Мы кому-то нужны

Артем Северский (2020)

Жители затерянной на краю Земли деревушки во время наводнения оказываются отрезанными от большого мира. Река затапливает дома и подбирается к самому дальнему, где живет Валентина. Ей и деверю Варламу теперь нужно придумать план спасения. Это непросто: идти некуда. А ещё у них на руках тело мужа Валентины, скончавшегося накануне паводка. Один на один со стихией героям приходится найти в себе силы не пасть духом и бороться за то, что ещё осталось.

4

На кухне неслышно юркнула во тьму тень Барсика. Валентина достала корм и насыпала ему, машинально, не думая, полную миску. Жаль было кота почему-то. Что теперь будет с ним? Что с ними всеми?

Варлам пристроился курить у косяка, а Валентина вытащила свечи, зажгла и расставила по кухне.

— Веришь в сны? — спросила она у деверя, хмуро взирающего на свои ногти.

— Нет, конечно.

Тогда она рассказала ему о сне, где с ней разговаривала мёртвая мать.

— Не бери в голову. Чушь, — сказал Варлам.

— А вдруг нет?

— Да чушь, — он выдул дым к потолку. — Ну, даже если где-то там твоя мать и есть, то зачем ей Витька?

— Не знаю. Мне досадить. Она меня ведь не простила, что я поперек её воли за него вышла, — сказала Валентина.

Варлам покривил губы, отрицательно качая головой.

— Я того не знаю. Ваши с ней терки, Валь. Просто… это бабкины сказки.

Валентина опустила голову, наблюдая, как Барсик проходит мимо неё к своей миске; кот демонстративно не замечал человека, которого терпеть не мог, показывал, что не боится.

— Эта твоя баба Вера всё сочиняла.

— Не сочиняла. Передавала то, что услышала.

— Ну да. Один дурень наплёл сто лет назад, десять других повторили, — улыбнулся Варлам.

— Не сто, — упрямо бросила Валентина. Возмущение её охватило не от того даже, что деверь смеялся над суевериями — она и сама не собиралась сражаться за них, — а от его снисходительного тона. Так мужчина говорит с женщиной, сводя на нет её мнение, опыт и знания. Так его учили, исподволь, в семье и окружении, таким и вырос — и умрёт: типичный мужик. — Не сто, Варлам. Тысячу бери. Традиция это.

Впрочем, конечно, насчет сказок он прав. Не верила Валентина, что мать могла её мужа забрать на тот свет. Или что Виктор сам пошёл бы к ней по какому-то делу. Смешно. У него своя семья, свои покойники родители, туда и дорога ему.

Варлам шагнул к столу, чтобы потушить сигарету. Барсик от неожиданности присел, поджал уши, напрягся, но через секунду после того, как деверь вернулся обратно к двери, продолжил хрустеть кормом. С явным вызовом.

— Разбаловали котяру, — заметил Варлам. — Корм. Город что ли здесь? Кот, он что? Питается со стола, чем бог пошлет. Или мышами. А тут! — Деверь хрипло засмеялся, тряся головой.

Снова этот снисходительный тон. «Разбаловали» — на неё намек. Она, дескать, чудит.

— А чего такого я животному дам с нашего стола-то? Каши пшенной? — спросила Валентина, переходя в атаку. — Ему витамины нужны, вещества всякие. Сам говоришь о суевериях, а сам как старый пень рассуждаешь. Своих котов и корми всякой дрянью!

Варлам ошарашенно заморгал. Шутил, дескать, ты чего? Валентина бросила на него злой взгляд, который показался ему взглядом ведьмы; встала, налила из банки кипячёной холодной воды, выпила и пошла мимо — в прихожую.

— У меня и кота-то нет, — услышала она за спиной.

— Заведи. Может, научишься на старости лет любить кого-то, кроме себя, — бросила Валентина, испытывая почти ярость. Резким движением она сорвала с крючка мужнину штормовку, запахнулась в неё, накинула капюшон.

— Ты куда это? — спросил Варлам.

— В уборную.

— Да чего ты взбеленилась. Я чего? Только пошутил.

Валентина повернулась к нему, держа на весу один резиновый сапог. В груди у неё кипело, хотелось высказать все-все, о чём мечталось много лет, но в глубине души она понимала: какой смысл? Не время сейчас и не место. Им надо держаться друг за друга, ведь впереди только мрак, через который ещё предстоит найти дорогу. Поодиночке пропадут.

И всё же злые слёзы, как Валентина ни старалась подавить их, пришли; противно защипало в носу, и задрожала нижняя челюсть. Сама себе она показалась капризной маленькой девочкой, решившей сорваться на отца за какую-то давнюю обиду. И хотя говорила себе прекратить немедленно, взяться за ум, выпалила:

— Я думала, ты пришёл мне помочь, а ты усмехаешься. Кота моего оскорбляешь и меня в моем доме. Это мой дом, ты помнишь? Мой дед его построил! А Барсик — это мой кот, и я его люблю! Я его маленьким комочком взяла, тёпленьким, беззащитным, ты не видел, каким он был! Пищал, как ребёночек, хотел тепла и любви. Ты понимаешь, каково это? Ну? Я кормила его с маленькой ложечки. Он спал у меня на груди и сопел, как малыш! Я ему мамой стала. Так что, теперь я Барсику из-за тебя корма пожалею?

Слыша её крик, кот отошёл от миски, затем на полусогнутых лапах убрался во мрак большой комнаты. Знал он этот хозяйкин тон.

Валентина осеклась. Посмотрела на сапог в своей руке. Согнулась, начала натягивать его на левую ногу.

— Валь, ну ты… извини. Я шутил же… — пробормотал Варлам, багровея. — Зачем сразу?..

— Сразу! Сразу! Не сразу! Почему, когда мне больно, ты ещё считаешь, что должен обязательно оттоптаться на моем сердце?

Натянув второй сапог, Валентина утёрла глаза рукавом, шагнула к двери и рванула задвижку.

— Извини. Шутил я.

Варлам твердил своё, но она не слушала.