфли. Ее сдержанная трагедия не вязалась с жизнерадостным щебетанием из распахнутого окна. Я прикрыл раму, и мы начли знакомство.

— Меня зовут Татьяна Удольская, — представилась женщина и замолчала. Если бы не траурно-опущенные уголки губ, она была бы красавицей.

— Так, — я деловито всмотрелся в амбулаторную карту, пытаясь разобрать почерк коллеги, — Вас ко мне направил Александр Иванович, невропатолог?

— Да, — согласилась Татьяна, — Я заболела, у меня нервный тик.

Посмотрел в красивое лицо пристальнее, сейчас оно абсолютно спокойно как лик мраморной нимфы. Женщина смотрела прямо на меня, но будто сквозь. Я смутился и отвел взгляд снова в карту:

— В чем выражается ваш недуг?

— Правый угол рта иногда дергается, очень неприятно, — Татьяна осторожно дотронулась до губ кончиками пальцев.

— Александр Иванович решил, что причина тика кроется в вашем подсознании? — Продолжил я первичный опрос, стараясь вывести собеседницу на более доверительный разговор.

— Нет, я сама ему сказала, что на мне лежит проклятие, — Татьяна опять резко замолчала. В ее глазах я прочитал твердый забор установки.

— Что, простите? — Я невольно нахмурил брови. Знаю, что с такой гримасой я жутко смешен, пытаюсь контролировать себя, но в подобных ситуациях это невозможно.

— Я проклятая, — повторила женщина, — На мне лежит венец безбрачия.

— Извините, я не знаю, что это такое, — я постарался, сохраняя такт, изобразить полное незнание терминологии, но предательская мысль уже обозначилась на моей физиономии: «Я психолог, а не колдун, не по адресу пришли».

— Венец безбрачия — это родовое проклятие женщин. О мужчинах не слышала, пояснила Татьяна размеренным тоном лектора, — В моем роду мужчины появляются лишь для продолжения рода, но семья вскоре после рождения ребенка распадается. Бабушка, мама, я — все живем без мужей. Дочка пока не нашла избранника, но я думаю, ее ждет та же участь, — она расшифровала мою мимику и добавила, — Мне не нужно лечение, я хочу просто выговориться. Вы человек посторонний, так что я вас не стесняюсь.

— Значит, вы разведены? — уточнил я, принимая объяснение. Татьяна не ждала от меня шаманских ритуалов, но обозначение себя как проклятой могло говорить о глубокой депрессии. Очень интересный случай с врачебной точки зрения — невроз как следствие психологической травмы от развода, — Сколько лет назад состоялся развод?

— Двадцать лет назад, — начала давать показания моя новая знакомая.

— А нервный тик когда появился?

— Полгода назад.

Странно, подумал я, запоздалая реакция. Наверное, недавно случилось что-то еще. О чем Татьяна умалчивает или сама не придает значения.

— А другой версии заболевания у вас нет?

— Нет, это точно проклятие, — Татьяна посмотрела далеко в пол, — Я не больна, а проклята. И не я одна, а вся моя семья. И бабушка, и мама, и дочь. Я так хотела родить мальчика, а мама как заведенная, все мечтала о внучке. Она говорила: «Я додам ей все, в чем обделила тебя». И родилась девочка.

— Татьяна, давайте вернемся к реальности. Я, как психолог, не верю в магию и проклятия, — постарался я блеснуть своим авторитетом.

— Есть, — возразила Татьяна, ответно сверкнув тайной зеленью глаз, — есть проклятия. Ее «есть» было убедительней моего «нет». В тот момент я не стал искать аргументов против.

— Почему же вы тогда не хотите от него избавиться? — Мое пассивное сопереживание страданиям Татьяны принесло бы мало пользы, также как простое слушание меня как лектора. Я загорелся идеей помочь женщине найти душевное равновесие. Хотя уже тогда осознал глубину невроза, а значит свою бессильность в окончательном решении проблемы. Психолог — всего лишь костыль в жизни искалеченной личности.

— Это сильное проклятие, его может снять только человек, обладающий чистым сердцем и бесстрашной душой. Я таких не встречала. Никогда, — Татьяна безнадежно покачала головой.

— Хорошо, Татьяна. Я предлагаю вам провести серию встреч, на которых вы мне поведаете все, что захотите рассказать о себе и своей жизни. Я выслушаю вас, но с одним условием, — я затаился, как перед вытягиванием удочки с рыбой на крючке, — Вы позволите мне направлять ваш рассказ.

— Ладно, — женщина пожала плечами, — от перестановки слагаемых сумма не меняется.

— Договорились, — я посмотрел в календарь на столе, — послезавтра, в пятницу, вас устроит?

— А время? Я могу только после пяти, — забеспокоилась Татьяна, ей хотелось продолжить наше общение. Очень хороший знак. Я не задумываясь, согласился.

— Хорошо, в половине шестого вы сможете прийти? — в это время по пятницам я обычно находился далеко от рабочего места, но ради профессиональной практики решил поступиться традиционным бильярдом.

— Да, полшестого нормально, — кивнула Татьяна и подалась корпусом вперед, явно собираясь прощаться. Ей нужно было бежать, ей уже стало душно копаться в нафталиновом ворохе воспоминаний. Я не имел права ее задерживать.

Мы попрощались, в пятницу, через день, была назначена следующая встреча. Татьяна кивнула мне на прощание и улыбнулась уголками губ.

Тревоги, комплексы, душевные зажимы и барьеры — всему есть причина, которая кроется в прошлом человека. У каждого свой дамоклов меч, своя тайна в хрустальном ларце, в яйце, в зайце… Чем глубже спрятана червоточина, тем сложнее ее найти рационально мыслящим сознанием. Поразительна и следующая закономерность: наиболее затертые, заплесневелые обиды и страхи детства несут самую разрушительную силу в настоящее зрелого человека, утаивая источник несчастий. Вот так примерно можно объяснить суть проклятия с естественно — научной точки зрения. Но мне суждено было постичь и другое знание, иной уровень бытия. Мое мировоззрение раскололось на две части от мощного взрыва после соприкосновения двух истин — божественной и материальной, духовной и практической, научной и сакральной.