Нулевой экземпляр. Часть 3. Путь без возврата

Антон Алексеевич Градский (2024)

Бывший образовательный лагерь «Холмы» заброшен уже более двух десятков лет, но всё ещё привлекает к себе большое количество людей. Некоторые приходят по собственному желанию, но большая их часть отправляется туда против своей воли. Главному герою книги тоже посчастливилось попасть в это проклятое место, но в качестве кого? Заблудившегося путника? Искателя приключений? Или же у него есть веские причины там быть?

Глава 2.

«С глазу на глаз».

Город Нерск. Неизвестная местность. Сентябрь 2018 г.

Вадим пристально вглядывался в лицо Кати. Или, как теперь выяснилось, Анны. Он испытывал широчайший спектр эмоций, от глубокого разочарования и потрясения до удовлетворения от вставших на свои места вещей. Впрочем, от этого вопросов не становилось меньше. Хотел ли он услышать ответы? Безусловно. Но не сейчас. Сейчас он больше жалел, что пистолет Полины остался дома. Пару выстрелов в её чудесное личико, и можно разом освободить себя от кипы накопившихся вопросов, которые раньше задать было попросту некому. Поговорить о наболевшем. Но что тогда будет дальше? Да, возможно, смерти прекратятся. Целых четырнадцать человек останутся в живых. А что потом? Закопать её за домиком? И Лаврин решит, что его любимый судмедэксперт Катюша стала очередной жертвой безбашенного маньяка, что следует неведомому списку. Да, станет жертвой себя самой. Иронично. А что теперь делать? Сейчас он будет четырнадцатым номером? Или же в образе Поляковой она не так опасна?

Вадим, обдумывая всё, неподвижно стоял на пороге зелёного домика и вглядывался в глаза Кати. Ему ничего не оставалось делать, как просто ждать её дальнейших действий. Он скорчил самое ненавистническое лицо в своей жизни и, растягивая каждый слог, сказал:

— Ну ты и суукаа…

— Знаю, — легко ответила Катя. — Сама себе это повторяю каждый день. И уже как-то смирилась.

— Ты ведь… ты ведь убийца. Какой из тебя, нахер… судмедэксперт. Ты же клятву давала, не навреди… и всё такое.

— Вадим, — с улыбкой сказала она, — да чего ты напряжённый какой? Я тебе ничего не сделаю. Мы же отлично сработались.

Полякова сделала шаг навстречу Вадиму, но тот резко отпрянул назад.

— Нет уж! Ко мне не подходи! Мы с тобой уже один раз стояли близко друг к другу, на всю жизнь запомню. И Дашка запомнит.

— Я уже извинилась за это, я не знала, — перестала улыбаться Катя, показывая Вадиму ладони. — Я ведь не хотела тебя убить, не думай. Просто так вышло. Давай зайдём внутрь, я пока сюда добиралась, слегка замёрзла.

— Чёрта с два я останусь с тобой в одном помещении! Не хватало ещё, чтоб ты достала… откуда там ты достаёшь этот свой… волшебный нож. И так же, как Николая сегодня… просто одним движением!

— Да успокойся, Вадимыч, что ты так переполошился. Не стану я тебя убивать. Не придумывай. Напротив, хочу продолжить наше с тобой маленькое сотрудничество. Ты мне можешь кое в чём помочь.

— А не пойти бы тебе в задницу? Со своими просьбами. Я по твоей милости недавно чуть под пулю не попал!

— И за это я извинилась, — вполголоса проговорила Катя, отвернув голову в сторону.

— Тут наши дороги, как это говорится, расходятся! Я пойду к Лаврину и поговорю с ним. И все доказательства ему предоставлю. Он тебя давно ищет. Вот удивится-то.

— Не смеши меня, Вадим. Нет у тебя никаких доказательств. Ну вот что ты ему скажешь? Вот эта молодая девушка и есть ваш мутант-переросток, убивший в лохматые годы толпу народу? Он прямо бросился тебе верить.

Вадим замолчал. Ведь действительно, какие у него могут быть доказательства.

— Посмотри правде в глаза, есть ли у тебя сейчас выбор? Давай просто поговорим. Расскажешь мне, что ты тут оставил. А я, в свою очередь, тоже просвещу тебя в некоторых вопросах. Вероятно, у тебя их немало.

Верстаков постоял ещё секунд десять, а потом молча повернулся и, зайдя в дом, сел на подготовленный ко сну диван. Катя не торопясь проследовала за ним следом. Войдя в полумрак дома, она принялась оглядываться по сторонам, а приметив стену с фотографиями, направилась прямо к ней.

— Уютно тут у тебя. Семёнов, смотрю, всё подготовил. Фотографии мои где-то откопал. Копии моих дел. Отлично.

— Хочешь сказать, ты слышала, что это дом Семёнова?

— Конечно. Я весь разговор слышала. Начиная с чая и кофе. У тебя, кстати, чая нет?

— Я пью кофе, ты это знаешь. Так погоди, ты всё это время была в его квартире? И просто слушала?

— Ну а что бы и нет? Интересно было узнать, как всё это с его точки зрения выглядит.

— Ну ты и сука, Катя. Хладнокровно убить человека и так легко, без всякого раскаяния об этом говорить.

— Прекрати меня так называть. Я знаю, кто я. И мне не за что раскаиваться. Ты слабо представляешь, что происходит. У Семёнова просто кончилось время. Тут ведь, на самом деле, всё предельно просто. Вот у каждой вещи есть свой ресурс. По его истечению вещь ломается. У каждой вещи изначально ресурс предопределён, просто мы этого не видим. Так же и с людьми. У каждого человека есть ресурс, предопределённый в миг его рождения. Семёнов просто его исчерпал.

— Не тебе это решать! — выкрикнул Вадим, не вставая с дивана. — С чего ты взяла, что именно ты будешь распоряжаться судьбами этих людей!

— Пф, — фыркнула Катя, — я не распоряжаюсь. Я всего лишь инструмент высшего предзнаменования, рука неминуемого исполнения его желаний. Ты думаешь, это всё мои решения? Глубоко заблуждаешься.

— А чьи? Бризича? Этого фанатика?

— Давай ты будешь немного уважительнее к нему? Ты прочитал дневник и думаешь, что всё о нём знаешь. А на деле капля в море. Никто его не знает. Даже я. И то, что он немного заигрался с никому не нужными дурачками, там, в больнице, ничего не говорит о его сущности.

— Да? И кто же он такой?

Катя закрыла глаза, набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.

— Кто он такой? — спросила она спокойным голосом, усаживаясь на диван рядом с Верстаковым. — И я бы хотела знать, кто он такой. Но он невероятный. Чуткий, заботливый, вежливый и очень харизматичный. С ним просто хочется общаться. Он… притягивает людей. Мы с ним всегда ходили в столовую, он приносил мне такой чай, который я любила.

— Зелёный с ягодами, — тихо сказал Верстаков.

— Да, именно его, — улыбнулась Катя. — Ты тоже помнишь. А в столовой его никогда не было. Дамиан всегда его где-то держал, чтоб я вдруг не осталась без чая. И всегда покупал к нему моё любимое пирожное. А однажды, на день рождения, он подарил мне платье. Немного не угадал с размером, ничего страшного.

— Слушай. А он знал, кто ты на самом деле? Ну… Я видел твоё лицо сегодня. Ты… А кто ты? Ты из того мира, куда Бризич отправился?

— Да ну что ты, — засмеялась Катя. — Скажешь тоже, из другого мира. Я? Нет. Я из этого мира. Я же тебе рассказывала, родилась в Бариче, родители погибли, когда я была совсем маленькой. Воспитывал меня мамин брат. Это всё чистая правда. А такая, какая я сейчас… это заслуга Дамиана. Я должна бы злиться на него за это, но не могу.

— То есть Дамиана? Хочешь сказать, ты была обычной девушкой, а такой тебя сделал… он?

— Вроде того. Не будем об этом, я не хочу вспоминать. Одна из тех вещей, о которой я предпочла бы забыть.

— Но именно поэтому тебе сейчас… сколько уже? Пятьдесят пять?

— Пятьдесят шесть. Да, именно от того. Те сущности, что живут в ином мире, не имеют возраста. Они не стареют, не умирают, не едят и не пьют. Они там даже не рождаются. Они отличаются невероятной силой и умом. Они имеют огромное количество способностей, отличающих их от нас.

— И он тебя, выходит, сделал такой же, как они?

— Всё. Закрыли тему. Не хочу больше обсуждать свою натуру.

— Ну а Бризич? Он в дневнике писал, что ты пришла на практику в больницу. Разве в таких местах проводили практику?

— Нет, но Дамиан был связан с деканатом, а за счёт нехватки мест, по причине огромного числа студентов, меня отправили к нему. Мне предоставили проживание, трёхразовое питание, отдельное помещение для работы. Все условия. Оказалось, Дамиан искал себе замену, и совсем не в работе. То, что сейчас происходит с тобой, со мной, с другими людьми — всё это отголоски принятых им решений. В какой-то момент он рассказал про один свой эксперимент, суть которого мне тогда сильно понравилась. Но среди кандидатов он не рассматривал никого, кроме меня. Я не сразу, но согласилась. После этого у меня была продолжительная депрессия, я была подавлена, просто размазана по полу. И сорвалась. Хотела просто в чём была уйти по снегу в неизвестном направлении и, желательно, замёрзнуть насмерть, где-нибудь подальше от него.

— И тогда он тебе всё рассказал?

— Да. Он показал подсобку в подвале, спрятанную за сейфом комнату с книгами, могильник и его личный тайник недалеко в лесу. И всё рассказал. И неожиданно для себя самой я настолько прониклась его энтузиазмом, что и сама захотела проводить подобные исследования. Все эти опыты с ЭСВР, как он её называл, применение на людях и последующие за этим результаты. А потом мы сделали мне клинок…

Вадим зло посмотрел на Катю.

— Имел удовольствие опробовать его на себе… И я вот мечтал спросить… На записи видно, что он исчезает. Как так?

— У него такое свойство. Где бы ни был клинок, он всегда появится у меня в руке, если я того захочу. Как это устроено, я и сама не знаю.

— Понял. И потом он исчез? Дамиан, в смысле.

— И потом исчез. Всё так. Когда я вернулась из Москвы, чтобы пройти второй курс практики, меня остановили и отвели в комнату. Там были и полиция, и люди из комитета, много кого. Я надеялась понять, куда они его отвезли, но мне никто ничего не говорил. Позже один из охранников признался, что Бризич просто исчез из подсобки. И тут я всё поняла. А дальше как в тумане. Помню, что уже хожу по пустым палатам, кабинетам, ищу все те вещи, что принадлежали Дамиану, а под ногами среди разной одежды тихо шуршит пепел. Я ни о чём не жалела тогда, за тридцать шесть лет не сделала ни одной попытки пожалеть о содеянном. И сейчас, как ты понимаешь, не жалею.

— Не понимаю. Но так и быть, приму твои слова как данность. И что дальше? Череда убийств по заказу?

— С этим, Вадимыч, ещё всё сложнее. Я понятия не имею, что это за список и почему он постоянно в моей голове. Ты знаешь, каково это?

— Отлично знаю. В моей голове есть стих, который я никогда не учил. Ощущение, что он с рождения там.

— Вот и тут так же. Но стоит исполнить волю списка, появляется новое имя.

— Так ты можешь просто не делать этого? — возмутился Вадим.

— Не могу! — крикнула Катя. — Не могу, понимаешь?! Это не я контролирую. Может быть, Дамиан. Кто его знает…

— А я в этом списке есть?

— Не знаю! Там лишь один новый человек.

— Кто?

— Я не могу сказать. Прости, я просто не могу сказать.

— Да что значит «не могу»? Этот человек умрёт! Может быть, это можно как-то предотвратить!

— Ты совсем не понимаешь, как это устроено! Я физически не способна сказать, кто там указан. Это всё равно, что попытаться описать чувства или запах. Я же не имя-фамилию его вижу. И ни лицо. Я вижу его… ауру, что ли. Его биохимический код. Понял?

— Как всё сложно. Ты же можешь просто не убивать его?

— Не могу, — развела руками в стороны Катя, — и не спрашивай почему. Есть условия, есть причины и есть необходимые действия. Ты же не можешь не выполнять приказы на войне.

— Не сравнивай. Мы не на войне сейчас. Это совсем другое.

— Другое. И это куда важнее. Ради высшей цели, так сказать.

— Бред какой-то, — пробормотал Вадим, опустив лицо в ладони. — Какая, нахрен, высшая цель…

— Не вникай в эти подробности, Вадимыч. Я тоже надеюсь, что тебя в списке нету.

— А Никитин, выходит, был?

— Ну, как видишь.

— А до этого ты его лично не знала?

— Ну… ты же заметил, что почти все эти люди работали в больнице. И помнишь, что среди них был и Никитин? И это был последний человек из больничного персонала.

— Значит, после него оставшиеся жертвы уже не имеют отношения к больнице?

— Получается, что нет. А тот дневник… это Дамиана дневник?

— По крайней мере, на обложке написано так.

— И медальон был уже в книге?

— Нет. Медальон Фёдор хранил отдельно. И без него я бы не смог прочитать дневник, сестра не смогла бы дать наводящие подсказки, а что бы сделала со мной Полина, я и представить боюсь.

— Ну я надеялась, что ты его найдёшь. Стала бы я тебя просить встретиться с Семёновой, если бы у тебя не было медальона?

— Ты не могла этого знать наверняка, — глянул на Катю Верстаков. — Слушай, а то, что мы оказались в доме Никитина, это просто случайность?

— Абсолютно да. Я и понятия не имела, что к нему должны гости приехать.

— А чего сразу не ушла? Зачем нужны были все эти приключения — запирания дверей, отсутствие света и свисающие сверху призрачные петли?

— Хотела немного поиграть с тобой, — усмехнулась Катя.

— Так, а зачем убить-то хотела?

— Вадим, я судмедэксперт с огромным стажем работы. Я знаю, куда бить, чтоб просто ранить, притом не смертельно. И вообще, ты первый, кого я ударила клинком не по горлу. Обычно я туда целюсь.

— Вот ты маньячка. А зачем ты убила всю деревню? Чем тебе не понравились её жители?

— Вот уж это точно была не я. Мне кажется, это было неизвестное науке пятно. Существуют ведь блуждающие пятна?

— Необыкновенное совпадение, — ехидно подметил Вадим. — Ну а Слава? Чем он заслужил смерть?

— Так он был сыном одного человека из списка. Лаврин же тебе ещё в машине об этом говорил. Почему он выпал мне только сейчас, я не знаю. Но, наверное, это для чего-то было нужно. Не я список составляла, не мне это и решать.

— Выпал… Как будто это лото… Ну а Николай-то что сделал?

— Да хватит меня об этом спрашивать! — возмутилась Катя. — Откуда я знаю? Может, он просто много знал.

— Ладно, всё, всё. А вот Полина Семёнова. Девочка с сильными психическими расстройствами. Ты просто решила провести эксперимент и с ней?

— Ну что-то вроде того. Я просто ещё тогда тренировалась управлять сознанием людей. У меня не получается это делать так же ловко, как у Дамиана. В нашем мире это очень нужная способность. А в итоге всё получилось так, как получилось. А Полину мне искренне жаль. Хорошая девочка. Правда, все её эти беспорядочные связи…

— Да уж, хорошая. И клыки такие прекрасные, — иронизировал Вадим.

— Ну это тоже был эксперимент. Причём очень удачный, как я поняла.

— Слушай, Катя, а… кто это вообще такие?

— В каком смысле?

— Ну, чёрные души.

— Хороший вопрос. И на него очень сложно ответить. Но я попробую. Как я понимаю, чёрные души — это не просто призраки, души умерших людей. Это что-то вроде грешников. Чаще всего они нужны именно для перехода в иной мир, ну или, как его ещё называют, красный мир. Они имеют как материальную форму, так и нематериальную. Основным их отличием является самоубийство и привязка к объекту, причиной которого оно послужило. Их характер напрямую связан с причиной суицида. И они не могут далеко отходить от своих предметов.

— Семёнова с кладбища до города ходила.

— Значит, это её какая-то оставшаяся в воспоминаниях тропа. Её убили на заводе, а похоронили на кладбище для собак. Вот она и курсировала меж двух точек.

— Поэтому они преследовали Бризича? Видимо, он хранил предметы в подсобке. Они к нему и приходили почти каждую ночь.

— Я об этом ничего не знаю. Дамиан мне этого не рассказывал.

— Хочешь, я дам тебе прочитать дневник? Там об этом много чего написано.

— Я не смогу. Дамиан сказал, читать его могут только избранные.

— Звучит как правда. Кроме меня текста никто не видит. Выходит, ни дневник, ни медальон тебе не нужны?

— Ну, с медальоном ты всяко лучше меня справляешься, а дневник… Ну, если тебе он больше не нужен, то можешь потом отдать мне. Буду только рада.

— Избранные? А я тогда тут при чём? С какой это стати я избранный? Кем? И для чего?

— Да откуда мне знать? Так Дамиан сказал, вот у него и спроси.

— Спросил бы, да только где его найти? Да и жив ли он, спустя столько лет? А ещё он упоминал какого-то… безликого, что ли. Это что ещё за фрукт?

— Я его тоже один раз спросила, что за безликий такой, и почему он так уверенно ждёт его появления. Толкового ответа так и не услышала. Говорил, что видел его однажды, человека, что как две капли воды похож на него самого. Только как будто в болезненном состоянии. А потом, дескать, где-то вычитал, что иногда к людям, что хотят перейти в иной мир, приходит образ некоего создания — твоя точная копия. И называть его правильнее проводник, а не безликий. И человеком тот не является вовсе, а скорее это как… образ перехода. Его фактор.

— Доктор в дневнике писал, что он сам его создал, из десятков умерших людей, чьё время он забрал. Что это значит?

— Точно не уверена, но полагаю, что проводник как-то заметил… Как бы сказать… Убивая пациентов, Дамиан как бы забирал себе их оставшееся время жизни. Я тебе уже говорила, что каждому человеку предопределён срок его существования. И видимо, он превысил планку дозволенного. Вот и получил в итоге воплощение безликого существа, что призван следить за чужими манипуляциями со временем. И, в каком-то смысле, пространством.

Вадим снова замолчал. Он понял, что уже дико устал говорить. Четыре с лишним часа на камеру, и уже полчаса с Катей. Что дальше делать — оставалось загадкой. Идея рассказать всё Лаврину уже не казалась лучшей.

— А Лаврин? Ведь он же все эти дела расследует. А ты ездишь с ним и всё знаешь. А он, может, ночами мучается в раздумьях.

— Ну так и пусть. Павел Николаевич думать очень любит. И вообще, это я о нём забочусь. Если б не все эти дела, он уже давно бы спился. А так себя чувствует нужным. А с появлением в его жизни тебя он и совсем выпивать забыл. Часто о тебе переживает. Вдруг придёт… я… и убьёт тебя… я… убью.

— Даже не вздумай! Как только почувствуешь, что следующая цель — я, то сразу…

— Что сразу? В кандалы и на дно? Пульку в висок? Или, может, своим же клинком себя тыкнуть? Что сразу?

— Я не знаю. Пиши мне, я из города уеду.

— Не поможет. Поверь. Семёнову же не помогло.

Оба снова замолчали.

— Вадимыч, слушай, а ты вообще-то что тут делаешь?

— Ну для начала от тебя прячусь, как бы смешно это ни звучало. Теперь. Плюс Семёнов сказал, что тут все данные об Анне. Ну то есть о тебе. Так я выяснил, что Анна и Катя Полякова — это одно лицо. А ещё у меня давно была мысль добраться до больницы.

— И зачем тебе?

— Специализация у меня такая, Катя, заброшенные объекты посещать. А больница — это апофеоз всех моих вылазок. Плюс после всех этих историй было желание найти там что-нибудь. Те же журналы…

— Они у меня. Все, которые я смогла найти.

— А предметы? Которые принадлежат тем троим. Предметы из круга.

— Тоже у меня. Почти. Нашла их в одном из ящиков. Наверное, Фёдор решил забрать себе только медальон и дневник. Почему оставил всё остальное, я понятия не имею.

— А эти забрал себе зачем?

— Тоже не знаю. Значит, нужны были, — пожала плечами Катя. — Я думаю, тебе не надо сейчас в больницу идти.

— Это почему ещё? — удивился Вадим.

— Ну для начала ты её не найдёшь, я её скрыла из виду. Не спрашивай, как. Да и там, честно говоря, искать-то нечего.

— Думаешь?

— Уверена. Поверь мне.

— Ну конечно, ты ведь так и напрашиваешься на доверие. Хотя, с одной стороны, ты, наверное, права. Камера к тому же почти разряжена. Я так давно пытаюсь это сделать и до сих пор не знаю, зачем мне это нужно. Тогда что дальше? Мне просто идти домой? Ждать, пока ты за мной не придёшь?

— У меня есть предложение намного лучше. Не предложение, а даже просьба. По твоему профессиональному промыслу.

— Что-то вроде предыдущего?

— Да, наподобие. Надо выяснить, куда пропадают люди.

— Да у нас куда они только не пропадают. Посмотри вокруг. На гнилых болотах не одна сотня исчезла бесследно.

— На болота я тебя точно не отправлю.

— А куда тогда?

— Есть такое место, называется «Холмы». Бывший образовательный лагерь. Мне бы хотелось, чтоб ты наведался туда и разобрался, почему каждый год из прилегающих деревень стабильно пропадает по два-три человека. И никто ничего понять не может.

— Этого ещё не хватало, — вздохнул Вадим. — Я об этом месте наслышан. И идти туда, честно говоря, большого желания не имею. Так что в этот раз, пожалуй, откажусь. Уж прости.

— Я могу узнать, где твои родители.

Вадим в момент побледнел, посмотрев на Катю самыми круглыми глазами, что смог сделать.

— Чего? — ошарашено прохрипел он, уткнувшись взглядом в её губы. — Повтори, что ты сейчас сказала?

— Ты не ослышался. Я могу узнать, где сейчас твои родители. И после успешно выполненного дела ты сможешь отправиться к ним. Обещаю тебе.

— Я тебе, конечно, не верю… но если это правда… я на всё готов. Даже загадку тунгусского метеорита разгадать, если потребуется.

— Давай начнём с лагеря. Все материалы я передам тебе в городе. Поехали отсюда, Вадимыч, нечего тут делать.