Испанец. Дерзкий корсар

Арина Теплова, 2023

Эксклюзивно. Только на ЛитРес.1831 год. Не успела Сашенька Оленева покинуть пансион для благородных девиц, как отец вознамерился выдать ее замуж. Жених богат, родовит и стар. Не желая мириться с навязанным браком, Александра тайком отправляется на бал-маскарад, желая в последний раз насладиться свободой. На балу ей неожиданно передают письмо. Некий поклонник приглашает ее на свидание. Думая, что записка от Михаила Протасова, который ей нравится, девушка идет в усадебный парк ночью. Но на встречу приходит другой мужчина – испанский граф Эрнандо де Мельгар, дерзкий и опасный. Боясь за свою репутацию, Саша сбегает от навязчивого испанца, который жаждет продолжить знакомство. Однако де Мельгар не думает отступать и намерен завоевать непокорную красавицу, даже несмотря на то, что у нее уже есть жених.

Глава III. Пансионерка

Месяцем ранее

Екатеринослав, Российская империя

Пансион для благородных девиц

1831 год, Апрель, 22

— Оленева! Опять ворон за окном считаешь? — раздался неприятный скрипучий голос мадам Исаевой, стоявшей у доски.

Сашенька быстро отвернулась от окна, ибо ее парта находилась у подоконника, и посмотрела на классную даму. Сухопарая высокая старая дева в черном платье походила лицом на крыску, имея маленькие глаза и узкое скуластое лицо серого оттенка.

— Простите, мадам, — вымолвила девушка, чуть привстав со своего места и поклонившись в знак раскаяния головой.

Исаева вперила в светловолосую худенькую ученицу неприятный взор и строго велела:

— Сядь! И повтори, что я только что сказала про пятое писание от Матфея.

Пытаясь сосредоточиться, Саша послушно села обратно и начала мямлить:

— Там говорится… апостол Матфей сказал, что надо…

Она не могла ничего повторить, потому что пропустила мимо ушей то, что рассказывала до того мадам. Положение спасла ее соседка по парте Варвара Дорошенко, которая потянула руку вверх. Исаева кивнула, и Варя, встав, повторила все «умные слова», сказанные только что наставницей.

— Умница, Варвара, — похвалила Исаева. — Вижу, ты на отлично окончишь наш пансион и нам не будет стыдно перед твоими родителями. А вот некоторые, я про тебя, Оленева, так и останутся глупыми неучами.

Насупившись, Александра опустила голову, подумав о том, что она совсем не неуч и с удовольствием занималась историей и литературой, прочитав почти все книги в библиотеке в пансионе. А еще она обожала географию, а именно, изучать всякие карты и описания других стран. Она могла часами рассматривать атласы и даже сама заносила в тетради заметки, описывая страны, города, реки и моря, пытаясь запомнить все названия и изучить обычаи народов. Но лучше всего Сашеньке давались языки, она была первая в классе по этим предметам. Немецкий, английский и французский она знала превосходно, немного изучала итальянский и греческий. Потому вовсе не считала себя необразованной, как намекала мадам Исаева.

Ненавистный урок закона Божьего начался, как всегда, с занудных наставлений мадам Исаевой о том, что девица из благородного семейства должна быть послушна своим родителям и будущему мужу. Исполнить свой долг, который ей велит беспрекословно подчиняться и слушаться. Эти наставления не нравились Саше и вызывали только скуку. Оттого, едва увидев за окном прилетевших грачей, сидевших на ближайшем дереве, она с интересом стала разглядывать их, любуясь тем, как солнечные лучи озаряют их черные спинки и бока.

Наступила весна, и две недели, как в городе растаял снег, кругом журчали ручейки, а на деревьях набухли почки.

Сашенька была слишком активной и любознательной, и все эти уроки закона Божьего вызывали у нее скуку. Но приходилось три часа в неделю слушать проповеди или приходского священника, или мадам Исаеву о благочестии и святых.

Девушка же думала, что это время можно провести с большей пользой. Например, прогуляться по улице, рассматривая прилетающих птиц, или покататься верхом на лошади, которой у нее никогда не было, или полюбоваться на городском пруду небольшими суденышками, пахнущими едва высохшей краской. Но девиц в пансионе мадам Вавиловой держали почти в заточении. Один раз в месяц они всем классом выходили на подобие прогулки, парами, строго на три часа после обеда. И так каждый из четырех классов, составленных по возрасту. Этого Сашеньке было мало, а часовая прогулка в пансионном небольшом саду с единственной яблоневой аллеей казалась ей скучной.

Ее душа рвалась на простор, увидеть мир, новых людей, но уставы пансиона были строгими, и пансионеркам запрещалось выходить за его пределы. Долгие одиннадцать лет Сашенька жила здесь. Точнее, не жила, а томилась, как птица в клетке, чувствуя, что ее существование невыносимо. Почти у всех воспитанниц была мечта как можно скорее вырваться из этого убогого места с армейскими законами на волю, уехать к родным. Учились они круглый год, и даже летом пансионерок не выпускали на каникулы. Таковы были уставы заведения, родители, опекуны или родственники девиц подписывали о том бумагу, отдавая с шести лет девочек на двенадцатилетнее обучение.

Классная дама разрешила Варе сесть.

— Спасибо, — шепнула ей Саша, Варенька была ее лучшей подругой. — А то опять влепила бы мне низший балл.

— Оленева! Еще слово, и выйдешь гулять в коридор.

Сашенька замолчала, думая о том, что, может, и правда лучше будет в коридоре, там хоть за грачами последить можно.

Неожиданно в классную комнату постучали, и все четырнадцать девушек старшего класса обернулись к двери. Вошла секретарь начальницы пансиона, бойкая дама сорока лет, и спросила:

— Можно? — после утвердительного кивка Исаевой секретарь заявила: — Мадам Вавилова немедленно требует Александру Оленеву к себе в кабинет. Приехал ее батюшка.

— Ступай, Александра, — разрешила классная дама.

Саша медленно подняла деревяшку парты и встала, не понимая, отчего вдруг приехал отец. Последний раз он появлялся в пансионе десять лет назад и то уехал в тот же день, удостоверившись, что дочь в порядке.

— Попроси у него денег, — шепнула ей вдогонку Варенька.

Саша взглянула на подругу недоуменным взором и быстро кивнула.

Выйдя из класса, Сашенька направилась в комнаты к начальнице. Навязчивая мысль точила ее существо — зачем приехал отец, и отчего именно сегодня?

Вторая мысль так же вертелась в ее голове — это просьба Вареньки. «Попроси денег». Легко сказать. Как она попросит денег у постороннего человека, которого совсем не знает? Конечно, она помнила облик батюшки, но весьма смутно. Ведь она видела его лет в восемь. Но денег все же надо было попросить. Скудное питание в пансионе считалось правильным для взросления терпеливых, скромных девиц. Воспитанницы жили почти впроголодь. Утром на завтрак им давали кашу и хлеб с маслом, на обед — жидкий овощной суп, пирожок. На ужин и того меньше — булочку с чаем. Вот и все. Потому почти все воспитанницы имели худощавое телосложение и бледное лицо.

Начальница пансиона всегда говорила, что девицы не должны много есть и жить в неге, это расслабляет и ведет к лени. Потому в заведении все время было прохладно, градусов шестнадцать, не более, даже в спальнях. Одеяла шились тонкими, а пансионерки умывались только холодной водой. Подъем в шесть утра, далее восемь занятий по двадцати дисциплинам, потом в два часа начинался обед, а далее различные обязанности. Кто-то помогал на кухне, кто-то переписывал книги по философии, кто-то трудился в прачечной, а иные вышивали, выполняя заказы, которые брал пансион, чтобы заработать немного денег.

Пансион благородных девиц мадам Вавиловой был почти благотворительным заведением. В основном сюда отдавали мещанок и бедных дворянок. Ибо родители не могли их достойно содержать в более дорогих заведениях подобного рода. Родители или опекуны вносили минимальную плату за девушек, и в основном пансион существовал на пожертвования. Именно поэтому питание было скудным, а пансионеркам шилось всего одно темно-серое платье и два фартука на год, к тому же они должны были приносить пользу. Слуг в пансионе было мало. Мадам Вавилова со знанием дела всегда говорила, труд облагораживает любую девицу и дает ей необходимые навыки, такие как вышивание, приготовление еды или уборка, которые всегда пригодятся в жизни.

Классы делись по возрасту, младший составляли девочки от шести до девяти лет, второй от десяти до двенадцати, третий — от тринадцати. Сашенька училась уже в старшем классе. И все же у девушек было немного свободного времени — это часовая прогулка в пансионном саду и два часа перед сном. Многие это время проводили за книгами, понимая, что необходимо как можно больше изучить и узнать. Ведь по выпуску из пансиона девицам выдавался аттестат учителя. И после они могли служить гувернантками в богатых домах или учительницами в таких же пансионах. Но воспитанницы более всего надеялись удачно выйти замуж. Ведь тогда работать им бы не пришлось.

Единственной радостью у полуголодных пансионерок были посылки от родных. Когда кому-нибудь передавали продукты или деньги, девушки прятали все это. Кто-то успевал засунуть денежку в потайные карманчики на классном платье или за щеку. В противном случае деньги забирала начальница. После на утаенные сбережения, они просили привратницу-Феклушу купить им дешевой еды: пряников, яблок или свежего хлеба. Тайком собравшись после отбоя в комнате всем классом, поедали свои богатства, часто отдавая продукты еще и другим ученицам.

Потому, следуя по пустынному коридору, Саша стискивала руки и думала о том, как попросить у батюшки хотя бы пять рублей, но не знала, хватит ли ей духу. Вдруг он окажется злым или скупым и, вообще, рассердиться на ее просьбы. К своему стыду, она совсем не помнила нрав Сергея Даниловича Оленева.

— А входи, Александра, — велела начальница пансиона.

Саша медленно прошла, оглядывая невысокого полноватого господина в летах с лысиной и густыми усами.

— Здравствуй, дочь, — вымолвил Сергей Данилович и изучающе прошелся взглядом по девушке.

— Здравствуйте, — тихо произнесла Саша, не зная может ли она назвать его батюшкой или по имени отчеству надо обращаться.

Он даже не подошел к девушке, а обернулся к мадам Вавиловой.

— Какая скромница, — продолжал он. — Могу я забрать ее до вечера на прогулку? Мне необходимо переговорить с ней с глазу на глаз, Амалия Федоровна.

— На прогулку? — удивилась Вавилова. — Но это запрещено, господин Оленев, в этом году выпуск. В июне вы сможете и вовсе забрать дочь из пансиона, а до этого времени…

— К вечерней трапезе я приведу ее обратно, — продолжал настаивать Оленев. — У меня срочное дело.

— Сергей Данилович, в нашем заведении не принято, чтобы пансионерки выходили за пределы пансиона с родными. Вы можете говорить с ней здесь сколько угодно.

— Да, понимаю, но в виде исключения.

Быстро вытащив из кармана два золотых рубля, Оленев положил их на стол перед Вавиловой.

— Ладно, так уж и быть, — оскалилась довольно Амалия Федоровна, торопливо убирая деньги в верхний ящик стола. — Но только из всегдашнего расположения к вам, Сергей Данилович. Можете забрать Александру до обеда.

— Прекрасно! Тогда в два по полудню я верну ее обратно.

Саша, смотря за этим нелицеприятным действием, хмурилась и молчала.

У выхода Сашенька накинула свой тонкий редингот и шаль на шею. Оглядев вновь дочь, Оленев пробурчал:

— Пойдем уже, Александра. Поговорим там, где нам не помешают.

Девушка кивнула и последовала за отцом. Она вся растерялась и даже немного дрожала, не зная, как себя вести. Сергей Данилович казался ей чужим, незнакомым и далеким. И смотрел он на нее как-то странно, холодно, постоянно щурясь, не как родной человек.

Оленев, облаченный в дорогую пару и цилиндр, важно шествовал, опираясь на трость. Они прошли один квартал, затем второй, и Саша молча шла рядом с отцом, почтительно отставая на полшага, боясь спросить, куда они направляются. Сергей Данилович вдруг свернул в небольшой городской парк, и девушка, обрадовавшись прогулке там, поспешила за ним. Стояла теплая погода и солнце по-весеннему ласково припекало.

Спустя пять минут Оленевы приблизились к скамье, на ней сидел дворянин в светлом сюртуке, черном цилиндре и белых брюках. Пенсне на переносице и трость в его руке выглядели респектабельно и дорого. Завидев отца и дочь, седовласый мужчина поднялся. Высокий, с небольшой бородкой на бледном лице, он выглядел моложаво и по-щегольски. Чувствовалось, что у него достаточно денег, чтобы следить за всеми веяниями моды.

— Вот и мы, многоуважаемый Иван Романович, — громко сказал Оленев, приближаясь к господину.

— Уж заждался вас, — ответил тот.

Остановившись рядом с отцом, Саша отметила пристальный взгляд мужчины, который прошелся по ее лицу и фигуре.

— Вот моя Сашенька, — заявил Сергей Данилович.

— Приятно видеть вас в добром здравии, мадемуазель Оленева, — поздоровался галантно дворянин и поцеловал ей руку.

— Александра, — отец сделал небольшую паузу и представил ей мужчину: — Иван Романович Протасов, действительный тайный советник и твой будущий жених.

— Жених? — пролепетала Саша пораженно, уставившись во все глаза на Протасова.

Как жених? Ей было всего семнадцать, а этому господину не менее пятидесяти! Нет, это не могло быть правдой. Осознание этого было слишком жутким. Но Саша прекрасно знала, что часто молодых девиц отдавали за мужчин в возрасте, но она не думала, что это случится именно с ней.

Замерев, Сашенька посмотрела на Протасова более пристально. Круглое, чуть заплывшее лицо с остатками былой красоты, густые русые волосы с сединой на висках. Некогда эффектная фигура теперь была испорчена брюшком. Но более всего ей не нравился его взгляд, какой-то маслянистый и раздевающий. Отчего-то от его липкого взора по спине девушки пробежал холодок.

— Хороша, отменно хороша, — закивал довольно Протасов, — прямо расцвела с того дня, когда я видел ее на Пасху.

Нахмурившись, Саша уставилась на Протасова и вдруг вспомнила. Она уже видела этого господина три недели назад.

На Пасху они с классной дамой и другими девушками класса у Троицой церкви исполняли праздничные оды и песни, выученные на уроке хора за год. В тот солнечный день на паперти церкви многие горожане стояли и слушали их песнопения, и именно этого мужчину Сашенька отчетливо запомнила. Около часа он стоял в первом ряду, и его неприятный, какой-то оценивающий взгляд сверлил ее все это время. После она видела, как он подошел к их классной даме и о чем-то переговорил с ней. Наверняка спросил ее имя.

— Ну уж, захвалите ее, Иван Романович, — расплылся от удовольствия Оленев.

— Красавица она у вас, Сергей Данилович, прямо глаз не отвести, — добавил восторженно мужчина, чуть обходя застывшую на месте Сашу, осматривая ее со всех сторон.

Девушка чувствовала себя породистой кобылой, которую оценивает потенциальный покупатель. Она нервно откинула одну из длинных светлых кос за спину, поджав губы.

— Вся в свою покойную мать. Та тоже была красотка. Оттого и обратил на нее внимание, — объяснил, плотоядно скалясь, Сергей Данилович.

Саша немного знала о своей матери. Только то, что она была прислугой в доме Оленева и из простых. Она была некоторое время любовницей ее отца, а потом родила ее и умерла, не перенеся послеродовой горячки. До шести дет Сашей занималась няня Оленевых, и девочка жила в загородном фамильном поместье. Эта же няня ранее присматривала и за законным сыном Сергея Даниловича, Николаем. После Сашеньку отправили на обучение в Екатеринославский пансион, чтобы незаконнорожденная дочь не маячила перед глазами отца. Пансион стал наилучшим решением. На содержание девочки не требовалось выделять много средств, всего двести рублей в год. Там Александра получала достойное дворянки образование, к тому же находилась под неусыпным присмотром.

Сейчас же Сергей Данилович решил выгодно сбагрить дочь с рук. Неделю назад к нему явился господин Протасов и предложил взять Сашу замуж. Ивана Романовича не смущали ни незаконнорожденность девушки, ни отсутствие приданого. Мало того, все расходы по помолвке и будущему венчанию Протасов обязался взять на себя. От такого выгодного предложения наилучшим образом устроить жизнь дочери Оленев не мог отказаться. Всего этого Саша пока не знала, оттого испуганно и непонимающе смотрела на мужчин, которые обсуждали ее прелести словно на аукционе, совершенно на стесняясь.

— Косы густые, а глаза яркие какие, — продолжал расхваливать ее Протасов, остановившись напротив девушки и вновь проводя взором по ее лицу, и поэтично добавил: — Чистый аквамарин, как светлое море в солнечный день.

— Еще бы, — завторил ему Оленев, поднимая трость и указывая на грудь девушки. — Вы на стан посмотрите, стройный какой, а грудь-то совершенной формы.

— Видел, все уже видел на Пасху, оттого и решился говорить с вами, Сергей Данилович.

— Прошу вас, батюшка, — пролепетала Саша, окончательно заалев щеками.

— Чего ты, Александра? — обернулся к ней отец. — Господин Протасов желает взять тебя в жены, должен же он посмотреть на тебя как следует.

— Да-да я и говорю, прекрасная одалиска, как раз такой и не хватает в моем доме.

— Итак, если вас все устаивает, — потирая руки, сказал Оленев. — Предлагаю пройти в ближайшую ресторацию и пообедать. Заодно обсудим все по деньгам.

— Прекрасная идея, Сергей Данилович, — согласился Протасов. — Вы позволите мне проводить Александру Сергеевну?

— Думаю, еще рано это, — как-то хитро заявил Оленев, подставляя локоть дочери и явно желая набить цену за девушку перед будущим женихом. — Александра пойдет со мной. Она же вам еще не невеста.

— Да, вы правы, многоуважаемый Сергей Данилович, я погорячился.

Они последовали из сада на ближайшую улицу. Протасов и Оленев шли рядом, обсуждая, как лучше все устроить. Сашенька же, легко ухватившись за локоть отца, тихо следовала рядом и только хмурилась. Вся эта ситуация была до крайности неприятной и даже какой-то гадкой. Но, естественно, она ничего не могла возразить отцу. Он был единственным в этом мире, кто заботился о ней. Все же он не выкинул ее на улицу в детстве и даже отправил в пансион для благородных девиц, а теперь намеревался устроить ее брак. Надобно быть благодарной ему. Но отчего-то девушка не чувствовала благодарности. Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать, оттого что ее жених такой старый и неприятный.