Радио Попова

Анья Портин, 2020

Девятилетний Альфред живет практически один: маму он не помнит, а отец, со своими вечными командировками, сам едва замечает, что у него есть сын. Забыть перед отъездом, что ребенку надо оставить хотя бы деньги на еду? Легко! Но однажды голодной бессонной ночью в щель для писем падает газета, а вместе с ней яблоко, шерстяные носки и бутерброд. И с этого момента начинается незабываемое приключение, которое меняет всё – как мы скоро узнаем, не только для Альфреда. В доме Аманды Шелест – загадочной разносчицы газет и бутербродов, чьи чуткие уши умеют ловить вздохи Забытых, – Альфред находит старинное радио, оставленное здесь 120 лет назад русским физиком А. С. Поповым. Неожиданно для себя Альфред становится ведущим ночной секретной радиопередачи, которую слушают все остальные забытые дети в городе. За книгу «Радио Попова» финская писательница Анья Портин получила престижную литературную премию «Финляндия» в области детской и юношеской литературы в 2020 году.

Аманда

На следующую ночь я опять пошел спать в прихожую. Вдруг он явится снова? И бросит в щель для почты бутерброд? Телефон у меня разрядился, но батарейка в будильнике еще работала. Я поставил будильник на пол и стал следить за стрелками. Я ждал, когда они дотикают до половины третьего — это когда странный гость приходил вчера.

Время ползло едва-едва, в животе урчало. Было воскресенье, так что за весь день я ел, кроме ночного бутерброда, угадайте что? Правильно, сухари и маринованные огурцы! Теперь поесть горячего удастся только через неделю — с завтрашнего дня в школе начинаются каникулы. От мысли о горячей еде меня даже замутило. Всю неделю питаться огурцами с сухарями? Или сухарями с огурцами? Или по очереди сухари, огурцы и заваренный водой из-под крана эрл грей? Бр-р! Надо что-то придумать, а то можно и не дотянуть до конца каникул. Может, напроситься к кому-нибудь сгребать листья с лужайки? Или попробовать изображать памятник? Я видел в городе одного такого, выкрашенного серебряной краской.

К счастью, скоро мысли мои приняли другой оборот. Внизу хлопнула дверь подъезда, и с лестничной клетки донеслись знакомые звуки. Шаги, пауза, БУМК! Шаги, пауза, БУМК! Я встал, подкрался к двери и прижался к ней ухом. Послышалось еще несколько осторожных шагов, и стало тихо. Ночной гость стоял за моей дверью. Если бы дверь вдруг растворилась в воздухе, мы бы, наверное, прижались ушами друг к другу. От этой мысли я вздрогнул. Что ему нужно? Он во все квартиры рассовывает бутерброды, или его интересую только я? Хочет заманить меня в ловушку?

Меня тут же начали одолевать ужасные мысли. Такой уж я человек. Подозрительный. Когда остаюсь один, сразу начинаю что-нибудь подозревать. Вообще сложно предположить, что у тех, кто бродит по ночам, может быть на уме что-то хорошее. Наверное, эти носки и бутерброд были не к добру. Наверное, меня хотели напугать. Или даже отравить. Теперь я буду умирать медленно и мучительно. Да-да, и такое возможно! Но сдаваться я не собираюсь, по крайней мере пока. «Лучшая оборона — нападение», — сказал как-то отец туго набитому чемодану, налегая на него коленкой. Я пытался задерживать дыхание, но в конце концов оно вырвалось, вздох пронесся сквозь меня, как порыв ветра сквозь туннель, и втянулся в стены прихожей, и вся она будто вздрогнула. Хлопнула крышка почтовой щели, и на пол упала газета.

— Лучшая оборона — нападение, — прошептал я, распахнул дверь и выбежал в коридор прямо навстречу ночному гостю.

Гость охнул и отскочил. Я схватил его за низ куртки, чтобы не убежал. От моего рывка гость пошатнулся, и из рук у него что-то посыпалось. Я опустил глаза — оказалось, по полу раскатились некрупные яблоки. Гость что-то пробормотал и наклонился, чтобы их собрать, а поскольку я все еще висел у него на куртке, то и я повалился на пол вслед за яблоками. Привстал на четвереньки, и тут ночной гость резко вскинул голову, боднув меня в подбородок — так сильно, что я даже забыл, что, возможно, нахожусь наедине с опасным преступником.

— И-извините, — проблеял я.

Гость даже не взглянул на меня — он продолжал собирать яблоки в висевшую на плече сумку. Я не придумал ничего лучше, как начать ему помогать. Одно яблоко я сунул тайком в карман пижамы, а остальные отдал хозяину.

— Спасибо. — Гость встал.

Он одернул куртку, пробормотал что-то про выскакивающих под ноги детей и выпрямился. Было так темно, что я не мог рассмотреть лица, но судя по голосу, это была гостья и у нее болело горло. Она была невысокая и опасной не выглядела, так что я тоже поднялся. Она наклонила голову и вгляделась в меня. Я готов был, как заяц, рвануть обратно в прихожую, но что-то меня задержало. Может, если подождать еще немножко, удастся разобраться, что к чему.

— Успокойся, Антеро, — послышалось из темноты. — Я тебя не съем.

— Антеро?

— А ты разве не…

Внимательные глаза снова вгляделись в меня.

— Альфред, — подсказал я. — Так меня называют в школе.

— Называют, гм-м… Это твое настоящее имя?

— Не знаю. Наверное.

— Что значит «наверное»? В твоем возрасте пора бы уже знать, как тебя зовут.

Я ссутулился. Сунул руки в карманы пижамы и так стиснул одной рукой яблоко, что прорвал ногтями кожицу. Смелость, которая только что светилась и переливалась внутри меня, как полная луна, погасла и растаяла.

— Ну же, — подбодрили меня. — Не так уж это страшно — сказать, как тебя зовут.

На меня словно наплыло темное облако, и стало все равно. Все равно я умру с голоду, когда закончатся маринованные огурцы и сухари, так почему бы не рассказать правду? А правда заключалась в том, что дома никто не называл меня по имени. Если отец ко мне и обращался, это всегда было во множественном числе, и я понимал, что он говорит со мной, только потому, что больше в квартире никого не было. «А теперь доедаем все, что у нас в тарелке», «Выходим из туалета побыстрее, выходим», «Похоже, контрольные мы написали неплохо», «В мое отсутствие будем вести себя хорошо, верно?» Когда я пошел в первый класс и учительница спросила, как меня зовут, я неуверенно пробормотал: «А-а…» Она, не отрывая взгляда от бумаг, кивнула: «Значит, Альфред». И все стали звать меня Альфредом.

— Так и есть, — покачала головой ночная гостья, когда я закончил.

— В каком смысле?

— Ты из них.

— Из кого?

— Из Забытых. — Ночная гостья вздохнула. — Ну что же, Альфред. Мне пора идти.

— Но почему?.. — заторопился я, не зная даже еще, что спрошу.

— Потому что люди ждут. Надо до утра разнести газеты, не то будет выговор.

— Я хотел спросить… Почему вчера в газете было… Были…

— Носки, яблоко и бутерброд, если мне не изменяет память. — Гостья уже спускалась по лестнице. — Сегодня у меня только яблоки, да и те рассыпались. Хорошо, что остальные уже получили свое. Ты сегодня последний.

Что за остальные? Что она разносит, в самом-то деле, газеты или яблоки? Гостья была уже внизу, когда я спохватился:

— Подождите меня!

— Не подожду, — отрезала она, ускоряя шаг.

— Эй, не уходите!

Я забежал в квартиру, сунул ноги в кроссовки, схватил с крючка куртку и бросился на лестницу. По пути задел лежавшую на полу газету, из нее выкатилось аккуратное яблочко. Я сунул его в карман, захлопнул дверь и бросился за ночной гостьей. Она была уже на улице, шагала к соседнему подъезду. Я успел забежать за ней в подъезд, пока дверь не захлопнулась. Она не обратила на меня никакого внимания, продолжала торопливо рассовывать по квартирам газеты. На этот раз они были обычные, не пухлые, и яблок из них не выпадало.

Наконец она вышла из подъезда, взяла свою тележку и пошла по тротуару. Я не отставал.

— Не ходи за мной, — буркнула она, ускоряя шаг.

— А вот и пойду.

— Нельзя бегать по улицам в пижаме. Иди домой.

— Не могу. Я забыл ключи.

— Значит, придется позвонить в дверь и разбудить родителей.

— У меня нет родителей. Ну, то есть можно сказать, что нет…

— Можно сказать?

— Ну просто… Просто я не знаю, где они. — Я собрался с духом, прежде чем продолжить. — Маму я не знал с рождения, а отец в командировке, и последний раз мы виделись… Кажется, в августе.

Ночная гостья остановилась и посмотрела на меня. В свете уличного фонаря я наконец разглядел ее лицо. Ей было лет пятьдесят. Над зелеными глазами нависали густые брови. Волосы тоже были густые и топорщились в разные стороны, а из-под них торчали большие уши.

Она изучила меня и медленно кивнула:

— Категория средней тяжести.

— Что?

— Ты относишься к категории средней тяжести.

— Это как?

— Полностью забытые, но высокофункциональные дети, — отчеканила она и снова покатила свою тележку. — Для тебя еще не все потеряно!

Тележка чуть поскрипывала на ходу. Я с удивлением посмотрел вслед ночной гостье. Полностью забытый. Высокофункциональный. Категория средней тяжести. Что это за категории, откуда они вообще взялись? Кто она такая, чтобы меня к ним причислять? Забытый — это еще понятно. А функциональный? И какие еще категории бывают?

Гостья удалялась вместе с тележкой. Ночной ветер носил по тротуару кленовые листья, они шуршали под колесами. Порыв ветра задрал верх моей пижамы до подмышек, обдувая бока. Я застегнул куртку на молнию и почти бегом поспешил следом. Ночная гостья окинула меня взглядом из-под бровей, но ничего не сказала. Я торопливо шагал за ней, понятия не имея куда, но почему-то меня это не тревожило. Лучше уж бежать по ночной улице, чем валяться дома без сна. Воздух был свежий, пахло осенью, и дышалось легко.

На перекрестке ночная гостья остановилась и обернулась ко мне.

— Ладно, Альфред. — Она стиснула ручку тележки так, что в свете уличного фонаря мелькнули побелевшие костяшки, — можешь пойти со мной, но обещай, что будешь помогать.

— Буду, — кивнул я и быстро добавил, чтобы она не передумала: — Я много всего умею. Я хорошо читаю и считаю. Могу мыть посуду, варить кофе, жарить яичницу, везти тележку…

— Меня зовут Аманда, — сказала она. — Аманда Шелест.