Там, где ты спрятан

Антонина Яхина

Книга стихотворений стала отражением болезненного пути автора к самому себе: через осмысление чувственных граней безответной любви к обретению внутренней силы, к возможности увидеть мир за пределами внутренней боли. Эта книга — итог завершения большого жизненного этапа, итоговая черта смены одного мировосприятия на совершенно иное — более честное по отношению к самой себе, уверенное, философское и неизменно живое.

ГЛАВА 2

Если в 2006-ом году я ухнула в пропасть, то в 2007-ом я в этой пропасти уже освоилась. Лейтмотив неразделённой любви остаётся прежним, однако на его фоне появляются вкрапления каких-то новых лиц, мимолетных чувств. Стихотворения этого периода больше похожи на маятник мечтаний, чем на истинный покой. Ритм становится жёстким, настрой — твёрдым. Проявляется какой-то болезненный оптимизм.

Я всё ещё смотрю вовне. Но попадающие в поле моего зрения люди, предметы, события — случайны, внимание на них не задерживается. Поиск, как действие, уже обозначен, однако цель его не ясна.

Создаётся впечатление, что на мир смотрю сквозь детскую игрушку «Калейдоскоп»: блестящий узор складывается и тут же рассыпается, перетекая в другой, который повторяет историю первого. Пожалуй, я играла тогда — в свою привязанность к прошлому, в желание быть радостной и счастливой. С каждым стихотворением во мне крепла иллюзорная уверенность в том, что для счастья достаточно только взаимной любви. Я жаждала получить её извне, не понимая, что любви, кроме как внутри меня, больше нигде и нет.

Там, в пропасти, я не смотрела по сторонам. Более того — не замечала себя. Всё моё существо являлось проводником слов, совпадающих друг с другом звучанием, веселя меня по пути.

«Берегла в бумажном платочке…»

Берегла в бумажном платочке

слёзы горькие по мечтам,

заплетала в горячие строчки,

прижимала надежду к рукам.

И бесшумно скрипели ступени

(я не слышала — я спала),

заполняли комнату тени,

исчезала в тучах луна.

Так мучительно и печально

уходили иллюзии прочь.

А за ними ушли и отчаяние,

и безумная сладкая дрожь.

Сон покинул. Остались мысли

без иллюзий, надежды, мечты.

Я просчитываю все числа,

все минуты, в которых был ты.

Я не жду — я привыкла к обману

своих призраков о любви.

Я спокойна и как-то странно

отпускаю твои шаги.

Тишина поглощает память,

время жрёт мою сочную мякоть,

будни скалятся вечерами,

и, представь, не могу заплакать!

Мы теперь друг для друга прохожие!

Без обид и без лишних фраз.

Вот теперь мы стали похожими!

Только памяти пыльный пласт…

«Крылья тумана…»

Крылья тумана

накрыли город дурманом,

забрали чёрные слёзы.

Твои следы на песке

затёрли пеплом из капель.

Сожрали мысли, как падаль.

Купили серую краску

и растеклись по земле.

Занавес мокрый

вскрывает скользкие окна,

взрывает мёртвые души.

и затухает пульс…

Бросаю сердце без крови —

за всё платила любовью…

Отдай ключи моей боли

и я к тебе не вернусь.

Колдовство

«В большом чане,

в лесу дремучем,

свои печали

потуже, в кучу

сухого хвороста,

из сердца грустного

искру горести

огню до хруста!

Пылает пламя

дно чана лижет,

кипит водица

и паром дышит!

В безумном ритме

огромной палкой

луплю по чану

и мне не жалко!

Бушуйте страсти!

Гоните слёзы!

По силе власти

кидаю розы,

мечты, надежды,

смущенье, слабость,

пути, одежды,

слепую радость!

Кипит варево

красными брызгами!

Кричит варево

сочными визгами!

В сладкой ярости

рву прошлое,

нас не осталось!

Ни капли хорошего!

Сжимает вечер

в монетку солнце.

Бросаю встречи

и добровольцев!

Пусть всё смешается!

Зимой — сметелится

«не получается»,

потом «не верится»!

Пусть будет память

в зелье плавиться!

Мне было мало

грубого «нравиться»!

Мне было много

дано одиночества!

Я ждала долго!

Искала пророчества!

Теперь — ожидание,

стихи, рассказы:

пусть всё горит!

Всё вместе! Сразу!

И боль туда же —

пусть не тревожит!

Кусок души,

что забыть не может!

Две трети сердца,

что не разлюбит.

Ту часть вдобавок,

что не полюбит.

А остальное —

за малой частью.

Зачем мне сердце

без гири счастья?!»

В большом чане,

в лесу дремучем,

земля кричала,

сводила тучи!

Она стояла

с пустым телом.

Она молчала.

Вода хрипела.

Сожгла ведьма

любовь свою — яд.

Всё стало пеплом,

и нет назад

ни тропы, ни дороги.

Теперь свободна,

и без тревоги

вперёд гордо!

Лучи света

и шелест трав,

ночное небо

помогут встать.

И встретит крылья!

И сердце новое

в два счёта вырастит!

Потом. Багровое.

«Круги от камня, брошенного в воду…»

Круги от камня, брошенного в воду

в далёком, невесомом декабре,

ещё летят на сердце без тревоги,

ещё зовут, купаясь в сентябре.

Печалятся лучи в морозном небе,

ютятся в узкой раме от окна.

А я запомнила, где был ты и где не был,

а я запомнила, что я с тобой была.

Без слёз, без сожаления, без боли

картинки памяти в тумане просмотрю.

Последний раз гуляла я с тобою,

последний раз сказала, что люблю.

А я была готова на прощенье,

а я терпела, верила, ждала.

Но ты был не готов для отношений.

И я простила всё. И я ушла.

«Слёзы наточат мои кинжалы…»

Слёзы наточат мои кинжалы,

ядом солёным на лезвиях высохнут.

Я — как оса — раскалённым жалом

на нервах твоих зрачков повисну!

Я подарю тебе изумруды —

в зиму сквозь них веселее жить.

Я разложу своё сердце на блюде,

крови стакан, чтобы запить.

Я разрисую твои окна

в яркие краски жизни своей.

Я не позволю тебе сдохнуть!

Только не так! Согрей

на плите кухонной чайник —

я подойду. Открой!

Вырву с корнем твои печали!

Я заберу твою боль!

Я навсегда одного оставлю.

Даже в памяти сделаюсь клеткой!

Только любовь в существо твоё вплавлю!

С ней ты умрёшь быстрее ветра…

В предвкушении весны

Когда зима сжимается в комочек

и ветер распускает крылья,

по-нежному весенние и тёплые,

мы ищем на деревьях почки.

Мы набираем номера на циферблатах,

переворачивая время вспять.

Идём по старому и мокрому асфальту

под каплями хрустальных водопадов.

Мы верим в новое. Мы новыми ведомы.

Мы помним старое. Мы старое храним.

По указателям шагаем невесомым,

и солнце жжёт мой кокон синтепона.

Когда зима сжимается в комочек,

плохое всё сжимается за ней.

И нам легко. И мы летим.

Поставив точку.

«Зимний холод кусает руки…»

Зимний холод кусает руки,

говорит, что ещё январь.

Мы с тобой навсегда в разлуке.

Это правда. Ты знаешь, жаль:

никогда не проснёмся вместе.

Никогда не заснём вдвоём.

Я не буду твоей невестой.

Не увижу тебя женихом.

Нас растратит по каплям время.

Мы останемся лишь внутри.

Но не бойся — в тебя не верю,

как в меня не поверил ты.

Но не прячься — я знаю душу.

Я тебя отпустила легко.

Обещание не нарушу:

буду помнить.

Я буду помнить…

«Гора с плеч…»

Гора с плеч —

твоё молчание,

моё вдохновение.

Огнём печь

жуёт печали,

стихотворения.

Клином дробь

сверлит цель

непрерывную.

Вяжет сноп

мыслей хмель

беспричинные.

Гремит гром,

слепой свет

ведёт играючи.

Шипит кровь,

стрелы медь

в сердце плачущем.

Зовёт звон

тиши ночной

лаской верною.

Стоит трон,

грустит пустой.

Не-из-мен-но.

Сломанный фонарь

Сегодня снег — впервые за январь.

Скрывает грязь ковром из хрусталя.

А ты во мне, как сломанный фонарь,

тихонько тлеешь, душу бередя.

Сегодня диск оранжевым пятном

не греет и не сушит слёзы неба.

Зимы жестокой призрачный фантом

гремит плащом, укутывая беды.

Сегодня вторник. На исходе жизни

стоит, качаясь, слабенький январь.

Зима всё сыпет, сыпет снега брызги…

А ты во мне, как сломанный фонарь.

«Что мои печали?..»

Что мои печали?

Ютятся на ладонях.

Я другою стала,

перемолола боли.

Заколотила щели

от северного ветра.

И мне тепло, уютно.

И я не жду ответа.

Что значит год?

Моих скитаний славных,

отчаянных походов за тобой?

Всего лишь вечность.

Триста дней на грани.

В двенадцать месяцев обретшая покой.

Что значит мой звонок весёлый?

Что я простила, помню, сберегу…

Ты мне вернул меня! Я — вольная!

За это я тебя благодарю.

Настолько сильная

и от людей свободная!

Слезами о тебе промыла путь!

Крылатая, счастливая и гордая,

себе я не позволю вдруг свернуть!

Теперь в кулак зажала нити жизни!

Теперь моя судьба не убежит!

Теперь дышу! А значит, снова мыслю!

И сердце новое в моей груди стучит.

Теряю навык

Эй, подруга луна!

Подари мне новую жизнь!

Чтобы радость рекой текла,

без больных для души сюрпризов…

Дай согреться в лучах твоих!

В них теплее, чем здесь, под лампой.

Одиночества шёпот стих,

но труднее слова печатать,

ведь стихия воздуха — боль.

Ну, а я теперь не болею!

Скоро стану совсем другой…

Удивительно — не жалею!

На минуты

Исчезает в минутах огонь.

Мне не холодно без тебя.

Умоляю! Мечты не тронь!

Это всё, в чём счастлива я.

Это всё, чем дышу по ночам,

опускаясь до дна рассвета.

Ты преследуешь меня там.

Но в реальности тебя нет.

Знаю, это моя беда,

что забыть не могу так быстро,

что придумала для себя

твои чувства, поступки, мысли…

Мне не холодно. В темноте

я способна на слабость — плакать.

Я играю тебя в тишине,

размывая красками слякоть.

Мне нетрудно тебя забыть.

Мне болезненно не мечтать.

В этих углях и мне остыть.

На минуты себя отдать.

Золотые капли

Золотыми каплями

на ладони-призраки

время тихо падало

вперемешку с мыслями.

Улетали голуби

в облака безумные.

Оставались голыми

люди неразумные.

Замерзало озеро

на лучах искусственных.

Веселились позами,

облачаясь в бусы.

Для Земли окраины

жизнь небрежно вяжет.

Ветром души спаяны

на желаниях наших.

Небо тихо думает

в тучах, словно в тряпках.

На ладони-призраки

золотые капли…

В пижаме

Предвестник снега — зыбкая вуаль

наброшена на небо жёлтым цветом.

И тихо землю укрывает шаль,

давая белой красотой на всё ответы.

Фонарь, ближайший вестник затемнения,

вниз бережно проводит конус свой.

Деревья замерли в блаженном песнопении,

В уснувшем ветре вновь обретшие покой.

И редко сыплют нежные снежинки,

боясь прогнуть своим напором шар.

А я на цыпочках стою, как на пружинках,

смотрю из форточки и выпускаю пар.

А ты скучаешь по небу?..

«Взлетай со мной!

К небу из пластилина!

Не бойся упасть!

На земле — вата.

Я сама её постелила…

Полетели! Так надо.

Взлетай со мной!

Я скучаю по небу!

Там свободно, знаешь…

Там очень свободно.

Ты будешь там, где никто ещё не был…

Полетели со мной! Сегодня!»

И он полетел,

как она просила.

И он не упал,

утопая в её глазах.

Она смеялась.

Она его очень любила.

А он молчал —

ему нечего было сказать.

Она понимала.

Она всё понимала.

Но он должен был знать её крылья!

Она простила.

Она летала!

Сделав мечты свои былью!

Оставшись знакомыми на ветру,

они приземлились

без боли, без гнева.

И лишь через годы,

на старом пруду,

спросил:

«А ты скучаешь по небу?»

«Что это во мне? Память?..»

Что это во мне? Память?

Нет! У неё другие ножи

и она не умеет ранить…

Тогда что это?! Подскажи!

Что молчишь? Ты не знаешь ответа?

Я так маюсь уже целый год!

Подбираю себе браслеты

бесполезных и глупых забот!

В большой сумке несу акварель —

разукрасить следы от слёз!

Чтобы встретить другой апрель,

отыскать миллионы роз.

Что ты, милый! Не надо грусти!

Я сумею себя побороть!

В моём сердце немного пусто,

но и это скоро пройдёт!

Ты останешься — просто — другом…

Я останусь нежной в стихах.

Наши жизни идут по кругу…

Наши души стоят в глазах.

«Запретите мне дышать!..»

Запретите мне дышать!

Разорвите моё сердце!

Всё равно буду писать,

присыпая раны перцем.

Мне — не больно. Я смолола,

выжала весь сок из шрамов.

Я сломала все колонны,

на которых боль стояла.

Я люблю себя помучить,

чтоб до слёз! До крови в мыслях!

И потом мне будет лучше…

На один несчастный пиксель!

Только в выдуманном мире

глотку можно надорвать.

Раскрошите мою душу!

Запретите мне дышать!

«Пропасть не перекрыть…»

Пропасть не перекрыть,

как ни пытайся кричать!

Мост нам не постелить,

время — не раскачать.

Так и стоим — я здесь,

ты — тихо куришь там.

Бог, справедливость есть?!

Или всегда — пополам?!

Умные — мы не прыгнем:

знаем, что упадём.

Мы принимаем игры.

Порознь. Но — вдвоём.

«Что-то ещё осталось…»

Что-то ещё осталось.

Нелепое это «что-то»

мочит ресницы малость,

кажется, раз в сотый.

Что-то ещё скребётся,

а думала — всё прошло.

Дождь на сугробы льётся…

Хватит с меня «Мерло»!

«Одиночество выпячиваю…»

Одиночество выпячиваю

острым полукругом колеса.

Не паниковать! Всё схвачено!

Даже ледяная пустота.

Разорву всех

своим диким хохотом!

Перетру все косточки врагам!

Не цедите воздух нервным шёпотом!

Я покоя никому не дам!

Я, себя измучив, вас измучаю!

Не во имя истины своей…

Просто на сегодня выпал случай

выжженных слезами серых дней!

Я теперь — не просто боль ходячая,

псих на ножках, потненький урод!

Я есть ваше злое настоящее,

мстящее за пролитую кровь!..

Ему

Вдоль дороги серые букеты

разбросали ветви на ветру.

В моих жилах умирает трепет,

тот, который берегла ему…

Мои мысли вязнут на зубах,

губы кривятся от кислого табу.

На руках остался только прах

той мечты, что берегла ему…

День на прибавление идёт,

начиная новую игру.

От меня остался только лёд,

тот, что я отдам ему…

Я обещаю

Горели закатом

острые скулы, что рвали кожу.

В будущем марте

я буду весенней, похожей

на солнечный блик.

Одену сердце в одежду полегче,

оставлю от прошлого миг.

Приготовлю место для встречи.

Грустите вóроны,

я не умерла! Не исчезаю!

Я стану новою!

Я обещаю.

«Я ухожу. А ты не скучай…»

Под впечатлением от повести Владислава Крапивина «Лето кончится не скоро» цикла «Сказки и были Безлюдных пространств».

Я ухожу. А ты не скучай.

Мне будет там хорошо.

Там на лугах стоит Иван-чай,

розовеет мое плечо!

Там облака, как на ниточках змей,

вьются столбами ввысь.

Солнечный жар сквозь пучки лучей

нежно стекает вниз.

Там тишина тугою струной

рвёт межпространство звоном.

Место зовётся Моей Страной.

Детской Мечтой. Домом.

Скажите…

Скажите, судьба права,

если разводит руки?

В памяти пустота,

на автомате, без звука.

Скажите, я оживу?

Поймают ли крылья ветер?

Не знаю зачем, но жду

на остановках ответа…

Скажите, мне долго стыть?

Сердце с боков подмораживать?

Я не умею любить.

Но знаю, запомню каждого…

«Шаг в невесомость…»

Шаг в невесомость.

А там на колени.

Мы упадём. Упадём.

В сторону робость.

В судьбу не верим.

Только вдвоём. Вдвоём.

По небу тени —

наши крылья,

брошенные дробить высоту.

Листву деревьев —

в ладонях пылью —

сдую в синюю пустоту…

Сжигая страхи,

берём за память

улыбок вихрь и тела дрожь.

Руками сделай

два верных взмаха.

Забудь про воздух. Потом вернёшь.

« — Ты вредная…»

— Ты вредная.

— Да.

Она пожимала плечами.

Ей было плевать.

Он не знал о её печали.

— Капризная.

— Что ж!

Она разводила руками.

И слабая дрожь

не сердца, а просто камня.

— Я друг.

— Бывает.

Кивала она головою.

Он друг, а не знал,

как грустно бывает одною.

— Увидимся?

— Может.

Она растворялась во тьме.

И память, как брошка,

кололась булавкой в руке.

«Холодный ветер нанизывал на иглы…»

Холодный ветер нанизывал на иглы

замёрзшие тела прохожих по пути.

Меня не встретил на этапе глупых игр.

А мне — забыть тебя и мимо не пройти.

Смеётся лёд под скользкою подошвой,

и руки в стороны, как в лихорадке бьют.

Ты — ветер злой, а я спешу прохожей

найти спокойный от мечты приют…

«Ты…. Столько испортил крови…»

Ты…. Столько испортил крови.

Подарил мои ночи без сна.

Тротуары от луж мокрые.

В этот город пришла весна.

Где мне взять к равнодушию силы?

Понимаю — так до́лжно быть.

Светлых ангелов попросила

дать мне помощь: тебя забыть.

Кто ты? Выдуман, нарисован

воспалённой душой моей?

Ты останешься невесомым,

тихой грустью спокойных дней.

Я не знаю при встрече новой,

что скажу. Да и надо ли, «друг»?

Обозначен молчанием сонным

на двоих раздробившийся путь.

«Наверное, это конец…»

Наверное, это конец.

Но не конец начала.

Я — девушка, ты — юнец.

Я раньше не понимала.

Да и сейчас (что скрывать!)

мне в это не хочется верить.

Я буду тебя вспоминать,

дрожа у закрытой двери.

Я буду с тобой дружить,

звонить, иногда встречать.

Я буду и дальше жить,

стихи о тебе писать…

Но ты всегда будешь там,

за гранью моих надежд.

Себя раздавать делам,

учить по пути невежд.

Но ты всегда будешь там.

А я — в лабиринте строк.

Покорны судьбы колтунам,

мотаем отмеренный срок…

Шёпотом

Пожалуйста! Обними меня.

Давай постоим вот так.

Там в небе моя звезда

к твоей пробивает тракт.

Без слов. Обволакивая тебя

руками и тёплым телом,

прощаюсь. И закрываю глаза.

Мы падаем снегом белым.

Пожалуйста! Не отпускай!

Не отпускай меня…

Ещё чуть-чуть и простое «прощай»

я разверну в слова…

«Спиралями гремело время…»

Спиралями гремело время,

на новый круг вбирало тело,

круша забытые потери,

обиды — в нитки так умело!

Слагаю строчки чувств, как новых,

по старым буквам методично.

И старый город будто сонный,

над ним парю в полёте птичьем…

Я улетаю! Остывайте

мои печали, беды, боли!

Я обошла вас по спирали!

Я отпускаю вас на волю.

Я никому из вас не верю.

Мне нет до вас отныне дела!

Спиралями гремело время,

на новый круг вбирая тело…

«С во́ронами…»

С во́ронами

возвращаюсь в дом.

Сломанная

память в нём.

Радостная

песня вслух.

Лакомство мне —

новый «друг».

«Ты другой. Ты не мой идеал…»

Ты другой. Ты не мой идеал.

Ты живой — так кричит твоя жизнь.

Не тревожусь — моим не стал,

для меня ты не главный приз.

Ты — весёлый, внутри — больной

одиночеством в грубых мыслях.

Мы немного схожи душой.

Как осеннего дня листья

мы кружим на устах людей,

рассыпаемся на улыбки.

Мы боимся общих путей,

осуждающих, злобных криков.

Я не думала о тебе.

Но сегодня твои объятия

нашептали моей судьбе,

что мы время впустую тратим.

Я смеюсь и не вижу НАС,

приглушая в сердце иголку.

Для других я пускаюсь в пляс.

НАМ играть всё равно без толку…

«Скажи, ты играешь?..»

Скажи, ты играешь?

По чувствам слабым.

Мысли швыряешь

безумным стадом.

Тебе весело?

Изводить души.

Новый месяц —

ты мне не нужен.

Что можешь дать мне?

Какой опыт?

И слёзы горькие

в пол штопором…

А самое страшное —

ничего не надо!

Просто — смотреть

и идти рядом.

«Мои мысли о тебе…»

Мои мысли о тебе

стали повседневными,

как умывание по утрам,

как заправление постели…

Мои чувства для тебя

превратились в нужные,

как улыбки для других

в дни пустые, вьюжные…

И я не жду тебя.

Как на сломанной станции

гудят духи-поезда…

Сердце глухо мается.

«Дымится снежной лавиной…»

Дымится снежной лавиной

пейзаж одиноких гор,

затянутых паутиной,

с небом ведущих спор.

Хрустальными каплями солнце

спадает с усталых плеч.

В гранёном стакане спокойно —

в калачик, зажмурившись, лечь.

Висит, рассыпаясь нотами,

флюгер на голой стене.

Гремят хвостами кометы,

к моей приближаясь земле.

Пространство холодными звёздами

пучит свои глаза.

Пустые ошибки прошлого

для будущего учла.

Волны руками в движении…

В танце я спасена.

Не больно при поражении.

Лишь бы осталась луна…

«Я берегу тебя…»

Я берегу тебя.

В своей голове глупой

поступками.

Ты будешь всегда таким,

каким я придумала.

Сутками

плавятся свечи

в зрачках глубоких.

Музыка.

Я боюсь даже думать,

что ты вернёшься.

Узники

собственных

накачанных слезами

слов.

Что со мной?!

Почему ещё рвусь к тебе?!

Вновь?..

«Поздний вечер давит на виски…»

Поздний вечер давит на виски.

Просмотрела день на телефон.

Разрывались мысли на куски

и дробили по минутам дом.

Моя ваза ждёт твоих цветов,

не подаренных тобою никогда.

И меняются гримасы снов,

и шумят весенние ветра…

Вновь стою на гранях тишины,

я ищу миры свои, планеты,

на которых только радостное «мы!»,

беззаботное, летящее по лету…

«Стоят слёзы в глазах тротуара…»

Стоят слёзы в глазах тротуара —

грязные лужи талого снега.

Бредут люди — пустые тары,

едят воздух, глядят на небо.

Скрипит ветер, сухие ветви

дерут гриву его седую.

Я нахожусь в черте «дети»,

но, как старуха, сижу — тоскую.

«Горький чай…»

Горький чай.

Цвет лица испорчен.

Намечай

на душе отточенной,

как снайпер,

штрихи-жизни.

Получай

дуру безумную!

Вырезай

дыру лунную,

как звездочёт

в телескопе.

Не скучай!

Пригласи клоунов.

Вылей чай

в глотку сонную,

как я,

в ожидании.

«Что может быть прекрасней…»

Что может быть прекрасней

стеклянной пустоты весны?

Её жестокого молчания?

Её холодной тишины?

Её растянутости суток

и блеска редких фонарей?

Глядящих фарами маршруток?

Бредущих занятых людей?

Что может быть больнее

её несправедливых пар?

Кто возраст даст душе моей?

Мир молод и смертельно стар…

«Пишу, как дура, новые стихи…»

Пишу, как дура, новые стихи.

Кляну себя за мой обман усталый.

Я ненавижу эти белые листы!

Всё — одиночество. Так долго закаляла

свои эмоции и слёзы по мечтам.

Сегодня — прорвало. И плечи

осунулись. И мысли по рукам

стекают в этот долгий вечер.

Простите, красные опухшие глаза!

Пустому телу сотрясаться

в рыданиях до боли тяжело. Моя душа

к безмолвию не хочет прикасаться.

«Удушающий кокон мыслей…»

Удушающий кокон мыслей

слепит глаза паутиной.

В рвотных позывах душа.

С миром я не едина.

И содрогается тело,

колени под животом.

Помню, когда-то пела

светлое о живом.

Гибкая психика, время —

лучшие доктора.

В сердце сплошные потери.

Вера в любовь умерла.

«Устала от обещаний!..»

Устала от обещаний!

Какое-то издевательство:

прошлого злые прощания

обратно монетой катятся!

Теперь Я печалью изъедена,

Я стою на краю незнания.

Глупая девочка-вредина

не верит ничьим обещаниям.

«Прости меня, моя мечта!..»

Прости меня, моя мечта!

На берегу летящей жизни

я отказалась от тебя,

своих безумных нежных мыслей…

Да и кому нужна любовь

без плоти? Только вихрь точек,

связующих вагоны слов

в сухие караваны строчек…

Да ты сама, мечта, без тела!

Висишь туманом в голове.

А я осталась в меру смелой

и в меру верною тебе…

А я осталась на земле…

На «а»

Может быть это глупо:

ждать от него звонка?

В сердце вплавлять минуты —

что за смешная тоска?

Он не спасёт. Он — занят:

вечные гири-дела.

А ожидание давит,

кругом идёт голова.

Хоть бы часок разговора!

Чтением жгу вечера.

Время идёт за словом…

Время сжигает меня.

«Если только исчезнет луна…»

Если только исчезнет луна,

чёрным пеплом задушит ночь,

я посмею забыть тебя

и уйти в одиночестве прочь…

«Какой холодный ветер!..»

Какой холодный ветер!

А на твоих губах утро —

это моё счастье

видится в будущем мутном.

Иссохшее серое сердце.

Из трещин струится пар.

Ты видел тысячи женщин!

И только одну проспал.

И только одна осталась

занозой в твоей судьбе.

Обманывай их хоть сколько!

Но только не ври себе.

«Вино горькое…»

Вино горькое,

скатерть белая —

мои поминки

тому, что сделала.

Мои мысли

кружатся хвоей

в старом лесу,

со смертью сдвоенном.

Моя сущность

по телу мается

слепой грустью,

лёгким румянцем.

Она ищет.

С собой борется.

И ветер свищет —

с ней ссорится.

Сухие ветви

весной сказочной.

в руках — пепел

мечты — осадочный.

И дождь рвёт

серое небо.

И каплям этим

долететь бы,

упасть на лицо

и дать сил.

Возьми кольцо —

ты его не носил.

Отдай фату —

я её не надену.

В тебе не найду,

кого так хотела…

Сердце

В этом лесу,

где с ветвей роса —

гирляндами вниз,

где судьба —

золотыми лучами под ноги,

сердце я несу

на ладонях ввысь,

на полёт голодная.

Там, достигнув

неба картонного

в белых дырах —

как будто звёздного,

задеваю им

хрупкий небосвод,

утомлённая,

грозная.

И ни слова вслух!

Сердце не стучит,

замерло в руках,

обречённое.

Невозможность двух —

когда лишь один

навсегда «моим»

наречённый.

«Рыцари — скупы, а принцы — похотливы…»

Рыцари — скупы, а принцы — похотливы.

Между ними я ищу свой идеал.

Расшибаются о берега приливы,

разбиваются об острый камень скал.

Я не плачу — моё сердце ноет.

Для надежды не хватает сил.

Этот день мне не принёс героя.

Этот ветер меня просто задушил.

Разговорчик

— Здравствуй, — взглядом насквозь.

— Здравствуй, ну как дела?

— Знаешь… Зачем мы врозь?

— Так захотела судьба.

— Если не верю в судьбу?

— Что же! Меняй богов…

— Я без тебя не смогу!

Милый, довольно слов!

Голову плавно в сторону,

локоны по плечам:

— Знаешь… Страдали поровну.

каждому в сердце шрам.

Может, ты остановишься?

Я же решила, смогла!..

— Скольким богам ты молишься?

— Время. Я занята.

Долго стоял в темноте.

Запоминал шаги.

С каждым заходом — не те.

С каждым восходом — мы.

«И эта жизнь…. Какой она была бы?..»

И эта жизнь…. Какой она была бы?

Среди остатка бешеных обид,

стараясь влиться в «денежное» стадо

гламурных мальчиков, качающих под бит;

ложиться третьей, подгнивая снизу;

дурманом накачаться до пьяна;

всегда идти по ржавому карнизу;

сгибая спину, нежно лгать в глаза…

Но дух сильнее тоненького тела,

он словно воин держит эту бронь.

Пересмотреть и изменить успела

свои желания, реальность. Как огонь

гореть мне предназначено не телом!

Душою упиваться и тонуть

в глазах, что поднимаешь ты несмело,

боясь меня нечаянно спугнуть.

Сейчас иду по очень тонкой нити,

не успевая раскачать свой шаг,

но не прошу у неба «Помогите!» —

пусть без вмешательств мы сыграем акт.

«А потом будет ночь…»

А потом будет ночь,

блестящий чёрный асфальт,

мокрые листья ветвей

и мои нервы — сталь.

Будет привычно ночь

рядом лежать со мной,

тихо вздыхать, скрипеть,

мысли вести войной.

Будет шипеть одеяло —

я неспокойно сплю.

Может, немного устала?

Может. Давно не люблю.

«Фонари, комары — романтика!..»

Фонари, комары — романтика!

Поджигая остатки надежд,

блики радости в светлые фантики,

«Антимоль» — для проевших плешь.

На атласные ленты-бантики

извела свой девчачий успех,

назвала очень нежно — «кантики»

и запрятала ото всех!

Книга, кресло, торшер — экзотика!

В летний вечер мотаю ватт.

Их внимание, как наркотик,

для стихов, растянувшихся в ряд.

«Прятала глаза…»

Прятала глаза.

Но в потоке лиц

не смогла узнать,

не смогла найти.

А теперь — плевать!

Пусть плывут тела!

Не смогла сказать!

Не нашла тебя!

«В глазах — блеск…»

В глазах — блеск.

Отчаянная.

Мысль — всплеск.

Отчалила

за ночью в день.

Ищет знак.

С ресниц — тень

смывает мрак.

Вдох — ритм.

Вёсла в воду.

За битом бит —

её мода.

Шипит гладь —

ножи-вёсла.

Не надо гнать.

Уже поздно.

Тсс!

Не тревожь её.

Знает дорогу.

Подними лицо.

Половина года…

Тсс!

«Тебе спасибо…»

Тебе спасибо.

Теперь я знаю:

умею писать стихи.

Вот только без боли они, как штампы,

без чувств — словно парусник на мели.

Молчит чернилами синий стержень,

рука упрямо вдоль тела висит,

кусается прошлое, словно шершень,

и тень — на белом листе — паразит.

Я крикну внутрь — от стенок эхо.

Там ничего давно уже нет.

Так что же? Мне без любви поэтом

не стать?

Почему ты молчишь? Ответь!

Взмах

Скрипит натруженный механизм —

мне на бумажных крыльях

сколько не бейся: ни вверх, ни вниз,

цепи покрылись пылью.

Как ни проси — на своих плечах

ношу нести земную.

Взглядам из прорезей в колпаках

я безразлична всуе.

Грубая правда — мой эшафот —

доски лежат без тёса.

От возбуждения глупый народ

глушит словами хлёстко.

Босыми ногами ловлю тепло

досок, нагревшихся за день.

Люди затихли, а вот и бревно —

плаха-цилиндр рядом.

Нет приговора! Память моя

тянет меня в начало.

Шаг, на колени, наклон, голова,

окружена палачами.

Взмах…

«Каждый сам выбирает, где падать!..»

Каждый сам выбирает, где падать!

Что писать, а о чём — молчать.

Нам при новых да точно знать бы:

стоит заново начинать?

Нам при новых да сердце в клетку,

скотчем раны, в альбомы — прошлое.

Уклониться от выстрела меткого,

в кулаке зажать плод иссохший.

Каждый носит с собой солому —

подстелить под колени синие.

Я ведь тоже для новых новая.

Вместе ищем себя красивых.

Конец ознакомительного фрагмента.