Проклятие старых могил

Антон Иванов, 2001

А все так хорошо начиналось! Впереди было несколько дней весенних каникул, которые верные друзья Федя, Жанна и Макс проведут вместе... И зачем они в то злосчастное утро послушали своего одноклассника Толика Волобуева и пошли на старое кладбище, где при реконструкции церкви были обнаружены несколько заброшенных могил. Случайная находка – бронзовый терновый венок – лишь начало загадочных, необъяснимых и леденящих кровь событий...

Глава I

ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ

Мой лучший друг Макси-Кот добрался до меня лишь на третий день весенних каникул. Так уж получилось. Потому что в первый день он лечил зубы. А на второй к его предкам пожаловали в гости какие-то дальние родственники то ли из Мурманска, то ли из Норильска. Я толком так и не разобрался. Да это и не особенно важно. Главное, они в последний раз видели Макса, когда он еще сидел в коляске. И им теперь непременно хотелось увидеть его высоким и большим. Хорошо еще, что в Москве они оказались проездом, всего на один день. Поэтому сегодня Макси-Кот наконец смог ко мне вырваться на целых три дня. То есть почти до самого конца весенних каникул. Они же всегда до обидного короткие. Учишься, учишься.

Ждешь их, ждешь. А потом не успеешь начать отдыхать, как снова — добро пожаловать в школу. А тут целых два дня пропало. Если бы хоть Жанна была на месте. Так ведь нет. Все по закону подлости. На те же самые два дня, что мой друг Макси-Кот мучился с зубами и родственниками, Жанну увезла мать… Вы даже представить себе не можете куда: на дачу! А что, интересно, делать на даче в конце марта? Когда абсолютно все вокруг раскисло и тает. Впрочем, как выяснилось по приезде Жанны, они с ее мамой Юлией Павловной и ее друзьями, которым и принадлежит дача, оба дня, трясясь от холода, просидели у камина. Потому что батарея потекла, а газовый котел испортился. Им бы тут же смотаться в Москву, но хозяева вызвали мастера и дожидались, пока он все им починит. И Юлия Павловна с Жанной ждали, потому что выехать оттуда можно только на машине, а она принадлежит хозяевам. Поэтому все сгрудились в единственной комнате, где был камин. Кроме него, еще поставили электрообогреватель. Но и это не помогло. Все, кроме Жанны, простудились.

Об этом я узнал сегодня утром, когда она ко мне пришла и объявила:

— Вы с Максом, когда он приедет, меня подождите, а я побежала в аптеку. У мамы высокая температура, и ей нужны лекарства.

Она ушла, и почти тут же явился Кот, как и обычно, с огромным рюкзаком за плечами. Каждый раз, когда он отправляется ко мне, предки собирают его словно на Северный полюс. Можно подумать, мы не на окраине Москвы живем, а где-нибудь посреди глухой сибирской тайги. Правда, от Садового кольца до меня Макси-Коту пилить полтора часа, а иногда даже больше, если автобус к метро не сразу подходит. Поэтому он говорит, что ездит ко мне и Жанне, как на дачу.

Раньше-то мы с ним жили рядом. И учились в одной школе. Но прошлой осенью нам с предками дали квартиру здесь, на Серебряных Прудах. И теперь мы с Макси-Котом общаемся по большей части или во время каникул, или по выходным, когда кто-нибудь из нас едет к другому в гости с ночевкой.

Как вы, наверное, уже поняли, Макси-Кот — это прозвище, а на самом деле имя у него Макс, а Кот — фамилия. В общем, вошел Макси-Кот к нам в переднюю и немедленно сбросил на пол свой таежный рюкзак.

— Вот черт. Запарился. Еле доехал.

Я посмотрел на друга. Его круглая физия была красной, а бледным оставался лишь острый кончик длинного тонкого носа.

— С автобусами у вас все-таки плохо дело поставлено, — снимая куртку, продолжал он. — Час стоял, и ни одного. А когда наконец появился, в него народу набилось, как сельдей в бочке. Меня с этим рюкзаком едва не убили. Пришлось на него брать отдельный билет. Кондукторша заявила, что он занимает «целое человеко-место». Хорошо еще, до тебя, Фома, долго ехать, и автобус почти опустел. Иначе бы я не вылез.

— Но ведь вылез, — я хлопнул его по плечу.

Макси-Кот поволок свой рюкзак на кухню, где принялся выгружать севернополюсные припасы. Мы быстренько запихали их в холодильник.

— Ну и какие у нас на сегодня планы? — пристально посмотрел на меня Кот.

— Да пока не знаю, — пожал я плечами. — Пойдем погуляем. По дороге что-нибудь и придумаем.

— А где наша Жанна д'Арк? — осведомился мой друг.

Вообще-то у Жанны фамилия Тарасевич. Но мама назвала ее в честь Орлеанской Девы, и внешне она вылитый портрет Жанны д'Арк из учебника истории.

— В аптеке, — пояснил я. — Спасает в данном случае не французский народ, а собственную мать от простуды.

И я рассказал Коту о славной поездке Тарасевичей за город.

— Бывает, — хихикнул тот. — Так чего, мы Жанку ждем или она дальше спасать собирается?

— Да она просила, чтобы мы подождали, — ответил я.

— И долго? — Макс посмотрел на часы.

— А мы разве куда-нибудь торопимся? — поинтересовался я.

— Нет. Просто каникул жалко, — совсем по-кошачьи ухмыльнулся Кот. — Но так уж и быть. Подождем.

Тут трижды позвонили в дверь. Я открыл. Это была Жанна.

— Приехал? — она посмотрела мимо меня.

— Приехал, приехал, — вылез вперед Кот.

— Максик! — воскликнула Жанна. — Ребята, еще секундочку! Сейчас матери все отнесу, возьму Пирсика, и пойдем. Можете пока одеваться.

— Спасибо за разрешение, — отвесил ей шутовской поклон Макси-Кот.

Но Жанна этого не заметила. Она уже скрылась за дверью собственной квартиры, которая находится по соседству с нашей.

Мы начали одеваться. За дверью послышался звонкий лай. Я открыл. Первым в квартиру ворвался маленький черненький бородатый двортерьер Тарасевичей — Пирс. Увидав Кота, он взвился свечою в воздух и, метко лизнув моего друга в щеку, вновь приземлился. Затем то же самое было проделано со мной — обычный для Пирса ритуал приветствия. Прыгучесть у него просто потрясающая. По мнению Макса, Пирс таким образом компенсирует недостаток роста.

Я запер дверь квартиры, мы спустились на улицу. День выдался просто потрясающий. Тепло. Солнечно. А на газончиках около нашего длинного многоэтажного дома даже снега не осталось. И вообще, если бы не отсутствие травы, легко можно было бы подумать, будто уже середина апреля.

— Ну, так куда пойдем? — снова осведомился Макс. — Чего у вас, на Серебряных Прудах, новенького, интересненького появилось?

— Насчет новенького интересненького не знаю, — откликнулась Жанна. — А вот старенькое неинтересненькое вижу. Оно направляется прямо к нам.

Я проследил за ее взглядом. К нам, размахивая руками, приближался наш одноклассник по девятому «Г» Толян Волобуев, которого Жанна относила к разряду «средних придурков». Правда, по-моему, с ним что-то интересненькое все же произошло. Потому что голова у Толяна была забинтована. А еще три дня назад, в последний день занятий, с его башкой все было в порядке.

Жанна тоже с интересом разглядывала стремительно приближающегося Волобуя.

— По-моему, кого-то он все-таки достал. И этот кто-то не выдержал, — выдвинула она гипотезу.

— Ребята! Ребята! — наконец, поравнявшись с нами, радостно воскликнул Толян. — Вы куда?

— Пока, как видишь, просто стоим, — сухо ответила Жанна.

— А чего у тебя с головой? — поинтересовался я.

— Так. Фигня, — отмахнулся Толян.

— Бандитская пуля? — ехидно покосился на него Макс.

— Не, — на полном серьезе ответил Волобуй. — Тренажер развалился.

— Какой тренажер? — удивилась Жанна.

— Да мы тут с Витьком решили на каникулы в тренажерный зал ходить, — начал объяснять Волобуй. — Здоровый образ жизни, понимаешь, — он развернул плечи и выпятил грудь. — Но у них там, видимо, с техникой безопасности плохо. Чего-то недокрутили. Мне-то просто башку поцарапало.

— А тренера, конечно, насмерть, — покачала головой Жанна.

— Нет, не тренера, — снова на полном серьезе откликнулся Волобуй. — Витька.

— Насмерть? — охнула Жанна.

— Живой, — успокоил ее Волобуй. — Ему противовесом ногу придавило. Теперь в гипс закатали.

— Ту же самую? — хором охнули мы.

Осенью друг Толяна, Витек, уже ломал ногу.

— Противоположную, — солидно изрек Волобуй.

— От чего считая, противоположную? — полюбопытствовала Жанна.

— Естественно, от другой ноги, — Толян посмотрел на нее как на придурочную и с тяжким вздохом добавил: — Все. Выбыл Витек из строя до лета. А у нас с ним такие планы были.

Я понял: от Толяна нам теперь скоро не отделаться. Ему явно скучно без друга, а мы, как назло, попались ему на глаза. Видимо, Жанна подумала о том же. Потому что сказала:

— Ну ты бы, Толик, навестил друга. Ему же небось одному тоскливо дома и в гипсе.

— Он в гипсе, но не дома, — пояснил Волобуй. — В больницу положили. Только в какую, мать Витька от меня скрывает.

— Это еще почему? — не дошло до Макси-Кота.

— Она говорит: «Это ты, Толька, во всем виноват». В общем, у нее как-то так получается, что, если я к Витьку в больницу приду, там с ним еще чего-нибудь случится. А я совершенно ни при чем. Это его идея была — качаться. И мы по очереди на одном тренажере занимались. А то, что он не под Витьком, а подо мной развалился, — чистая случайность.

Толян обиженно помолчал, затем совсем другим тоном произнес:

— Ребята, а, может, давайте все вместе на кладбище сходим?

Мы переглянулись. После жутких событий, которые нам пришлось пережить прошлой осенью, мы старались обходить это кладбище стороной. Но не признаваться же в этом Толяну. И я равнодушным тоном проговорил:

— Да ну. Чего там делать? Небось все раскисло.

— Ты не понял, — как-то странно поглядел на меня Волобуй. — Я же не на само кладбище вас зову, а рядышком.

— Куда рядышком? — уставились мы на него.

— С елки упали? — в свою очередь изумился Толян. — Ничего не знаете?

— Не знаем, — ответил я. — А что мы должны знать?

— Ну, вы даете! — воскликнул Волобуй. — Весь район гудит, а они сидят и ничего не знают.

— Мы не сидим, но не знаем, — сказала Жанна.

— Больше конкретики, — потребовал Макси-Кот.

— Легко. — Волобуй принялся рыться в карманах. — Во! — он продемонстрировал нам раскрытую ладонь.

— Какая гадость! — едва взглянув, поморщилась Жанна.

На ладони у Толяна тускло поблескивали две золотые коронки. Зубные.

— А вот это видели? — его ничуть не смутила реакция Жанны.

На сей раз он показал нам изрядно погнутую брошку с большим камнем фиолетового цвета.

— Откуда дровишки? — осведомился Макси-Кот.

— Из леса, вестимо, — заржал придурочным смехом Волобуй. — А верней, из могил.

— Вы чего? — от возмущения у Жанны даже исказилось лицо. — Могилы с Витьком разоряете?

— Так вы, ребята, и впрямь без понятия? — ошалело качал перевязанной головой Толян. — Рядом с кладбищем стройка вовсю идет. Церковь с по-дворьем начали восстанавливать. Котлован экскаватором вырыли. А там оказались еще могилы. Видать, когда-то кладбище было большое. Ну, они, значит, вырыли, а все, что при этом нашлось, в кучу свалили. Им и вывезти не разрешают, и что дальше делать, неизвестно. Поэтому пока лежит.

— Что лежит? — спросила Жанна.

— Все, что в таких случаях полагается, — бодренько продолжал Толян. — Там рабочие, знаете, уже сколько себе нарыли? И монеты какие-то старинные, и кольца, и браслет…

— Но это же мародерство, — сказал Макси-Кот.

— Ни фига, — принялся спорить с ним Волобуй. — Вот если бы я специально эти могилы разрыл и начал из них у покойников вещи таскать, то, конечно, нехорошо. Но разрыли-то без меня, и теперь там само все валяется. А я че, дурак? Это ж как клад найти. Если сам не подсуечусь, то другие возьмут.

— А там разве не охраняют? — посмотрел на него Макс.

— Охраняют! — презрительно сплюнул Толян. — Свалили в кучу, и ладно. Теперь пока чухнутся, все и растащут.

— Ужас какой! — передернуло Жанну.

— Хотите покажу? — предложил Волобуй.

— Естественно, не хочу! — решительно воспротивилась Жанна.

— А почему бы и нет, — задумчиво произнес Макси-Кот.

— Вот именно! — снова стал уговаривать Волобуй. Видимо, без Витька ему и впрямь было скучно. — Ты, Жанка, врубись. Там совершенно не страшно. Костей-то не видно. Зато есть интересные плиты с надписями и еще там всякое-разное. Даже несколько бревен. Говорят, шестнадцатого века.

— На них что, дата выпуска стоит? — ухмыльнулся Кот.

— Не, — мотнул головой Толян. — Наш учитель истории приходил и определил. Говорит, достаточно материала для местного краеведческого музея. Теперь подписи начнет собирать в поддержку идеи.

— Да-а, — протянул Макси-Кот. — В ваших Серебряных Прудах жизнь бьет ключом.

— И все по голове! — снова заржал Волобуй. — Ну, идем, что ли?

Мы с Максом переглянулись. Взглянуть, хотя бы мельком, стоило. Не каждый ведь день рядом с домом такое случается. Мы оба посмотрели на Жанну.

— Ясно, — вздохнула она. — Я в меньшинстве.

— Ладно тебе, — сказал я. — Глянем и уйдем.

— Делов-то, — пришел мне на помощь Толян. — Ты, Жанка, прикинь: вдруг найдешь чего-нибудь золотое.

— Заткнись, придурок, а то не пойду, — шикнула на него Жанна, и мы с Макси-Котом немедленно поняли, что она согласна. Судя по всему, ей тоже было интересно взглянуть на раскопки.

— Ну? — не отставал Толян.

Жанна, махнув рукой, двинулась в обход нашего дома. Пирс, радостно тявкнув, побежал вперед. Поводок натянулся. Псу давно уже наскучило стоять на месте.

Миновав двор, мы вскоре оказались у входа на кладбище, где давно уже никого не хоронили. Оно было обнесено старинной покосившейся кованой оградой, на которой висела надпись: «Памятник XVIII века. Охраняется государством».

Как мы знали, государством охранялись еще и церковь, и церковное подворье. Один раз их даже начинали реставрировать, однако осенью прошлого года там вспыхнул пожар, и все сгорело. То есть каменный остов церкви уцелел, а вот плоды реставрации — нет. Поэтому зимой восстановительные работы начались снова.

Миновав вход на кладбище, мы прошли дальше. Кованая ограда кончилась. Ее продолжил глухой высокий дощатый забор, который никак нельзя было отнести к памятникам архитектуры восемнадцатого века.

— Нам что, через забор лезть? — посмотрела Жанна на Волобуя.

— Во Маугли! — покрутил пальцем у виска тот. — Какой же забор без дырки?

И Толян жестом гостеприимного хозяина раздвинул две широченных доски:

— Заходите, братцы, не стесняйтесь. Будьте как дома.

Насчет дома уж не знаю, но мы зашли. А вернее, пролезли. Размах строительства впечатлял. Судя по размеру котлована, новое церковное по-дворье обещало стать грандиозным. Впрочем, где гарантия, что тут строили именно подворье?

— Сюда, сюда, — Толян повел нас по самому краю котлована.

— Слушай, а где вообще все? — огляделся по сторонам Макси-Кот.

Его удивление легко было понять. В разгар буднего дня на стройплощадке, кроме нас, не оказалось ни души.

— Наверное, на другой объект перекинули, пока с могилами решают, — предположил Толян. — Видите, — продолжал он, — котлован-то почти в самое кладбище упирается.

Обогнув котлован по кромке, мы подошли к сваленной в углу стройплощадки куче.

— Вот. Смотрите, — тоном экскурсовода изрек Волобуй.

На первый взгляд куча выглядела совершенно непримечательно: земля, смешанная со строительным мусором, и только. Высокий земляной холм, из которого то тут, то там торчали какие-то доски, проволока, бумага, тряпки и разномастный строительный мусор. Не знай мы того, что поведал нам Волобуй, нипочем бы не догадались, что здесь были старинные захоронения.

— Чего застыли? Пошли поближе. — Толян чувствовал себя здесь совершенно комфортно.

Мы в нерешительности потоптались на месте.

— Ща я вам тут такую плиту покажу, — не унимался Волобуй. — Там надпись такая смешная…

— Смешная? — перебила его Жанна. — На могильной плите?

— Ну! — ничуть не смутился тот. — Сама посмотри и поймешь.

Откинув несколько досок, он потыкал указательным пальцем куда-то вниз. Мы подошли и увидели обломок плиты из бурого гранита. Надпись сохранилась на удивление хорошо. Она гласила: «И книга стала ему могилой».

— Прочитали? — посмотрел на нас Волобуй. — Во ржачка-то, а? Его что, выходит, в книжке вместо гроба похоронили?

— Заткнулся бы ты, а? — не поддержала шутку Жанна.

— Да ты чего? — выпучил глаза Толян. — Не я ведь писал.

Жанна не ответила. А Макси-Кот задумчиво произнес:

— Наверное, этому покойнику книга откуда-нибудь из шкафа на голову свалилась. То есть тогда он еще покойником не был. А в старину книжки тяжелые и толстые делали. Да еще в кожаных переплетах и порой с деревянными прокладками и медными застежками. Вот и представьте: если такое с верхней полки высокого шкафа упадет, то человеку кранты.

Лицо у Жанны стало совсем сердитым.

— По-моему, ты, Максик, заразился от Толика.

— Да я просто размышляю, — откликнулся Кот. — Надпись-то очень странная.

— Ну, я же вам говорил, смешная, — немедленно поддержал его Волобуй.

— А может, все проще? — предположил я. — Про этого мужика написали в какой-то книге что-нибудь оскорбительное, он расстроился и помер.

— Почему бы и нет, — откликнулся Макси-Кот. — Жаль только, мы никогда не узнаем, кому адресована эта эпитафия.

— Какая еще питафия? — насторожился Волобуй.

— К сведению некоторых, — с выразительным видом произнесла Жанна, — то, что ты, Толя, назвал смешной надписью, другие люди называют эпитафией.

— А-а-а, — разочарованно протянул Толян. — Я-то думал, увидели чего ценное.

— Жалко, что мы никогда не узнаем, на чьей могиле была эпитафия, — продолжал Макси-Кот. — Вдруг это была какая-то известная в свое время личность?

— Почему обязательно известная? — не поняла Жанна.

— Ну, если придерживаться Федькиной версии, — указал на меня старый друг, — то о покойном написали в книжке. Значит, он скорей всего что-то собой представлял.

— Это если придерживаться Федькиной версии, — покачала головой Жанна.

— А давайте поищем верхнюю часть плиты, — предложил я. — Вдруг она где-нибудь рядом валяется. Волобуй, ты не видел?

— Такого цвета не видел, — отвечал Толян. — Другие были. Но я только с одного края тут шуровал. Нас с Витьком после рабочие шуганули. Так что можно поискать.

На сей раз даже Жанна не возразила. И впрямь ведь интересно. Мы двинулись вокруг холма, внимательно изучая то, из чего он состоял.

Пирс порой с подозрительным видом принюхивался, порой, видимо, испугавшись чего-то, отскакивал в сторону, чтобы в следующее мгновение снова зарыться носом в землю. Вот тут мне сделалось совсем не по себе. Вдруг он сейчас откуда-нибудь выудит какую-нибудь кость? Понимаете, человеческую кость. До сих пор-то мы здесь ничего такого не видели. А Пирс пороется и найдет. И что нам тогда с этим делать?

По-моему, Жанна подумала о том же. Потому что, резко намотав на руку поводок, прикрикнула:

— Пирс, фу!

Пес повернулся к ней и, внезапно подняв вверх морду, тоскливо заскулил. Меня прямо мороз пробрал по коже. Да и остальным поведение Пирса явно не понравилось. Даже Волобуй каким-то не своим голосом осведомился:

— Чего это, Жанка, твой волкодав тоску нагоняет?

— Место такое, — сухо бросила она в ответ.

А Макси-Кот, уже немного пришедший в себя, заунывно изрек:

— Над большой могильной кучей ветер тучи собирает, между кучею и тучей громко Пирсик завывает от тощищи безысходной…

— Ну, Максик, остроты у тебя сегодня, — поморщилась Жанна.

Волобуй придерживался противоположного мнения. На его физиономии отразился восторг, и он спросил:

— А чего, Макс, это такой стих есть или ты его прямо сейчас придумал?

— Да как тебе сказать, — замялся Кот. — Частично есть, а частично придумал.

— Не понял, — выпучил глаза Волобуй.

— Импровизация на тему «Буревестника» Горького, — пояснил я. — Макси-Кот просто обожает корежить известные стихотворения.

— А-а-а, — протянул Волобуй.

Мне стало ясно, что он ничего не понял. Ни про «Буревестника», ни про импровизацию. Еще немного помолчав, Толян осторожно поинтересовался:

— А чего, в этом самом горьком буревестнике тоже про кладбище говорится?

Мы грохнули. Толян смотрел на нас в крайней степени недоумения.

— Чего ржете?

— Да так, — сквозь смех проговорил Макси-Кот. — Вы разве это в школе не проходили?

— Не, — уверенно отвечал Толян. — Правда, нет? — обратился он за поддержкой к нам с Жанной.

— Правда, — кивнула Жанна. — В этой школе не проходили. Я в прошлом году в своей старой «Буревестника» прошла.

— Мы с Котом тоже, — подтвердил я.

— Во-о! — расплылось в радостной улыбке лицо Волобуя. — А у нас это… видать, другая программа. Они, говорят, теперь во всех школах разные. Так чего, Макс, там, в горьком буревестнике, про кладбище или не про кладбище?

— У Горького не про кладбище, а про море и птицу, — вкратце просветил Волобуя Макс.

— А-а-а, — снова протянул Толян. По-моему, он так ничего и не понял.

Мы двинулись дальше, тщательно изучая каждый сантиметр склона холма.

— Ка-р-р-р!

Прямо из-под моих ног взметнулось что-то огромное, черное. От неожиданности я шарахнулся, потерял равновесие и, сметая все на своем пути, покатился вниз по склону. Под словом «все» я в данном случае подразумеваю Жанну и Пирса. Стоило нам докатиться донизу, как оба высказали мне свои мысли и чувства по этому поводу. Волобуй же, стоя на вершине холма, тыкал пальцем в голубое небо и с хохотом орал:

— Горький буревестник! Горький буревестник!

Подлюга Макси-Кот тоже смеялся, а проклятая ворона, продолжая кружить над нами, громко ругалась на своем вороньем языке. И впрямь «горький буревестник».

Пирс поднялся с земли без моей помощи. Я протянул руку Жанне, но она тоже встала самостоятельно. И, сердито на меня глядя, бросила:

— По твоей милости, Феденька, я тут обо что-то укололась.

— Сильно? — встревожился я. — Кровь есть?

— Нету. — Девочка посмотрела на ладонь и принялась ворошить ногой мусор. — Смотри! — воскликнула вдруг она. — Вот.

Нагнувшись, она выдернула из земли какой-то предмет.

— Ребята! — позвала она. — Глядите, что я нашла!

— Вторую половину плиты? — уже несся к нам Макс.

— Нет, — покачала головой Жанна. — Веночек!

— Какой еще веночек? — Волобуй и Макси-Кот уже подбежали к нам.

Жанна бережно держала в руке небольшой кованый венок.

— Красивый какой, — не отрывала она взгляда от находки.

Она с силой потерла пальцем один из кованых листиков. Он заблестел.

— Золото, — охнул Волобуй. — Во, блин, везет же некоторым. А у меня только два зуба.

— Дурак ты, Толик, — разглядывая листок, откликнулась Жанна. — Это совсем не золото.

— Скорей всего, бронза, — подхватил Макси-Кот.

— А почем вы знаете? — спросил Волобуй.

— А потому, что этот венок явно был частью памятника, — Жанна уже как следует разглядела находку. — Вот тут и тут, — показала она нам, — бронза сколота. По-видимому, венок был приделан к могильной плите. Или к статуе на могиле.

— Скорее всего, — поддержал ее Макси-Кот.

Я присмотрелся к венку. Выглядел он очень странно: листья вперемежку с длинными колючками. Ребята тоже внимательно изучали Жаннин трофей. Первым нарушил молчание Макси-Кот:

— Ребята, а ведь это терновый венец.

— Че-его? — протянул Волобуй.

— Шипы видишь? — осторожно коснулся пальцем одной из колючек Макс. — Это, так сказать, тернии.

— А на фига они? — вытаращился на него Толян.

— Чтобы тому, на кого такой венок надевают, было больно, — продолжал терпеливо втолковывать ему Кот.

— Это чего, вроде пытки такой? — начало доходить до Толяна. — Как, например, сейчас утюгом по спине?

— Вроде, Толик, вроде, — похлопал его по плечу Макси-Кот.

— Садюги, — смачно сплюнул в сторону Волобуй.

— Что же нам теперь с этим делать? — Жанна смотрела на собственную находку как-то растерянно. — Если мы его тут оставим, такие, как он, — она ткнула пальцем в сторону Толяна, — сопрут.

— Факт, сопрут, — подтвердил Волобуй. — Если даже это не золото, — кажется, у него до сих пор оставались надежды, — то и бронза сойдет. Можно сдать в приемный пункт. Что-нибудь заплатят.

— Ну уж нет! — решительно заявила Жанна.

— Слушай! — обратился к ней Макс. — Возьми пока этот венок к себе домой. Уверен, что их всех, — указал он на холм, — скоро перезахоронят. И наверняка на этом же кладбище. Вот тогда венок и вернешь.

— Кому вернет? — спросил Толян. — Владелец-то помер.

— Так ведь ему не при жизни памятник поставили, — сказала Жанна.

— Тем более, оставь его себе навсегда, — от души посоветовал практичный Толян.

— Мародер! — презрительно бросила ему Жанна.

Над нашими головами вновь раздалось свирепое карканье, и на нас резко спикировала та же самая ворона. Мы даже еще сообразить ничего не успели, как Пирс, свечой взвившись в воздух, попытался ухватить наглую птицу за крыло. Это ему почти удалось. Во всяком случае, в пасти пса осталось длинное черное перо, а ворона, возмущенно вопя, стала резко набирать высоту. Ну, прямо не птица, а какой-то бомбардировщик.

Пирс, выплюнув перо, зашелся злобным лаем.

— Ни фига себе, буревестник! — взревел от восторга Толян.

— Черной молнии подобный, — тихо процитировал Макс.

— Это она на блестящее запала, — объяснил Волобуй.

— Да чего там блестящего? — возразил я.

— Все равно, — стоял на своем Толян. — Жанка, прячь эту штуку скорей. А то вон, гляди, этот буревестник опять на нас целится.

Ворона, громко каркая, продолжала упорно кружить над нашими головами. Пирс теперь не лаял, а сварливо поскуливал. По-моему, он пел собачий вариант песни «Чому я нэ сокил, чому нэ летаю». Думаю, если бы он взлетел, вороне пришлось бы плохо.

— Прекрати! — дернула его за поводок Жанна и, поглядев на нас, спросила: — Ребята, ну куда же мне это спрятать?

— Ща пакет дам. — Толян начал рыться в кармане куртки. — На, Жанка, держи. Я ведь сюда клад шел искать, а потом вас встретил.

Клад кладом, но запасливость Волобуя сослужила нам добрую службу. Едва мы убрали терновый венец в пакет, как ворона-буревестник, каркнув, да к тому же еще и капнув почти на нас, убралась восвояси.

— Хорошо, не попала, — Толян внимательно посмотрел на белое пятно возле самого своего ботинка. — Но, как говорится, все хорошо, что вовремя улетает.

И, не дожидаясь нашей реакции, он радостно заржал собственной шутке.

— Ребята, а, может, пошли отсюда? — тихо произнесла Жанна.

— Ну да! — возмутился Толян. — Ты себе штуку нашла, может, вообще золотую. А мы? С пустыми руками уйдем? И каменюгу вы эту хотели искать.

— Какую каменюгу? — спросила Жанна.

— Ну, ты, мать, даешь! — заорал Толян. — Да от того самого мужика, которого книжкой пристукнули.

— Ах да! — спохватилась Жанна. — Но, может, этот кусок надгробия вообще единственный сохранился.

— Давайте все-таки поищем, — Макси-Кот в данном случае был солидарен с Толяном. — Мы же еще не весь холм обошли.

— Тогда ищите, а я посижу, — и Жанна устало опустилась на деревянный ящик.

— Гав! — сказал Пирс и, натянув поводок, вопросительно уставился на нас.

— Сиди! — велела хозяйка.

Пес, вздохнув, подошел к ней и вспрыгнул на колени.

— Жанна, мы сейчас. Быстренько, — уже на ходу бросил я.

— Быстренько? — переспросил Толян и, радостно заржав, наградил нас одной из своих дурацких прибауток: — Как говорится, спешить — здоровью вредить. Так что скоро не жди.

И, оставив Жанну, мы продолжили свои археологические раскопки. И надо заметить, небезуспешно. Первому повезло мне. Я совершенно случайно выковырял из земли огромный медный пятак. До сих пор не понимаю, как мне удалось его обнаружить. Просто нагнулся, копнул щепкой землю, гляжу — лежит, родименький. Огромный, грязный, позеленевший от старости и сырости.

Слова «пять копеекъ» виднелись достаточно четко. А вот какого года — пойди разбери. Цифры стерлись от времени. И один бок монеты — тоже. Ну, прямо будто стесали напильником. Но Макси-Кот посмотрел и говорит:

— Начало девятнадцатого века. Эту монету мог еще Пушкин в руках держать.

— Ну, ты загнул, — явно не верил Толян.

— Точно вам говорю, — без тени сомнения произнес Макс.

— Пу-ушкин, — протянул Волобуй. — Да это ж тогда кучу бабок, наверное, стоит.

Видно было, что он подыхает от зависти.

— А она не золотая? — Ему хотелось все выяснить о моей находке.

— Нет, — поспешил я успокоить его.

— Тогда, может, махнемся? — каким-то вкрадчивым голосом произнес Толян и вновь извлек на свет две золотые коронки.

— Зачем? — Мне совсем не хотелось меняться.

— Ну, твою монету Пушкин держал, а мои коронки зато золотые, — принялся уговаривать меня Волобуй. — А потом, откуда ты знаешь? Если тут были такие хорошие старинные монеты, может, эти коронки тоже какой-нибудь друг Пушкина на зубах носил.

— Если в то время существовали такие коронки, — украдкой от Волобуя подмигнул мне Макси-Кот.

— Не нужны мне твои коронки, — решительно отверг я сделку.

Волобуй мигом скис. По-моему, он уже мысленно подсчитал барыши, которые сможет извлечь из моей старинной монеты.

— Тогда хоть покажи, Фома, где нашел? — потребовал он у меня.

Эту просьбу я охотно исполнил. Толян, схватив кусок листового железа, начал ожесточенно копать. Его самодельная лопата почти сразу же обо что-то заскрежетала.

— Ребята, клад, — сипло произнес он.