Ведьма придет за тобой

Антон Грановский, 2013

Журналист Глеб Корсак не хотел идти в больницу, где лежал его школьный друг Андрей Темченко. Но Андрей только что вышел из комы и ничего не помнил о себе, он узнал лишь имя Глеба на газетной странице… Корсаку совсем не понравилась просьба старого приятеля, однако он все же согласился съездить на место аварии, после которой Андрей на долгие годы впал в беспамятство, и разобраться, что же тогда произошло… Майор Маша Любимова не знала, рада ли она встрече со своим бывшим мужем Глебом, поэтому сосредоточилась на осмотре жуткого места, куда ее вместе со следственной группой вызвал Корсак. Чуть в стороне от шоссе в лесу обнаружилось пепелище: сгоревший охотничий домик и в куче золы останки молодой женщины – ей пробили грудь осиновым колом…

Глава 2

Раздвоение

1

В комнате было жарко, хотя работал кондиционер. Игроки играли сосредоточенно, почти не пили алкогольных напитков и не разговаривали на посторонние темы, стараясь в любой ситуации сохранять «покер-фэйс». Время от времени раздавались короткие отрывистые реплики:

— Колирую… Олл-ин… Чек… Ставлю двести… Карманная пара… Стрит…

Бадри Гурамов, двадцатипятилетний чернявый детина, одетый в дорогой костюм, с ненавистью посмотрел на человека, который сидел за игральным столом прямо напротив него. Гурамов хотел что-то сказать, но сдержался. Кавказская горячность вступила в противоречие с необходимостью сохранять «покер-фэйс», и на этот раз проиграла.

Человека, сидевшего напротив Бадри, звали Глеб Корсак. Это был худощавый мужчина лет тридцати пяти на вид, темноволосый, красивый, с насмешливыми карими глазами и жесткой линией рта. Одет он был дорого, но небрежно, как одеваются успешные художники или писатели.

Глеб Корсак внимательно наблюдал за Бадриком, который делал ставку за ставкой и неизменно проигрывал. Нервный блеск в глазах, подергивание рта, манера облизывать губы — все это были приметы, по которым Глеб почти безошибочно мог угадать, какая комбинация пришла Гурамову.

После очередного проигрыша парень прохрипел какое-то ругательство на грузинском. Глеб, никак на это не отреагировав, сгреб к себе выигранные фишки.

— Ничего, будет и на моей улице праздник, — пробурчал Бадри, пытаясь сохранить невозмутимое лицо, хотя в душе у него бушевал адский огонь.

Корсак равнодушно пожал плечами. Бадрик подозвал официанта и коротко приказал:

— Две порции молта!

Официант кивнул и вскоре принес ему стакан «Хазельберна»^[1] на белой салфетке. Бадрик залпом выпил его. Швырнул стакан официанту и посмотрел на Глеба.

— Вам опять повезло, Корсак! — сказал он. — Но когда-нибудь полоса везения закончится.

— Когда-нибудь все заканчивается, — невозмутимо изрек Глеб.

И едва заметно усмехнулся. Корсак понял, что противник готов его убить. И убил бы — будь у него под рукой оружие. Однако он и на этот раз смог взять себя в руки.

Парень явно плохо кончит, подумал Глеб. Но не сегодня. Сегодня Бадрику Гурамову должно повезти. Пожалуй, ему повезет прямо сейчас.

Игра продолжилась. После объявления Глебом очередной ставки противники один за другим сбросили карты, и только Бадри остался в игре.

— Ставлю все, что есть, — просто сказал Глеб.

— Поддерживаю! — прорычал парень.

— Бадри Шалвович, не надо, — тихо сказал ему приятель, который давно скинул свои карты.

— Отстань, — рявкнул на него Гурамов. — Кто не рискует, тот не пьет шампанское, правда ведь, господин Корсак?

— Из тех, кто рискует, тоже мало кто получает шампанское, — ответил Глеб.

Он исподволь глянул на парня. Язык у того прошелся по губам, пальцы легонько пристукнули по столешнице, обитой зеленым сукном. Глеб понял, что Бадрик блефует.

На руках у Корсака были два туза и две семерки.

— Вскрываемся, — сказал он.

Бадрик судорожно перевернул карты.

— Пара на королях! — выпалил он и выжидательно посмотрел Глебу в глаза.

— Пара на семерках, — сказал тот, выкладывая свои карты.

Пасмурное лицо Бадрика просияло. Похоже, он не верил своему везению.

— А говорили, что никогда не проигрываете! — не скрывая своего торжества, воскликнул Бадри.

— Иногда и самые сильные игроки проигрывают, — невозмутимо отозвался Глеб.

Он встал из-за стола.

— Спасибо за игру, господа.

— Вы проиграли! — воскликнул Гурамов, чуть не смеясь от счастья. — Знаменитый везунчик Глеб Корсак проиграл! И проиграл мне — Бадрику Гурамову! Так кто из нас настоящий везунчик?

Вопрос явно был риторический, и Корсак не счел нужным на него отвечать.

Попрощавшись с игроками, он накинул плащ и вышел на улицу.

2

Погода не радовала уже четвертый день. Дул ветер, в лужах поблескивали фонари. Глеб подошел к припаркованному у обочины «Лексусу». Стекло опустилось, и он увидел знакомое лицо.

Пожилой мужчина достал из внутреннего кармана пальто конверт и протянул его Глебу.

— Эта сумма перекрывает ваш проигрыш в два раза, — сказал он с легким кавказским акцентом. — Можете пересчитать.

— Нет смысла, — ответил Глеб и убрал конверт в карман.

— Спасибо, что согласились помочь, Глеб Олегович.

— Пожалуйста. — Корсак посмотрел на жесткое, испещренное глубокими морщинами лицо бывшего вора в законе, а ныне депутата Госдумы. — Шалва Георгиевич, можно спросить — зачем вам это понадобилось?

— Бадрик все равно будет играть, — ответил депутат не без горечи. — Но сегодня у моего мальчика день рождения. Ему исполнилось двадцать пять лет.

— Значит, это подарок?

— Да. Я хочу, чтобы он был счастлив — по-настоящему счастлив. Хотя бы сегодня.

— Странный способ сделать человека счастливым, — сказал Глеб. — К тому же до утра еще далеко. Ваш сын может спустить все, что «выиграл».

— Я прослежу, чтобы он этого не сделал.

Корсак собрался распрощаться, но депутат Гурамов снова заговорил:

— Глеб Олегович, я слышал, что в последнее время вы себя неважно чувствуете. Говорят, после недавней травмы головы вас мучают сильные боли.

— Кто вам сказал? — поинтересовался Глеб.

— Неважно. Просто я хотел по-дружески вам предложить: если нужны европейские врачи или клиники…

— Спасибо, со мной все в порядке.

Несколько секунд депутат испытующе смотрел на журналиста, затем улыбнулся и вежливо произнес:

— Да, конечно. Разумеется. Всего вам доброго, Глеб Олегович! И берегите себя!

— Вы тоже.

Тонированное стекло «Лексуса» скрыло лицо депутата. Машина мягко тронулась и, быстро набирая скорость, покатила прочь от клуба.

Глеб повернулся и зашагал к своей «бэхе». В салоне он включил «Радио Джаз» и закурил электронную сигарету.

— Зря ты с ним связался, дружище, — сказал человек, сидящий рядом.

Глеб хмуро на него покосился. Он готов был поклясться, что еще несколько секунд назад никого на соседнем сиденье не было.

— И вообще все это дело дурно попахивает, — продолжил человек, расположившийся рядом. — Помнишь, ты когда-то писал статью про чемпиона мира по боксу, которому предложили «лечь под противника». В той статье ты назвал его «проституткой». Тебе не кажется, что ты поступил точно так же?

— Нет, не кажется. Это не одно и то же.

Человек хмыкнул.

— Слухи о твоей «болезни» распространяются слишком быстро. Скоро вся Москва будет знать, что ты сумасшедший. И что тогда?

— Лягу в клинику, а когда выйду, напишу «Палату номер шесть» или «Записки из мертвого дома».

— Все шутишь? — Собеседник саркастически хмыкнул. — Не надоело? Послушай, дружище…

— Помолчи, — велел Глеб. — Тебя не существует. Ты — моя галлюцинация.

— Да ну? — Двойник криво ухмыльнулся. — А машина, в которой ты сидишь? А город, по которому ты ездишь? Откуда ты знаешь, что все это существует в реальности и не исчезает, когда ты засыпаешь?

— Дешевый солипсизм.

— И все же я здесь. И ты со мною разговариваешь.

— Ты прав. Но сейчас я положу этому конец.

Глеб достал из внутреннего кармана пиджака флакон с таблетками. Двойник посмотрел, как он вытряхивает пилюлю на ладонь, и сказал:

— Это ни к чему не приведет.

— Это приведет к тому, что ты исчезнешь.

— Да, но не навсегда. Лишь на время.

— Меня это устраивает. В жизни ничего не бывает «навсегда».

Глеб забросил таблетку в рот и, сделав усилие, проглотил ее. Закрыл глаза и пару минут посидел молча и неподвижно. Затем открыл глаза и посмотрел на соседнее сиденье. Там никого не было.

Глеб облегченно перевел дух. Затем достал телефон и набрал номер своего психиатра. Тот отозвался после двух гудков.

— Доктор Макарский слушает.

— Виктор, это опять произошло.

— Глеб? — Психиатр выдержал паузу. — Ты видел своего двойника?

— Да. И на этот раз не только видел, но и говорил с ним. — Корсак набрал в легкие воздуха, мысленно досчитал до трех, успокаивая сердцебиение, затем выдохнул: — Скажи мне честно, Витя, я сумасшедший?

— Нет, Глеб, ты не сумасшедший. Это все — последствия стресса.

— А разве не из-за стрессов люди сходят с ума? Я разговариваю со своим двойником. Любой нормальный психиатр сказал бы, что я свихнулся.

— Я нормальный психиатр, и я говорю тебе, что это пройдет.

— Ты мой друг и ты меня щадишь. Я глотаю таблетки уже неделю, а прогресса нет.

— Я говорил тебе: одних таблеток мало. Ложись в клинику, Глеб! Пойми, ты нуждаешься в отдыхе! Твой мозг нуждается в отдыхе!

— Мне нужен еще один стресс.

— Что?

— Клин клином вышибают.

— Глеб, больных людей не лечат стрессами.

— Теперь лечат. Это новая методика.

— Чья?

— Моя. И Ницше. «То, что нас не убивает, делает нас сильнее».

— Твой Ницше был изрядной скотиной, — заявил Макарский.

— Да, но умной скотиной. И я доверяю ему больше, чем тебе.

— Глеб, не сходи с ума!

— Поздно, Витя. Уже сошел.

Корсак отключил телефон. Посидел немного молча, потом тихо окликнул:

— Эй! Ты еще здесь?

Никто не ответил. Он вздохнул и удовлетворенно сказал:

— Вот и хорошо. Надо чего-нибудь пожевать.

Затем повернул ключ зажигания и тронул машину с места.

Полтора часа спустя Корсак сидел в глубоком кресле перед пылающим вирт-камином. На журнальном столике — бутылка водки, бутылка тоника, чашка со льдом и блюдце с ветчиной и бужениной. В руке — стакан с холодным коктейлем.

За окнами все еще царила тьма, хотя через пару часов должно было рассвести. Сиамский кот Самурай, умолотив несколько кусков ветчины, сидел на подлокотнике кресла в величественной позе сфинкса. Кот был доволен и сыт, Глеб — тоже, хотя на душе у него было мрачновато.

Телевизора в доме он не держал, и его это вполне устраивало. Обычно он предпочитал тишину самому изысканному шуму, но сейчас не отказал себе в удовольствии послушать перед сном хорошую музыку. Выбор пал на «Tutu», предпоследний студийный альбом Майлза Дэвиса.

Слушая холодновато-меланхоличные звуки трубы Дэвиса и потягивая водку с тоником, Глеб размышлял о том, что жизнь при всей ее паршивости иногда бывает вполне сносной штукой. Даже сейчас, когда, снова оставшись один, он привыкает к статусу старого холостяка. Привыкает… и не может привыкнуть.

Допив коктейль, Корсак решил смешать себе еще один, но, едва он потянулся к бутылке, как телефон на журнальном столике отчаянно завибрировал, привлекая его внимание.

Глеб не без досады отставил бокал и взял мобильник.

— Слушаю, — буркнул он в трубку.

— Журналист Глеб Корсак?

— Да.

— Ваш номер мне дали в редакции журнала. Меня зовут Евгений Борисович Чурсин. Я врач.

— У меня уже есть врач, — сказал на это Глеб. — Всего доброго!

Он прервал связь и бросил телефон на столик. Снова потянулся за бутылкой, однако звонивший не собирался сдаваться без боя. Телефон завибрировал с еще большим энтузиазмом. Самурай открыл глаза и с упреком мяукнул.

— Ладно тебе вякать, — сказал ему Глеб. — Сейчас отвечу.

Он вздохнул и взял трубку.

— Да.

— Это опять доктор Чурсин. Простите, я не успел объясниться. Вы знакомы с Андреем Темченко?

— Нет.

— Странно.

— Почему?

— Он назвал вашу фамилию.

— Ее многие знают.

Собеседник, сбитый с толку, несколько секунд молчал. Потом решил зайти с другого бока.

— Простите, я снова не с того начал. Андрей Темченко — мой пациент. Он провел в коме много лет, а сегодня утром пришел в себя.

— А такое бывает? — небрежно осведомился Корсак.

— Редко, но бывает.

— Ладно. А я-то тут при чем?

— У моего пациента амнезия. До сегодняшней ночи он не помнил ничего, кроме своей фамилии. А сегодня он вспомнил вашу.

Глеб посмотрел на бутылку с водкой и досадливо поморщился. Было очевидно, что доктор Чурсин ждет от него каких-то разъяснений, но он не собирался никому ничего разъяснять.

— Прошу прощения, но я… — начал было он, однако доктор его перебил:

— Глеб Олегович, вы можете приехать?

Корсак слегка опешил.

— Когда? — растерянно спросил он.

— Когда сможете. Но чем быстрее, тем лучше.

Глеб задумался.

— Хорошо. Я буду у вас ровно в полдень. Называйте адрес.

Чурсин продиктовал адрес. Глеб сказал, что запомнил, попрощался и положил трубку. После чего сделал музыку погромче и смешал себе новый коктейль.

3

Евгений Борисович Чурсин, высокий, сутуловатый, в белом халате и очках в золотой оправе, неторопливо прохаживался перед кроватью, в которой сидел, навалившись спиной на подушки, Андрей Темченко.

— Восемнадцать лет назад вы попали под грузовик, — вещал доктор. — Он переломал почти все ваши кости.

— Но вы же их «склеили»!

Чурсин строго взглянул на пациента сквозь стекла очков и сказал:

— Милый мой, вы восемнадцать лет находились без движения. Ваши кости стали хрупкими, но это еще полбеды. В ваших суставах и сосудах за это время произошли патологические изменения.

— Да, вы об этом уже говорили. Скажите лучше, я стану здоровым? У меня есть шансы?

— Есть. Но немного.

— Спасибо за прямоту.

Доктор остановился и поправил пальцем очки.

— Резервы вашего организма велики, но не безграничны. Восстановление будет тяжелым и болезненным. Если случится закупорка сосудов или даже простая кишечная инфекция — вы можете умереть.

— Я чувствую себя намного лучше, чем пару дней назад, — возразил Темченко. — Завтра или послезавтра могу попробовать встать на ноги.

— На ноги? — Чурсин усмехнулся. — Хорошо. Я вам докажу. Вытяните руки перед собой. Да-да, просто вытяните, смелее!

Темченко поднял руки и вытянул их перед собой. Однако продержать их так смог не больше пяти секунд, после чего они упали на одеяло.

— Вот видите, — произнес доктор без торжества, но с легким упреком. — Все должно происходить постепенно. Считайте, что вы заново родились на свет меньше двух недель назад. Разве двухнедельный младенец пытается встать на ноги?

— Мне сорок лет, — хмуро сказал Темченко.

Доктор вздохнул.

— Что ж… Вижу, вы очень упорный человек. Хорошо, завтра мы начнем курс мышечной реабилитации. Но главное ваше правило — постепенность. Никаких резких движений. Никакой самодеятельности. Все должно идти по намеченному плану. Вы меня поняли?

— Понял.

— Ваша новая жизнь только начинается. Вы будете заново учиться ходить, садиться, вставать, водить машину, накачивать мускулы… Не торопить события, но и не терять веру. Вы поняли, что я сказал?

Темченко вздохнул.

— Понял, доктор. Я не дегенерат.

— Станете дегенератом, если попытаетесь форсировать события, и наживете себе осложнения. А пока…

Дверь кабинета приоткрылась.

— Евгений Борисович? — услышали они голос Лизы.

— Что там еще? — обернулся Чурсин.

— Можно вас?

— Да, сейчас. — Доктор снова взглянул на Темченко. — Никакой самодеятельности! — повторил он. И вышел из палаты.

В коридоре Лиза дождалась, пока он прикроет за собой дверь, и сказала:

— Евгений Борисович, пришел журналист, которому вы звонили. Глеб Корсак.

— Пришел? Отлично! Где он?

— Вон — сидит в кресле. Я позволила ему пройти.

— Хорошо. Пойду его подготовлю.

Доктор сунул руки в карманы халата и зашагал к Глебу. Тот, завидев Чурсина, поднялся ему навстречу.

— Глеб Олегович? — с улыбкой осведомился доктор.

— Да. Ваш пациент хотел меня видеть.

— Да-да, сейчас я вас к нему проведу! — кивнул доктор и пожал журналисту руку.

Глеб достал из кармана электронную сигарету и сунул в рот.

— Простите, но у нас нельзя курить, — сказал Чурсин.

— Она электронная.

— Даже электронные.

Глеб молча убрал сигарету обратно в карман и вопросительно посмотрел на врача.

— Перед тем, как вы встретитесь, я должен кое-что вам объяснить, — сказал тот. — Пациент Андрей Темченко всего одиннадцать дней назад вышел из комы.

— Вот как, — неопределенно проговорил Корсак. — И сколько он спал?

— Восемнадцать лет.

Лицо Глеба вытянулось.

— Сколько-сколько?

— Восемнадцать лет, — повторил Чурсин. — Он впал в кому после того, как его сбила машина. Случилось это на трассе, вокруг лес. Темченко получил множественные переломы. У него было сотрясение мозга и еще много чего.

— Сочувствую парню. Но почему он позвал меня?

— Дело в том, что он почти ничего не помнит о своей жизни до аварии. Ваше имя было вторым, которое он вспомнил — после своего собственного.

Глеб задумчиво сдвинул брови.

— Он говорил, откуда меня знает?

Доктор покачал головой:

— Нет. Он помнит только ваше имя — Глеб Корсак.

— Уверен, что я не единственный Глеб Корсак на свете.

— Да, но он попросил позвать именно вас. — Чурсин улыбнулся. — Он увидел вашу фамилию под журнальной статьей.

— Хорошо, что не на заборе, — заметил Глеб. — И чего ему от меня нужно?

— А разве это не очевидно? Андрей Темченко пытается вернуть себе воспоминания.

— С моей помощью?

— Да. — Доктор выжидательно посмотрел на Глеба. — Подумайте. Припомните. Быть может, вам знакомо его имя? Андрей Темченко.

— Похоже, моя память тоже не совсем в порядке, — иронично произнес Корсак.

— Ладно, — смирился Чурсин. — Но вам все равно следует с ним поговорить. На беседу у вас есть пять минут. Не больше. Пациент еще слишком слаб.

— Думаю, мне хватит и минуты, — ответил Глеб. — Куда идти?

Когда Глеб вошел в палату, Андрей Темченко был там не один. Рядом с его кроватью сидела на белом табурете молоденькая медсестра, хрупкая, похожая на подростка. У нее было усталое лицо с правильными, тонкими чертами и большие зеленые глаза. Завидев Глеба, она хотела подняться с табурета, но пациент удержал ее за руку.

— Подождите, Лиза. Останьтесь.

Девушка покраснела и бросила на Глеба смущенный взгляд.

— Но вам ведь нужно поговорить.

— Вы нам не помешаете, — тихо произнес Темченко.

Он посмотрел на вошедшего.

— Вы Глеб Корсак?

— Точно, — кивнул тот. — А вы Андрей Темченко?

— Верно. — Рыжий мужчина слабо улыбнулся сухими, бесцветными губами. — Я видел вашу статью. И подпись под ней.

— И как вам статья?

— Не знаю, не читал.

— Значит, вас вдохновила подпись? Я всегда говорил, что мне повезло с именем и фамилией, — ухмыльнулся Глеб.

Темченко тоже попытался улыбнуться, но улыбка вышла вялой и ненатуральной.

— Мне не так сильно повезло, — сказал он, — судя по тому, что вы меня не помните. Не против, если мы перейдем на «ты»? Мы ведь, наверное, ровесники.

— Наверное, — согласился Глеб. — Хотя выглядишь ты намного младше.

Корсак покривил душой, поскольку выглядел его собеседник странновато. Андрей Темченко напоминал внезапно постаревшего мальчика, или, скорей, юного актера, на лицо которого наложили небрежный грим в виде россыпи страдальческих морщинок.

— Да уж, моложе. — Темченко усмехнулся и с горечью проговорил: — Я все никак не могу привыкнуть к тому, что мне почти сорок лет. Ведь еще несколько дней назад мне было всего двадцать два.

— Странное, наверно, ощущение.

— Не то слово. Садись на стул!

Глеб подошел к кровати и уселся на белый венский стул.

— Телевизор уже смотрел? — поинтересовался он у пациента.

— Да, — ответил тот.

— И как тебе наш мир? Впечатляет?

— Скорее, пугает. Компьютеры, сотовые телефоны, крутые тачки, заграничные товары в свободном доступе… Все это похоже на фантастику. Если, конечно, телевизор не врет и показывает правду.

— Он не врет, — сказал Глеб. — Товаров действительно много. А вот хороших людей мало. Впрочем, они всегда были в дефиците.

Глеб потянулся к карману пиджака за электронной сигаретой, но вспомнил, что в больнице курить нельзя, и со вздохом положил руку на колено.

Все это время пациент наблюдал за ним изучающим взглядом.

— Откуда я тебя знаю? — спросил он наконец.

— Сам скажи, — отозвался Глеб небрежно.

Некоторое время оба молчали, разглядывая друг друга. Первым молчание прервал Темченко.

— Кажется, я вспомнил. — Он снова внимательно вгляделся в лицо Корсака. — Школа, да? Ведь это было в школе? Ты тоже там учился, верно?

— Все мы учились в школе, — ответил Глеб. — Этой пытки не удалось избежать никому.

— Ты меня не помнишь? Совсем не помнишь?

Корсак молчал, и, казалось, что смотрит он не на взволнованное лицо пациента, а куда-то мимо.

— Я Андрей Темченко! Ты звал меня Тьмой! Глеб, ты правда меня не помнишь?

Корсак вздохнул.

— Помню. Конечно, помню. Ты — тот ненормальный мальчишка, который воображал себя колдуном.

— Верно! — Андрей облегченно улыбнулся. — Значит, я не ошибся. Это радует.

— А я рад, что смог тебя повеселить, — сказал Глеб.

Они помолчали, продолжая разглядывать друг друга.

— Значит, ты теперь журналист? — снова заговорил Темченко.

— Угу.

— Расскажи мне.

— О чем?

— Обо мне.

Глеб пожал плечами:

— Да нечего рассказывать. Мы с тобой не виделись с самой школы. То есть уже лет двадцать пять.

— Для меня прошло всего пять лет, — тихо произнес Темченко.

— Ну, значит, тебе и карты в руки. — Глеб пожал плечами. — Мне правда нечего тебе сказать. Прости.

Дверь приоткрылась, и в палату заглянул доктор Чурсин.

— Пора заканчивать разговор, — строго сказал он.

— Доктор, еще немного, — попросил Темченко. — Пожалуйста.

— Но…

— Пару минут, — взмолился Андрей. — Иначе я не смогу уснуть.

— Хорошо. Глеб Олегович, зайдите потом ко мне в кабинет, если вам не трудно. Это прямо по коридору, а потом налево. Если заблудитесь, вам любой покажет.

— Хорошо.

Доктор скрылся из вида, плотно притворив за собой дверь.

Темченко несколько секунд молчал, собираясь с духом. Потом заговорил спокойным голосом, в котором чувствовалось сдерживаемое напряжение.

— Восемнадцать лет назад я попал под машину, когда выбежал из леса.

— Не повезло, — сказал Глеб. — А что ты делал в лесу?

— Не помню. Но это было важно. Очень важно.

— Сочувствую.

Темченко стиснул зубы, отчего желваки на его скулах напряглись, а потом заявил, повысив голос:

— Ты журналист.

— Правильный диагноз, — кивнул Глеб.

— И специализируешься на криминальной теме.

— Снова в точку.

— Значит, у тебя есть связи?

Корсак усмехнулся:

— Если ты про «порочные», то их у меня полно.

Темченко вяло улыбнулся — скорее, из вежливости.

— Глеб, что-то произошло восемнадцать лет назад, — продолжил он. — Что-то очень важное. И я хочу знать — что именно. Ты можешь выяснить, где именно это было?

— Наверное.

— А ты можешь… туда съездить?

Корсак чуть прищурил золотисто-карие глаза, отчего лицо его стало холодным и неприветливым.

— Смелая просьба, — сказал он. — И чего ради я это должен делать?

Темченко помолчал. Потом облизнул губы и заговорил снова, на этот раз гораздо сбивчивее, чем прежде.

— Мне снятся кошмары, Глеб. И будут сниться до тех пор, пока я не узнаю, что случилось тогда в лесу.

При упоминании о кошмарах лицо Глеба слегка потемнело.

— Что конкретно тебе снится? — спросил он.

— Что-то страшное. Будто бы в этом лесу происходит что-то неправильное. То, что разрушит мою жизнь. И… и не только мою. Мне снится, что я должен это остановить. И не только ради себя.

Глеб хмыкнул.

— Интрига. Это хорошо. Но я сейчас слишком занят. К тому же я с опаской отношусь к лесу. Я давно предпочитаю каменные джунгли настоящим, Андрей.

Темченко прищурился.

— Ты назвал меня по имени, Глеб.

— И что?

— Ничего. Но мне это нравится. Послушай, мне сказали, что я очень богат.

— Сочувствую.

— Что, если я тебе заплачу? Я советовался с нашей медсестрой, и она сказала, что две тысячи долларов — это очень хорошие деньги.

— Для медсестры — возможно, — отозвался на это Глеб.

— Ясно, — пробормотал Темченко. — Тогда как насчет пяти?

— Только за то, что я выясню, где тебя сбила машина, и наведаюсь в то место?

— Да.

— Интересное предложение. Я над ним подумаю. — Глеб поднял руку и взглянул на циферблат часов. — А сейчас мне пора. Выздоравливай!

Корсак встал и повернулся к двери.

— Подожди, — окликнул его Темченко.

Журналист остановился и взглянул на больного через плечо. Тот смотрел на него пристальным взглядом.

— Глеб, ты по-прежнему думаешь, что мы не причастны к ее смерти?

— К чьей?

— Химички. Ты правда думаешь, что мы не виноваты?

Некоторое время Глеб задумчиво смотрел на бывшего одноклассника, потом разлепил губы и небрежно обронил:

— До встречи, Тьма.

Отвернулся и молча вышел из палаты. Темченко закрыл глаза.

Снова он их открыл только через пять минут.

— Лиза?

— Да, Андрей.

— Я забыл, что вы еще здесь.

— Вы сами попросили меня остаться.

Он улыбнулся:

— Да, помню. Простите, что вам пришлось выслушать весь этот бред.

— Ничего. Как вы себя чувствуете?

— Нормально. Только немного устал. Я, пожалуй, посплю.

— Хорошая идея, — улыбнулась Лиза и встала с табурета. — Если понадоблюсь — нажмите на кнопку.

4

Корсак стоял на площадке между лестничными пролетами и курил электронную сигарету, задумчиво поглядывая в окно. Погруженный в свои размышления, он не услышал, как дверь у него за спиной тихо открылась и к нему подошла девушка и встала рядом.

— Глеб!

Корсак вздрогнул и посмотрел на Лизу.

— Простите, я забыла ваше отчество…

— Обойдемся без отчеств.

— Я хотела…

— Отличная штука эта электронная сигарета. — Глеб затянулся и выпустил бледно-голубое облачко. — Можно регулировать потребление никотина. А вместо дыма идет обычный безвредный пар. Хотите попробовать?

— Нет, — сказала она. — Вы правда его вспомнили?

— Андрея Темченко?

— Да.

— Конечно. Разве я похож на сумасшедшего фантазера, придумывающего себе друзей детства?

— А разве нет? — услышал он знакомый голос.

Глеб покосился на худощавую фигуру в сером плаще, стоящую у стены. Всклокоченные темные волосы, горбинка на носу, ироничные карие глаза. В насмешливо искривленных губах дымится сигарета. Не электронная — настоящая.

«Я тебя не слушаю, — мысленно сказал Глеб своему двойнику. — Пошел прочь!»

— Прости, я не расслышал, — глумливо проговорил тот. — Думай, пожалуйста, погромче. А лучше — скажи это вслух.

«Хочешь, чтобы меня приняли за сумасшедшего?»

— А ты все еще думаешь, что ты нормальный?

Глеб побледнел, но сохранил невозмутимое выражение лица и, глубоко затянувшись, выпустил облачко пара в лицо своему двойнику.

— Простите, вам плохо? — тревожно спросила Лиза, заметив его бледность.

Глеб тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение.

— Нет… — пробормотал он. И повысил голос: — Я в норме. Так о чем вы хотели рассказать?

— Я… хотела… — Она снова сбилась. — Я хотела поговорить об Андрее Темченко. Видите ли, во сне он часто стонет и бредит.

— Его можно понять, — сказал Глеб.

— Во сне он бредит, — повторила медсестра. — И все время бормочет: «Я за тобой вернусь, я за тобой вернусь». А однажды даже крикнул: «Я уже здесь!» И голос у него при этом был какой-то… странный.

— Странный?

— Да. Как будто чужой.

— В этом нет ничего необычного. Многие люди разговаривают во сне, и голоса их при этом всегда звучат странно.

Лиза вздохнула.

— Да, я знаю. Но все же… Когда он это кричал, все его показатели зашкаливали. Пульс, давление, частота дыхания… Он переживал во сне настоящий ужас.

Внезапно Лиза подалась вперед, положила Глебу ладонь на предплечье и крепко сжала его.

— Прошу вас, помогите ему! — взволнованно сказала она, глядя в глаза Корсаку. — Помогите!

Двойник, стоявший в углу с сигаретой в руке, оскалил зубы в усмешке.

— Кажется, девочка всерьез запала на этого мумифицированного придурка.

— Перестань, — вслух сказал ему Глеб.

— Что? — встревожилась Лиза.

— Ничего, — ответил Глеб.

Он постарался не смотреть на двойника. Электронная сигарета в его пальцах слегка подрагивала, и двойник заметил это.

— Слушай, хватит сосать этот никотиновый суррогат! — продолжил потешаться тот. — Что может быть лучше настоящего табака!

Двойник жадно затянулся своей сигаретой и выпустил густой клубок дыма. Глеб жадно вдохнул этот дым, но не почувствовал запаха.

— Так вы поможете Андрею? — спросила Лиза, ловя глазами взгляд Глеба.

— Возможно, — ответил тот. — А сейчас вам лучше уйти. Мне надо все обдумать.

— Да, конечно. Извините. Если что — звоните мне на мобильный, я записала для вас номер.

Она сунула ему в руку желтый листок бумаги.

— До свидания, Глеб Олегович!

— Угу. До скорого.

Медсестра ушла, оставив его наедине с призрачным двойником.

— Ты разучился общаться с девушками, — с упреком сказал тот. — В былые годы ты ни за что не упустил бы такую…

Глеб достал из кармана пластиковый флакончик с таблетками.

— А вот это зря, — сказал двойник.

Корсак вытряхнул на ладонь пару пилюль и забросил их в рот. Достал из другого кармана маленькую бутылочку с минеральной водой.

— Эй, ты что, это была шутка! — насмешливо запротестовал двойник. — Ну, перестань, брат, не будь занудой.

— Я тебе не брат, — отчеканил Глеб и запил препарат водой.

Двойник вздохнул:

— Вот так всегда. Только-только разговорились.

— Убирайся к черту, — отчеканил Корсак и закрыл глаза.

— Еще увидимся! — услышал он несуществующий голос.

Десять минут спустя Глеб Корсак постучал в дверь кабинета доктора Чурсина.

— Да-да! — отозвались оттуда.

Глеб приоткрыл дверь.

— Доктор, найдете для меня несколько минут?

— Да, разумеется! Входите!

Чурсин сделал широкий жест рукой и указал на кресло перед столом. Подождал, пока Глеб пройдет и усядется, после чего доброжелательно поинтересовался:

— Как прошла встреча?

— Нормально. Ваш пациент вспомнил, что когда-то мы с ним были одноклассниками.

Стеклышки очков доктора блеснули, когда он поправил сползающую дужку пальцем.

— Не слишком ли много холода в вашем голосе, когда вы говорите о своем школьном прошлом? — с улыбкой сказал он.

Глеб не нашелся, что на это ответить.

— В любом случае, я рад, что вы пришли, — продолжил Чурсин. — Надеюсь, общение с вами поможет ему поскорее все вспомнить.

— Да, возможно. — Глеб с интересом посмотрел на умное худое лицо врача. — Вам не интересно, о чем мы говорили?

— Медсестра Лиза только что была у меня и пересказала вашу беседу.

— И как вы относитесь к его просьбе?

— Насчет того, чтобы вы съездили на место аварии?

— Да.

Доктор Чурсин пожал плечами.

— Даже не знаю. Ну, а вы? Что вы намерены делать?

— Ничего, — сказал Глеб.

— Совсем ничего?

— Совсем.

Евгений Борисович вздохнул.

— Да… Наверное, вы правы. Вряд ли ваши блуждания по лесной чаще помогут моему пациенту.

— Это точно. Но что я скажу ему?

— Скажете, что съездили, но не нашли ничего интересного.

Глеб усмехнулся:

— Прописываете пациенту ложь?

— Врачи постоянно лгут своим больным, Глеб Олегович. Так же, как журналисты — своим читателям. Я ведь прав?

— Абсолютно.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Что с ним будет дальше? — спросил Глеб. — Ведь по сути он вернулся с того света. Как он это переживет?

Доктор опять поправил пальцем очки.

— Видите ли… Медикам известно о коме чрезвычайно мало. Впрочем, существуют некоторые закономерности. У пациентов, побывавших в коматозном состоянии, часто меняется характер. Порой они становятся агрессивными и склонными к насилию, в других случаях наоборот — пассивными, ко всему безразличными. Однако у подавляющего большинства пациентов наступает сильная депрессия.

— Да, я об этом читал. Почему одни коматозники просыпаются, а другие нет?

Евгений Борисович снял очки и потер пальцами покрасневшие от усталости глаза.

— Это загадка, которую не удалось пока разгадать никому, — ответил он. — Чаще всего срабатывает какой-то стимул. При этом стимулом может послужить что угодно. Андрей Темченко проснулся после того, как ему дали снотворное золпидем. Сейчас мы продолжаем давать ему этот препарат.

— И как? Темченко действительно восстанавливается? Сколько времени это займет?

— Выход из коматозного состояния — процесс длительный и сложный. Функции центральной нервной системы восстанавливаются медленно. Обычно это происходит в порядке, обратном их угнетению. Сначала появляются корнеальные рефлексы, потом зрачковые. Далее уменьшается степень вегетативных расстройств. Нередко отмечается спутанность сознания, а иногда даже галлюцинации. Пациент словно оглушен. Возможны судорожные припадки с последующим сумеречным состоянием…

— Я спросил не об этом. Я спросил: выздоровеет он или нет?

Чурсин надел очки, посмотрел на Глеба сквозь стекла и сказал:

— Его выздоровление под большим вопросом. Уж простите мне мою прямоту. Ваш знакомый пролежал в коме восемнадцать лет. Его пробуждение — слишком большой стресс для организма. Вполне вероятно, что его сознание снова начнет угасать. А вместе и ним и его тело.

— Если это произойдет… Сколько у него осталось времени?

— Не знаю. У Темченко большие проблемы с суставами и сосудами.

— Хотя бы приблизительно.

Врач вздохнул:

— Я бы на его месте не загадывал дальше чем на полгода. Но я не пророк, а в жизни иногда случаются чудеса. Будем надеяться на лучшее.

— Полгода, — задумчиво повторил Корсак. — Андрей об этом, конечно, не знает?

— Конечно нет. И надеюсь, вы ему об этом не скажете.

— Не скажу.

Глеб поднялся.

— Это все, что я хотел узнать, — сказал он. — До свидания!

Чурсин улыбнулся.

— До свидания! Будет славно, если вы снова к нему придете.

— Посмотрим.

В коридоре, направляясь к палате Андрея, Глеб снова столкнулся с Лизой. Она покраснела и кивнула ему. Он кивнул в ответ. Затем пошел дальше. Остановился у палаты, приоткрыл дверь и негромко окликнул:

— Андрей!

Темченко открыл глаза и безмолвно посмотрел на Корсака.

— Я сделаю то, о чем ты просил.

Андрей закрыл глаза. Глеб повернулся и ушел прочь.

Примечания

1

«Хазельберн» — сорт виски. (Прим. ред.)