Бесконечная мысль. Философский роман

Антон Безмолитвенный

«Бесконечная мысль» – это философский роман, который вдохновлен рецепцией традиционных буддийских практик и посвящен попытке создать набросок теории сознания на их основе. Художественная часть призвана проиллюстрировать основные концептуальные положения.Книга должна заинтересовать ценителей Пелевина и Кастанеды, а также всех интеллектуалов, увлеченных загадкой сознания.Читается нелегко, требует обстоятельного «медленного» ознакомления.

DOS’o-кратики

На закате следующего после отбытия из Чео Лан дня Артур уже осматривал свое новое жилище на побережье Ко Панган. Оно мало чем отличалась от старого, пхукетского — такая же скромная герметичная лачужка с кондиционером — только стоило чуть подороже.

Выяснилось, что привлекшие его сюда курсы йоги проводит осевший шесть лет назад в Таиланде украинец по прозвищу Ном.

Ном был жилист, подтянут, как и положено инструктору, и действительно напоминал чем-то мужика с приснопамятной рекламки — к сожалению, через некоторое время после знакомства укреплялось впечатление, что сходство это касается и головы.

Как оказалось, его группа состояла всего из 4 девушек, занимавшихся в основном совместным распеванием мантр с перерывами на длительные растяжки и шавасану в маленькой комнатке на втором этаже домика Нома. Было понятно, что систематически он кое-кого из группы потрахивал, а может быть даже и всех вместе, поэтому появление еще одного мужчины привнесло некоторое напряжение, обусловленное вполне ощутимой ревностью лидера и не менее ощутимым оживлением женской части коллектива.

Каждая из девушек, как и полагалось, обладала «духовным» нью-эйджевским прозвищем: в сообществе фигурировали: Шакти, Тара с Парвати и даже Изида. Поскольку все они были достаточно страшненькими и малоинтересными, желания выяснять их настоящие имена у Артура не возникло. Создавать Ному конкуренцию — тоже.

На самих занятиях все происходило почти в полном безмолвии, за исключением инструкций, которые Ном отрывисто, будто нехотя отдавал надтреснутым, скрипучим голосом.

После очередной практики, разминая растянутые сухожилия, Артур понял, что объяснений, по всей видимости, не предвидится, и пора наконец обратиться к гуру с озадачивающими вопросами по поводу состояний сознания. В ответ он получил только многозначительное хмыкание и традиционный в таких случаев ответ «у тебя очень беспокойный ум».

— Я полностью согласен с тем, что практика важна. Но неужели ничего больше, кроме практики дыхания, растяжек и асан, в йоге нет? — продолжал вежливо упорствовать Артур. — Например, инструкции для понимания того, как и что делать в шавасане; для формирования правильного мировоззрения?

— Ага… Значит, появился у нас еще один философ. Объяснений хочешь… Ну, я тебе мало что смогу объяснить. Ты с Митяем на эту тему общался? Нет? Вот уж у кого теории-то. Только просто так он тебе ничего не расскажет. С ним курить надо.

Ном открыл старомодную записную книжечку и выдал координаты Митяя, получив которые, Артур пожал ему руку, тепло попрощался с девочками и навсегда покинул эту юдоль хорошо темперированного харрасмента…

Митяй — неряшливый парень в гоанских шортах и с дреддам — при первом знакомстве также показал себя человеком достаточно немногословным и в дискурсивном плане никак не проявился. Однако что-то подсказывало Артуру — поверхностное впечатление в данном случае более чем обманчиво. Поэтому прямо при первом знакомстве, он, недолго думая, в лоб предложил новому знакомому раскурить «трубку мира» с раздобытой недавно на Pool Party хорошей травой. Митяй как-то по-птичьи искоса взглянул на Артура, усмехнулся, пожал ему руку и согласился.

После двадцати минут раскуривания и ничего не значащего смолл-толка он наконец дошел до нужной кондиции и решил поделиться своим взглядом на мир с новым знакомым.

— Понимаешь, — не спеша заговорил Митяй, делая очередную затяжку, — вся эта философия, о которой ты спрашиваешь, — просто способ обеспечить людям доступ к данным.

Выпустив очередное колечко дыма и так и не дождавшись реакции от собеседника, благоразумно решившего воздержаться до поры от выражения своей точки зрения, он решил инициировать продолжение самостоятельно:

— И откуда она выросла, философия эта, а? Вот ответь мне. Вообще?

Артур понял, что от него настойчиво ожидается некоторое участие в монологе, поэтому, ощущая по настроению Митяя аромат предстоящей интриги, послушно произнес:

— Из диалогов древних, так сказать, греков.

— А каких именно греков? Аристотеля? Платона? Сократа? Неееет… К этому времени всё уже было сформировано. А кем? Кем сформировано?

— Ну, получается, досократиками, — улыбнулся Артур.

— Вооот! Правильно! Досо-кратиками, — почти нараспев произнес Митяй. — Понимаешь? ДОС-о-кратиками! Как думаешь, зря их так, что ли, назвали? Нееет! DOS рулит! Чуваки врубались в метафизику на уровне чистого DOS’а. Это, конечно, чуть пониже скилл, чем у древних буддистов. Те-то вообще на ассемблере сидели. Ноль, единица; Бытие, Пустота — и все дела. Никаких тебе операционных оболочек, нейро-интерфейса и прочей фигни. Чистое программирование…

Артуру почему-то вспомнились самые первые игры, в которые он играл на ZX Spectrum у друга в начале 90-х. В них ощущалось какое-то трудновыразимое зияние первозданного компьютерного космоса, постоянно маячившего на бэкграунде хрупкой виртуальной реальности. Митяй, видя задумчивость, проступившую на лице собеседника, глубоко затянулся с хитрым ленинским прищуром — и продолжил:

— А отчего столько проблем в нашей сегодняшней жизни? Я тебе скажу, отчего. Операционку нам безбожно засирают с детства: ненужными программами, файерволлами, а то и просто откровенно вредоносными троянами и мейлверами. И прав у нас, как у юзеров, никаких. Только обязанности.

Сидим, покорно хаваем очередную рекламу, выплывающую между сериями ежедневной медиа-жвачки по внутреннему ютьюбу. И даже не сглатываем. И всё это оттуда, — тут он выразительно показал большим пальцем согнутой в локте руки куда-то назад, за спину, — из исходного кода. Досо-кратики его и сгенерировали. Затем Платон взял на себя оболочку и содержательную часть программирования, Аристотель — структурную. Так и заложили основы «парадигмы рационального самосознания», понимаешь. Потом запустили туда юзеров-христиан. Кстати, ты когда-нибудь думал, почему Наша Эра так называется? Нет? Так вот… До этого глючило всё основательно, чудеса всякие были, знамения, читы. Всё Древнее Время отладка шла. Ну там, бета-тестинг, доведение до ума. Будда вообще супер-хакером был, который, найдя один эксплойт, умудрился полностью систему перепрограммировать. А потом пришел Христос — как первоюзер, обнаруживший баг в операционке. И его подчистили, как и все предыдущие. Баг, я имею в виду. Ну и далее, по нарастающей — как только кто-то даже небольшой глитч находил, его тут же ликвидировали. Хотя христианский баг разветвленным оказался: все Средние Века Блаженный Августин, Фома Аквинский, Эриугена, отцы-каппадокийцы и прочие столпы святоотеческой мысли его вариации разрабатывали… Вплоть до Лютера, Кальвина и Мюнцера. И вот! Что же мы имеем к 16 веку? А?

Понимая, что Митяй уже набрал достаточные для дальнейшего изложения обороты, Артур счел необходимым лишь утвердительно кашлянуть в знак поощрения разворачивающейся на его глазах мысли.

— Имеем продвинутого юзера. Или рационального субъекта, живущего в условиях тотального отсутствия багов. Просто нормального человека, как его сейчас называют. Закрытой со всех сторон «коробочки», способной передвигаться, перетаскивать иконки и копировать контент. Современная система буржуазного права, морали, этики и негласных нормативов поведения основана только на этом субъекте. Не знающего ни чудес, ни знамений. Но главное, — тут он под торжествующий стрекот цикад воздел палец вверх, к темнеющему южному небу, — воспринимающего мир исключительно и только через окно этой операционной системы. Забывшего о том, что находится внутри игры. Именно массовость и кажущаяся успешность таких вот граждан и сделала в итоге эту допиленную операционку общеобязательной, монополизировав право на код, приведя к несчастному европеизированному сознанию современности, попавшегося в ловушку плавности графики и отсутствия глюков. Понимаешь? Даже зазора не осталось, по которому можно было бы определить, что находишься в виртуальности. По крайней мере, так кажется.

— И что же нам теперь с этим делать? — с неподдельным интересом поинтересовался Артур, оценивший мысль собеседника.

— А мы с тобой вот уже делаем, — Митяй с усмешкой выпустил еще одно колечко к звездам. — Перепрограммироваться, разумеется.

— Ну, знаешь. Можно же вообще психоделиками всю систему себе разнести. До синего экрана смерти.

— Ну и как — разнес ты себе? — усмехнулся Митяй.

Артур только отрицательно покачал головой и надолго задумался.

Митяй был действительно интересен. Своеобразная глубина его лубочно-кибернетического пост-хайдеггерианства приятно удивляла. Но было еще кое-что. Митяй, будучи абсолютно правым в своем анализе, будто бы не улавливал какой-то очень важной полосы реальности — аспекта нуминозности каждого восприятия, — и именно в общении с ним этот аспект, подобно зияющей прорехе на белой скатерти, становился очевидным. Вся эта его нарочитая вальяжность и небрежность формулировок проистекала — Артур отчетливо ощущал это — из-за неумения поддержать тот баланс, который и составляет скрытый источник эстетического удовольствия жить. Хорошо отработанный псевдо-базаровский тон позволял Митяю более-менее спокойно экзистировать, привычно вытесняя подобные вопросы.

Митяй казался адептом какого-то хитро стилизующегося под кибернетизм философского направления, поставившего своей целью обосновать окончательную неразличимость виртуального и реального. А отличие существовало — Артур сейчас явственно чувствовал это — и все попытки его нивелировать были возможны только из-за своеобразной оглушенности и ослепленности человека жизнью: подобно тому, как после долгого пребывания за компьютером резко снижается острота ночного зрения; теряется то самое, трудноуловимое, чувство реальности — и деревья, люди, собаки, встретившиеся в темноте, кажутся однопорядковыми с состоящими из пикселей персонажами видеоигр.

Но стоит только провести без компьютера неделю или больше, как постепенно возвращается притупленное метафизическое чувство реального — и кажется невероятным и нелепым подобное смешение иллюзий и действительности, вызванное всего лишь недостатком концептуального зрительного пурпура на сетчатке «интроцептивных глаз».

Оставалась, правда, возможность понимания компьютерной метафоры как отображающей некую псевдо-платоновскую сверх-реальность, по отношению к которой наша и была игровой, но тогда для поддержания такой картины мира Митяю необходимо было включить в свою концепцию уровни вложенности виртуальности и показать критерии отличия их друг от друга, чего он, по крайней мере, пока, не делал.

Артур задумался о том, на чем может быть основано его собственное пресловутое «чувство реальности», но мысль почему-то выскальзывала и никак не позволяла двинуться дальше в этом направлении. Вздохнув, он понял, что конопляно-иронический дискурс, выстроившийся у них с Митяем, сейчас просто не позволит перейти на такой глубокий пласт понимания.

Экзистенциальная вселенная Митяя, беспечно покачивающегося в гамаке и пускающего одно колечко за другим в окончательно потемневшее небо, вдруг представилась ему эдаким длинным и жестким металлическим рельсом, начинающимся где-то очень далеко внизу и уходящим ввысь. «Не таковы ли все математически и в целом дигитально ориентированные люди?» — всплыла на поверхность сознания результирующая мысль.

Этот простенький образ неожиданно стал своеобразным ключом к личности Митяя. Стало понятно, почему он сам, бравируя наплевательски-стоическим отношением к любым наименованиям, выбрал себе и поддерживал циркуляцию в сообществе такой странной для мыслящего человека клички, почему разговаривал о глубоких вещах только под травой…

— Кстати, на эту тему, — наконец вынырнул на уровень словопроизнесения Артур, и сразу двинулся в атаку, подстраиваясь под тон собеседника, — я тут полгода назад на Бали в Magic Shop’е был. И пришло мне там осознание: описанная тобой проблема увеличения наших прав и расширения доступа состоит в том, что у нас недостаточно длинные мысли.

— Сечёшь, — уважительно покосился на него из соседнего гамака Митек. — И чего надумал?

— Надумал, что надо удлинять.

— Это ясно. А как?

— Себя помнить, как завещал нам товарищ Гурджиев. Наращивать фундамент опоры самосознания.

— Во! Другими словами — расширять свои права в системе. До уровня 777 и получения root’a. В этом фундамент, а? — хитро приподнял бровь Митяй.

— Типа того. Я не скажу, что в программировании мощно ориентируюсь, но сейчас, подхватывая твой тред, усекаю, о чем ты. Действительно, ведь получается, что у нас по умолчанию уровень влияния на систему и свое окружение почти нулевой. Как посадили нас в детстве на какой-то узел телесного и социального механизма, так мы его до старости, как правило, и обслуживаем. «Где родился, там и пригодился». Даже удалить или переименовать что-то серьезное в себе и своей собственной жизни — и то прав нет.

— Ну, я смотрю, голова у тебя на плечах имеется, — протянул Митяй, раскуривая следующий косяк.

— Хорошо, но в какую именно сторону наращивать права? Куда расширять сознание? — не останавливался Артур.

— То есть куда? В сторону расширения прав. А еще лучше — возможности программировать под DOS'ом. Или вообще на ассемблере.

— В этом плане невидимо всё, зыбко. Визуального интерфейса нет. А расширять или менять систему можно ведь в любом направлении. Свернуть себе что-нибудь важное или удалить жизненно необходимое — проще простого…

— Зыбко, говоришь, и невидимо? — оборвал его собеседник, пристально заглядывая в лицо.

— Ага, — подтвердил Артур.

— Ты застрял в текстурах, — наконец, констатировал Митяй.

— Что?

— Застрял в текстурах. Система дала сбой при каких-то не совсем понятных ей обстоятельствах — наверное, ты пролез за пределы обычной игровой площадки. Знаешь, как в Doom’е или Quake бывает: войдешь как-нибудь неудачно в угол, застрянешь и ёрзаешь, чтобы выбраться. А потом перед глазами уже какое-то месиво из напластования одних текстур на другие — или чернота, окружающая карту. В результате ты находишься вообще хрен знает где. Чего быть, разумеется, не должно.

— Образно, ёмко, — кивнул головой Артур. — Может, и застрял. Только, наверное, еще очень-очень давно. И слабо помню, как это случилось. Но, полагаю, для реализации такой опыт выхода за пределы и прямого контакта с изнанкой реальности — самое то.

— А знаешь, что такое твоя реализация-то? — повесил вопрос Митяй, пуская вверх сизоватое дымовое колечко.

— Похоже, теперь знаю, — радостно отозвался Артур, ощущая, что получил ответ на свой недавний вопрос и ухватил концептуальный каркас кибернетического евангелия от Митяя. Прищурившись в звездное небо, он с улыбкой выпустил полностью идентичное митяевскому облачко. — Реализация это развиртуализация.