Амулет Мертвых

Артем БО, 2018

Эта книга написана в редком жанре женского Фэнтези, повествующей о молодой девушке из крупного мегаполиса, попавшей в невероятную историю в компании весьма странных… Мужчин?

Из огня да в омут

Она всё время ощущала холод, холод, с которым не могла расстаться. Она часто выходила на солнце, чтобы погреться в его лучах, иногда этот холод отступал, давая ей отдых и умиротворение. Холод исходил от золотого медальона на её шее. Казалось бы, что может быть проще — сними его и не мучайся. Но вместе с медальоном уходило ощущение жизни, жизнь как будто теряла краски, хотелось просто лечь и умереть. Не могла Оксана позволить себе этого. Наверное, всё дело в воспитании, которое она получила от родителей, лица которых сегодня не могла вспомнить. Но с детства ей говорили: «Не сдавайся! Учись! Работай! Только сильного ждёт успех». А лечь и умереть это слабость, она не понимала тех, кто говорил, что на самоубийство требуются силы. Так говорили люди, которые никогда бы не совершили подобное, потому что знали, что такое ответственность перед собой и другими. Отказаться от ответственности бывает сложнее, чем от жизни.

Ответственность. Она чувствовала, что в ней нуждаются, что только она способна помочь тем несчастным, которые вокруг неё собрались. Ей казалось, что она чувствует их боль, и эта боль обжигает её холодом через амулет.

И ей, возможно, было бы намного легче и приятнее в этот вечер, но её обнимали холодные руки.

Она стояла на холме к западу от её дома и смотрела на закат, на поля и редкие деревья. Поля простирались до горизонта по невысоким холмам. Это был самый высокий холм в известной ей округе. С его вершины отлично виднелись деревья, что росли в логах, у ручьев и реки. Также с холма прекрасно обозревалось поле, возделываемое её подопечными, и крыша её дома.

Также с холма она наблюдала лагерь из десятка шатров, что стояли на поле, до возделывания которого у неё пока не дошли руки. «Дармоеды», — отчего-то всплыло в голове слово, которым она никогда не пользовалась, и не пользовался никто из тех, кого она знала. Холодные же руки принадлежали главному дармоеду.

— Ты только представь, — говорил он ей с притворной нежностью слова, которые ей давно набили оскомину, она слушала их в разных вариациях уже много раз, — ты можешь жить в прекрасных хоромах с коврами из шкур дивных тварей, и десятки слуг будут ухаживать за твоей красотой. Оставь эту лачугу и будь моей королевой.

Солнце опустилось за горизонт, оставив кроваво-красную полосу, вся зелень полей стала синей, и цветы, что виднелись в зелёной траве, спрятались в синеву. Оксана так и стояла, смотря в горизонт. «Что предпримет это чудовище, когда больше не сможет ждать?» — думала она. — «И чего хочет на самом деле?»

Если ответ на первый вопрос ей был очевиден, и она не понимала лишь, что до сих пор его останавливало, то ответа на второй найти не могла. Конечно, она могла сказать, что ему нужен её медальон, на который он смотрел жадным взглядом. Но тогда что мешало ему расправиться с ней ещё в первый день? Найти себе женщину на ночь такой, как он, наверно, всегда сможет. А в то, что он просто своеобразен и просто влюбился в неё, она поверить не могла: судя по всему, такое чувство, как любовь, не входило в его добродетели.

Оксана перевела разговор.

— Помнишь, я рассказывала об обычаях моей страны? — говорила она.

— Конечно, я помню все, что ты говорила мне, я ловлю каждое слово, лишь бы исполнить твои желания, — продолжал он говорить с притворной интонацией ей на ухо.

— Тогда где кино, — возмущённо спросила она, поворачиваясь к нему лицом, — что ты обещал мне достать?

Его тонкие губы стали ещё тоньше и омерзительнее, в глазах вспыхнули злые магические огоньки. И в следующее мгновение он расплылся в широкой улыбке, оскалив удивительно белые зубы. Огонёк в глазах погас, но улыбаться они не начали.

— О, прекрасная, — сладко-сладко заговорил он, — когда просила ты подумать, я уезжал. И много времени общался я с заморскими послами и мудрецами. О том, что такое Кино, не знает никто в целом свете. И мне пришлось посетить мёртвые земли и спросить там, у вечных хранителей, что имеется в виду. И нам было открыто великое знание, и скоро все, что требуется для этого ритуала, прибудет сюда.

Ей стало ещё прохладнее. Её начала бить дрожь, которую она и скрыть-то не смогла. Он отстранился от неё и расстегнул большой кожаный плащ, висевший на его плечах.

— В силу некоторых своих особенностей я не могу согреть тебя своим теплом, — с вкрадчивой заботой прошептал он. — Но я могу отдать тебе часть одежды, что ношу сам.

Он не спрашивал, просто накинул плащ на неё. Одеяние оказалось тёплым, но оно не могло остановить её дрожь. «Что-то совсем не так», — тревожно думала она. — «Неужели он и впрямь нашел, как сделать кино в этом отсталом мире? Или придумал что-то другое? Но что?» Ей не нравился ни один вариант, и она под предлогом, что её всё равно знобит, пошла вниз, к дому. Ей хотелось быстрее избавиться от этого урода.

Он больше не обнимал её, он шел впереди по узкой тропе с вершины холма, иногда поворачивался и чему-то улыбался. Его руки обычно были такими холодными, что невольно думалось, что он замёрз, но, похоже, и без плаща он чувствовал себя также непринужденно, как и с ним. На удивление, плащ начал согревать не только её тело. Некое тепло подавляло её внутренний холод.

— Пойдём до моего лагеря, — сказал он, когда они спустились, и протянул ей руку. Брать в руку эти холодные, костлявые пальцы ей было неприятно, но какая-то сила подтолкнула её руку, она положила свою ладонь в его — и удивилась. Впервые за долгое время рука была теплой. Что-то громко брякнуло в сарае, который они проходили. Иногда неприятности случались с её подопечными, особой ловкостью почти никто из них не отличался.

— Зачем? — спросила она, глядя на него и уже проходя мимо крылечка своего дома.

— Я приготовил для тебя не один подарок, — сказал он.

— Да? — спросила она с непонятным чувством. Должно было быть недоверие, а получилось удивление. Она захотела остановиться. Она боялась его подарков, сильно хотелось убежать, спрятаться в своём доме, но вместо этого она просто стала медленнее идти. Тело повиновалось не ей.

— Конечно, моя будущая повелительница, — произнёс он. — Я не раз говорил тебе о том, что я повелеваю сильным государством на западе. И не могу остаться голословным, своей будущей супруге я просто обязан оказать подобающие почести.

— Будущей супруге? — с ещё большим удивлением спросила она. — Я ведь ни на что ещё не дала согласие.

— О, конечно, конечно, — быстро произнёс он, — но это вопрос времени, и я уверен в том, что ты примешь моё предложение, а оказать достойную тебе честь я обязан вне зависимости от того, что ты скажешь. Это вопрос самоуважения, ведь я не могу предлагать своё царство абы кому, а раз предлагаю, значит нужно проявить подобающую учтивость, — говорил он, и с каждым словом ей становилось всё теплее. Они уже шли через его лагерь к большому шатру, который стали устанавливать после возвращения её гостя. — Конечно, на всё это тоже требовалось время, и требовало моего присутствия в моих землях. Меня там сильно ждут, но ничего важнее тебя в моей жизни просто нет.

За долгое время их общения она впервые обратила своё внимание на то, что хочет верить его словам. «Может, он говорит правду?» — звучали мысли в её голове. — «Пусть он противен со своими особенностями, но, может, действительно любит меня?».

Шатер, к которому он подвёл её, был огромен. В него бы поместился весь её дом и ещё место для пары сараев осталось.

— Этот шатёр я приказал возводить сразу как приехал, — хвастался ухажер. — Для кино нужен большой зал. В этом шатре будет всё, как и должно быть. А сегодня я хочу, чтобы ты отужинала со мной в этом шатре.

Она не ответила ничего, есть ей не хотелось. Отказаться она не могла, поэтому просто проследовала в шатёр.

Двое слуг откинули перед ней полог в две стороны, и она увидела за ним небольшой тамбур, в конце которого стояло ещё двое, они открыли следующий полог, когда она подошла к ним. В это время за принцем уже завязывали вход, она повернулась из любопытства, посмотреть, что происходит. Оказалось, что тамбур кончается только третьим пологом. Слуги, как на представлении по синхронному плаванию, делали всё быстро, аккуратно и одинаково.

За тамбуром она ожидала увидеть огромное помещение шатра, но оказалось в… вестибюле. На полу лежали толстые ковры. Трое слуг поклонились, когда они вошли. Они были в длинных черных кафтанах. Один из них предложил ей снять плащ, она согласилась. Он учтиво принял плащ с её плеч. Слуга был высок, широк, с суровым лицом. «Отличная морда, — думала она, — для головореза». Все воины и слуги отличались синюшной белизной. Ей всегда казалось, что они как-то недомогают. Но для больных они всегда были на удивление расторопны и точны.

— О, моя прекрасная, — говорил хозяин шатра, — я хотел бы, чтоб ты приняла в дар от меня несколько нарядов, принятых в моих землях.

— Нарядов? — неловко переспросила Оксана, у неё были кое-какие платья и юбки, но большинство из них было ей не по размеру, некоторые износились и вообще не соответствовали общению с принцами. Ещё за то время, что она обитала в этом мире, она собрала себе одно платье из шкур. Но этот наряд выглядел дико в сравнении с рубахами и кафтанами воинов и слуг её ухажера. Он, впрочем, похоже, не любил блистать и потому одевался не намного изысканнее своих подчинённых.

— Да, нарядов, — подтвердил он. — Я наблюдал за тобой и мне показалось, что тебе подобает иной наряд. Не хочу сказать, что твой наряд плох. Нет. Но ты держишься по-иному, и кажется, что это платье тебе приносит некоторое неудобство.

Она промолчала.

— Оренча, — громко и четко произнёс он. Один из пологов открылся, и в комнату вошла низенькая женщина. Оксана сначала подумала, что перед ней девочка, причем весьма маленькая, но приглядевшись, поняла, что служанка намного старше её.

— Чего изволите, повелитель? — произнесла она, присаживаясь в глубоком реверансе.

Он проигнорировал её обращение и обратился к Оксане.

— Это Оренча, она будет твоей служанкой, при ней есть ещё несколько девок, они помогут тебе с нарядами.

— А вы обращайтесь с ней так, будто она уже повелительница, — с металлом в голосе обратился он к служанке.

— Ваша воля, повелитель, — присела она в реверансе перед ним, потом повернуласьь к ней.

— Простите, что обращаюсь к вам, ваша милость, — произнесла с опаской, снова приседая в глубоком реверансе и остановившись в нижнем его положении. Было очевидно, что она чего-то ждёт. Чего? Оксана посмотрела на неё, на повелителя, на его слуг. На лицах слуг не выражалось ничего, а вот предводитель широко улыбался, он поймал её вопросительный взгляд, и она увидела, что он, продолжая улыбаться, беззвучно трясется от смеха. Он постоял ещё пару мгновений, потом, не прекращая бесшумно сотрясаться от смеха, указал на служанку. И она поняла, что надо что-то сказать. Но что? От замешательства Оксана совершенно забыла, с какими словами обратилась к ней служанка, и потому не знала, чего та хочет.

— Говори, — произнесла она несколько смущенно.

— Не изволите ли вы пройти со мной в банную и платяную комнаты? — спросила служанка, поднимаясь из реверанса.

Оксана поняла, что отвечать надо соответственно предложенному статусу.

— Веди, — коротко ответила она.

Женщина снова коротко присела и пошла к пологу, из которого только что появилась.

— Она полностью в твоем распоряжении, — сказал Оксане хозяин шатра. — Можешь её даже съесть, вряд ли она будет сопротивляться, — он улыбнулся, поймав её возмущенный взгляд. — А я подожду тебя в основном зале, — он отвернулся, перед ним слуги распахнули полог в противоположной стене, и вышел.

Оксана повернулась к Оренче. Та так и стояла, держа полог и ожидая, пока её госпожа соизволит пройти. Подобное прислуживание ей казалось чрезмерным. Она, конечно, видела что-то такое по телику, и по истории они проходили что-то подобное, но чтобы она сама попала в такие условия… Ей было дико. «Но ничего не поделаешь, если они тут мирятся с рабством, придётся и мне мириться», — думала она. — «Может, что-то интересное узнаю». Она не торопясь прошла в предложенное ей помещение.

В этом помещении, сидя на коленях вдоль стены, располагались девушки, на них не было одежды, они были худые и бледные. С другой стороны находился большой сундук и скамья. Девушки никак не отреагировали на её появление, продолжили молча сидеть. За спиной у неё Оренча запахнула и завязала полог.

— Что это за палата? — спросила Оксана.

— В данной палате повелительнице подобает раздеться, — ответила Оренча.

— А если мне не хочется раздеваться? — спросила Оксана и повернулась к служанке.

— Как будет угодно госпоже, — присела в реверансе служанка.

Оксана показала взглядом на сидящих девушек.

— Зачем они? — спросила с отвращением Оксана. — Для декорации?

Служанка присела в реверансе и произнесла:

— Простите мою необразованность, госпожа, — Оксана услышала смущение в её голосе, — но мне не знакомо слово, что вы молвили мне.

Оксана смутилась сама, она привыкла, что её гость не знает многих слов, которые были для неё обыденными, но принять, что этих слов не знают и все другие, ещё не успела.

— Декорация — это украшение, — произнесла она и услышала в своём голосе надменные нотки, — просто ответь мне, на вопрос: зачем они нужны?

— Благодарю вас, госпожа, — произнесла Оренча, вновь приседая. — Девки нужны, чтоб помочь вам снять платье, помочь совершить омовение и помочь с новыми нарядами.

Оксана смотрела на бледных и худых девушек, и ей казалось, что они сами нуждаются в помощи и уж ей-то точно не могут ни в чём помочь.

— В следующей палате ванна? — спросила Оксана.

— Да, госпожа, — услышала она в ответ.

«Да уж, в ванну одетой не ходят», — думала она. — «Нормальные люди, по крайней мере, точно не ходят». Чтобы раздеться, помощь ей не нужна, тем более этих несчастных. Она стала развязывать шнуровку.

— Простите, что обращаюсь к вам, госпожа, — произнесла Оренча, — но не угодно ли вам принять помощь от меня?

Оксана посмотрела на неё и кивнула, после чего пожалела об этом, но и сказать уже ничего не могла. Оренча трижды хлопнула в ладоши, и девушки, что сидели на коленях, обступили Оксану. Стали развязывать шнуровку на шкурах, две отошли к сундуку. И прежде чем она успела произнести хоть слово, уже стояла нагая на толстом тёплом ковре, а перед ней развязали полог, из-за которого в палату повалил густой пар.

Оксана смотрела на зеркало, как на чудо, так давно она не видела собственного отражения. Она боялась, что увидит нечто ужасное: синяки под глазами или морщинки, или какое-нибудь иное уродство — но ничего особенного не нашла. Перед ней стояла красивая девушка, длинные русые волосы обтекали её плечи, стройное тело обтягивал корсет с множеством кружев тонкой работы. Широкие бёдра были подчёркнуты и одновременно скрыты огромной юбкой, под которой было ещё две кружевных, придававших объем. Из трёх платьев она выбрала то, что с высоким воротом, охватывающим, как водолазка, шею. На груди платья был аккуратный вырез точно под медальон. Не больше, не меньше. Он висел чуть выше груди, и в этом платье оказался обрамлён черной бахромой, переплетенной с золотыми. Вышивка расходилась от амулета вверх по плечам и вниз по груди за спину. Потом возвращалась из-за спины на живот и внизу упиралась в изгиб юбки. Юбка же была вышита красными нитями, но столь тонко, что ничего подобного ранее она не видела.

Дома, где производство стоит намного дешевле, три таких платья стоили целое состояние. «Во сколько же обошлись эти платья этому Чудовищу?». Ей преподнесли диадему, сделанную так, будто она составляла комплект с её медальоном. Но она решила, что лучше будет с распущенными волосами и отказалась от дорогого подношения.

С каждым мгновением она всё больше убеждалась: чародей, так настойчиво вокруг нее ошиваясь, имеет на неё серьёзные планы. Ведь нельзя же столько вкладывать сил и средств в ничто. Единственное, что не давало ей покоя, так это — что же его привлекает именно в ней? Она не думала, что ему интересно просто провести с ней ночь. Хотя она сомневалась, что найдётся настолько больная, что захочет разделить с ним ложе по собственной воле, не из корысти. Она гнала от себя мысли, что рано или поздно ей придётся это сделать.

Она расчесала волосы, отказалась от предложенных ей помад, белил и капель. Когда-то она слышала, что раньше использовали яды, чтоб стать красивее, Она в последний раз оглядела себя в зеркало. Когда ещё выдастся такая минута. Потом обернулась к Оренче и произнесла:

— Где ждёт меня повелитель?

— В главной зале, — ответила та.

— Веди, — распорядилась Оксана. Надо же — распоряжаться ей казалось естественным, так, как будто она всю жизнь только этим и занималась. Служанка повернулась к одной из безымянных девиц, та кивнула, и две другие развязали передней полог и открыли его, так что сами были не видны из залы.

Оксана услышала в зале своё имя в обрамлении каких-то титулов и пошла в открытый полог. Играли скрипки и барабаны. За пологом её ждали ступеньки, она поднялась по ним и вышла на деревянную площадку. На площадке были установлены два кресла и стол, за одним из кресел сидел её ухажер, который отчего-то не потрудился встать, но жестом пригласил её к столу. Она подошла к столу и опустилась в кресло.

В зале, кроме той площадки, на которой располагался стол, была другая — больше — и на ней лежали разные предметы. Повелитель дважды хлопнул в ладони, и зажглась свеча, стоящая посреди стола. Тут же на большой постамент стали выбегать и спускаться на верёвках из-под купола люди. Некоторые на ходу играли музыку, некоторые жонглировали — и все в одном ритме, очень слаженно и все вживую. Оксана смотрела на них с открытым ртом, и больше всего её удивляло, где разместились все эти люди и когда они прибыли. Она смотрела за представлением, а слуги длинной вереницей накрыли стол.

— Нравится? — самодовольно спросил организатор праздника, она попыталась вспомнить, как его зовут и не смогла.

— Не то слово, — произнесла она. Такое представление ради неё! Она не хотела поворачивать голову в его сторону, она знала, что увидит, и видеть этого ей не хотелось. Опять над ней посмеялась жизнь, вот он, похоже, и впрямь её любит, надо же — столько усилий и всё для неё. Её амулет наверняка не стоит того, что он уже затратил на неё, и это, судя по всему, начало, а ей просто противно смотреть на него. Она сделала над собой усилие и улыбнулась, повернувшись в его сторону.

— Я в шоке, — произнесла она.

Он вопросительно поднял одну бровь. Она улыбнулась, но решила не переводить и вообще говорить, так как ей удобно.

— Откуда и как? — спросила она.

— Из моего царства, — произнёс он легко, да ещё пожал плечами так, словно это мелочи. И что-то изменилось в его внешности, что-то вообще поменялось. «Тот ли это человек, что стоял со мной на холме и смотрел на закат? И чьей пленницей я, по сути, являюсь?» — на второй вопрос она ещё могла ответить, но вот на первый — отчего-то нет.

Она протянула руку к кубку, который принесли ей, и попробовала… это было самое отвратительное пойло из всего, что она пила когда-либо. Похоже, что это было вино, но какое-то невнятное и кислое.

— Это что? — спросила она, не скрывая отвращения.

Хозяин вечеринки поднял свой кубок и отпил из него. Потом поджал губы и после засмеялся.

— Да что смешного? — возмущенно спросила она.

— Ты бы видела своё лицо! Я впервые вижу человека, который, попробовав лучшего вина Рениста, так бы скривился и возмутился. Многие бы правители сочли бы сказанное тобой личным оскорблением.

— Это-то лучшее вино? — это был отличный повод для возмущений, и она решила хоть так выпустить накопившееся напряжение. — Да уж лучше пить спирт, чем это.

— Спирт? — спросил он.

— Да. Спирт, спиртягу, самогон, боярышник, — перечисляла она, — всяко лучше, чем это. — Ничего из перечисленного она сама не пила, но думала, что всё это гораздо вкуснее вина, предложенного им.

— Ты, похоже, разбираешься в напитках, — произнёс он, — раз столько простонародных напитков перечислила. И при этом не известных мне.

Он повернулся к слуге, стоящему рядом:

— Приведи мне вон того жонглера, — и указал на здорового мужика, крутившего три огромных молота так, словно те ничего не весили.

— Зачем? — спросила Оксана.

— А мы сейчас у него спросим, знает ли тот, что такое спиртяга, — улыбаясь, произнёс он.

Слуга передал распоряжение и стал ждать дальнейших приказаний хозяина. К жонглеру направился посыльный и, судя по всему, изрядно удивил силача. Ибо тот, поймав все молоты, выронил их так, словно враз забыл об их существовании. И пошел к их площадке. Пред подъёмом к ним он опустился на колени и опустил голову. Слуга, что сопровождал его, испросил разрешения силачу подняться.

— Разрешаю тебе подняться и принять место у наших ног, — произнёс повелитель. — Я своим великодушием дозволяю тебе говорить, когда к тебе обратятся. И говорить всё начистоту по заданным тебе вопросам.

Силач встал с колен, потом поднялся на их подиум и опустился на колени рядом со столом.

— Скажи мне, — обратился к нему повелитель, — ты знаешь, что такое спиртяга?

— Нет, мой повелитель, — коротко ответил он.

— И всё? — разочарованно спросил хозяин шатра. — А во многих ли странах ты побывал?

— Я побывал во всех странах от Загорья до Великого Моря, и даже на некоторых островах, один раз ходил за Чёрную пустыню, — произнёс он дрожащим голосом.

Похоже, её пленитель был доволен ответом.

Он повернулся к слуге, который стоял рядом со столом, и обратился к нему:

— Ты бывал хоть в половине из указанных мест?

— Я не бывал и в половине от половины, — кланяясь, ответил слуга.

Хозяин шатра кивнул и снова обратился к жонглёру:

— И ты нигде никогда не слышал о спиртяге?

— Простите меня, мой повелитель, — на удивление дрожащим голосом произнёс огромный силач, — но я никогда не слыхал этого слова.

— Вот и я не слыхал, — довольно произнёс чародей и протянул её кубок жонглёру.

— Испей у моего стола и ступай, — распорядился он.

Жонглёр принял кубок, испил и уставился на повелителя, потом допил содержимое залпом. Потом поставил кубок на пол, пробормотал хвалебные слова и, кланяясь, не вставая с колен, попятился к ступеням.

— Заметь, — обратился повелитель к ней, — он понял, какую честь ему оказали этим напитком. Значит, знаком и с достойными напитками.

— Воды госпоже, — распорядился он.

Слуги поменяли кубок и налили ей простой воды.

Она ожидала продолжения разговора, но отчего-то хозяин ужина предпочел молча есть блюда, которые ему приносили. И это молчание угнетало её чуть ли не больше, чем его допрос. Когда блюда поменяли три раза, в залу вошел солдат в доспехах. Он наклонился к чародею и прошептал что-то ему на ухо. Чародей посмотрел на неё и враз изменившимся голосом вкрадчиво произнёс:

— Что-то не так, моя госпожа? Я чем-то не угодил вам?

— Да нет, почти всё было прекрасно, — ответила она, поразившись перемене, произошедшей в нём.

— Быть может, после всего, что я делаю, вы всё ещё не доверяете мне? — спросил он, глядя на неё жестким и холодным взглядом.

— Я не понимаю, — произнесла она. И она действительно не понимала, почему он так переменился после сообщения этого солдата.

Он заулыбался какой-то очень жестокой улыбкой.

— Значит, не понимаешь, — он встал, ему принесли меч в ножнах и пристегнули к поясу.

— Ну, пойдем, посмотрим на твоё непонимание, — приказал он.

«Да что происходит?» — мысли её метались, и ей крайне не нравилось происходящее. И, конечно, ей было страшно, она прочитала в глазах чародея, что он готов порубить её на кусочки в любой подходящий момент. Она встала и пошла за ним к выходу, с обеих сторон от неё встали солдаты, ещё двое пошли сзади. «Конвой, — подумала она. — Как будто я им чем-то угрожаю».

Молча проследовав в гардероб и через коридор, по которому она заходила в шатёр, они вышли в ночь.

И стали лицом к её подопечным. Они стояли плотным кольцом в два ряда, полностью окружив шатёр. Судя по их дыханию, они были чем-то недовольны, если подобное слово можно было к ним применить.

А вот кто точно был недоволен происходящим, так это хозяин лагеря.

— Ну, и как ты объяснишь это? — в его голосе она слышала негодование.

Она посмотрела на стоящую вокруг толпу. У многих в руках были дубины, камни, у некоторых вилы и мотыги, которые те приволокли к ней, когда она начала с ними заниматься земледелием. Но этого было мало против хорошо защищенных и вооруженных солдат чародея. Да и воинами её подопечных никак нельзя было назвать, скорее инвалидами. Но эти инвалиды тревожили её пленителей. И надо было что-то делать, чтобы предотвратить бойню.

— Я честно не знаю, почему они так поступили, — заговорила она, — всё это они делают без моего ведома, сами по себе.

Он пронзительно посмотрел на неё. Смотрел некоторое время, потом произнёс:

— Иди домой и забери всё это отродье, — в его голосе слышалась ненависть и злость, и ей казалось, что он прямо сейчас её изрубит, но он просто смотрел на неё, в его глазах плясали синие огоньки.

Она сделала шаг и поняла, что она и сама не знает, чего ждать от этой толпы вокруг шатра. Но и выбора не было. Она могла надеяться на то, что её не тронут её инвалиды, и была уверена, что если не пойдёт, то головорезы за спиной точно не пощадят. Она сделала еще один шаг, и толпа перед ней отшагнула назад. Затем ещё один — толпа продолжила своё движение назад. Дальше Оксана шла уже без опаски. Долго отступать строем они были не в состоянии и очень быстро сбились в кучу перед ней, по бокам, они в два ручья обходили шатер и следовали за ней.

Она шла через лагерь среди настороженных, одетых в чёрное головорезов. И чувствовала, что ей с каждым шагом становится легче, она шла всё быстрее и быстрее и готова была побежать.

Но были у неё и другие мысли: она вспомнила тёплую ванну, зеркало… Ей было печально, что всё так сложилось. «Он ненавидит тебя», — думала она, — В её голову не укладывалась логика его поступков. Почему она чувствует, что он убить её готов? Но при этом он делает ей подарки и отпускает, когда она в его руках.

У неё заболела голова.

Надо было дойти до дома и лечь спать.

Дома её ждала тишина и прохлада, сегодня она не топила печь, хорошо хоть шкур у неё хватало. Платье, которое на ней было надето, не подходило для сна. Она попыталась его снять, но после непродолжительных попыток сделать это самостоятельно поняла, что не может. Получилось разве что расстегнуть часть ворота. «Да, теперь понятно, почему королям помогали одеваться и раздеваться слуги», — подумала Оксана. — «А как мне быть? Не обращаться же к моим убогим».

Она выглянула в окно и увидела, как они ходят вокруг дома, не собираясь расходиться. Она решила позвать кого-нибудь, может, хоть как-то помогут.

— Эй, иди сюда! — крикнула она одному из шатавшихся у двери и поманила рукой, он перестал шататься и вопросительно, ну, или ей так показалось, уставился на неё. — Да, ты, — повторила она жест, — иди ко мне.

Он пошел к ней, а за ним увязалось еще трое — такая стадность для них была нормальной. Она всех трёх позвала в дом. В него они входили с опаской, их пугал запах дыма, но ей, похоже, отказать не могли. Войдя в дом, Оксана остановилась напротив одного из них, показала шнурок, за который надо было потянуть, и как это сделать. Подала ему в руки, он несильно стал дёргать за верёвочку. Тогда она нащупала пару завязок и показала их другим подопечным. Они ухватились за них, и не успела она ничего сделать, как начали резко дергать поданную им шнуровку, а потом стали хватать за детали платья и тянуть в разные стороны.

— Стойте! — она пыталась отпихнуть их. Неуправляемые подопечные дергали платье, пытаясь его разорвать. Их становилось все больше, теперь они не боялись зайти в дом. Оксана чувствовала, как её мотают из стороны в сторону, ей стало страшно, что ее разорвут вместе с платьем. Остервенело дергая платье на беспомощной девушке, подопечные тащили её из дома. Наконец платье поддалось, и Оксана сумела выбраться из него.

Она лежала, тяжело дыша, поверх шкур, невероятно усталая. У нее саднило горло. Да ещё навалился холод, о котором она успела забыть, да так, что она дрожала всем телом. Но содрогалась она не только от холода, но и от слёз. Кое-как подтянув к себе шкуру, укрылась, но это не спасло от холода. А за окном было слышно, как её подопечные продолжали, рыча, драться за право рвать платье. Ей казалось, что она ещё долго рыдала под звуки борьбы, прежде чем уснуть. Теплее так и не стало.

Когда она проснулась, было уже светло. Шевелиться не хотелось, свербело надсаженное горло. Болело тело, ей казалось, что на ней нет ни единого живого места, наверное, она сейчас вся жёлто-синяя. Однако не потянуться после сна она не могла — было больно, но и приятно. Она посмотрела на руки, синяков на них не было, похоже, мышцы болели от перенапряжения. Оглядела дом — он был неизменным уже пару месяцев. Этим утром ей было не так прохладно, как раньше, и тем более не так холодно, как вчера.

Превозмогая ноющую боль в теле, выбралась из шкур, осмотрела себя. Внешне всё было в порядке, значит, просто перенапряглась.

Она оглядела избушку, в которой жила, на предмет погрома. Погрома не наблюдалось. Судя по пению птиц и стрекоту, за окном тоже всё было в порядке. На всякий случай она решила выглянуть за занавеску из шкур, которая служила ей дверью. На пороге её ждали два деревянных ведра воды и корзинка, сплетённая из веточек, наполненная яйцами. Треть яиц были небрежно смяты. «Значит, всё хорошо», — с облегчением подумала она. По полю ходили подопечные, ели личинок разных жучков, которые могли бы повредить посевам. Иногда ели их вместе с посевами, но тут уж ничего поделать было нельзя.

Она подумала, что неплохо бы помыться, и решила дотянуться до одного из вёдер, не показываясь из-за занавески. «Мало ли кто смотрит», — покосилась она в сторону разбитого по соседству лагеря. Но до воды так и не дотянулась. «Придётся в сорочке», — решила Оксана и вернулась в дом. Над глиняной печью весела груботканая сорочка, которую она использовала как ночную. Это был её первый местный наряд, в нем она чувствовала себя спокойно и уверенно. Пусть и срамно, по меркам местного населения. В сорочке она могла спокойно выйти из дома. В принципе, она вообще могла бы ходить в ней или в одном из шерстяных или льняных платьев, что лежали у неё в сундуке, но в них ей было прохладно, и потому она постоянно ходила в шкурах. Но сегодня она решила во что бы то ни стало надеть платье из тонкой шерсти. А перед этим надо обязательно помыться. И поскольку идти на реку не хотелось, она внесла вёдра в дом и стала разводить огонь.

За всё то время, что она жила в этом доме, Оксана так и не смогла приноровиться быстро разводить огонь: то она не успевала вовремя подуть на занявшуюся солому, то тёрла огниво недостаточно быстро или сильно. Обычно она старалась поддерживать угольки, закапывая их в золу, потом раздувала их, но в последние дни совсем не разводила огонь.

Она уже собиралась бросить это занятие и просто обтереться холодной водой, но солома всё-таки соизволила заняться и загореться. Вслед за соломой она бросила пучок хвороста, а потом небольшие полешки. Оксана нашла котел, налила в него воды и поставила в углубление на вершине печи. В крыше над печью было сделано отверстие, которое приходилось открывать каждый раз, как разводился огонь, это делалось изнутри длинной жердью. А вот чтобы закрыть его, требовалось залазить на крышу. И как сделать иначе, она не могла даже представить, потому почти привыкла к подобным неудобствам. Вот если загнать на крышу одного из инвалидов, то он, скорее, провалится вместе с крышей, чем поставит колпак на место.

Пока она возилась с огнём, на пороге появились две корзины с ягодами из леса и яблоками. Она оставила корзину с ягодами на пороге, ей было не до нее, но поесть требовалось. Съела пару яблок, в воде, которую поставила на огонь, сварила яйца. Заварила в этой же воде душистые травы и поставила остывать.

В доме было жарко, сорочка давно прилипла к телу, и она решила её снять. «Надо же, стала пещерным жителем: и дом, и баня в одном помещении», — подумала она, не зная, то ли улыбнуться, то ли скривиться от отвращения. Дыра в крыше отлично спасала от дыма и пара, но жар, исходящий от печи, всё равно прогревал стены и потолок, создавая ощущение сауны.

Остатки горячей воды вылила в ведро и разбавила холодной, обтёрлась, потом надела сорочку и побежала на реку купаться.

И только после того как вышла из прекрасной прохладной воды на реке, она поняла, что теперь отмылась от всего, что ей вчера пришлось пережить. Ей стало намного приятнее. Она бы пошла не через бор, а через поле, но боялась наступить босой ногой на колючки.

Конец ознакомительного фрагмента.