Навязывание

Ариана Кох, 2021

Молодая женщина проживает в небольшом городке рядом с живописной горой, отбрасывающей тень на ее дом. Она то и дело хочет уехать из городка в большой мир, но никак не может решиться оставить привычную жизнь. Пока в городок не приезжает гость, чье появление заставляет ее взглянуть по-новому на многие вещи. Ироничный интеллектуальный роман швейцарской писательницы Арианы Кох об эмиграции и гостеприимстве, получивший немецкую литературную премию «aspekte 2021» за лучший дебют.

У моего дома стоят два льва-охранника, пасти обоих широко раскрыты, лапа у каждого покоится на шаре, но гость их не испугался. Я сказала ему: ты, конечно, можешь остаться у меня, но тебе придется принести себе матрас, если не хочешь спать на надувном, из которого постоянно выходит воздух, так что в итоге спишь на полу, точнее, не совсем на полу, потому что у меня есть однажды позабытый кем-то персидский ковер, который ты вполне можешь взять и спать на нем, если хочешь заработать себе ригидность затылка.

Так что гость понес через весь городок розоватый матрас. Предполагаю, что гостю его одолжила женщина в светло-сером пальто. Иногда он ставил матрас на парковую скамейку, немного отдыхал, снова посматривал на гору, которая, как и прохожие, отвечала ему безучастным взглядом.

Я была не настолько вежлива, чтобы помочь ему донести чемодан. Он справлялся с ним, тяжело дыша и слегка согнувшись, заваливаясь то налево, то направо. Затащил его вверх по лестнице, ступенька за ступенькой, сдирая кожу о стены и, наконец, вошел в квадратную комнату, заставленную сломанными пылесосами. Гость положил матрас между болтающимися хоботами пылесосов, которые ночью станут тайно принюхиваться к нему, о чем он тогда еще не подозревал.

Гостя я приняла, потому что живу в доме с десятью комнатами, располагаясь лишь в девяти из них, так что одна пустовала. Мне постоянно звонили интересующиеся ей, хотя я никогда не давала официальных объявлений. Потом я перестала отвечать на звонки. Комната покрывалась пылью, и я подумала, что ее надо переобустроить. В ней могли бы жить домашние животные или кочевники. Как-то раз я даже подумала о слуге. Раньше эта комната принадлежала человеку, который постоянно пребывал в разъездах, что хорошо мне подходило. Сначала она еще присылала регулярно фотографии и открытки. Потом связь с ней прервалась. Ее фамилия по-прежнему написана на почтовом ящике, однако она настолько выцвела и обветшала из-за солнца и дождей, что стала нечитаемой. А вот моя, наоборот, прекрасно читается.

Я никогда не задумывалась над тем, какую фамилию унаследовала. Никогда не удосуживалась узнать побольше о фамилии, которую мне суждено носить. Время от времени однофамильцы встречались мне в книгах, например, судья-женоненавистник, живший на стыке веков, одержимый исследователь паразитов или фирма, поставившая перед собой задачу производить оружие и рассылать его по всему свету.

Разумеется, и у гостя есть фамилия. Даже очень длинная. Настолько длинная, что ее не запомнить при всем желании.

Внезапно я снова вспоминаю историю, которую рассказывал за стойкой «Ротонды» усатый художник.

Однажды ему позвонил молодой человек и вежливо осведомился, можно ли бесплатно поработать у него подмастерьем на протяжении нескольких недель, мол, ему хотелось понаблюдать, как работает великий художник. Тот немного подумал и согласился. Подмастерье обрадовался и поинтересовался, есть ли гостиница неподалеку от места проживания художника. Художник сразу пригласил его к себе домой, поскольку жил на отшибе и никаких гостиниц поблизости не было. Подмастерье приехал уже на следующий день, в руках у него, когда художник открыл ему дверь, не было ничего, кроме маленького пластикового пакета. Подмастерье радостно обосновался в гостевой комнате и залез под одеяла, хотя они договаривались, что он привезет с собой спальный мешок. Художник немного удивился, но потом переключился на троих детей, которых воспитывал в одиночку.

На следующий день подмастерье хотел подняться в шесть утра, чтобы писать рассвет, но спустился вниз только в десять часов. Художник приготовил и предложил ему омлет из трех яиц, который тот принял, как нечто само собой разумеющееся. Поедая омлет, подмастерье изъявил-таки желание заняться живописью, но сообщил, что у него, к сожалению, нет никаких материалов. После чего художник освободил ему угол, поставил туда мольберт, холст и краски, чтобы угодить гостю. Тот сразу принялся писать, однако вскоре разочарованно сообщил, что среди красок нет черной. Художник объяснил ему, что редко пользуется черным, и на то есть особая причина. Подмастерье заявил, что эта причина его нисколько не интересует, ему просто нужен черный.

Художник отыскал для него драгоценный глубокий черный цвет, и подмастерье, выдавив весь тюбик на холст, принялся размазывать его руками.