Славянская мечта

Артем Шампанский

«Дело Остапа Бендера живет и побеждает!» – именно такой эпиграф очень подошел бы к этому роману. Правда, тут роль знаменитого авантюриста играют сразу двое: отставной работник правоохранительных органов Григорий Самосвалов и бывший бригадир плиточников Ростислав Косовский. Эта парочка ходит по влиятельным и состоятельным людям одного из областных центров Украины и предлагает поддержать некий благотворительный фонд, созданный для процветания родного края. Разумеется, речь идет не о словесной, а о солидной финансовой поддержке. Местная «элита» не против оказать содействие – ведь продолжатели дела Остапа Бендера ведут речь о создании некоего клуба «для своих», где можно будет без привлечения чьего-либо нежелательного внимания решать все вопросы. От романа так и веет бессмертной поэмой Гоголя. И хоть и изменился быт, но не изменились нравы, и все те же пороки присущи людям. Пусть это уже не помещики, а руководители всяких организаций и предприниматели – сущность этой «галереи образов» остается прежней. И Самосвалов с Косовским не сомневаются в том, что их затея удастся.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. Союз авантюристов «Попечительное собрание»

В последнее время часто стали встречаться критики, небезосновательно считающие, что в современной художественной литературе очень мало внимания уделяется жизненному укладу малых и средних городов. Все чаще героями различных творений становятся чуждые нашему менталитету столичные олигархи или совсем оторванные от реальности хуторяне-лесники, живущие критериями позапрошлого века. И здесь, как справедливо отмечают хохмачи-самоучки, нужно что-то менять коренным образом. Ведь именно в периферийных городах сконцентрирована та часть нашего колоритного общества, которая еще не успела очерстветь по-столичному, и, конечно, не столь сентиментальна, как в деревне. Именно жители малых городов воплощают в себе те незаурядные качества, которые этнографы еще назовут «славянским феноменом» — это полная осведомленность в вопросах управления страной и ведения приусадебного хозяйства, абсолютная компетентность в мире медицины и готовые ответы на вопросы «кто виноват?» и «кто дурак?». А как эти простые отзывчивые люди переживают удачи и неудачи своих соседей!!! Только черствые бессердечные циники, не разобравшись в эмоциях, сравнивают эти чувства либо с черной завистью, либо со злорадством. А эта эклектическая смесь наивности и хамства, как правило, ведущая к крутым поворотам в общении из-за неожиданно расставленных акцентов (правда, к счастью, не у всех)… А непрошибаемая уверенность в умственном превосходстве над всеми остальными! Пусть немного, чуть-чуть, но всё же убеждены, что хитрее. Другими словами, просто Клондайк неповторимых образов и персонажей.

Правда, иногда урбанизированные завистники обвиняют этих людей в излишней осторожности и медлительности. Жителям мегаполисов, по воле случая попадающим в небольшие города, зачастую кажется, что время здесь замедляет свой привычный ход, протекает утомительно медленно и скучно. Причем все заторможено настолько, что раздражает суетливого гостя с первых минут пребывания в провинции. Вялые, медленные автомобили, двигающиеся по узеньким улочкам. Неспешно переходящие дорогу пешеходы. Сотрудник госавтоинспекции, остановивший иногороднее авто, медленно, почти сонно подходит к водителю и только после огромной паузы представляется и излагает суть причины остановки. Что-нибудь совершенно банальное вроде «оказания информационной помощи» или совсем простое — «проверка документов». Дальнейшие действия стража дорожного порядка вообще выводят из себя даже самых терпеливых. Он долго рассматривает водительское удостоверение и техпаспорт автомобиля, шевеля губами, словно читает по слогам, как первоклассник, после этого переходит к процессу визуализации (представления водителем лица для осмотра) и идентификации (сравнительного анализа лица и фотографии). Удовлетворившись только с третьего раза, возвращает, наконец, документы, но делает это медленно, как официант, подающий кушанья; в конце концов, берет под козырек и еще долго желает счастливого пути. Бесконечно длинной кажется пауза между желтым и зеленым цветом светофора. И именно в этот промежуток времени привыкшие к сумасшедшему ритму приезжие гости нервно подают сигнал клаксоном автомобиля стоящим спереди нерасторопным аборигенам. Впрочем, это не производит никакого впечатления на горожан: те еще долго продолжают оставаться на месте, словно для начала движения им надо натянуть парус и поднять якорь! Даже сидящие на ветках воробьи чирикают как-то протяжно и вяло, совсем не так, как это делают их пернатые собратья в больших городах.

Все это, конечно, отголоски подлых инсинуаций жалкой кучки чванливых столичных жителей, выдающих движение в автомобильной тянучке или стояние в автомобильной пробке за неистовый ритм жизни. Им не понять всю красоту и прелесть «пасторального рая», так часто воспеваемого поэтами, этой обители добра и спокойствия.

Только в таком месте могла произойти история, описанная ниже, с людьми, привыкшими легко доверять незнакомцам.

Где-то после полудня на летнюю террасу маленького кафе со странным названием «Сахарница» уверенно зашла компания мужчин. На выражении их лиц оставил след только что принятый в изрядной дозе алкоголь, но, как говорят в народе, «показалось мало». Хотя в последние пару месяцев постоянные посетители частенько видели их здесь в одно и то же время абсолютно трезвыми. Ребята всегда заказывали чай с маленький тортом или пирожными, ели-пили с суровым видом — и уходили… Пара крепких высоких парней внешне очень напоминала мультяшных персонажей «Двое из ларца, одинаковых с лица». Чуть впереди шел невысокий кареглазый брюнет с рыскающим взглядом.

Отсутствие свободных мест вовсе не смутило зашедших. Они уверенно подошли к столику, за которым беседовали две дамы среднего возраста.

— Прошу прощения, — вежливо начал невысокий. — Нам очень неприятно нарушать вашу идиллию, но не могли бы вы разрешить мне и моим коллегам занять краешек вашего стола в связи с наличием полного отсутствия свободных?

После сказанного он тут же, не дожидаясь ответа, расположился возле изумленных барышень, жестом руки предлагая своим товарищам сделать то же самое. Последние ничтоже сумняся тут же плюхнулись в свободные кресла.

— Константин Сергеевич Станиславский, — негромко, но с определенной долей патетики, представил себя кареглазый брюнет. — А это мои коллеги Немирович и Данченко.

Назвав имена известных театральных деятелей прошлого, молодой человек ожидал услышать нечто вроде: «О! Кажется, я что-то слыхала о таких», — но получил неожиданное продолжение.

— Майя Плисецкая, — с легкой неприязнью заявила та, что оказалась ближе к «Станиславскому». Потом, указав на соседку легким движением головы, представила и ее: — Галина Уланова. Невежд, считающих себя слишком умными, не терпим с детства!

Теперь изумленным стало лицо «Станиславского». Такую осведомленность в истории театра и балета он не ожидал встретить. В последних словах «Плисецкой» был явный намек на то, что она знает: Немирович и Данченко — это один и тот же человек. Балет, видимо, имел место в жизни барышень, хоть и остался в прошлом: толстушками назвать их не повернулся бы язык, но тортики им были, мягко говоря, противопоказаны.

— Какая удача! — мгновенно собравшись с мыслями, выпалил брюнет. — Мы с коллегами как раз ищем людей, имеющих непосредственное отношение к хореографии.

— Да ну? — удивилась «Плисецкая».

— Правда! Мы собираемся поставить на театральной сцене «Звездные войны». Задача, как говорится, не из простых! Не мне вам рассказывать, какие трудные времена сейчас переживает местечковый театр. Именно это обстоятельство подтолкнуло нас замахнуться на такую сложную тему! Это будет необыкновенная постановка. Фарс! Нет, скорее, водевиль, изобилующий песнями и танцами. И, конечно, с хеппи-эндом. Именно в последней сцене этого действа представители разных галактик собираются на общий танец. По моему замыслу, этот феерический пляс состоит из трех частей. В первой — этакий задорный польский краковяк, но в самой необычной интерпретации: в траурной версии! Понимаете? Танец угнетенных весельчаков! Движения всех участников разрознены и хаотичны… Во второй части все танцоры выстраиваются друг за другом и выплясывают в круговом движении хоровод, похожий на ритуальный танец африканских зулусов, посвященный погребению вождей. В финале все участники действа занимают определенное место на сцене и синхронно имитируют движения матроса-сигнальщика времен Первой мировой войны, как бы донося условными знаками зрителям идею победы коллективного разума над хаосом и анархией… Именно для этого нам нужен балетмейстер-авангардист с нетрадиционным взглядом на современную хореографию.

Произнося этот монолог, брюнет то прищуривался, то широко открывал глаза, поднимал руки вверх и тряс кистями, качал головой и притоптывал — в общем, кажется, сумел передать атмосферу будущей постановки. Расположение случайных собеседниц ему еще не удалось завоевать, но шаг в этом направлении был сделан огромнейший. Из строгих и неприветливых, барышни превратились в сплошное улыбающееся очарование.

— Да, это впечатляет, — вступила «Уланова», тихо и медленно выговаривая каждое слово, с небольшой долей иронии в голосе. — Масштабно и грандиозно. Не знаю, какой вы режиссер, но актер вы, кажется, бесподобный.

— Нет, вы только послушайте, что она говорит! А главное, кто это говорит?! — воодушевленно воскликнул брюнет, обращаясь к своим спутникам. И сам же ответил на свой вопрос: — Это говорит зритель! Не это ли является признанием? А если мы…

Тут его прервал телефонный звонок. Брюнет лихорадочно пошарил по карманам, нашел «трубу», приложил к уху и отчетливо произнес:

— Да, мама? — И добавил после короткой паузы: — Полковой оркестр только закончил играть мазурку и готовится исполнить кадриль. Я ангажирован еще на пару танцев, поэтому зайду попозже. — Он отправил телефон обратно в карман и слегка сконфуженно стал объяснять удивленным представительницам прекрасного пола: — У меня очень старомодная мама. Я так и не смог ей признаться в свое время, что не поступил в военное училище. Уже много лет она думает, что я офицер. Сегодня обещал зайти к ней в гости, правда, пришлось соврать, что должен посетить офицерский бал.

Его друзья, заказавшие под шумок шампанское и коньяк, уже по-свойски разливали напитки в бокалы «балеринам».

— А разве ваша мама не замечает, что вы не носите военную форму? — с ехидцей поинтересовалась «Уланова».

— А я ношу! Театральный костюмер мой друг! И постоянно помогает мне перед визитами к маме. Конфуз случился лишь однажды, когда этот шельмец спьяну подсунул мне мундир американского морского офицера! В темноте я и не разглядел. Да… Что я только не рассказывал старушке… Но все же выкрутился, поведав о военных учениях «Си Бриз», в которых я якобы принимал участие. А мундиром обменялся с натовским полковником, потому что у военных разных стран по окончании совместных учений теперь такая же традиция, как и у футболистов после матча!

Брюнет вдруг заметил, что внимание всех посетителей за соседними столиками приковано к нему. Даже стоящие у входа официантки с любопытством слушали его фантазии. Но самое главное, его глаза на секунду встретились с глазами высокой длинноволосой брюнетки, сидящей неподалеку. Молодой человек замер.

Как известно из античной мифологии, Медуза Горгона взглядом превращала все живое в камень. Похожее происходило и с Ростиславом Косовским (а именно так на самом деле звали «Станиславского»): встречаясь взглядом с предметом своего обожания Дианой Кокошко, он моментально превращался в дерево. Но не в ветвистое и цветущее майское дерево, радующее взор, а просто в бревно. В деревянного истукана с выражением застывшего вожделения на лице. Ростислав на какое-то время полностью отключался от жизни! Пусть уж киноманы простят за сравнение, но эта сцена очень перекликалась с эпизодом встречи разведчика Исаева со своей женой в кафе «Слон» (роль В. Тихонова в телесериале «Семнадцать мгновений весны»). Естественно, находясь в таком состоянии, Ростислав не мог предпринять даже робкой попытки познакомиться с красавицей Дианой самым обычным способом, как это делают миллионы парней во всем мире. Кроме того, влюбленному мешали проблемы невысокого роста, разницы в возрасте, а самое главное — недостаточная респектабельность собственной персоны. «Разве может такая девушка связаться с работягой-строителем? Не-е… Здесь только миллионеры или бандиты какие-нибудь смогут пропетлять. Других наверняка отшивает», — рассуждения примерно такого характера то и дело появлялись у него в голове при виде Дианы.

Ростислав был начитанным и образованным парнем с дипломом инженера-электроника в кармане и опытом работы в бизнес-структурах различного уровня. Но по стечению целой цепочки обстоятельств карьера Ростислава, когда ему исполнилось тридцать пять лет, остановилась на должности бригадира плиточников-халтурщиков (в данном случае слово «халтурщики» означает не качество выполненных работ, а специфику бригады). Он резонно рассудил, что работать на самого себя ему спокойнее и комфортнее. Если бы перед характеристикой человека писали эпиграф, то Ростиславу Косовскому подошел бы вот такой:

« — А вы сами-то верите в привидения? — спросил слушатель у лектора.

— Что вы! Конечно же, нет! — ответил, улыбаясь, лектор и медленно растаял в воздухе».

Трудолюбивый инженер и его товарищи с утра до ночи выкладывали узоры из разноцветных плиток заказчикам всех мастей исключительно за «живые» наличные, абсолютно игнорируя систему налогообложения. Как бригадир, Ростислав виртуозно проводил переговоры с заказчиком, давая понять потенциальному работодателю, что тот имеет дело не просто с профессионалами, а с настоящими художниками-облицовщиками, поэтами — воспевателями мозаичного искусства, и поэтому разговоры о высокой стоимости работ выглядят неуместно. По-своему престижная и достаточно денежная работа делала жизнь Ростислава весьма неплохой. Но было одно обстоятельство — красавица Диана! Увидев ее однажды в этом же кафе, Косовский потерял покой и приобрел патологическую потребность созерцать любимое лицо ежедневно.

Эта роковая для него встреча произошла несколько месяцев назад, когда его дружная бригада только приступила к работе в строящемся доме напротив. Ростислав заметил очаровательную девушку, приходившую в «Сахарницу» каждый день в одно и то же время. Она появлялась здесь в постоянной компании, очевидно, лучшей подруги, дабы провести время за чашечкой кофе, обсуждая какие-нибудь праздные вопросы. Тогда он, как бригадир, инициировал в трудовом коллективе плиточников настоящий обеденный перерыв, начало которого совпадало с появлением в кафе интересующей его особы. Прием же пищи он претворил в торжественное мероприятие, нечто среднее между китайской чайной церемонией и завтраком британских аристократов. Жизнь его друзей, мастеров-строителей Саши и Сережи, круто изменилась: вместо бутербродов, съедаемых, как правило, наспех, им приходилось принимать душ, переодеваться в чистую одежду и идти в полудетское кафе вместе со своим идейным наставником.

Надо заметить, что формат кафе «Сахарница» несколько отличался от вкусовых пристрастий этих парней — вместо любимого ими жареного мяса и пива здесь подавали торты и эклеры, а из напитков — кофе, чай и очень дорогие для простых рабочих коньяки, бренди и газированные вина. Зрелище было действительно не для слабонервных: двое огромных парней аккуратно поедают пирожные маленькими вилочками и запивают чаем, из всех сил пытаясь быть похожими на чопорных английских лордов. Можно представить, каким даром убеждения обладал Ростислав, сумевший изменить взгляды на жизнь двух людей, не понимавших сути подобных заведений! Его фантазия подсказывала все новые и новые аргументы в пользу измененного стиля существования.

— Посмотрите на себя! На кого вы похожи? Огромные животы от пива, серый цвет лица от шашлыков… Вообще, про ваши физиономии отдельный разговор — та часть лица, куда покушать, гораздо больше той части, которой подумать. Ушей из-за щек не видно! А все потому, что надо съедать еды за один присест не больше, чем собственный кулак. Да, Саша! А не ведро шашлыков, как ты любишь! Я предлагаю пойти, спокойно съесть пирожное «Шварцвальд» или венский сырник, запить чаем, посидеть культурно, пообщаться; в общем, отдохнуть красиво, а не нажраться мяса и потом жаловаться, что живот болит.

Если бы Саша и Сережа узнали, что их заставляют давиться кондитерскими причудами только из-за того, что кому-то очень хочется увидеть красавицу Диану… Короче говоря, жизнь бригадира каждодневно подвергалась огромной опасности.

И вот наконец наступил последний рабочий день на объекте. Бригада получила деньги и, после справедливого их дележа, традиционно отметила окончание работы крепкими алкогольными напитками. Продолжать праздник отправились все в ту же «Сахарницу». Естественно, с разным настроением. Для Ростислава сдача объекта и переезд на другую стройку был равносилен катастрофе. Теперь в обеденное время он будет далеко, и прекратятся эти странные, понятные и приятные только для него встречи с красавицей Дианой. Остальные члены бригады были, наоборот, в приподнятом настроении, понимая, что их мучениям наконец-то пришел конец.

Выйдя из прострации, Ростислав с удивлением обнаружил, что остался за столом один. Его товарищи уговорили барышень продолжить знакомство где-нибудь в другом месте и, воспользовавшись состоянием бригадира, исчезли.

«Вот черти! Наверное, поволокли девчонок в какую-нибудь шашлычную, а меня…»

— Здрасьте, — не дав закончить мысль, поздоровался с ним рослый мужчина лет сорока пяти. — М-можно присесть?

— Да, пожалуйста.

— Меня зовут Гриша Самосвалов, — по-простому отрекомендовался крепыш, сев напротив и протягивая руку.

— Ростислав Косовский, — в свою очередь, представился бригадир, не понимая, что нужно этому Грише.

— Я тут случайно услышал твои рассказы и скажу тебе: умеешь ты по ушам «чесать». Ты шо, и вправду в театре р-работаешь? — мужчина слегка заикался, но держал себя очень уверенно.

— Нет. Работаю я на стройке. Это я так, дурачился.

— На стройке? Обалдеть. И тебе нравится?

— Нравится, не нравится… Вам-то какая разница? Хотите предложить должность заместителя директора по ненужным и несложным вопросам?

— Ну, в-в общем, есть тема! Если тебе интересно, давай возьмем коньячка и обсудим.

Новый знакомый не вызывал у Косовского особых симпатий, но, как говорится, было скучно и выпить не с кем. Он отличался огромным животом, очень короткой прической и каким-то лукавым взглядом… Ростислава не покидало чувство дискомфорта из-за довольно агрессивной манеры общения этого Гриши. Вначале выпили за знакомство, потом — за дружбу, за любовь, и только потом здоровяк перешел к главному:

— В общем, есть одна тема, совершенно новая для нас, но в других городах очень хорошо работает, а главное — б-бабло течет рекой. Хочу сразу сказать: все очень законно, я не играюсь с законом. Я не знаю, кто ты, ты не знаешь, кто я. Но я т-тебе скажу: я бывший мент, поэтому «чернухи» мне не надо.

«Хорошее начало», — мысленно отметил Ростислав.

— Я хочу, шоб ты понял: я не аферист! Я авантюрист! Знаешь, шо это означает? — Гриша не стал дожидаться ответа и пояснил: — «Авант» и'юр» — это значит, впереди закона!

Ростислав тихо и неубедительно промямлил себе под нос:

— Кажется, это происходит от французского «aventure» — приключение. Впрочем…

— Идею мне одесситы слили, — не обращая внимания на замечание, продолжил новый знакомый. — У меня там много друзей. Короче, они организовали не то закрытый клуб, не то какое-то высшее общество… К-короче, собрали вначале самых знаменитых и богатых и объявили о создании шо-то типа общественной организации под названием «Элита Южной Пальмиры», куда могут попасть только успешные люди. В общем, те, у кого есть лавэ. Ну правильно, трудари им на хрен не нужны. Хе-хе. Пока тебе понятно?

— Если честно, ни хера непонятно!

— Наливай, ща поясню. В общем, эта организация наподобие американских клубов м-миллионеров, куда каждому хочется попасть, а берут не всех. А деятельность у нее самая разнообразная: встречи с министрами, западными бизнес-акулами, желающими половить рыбку в нашей мутной воде, ну, всякая херня такая, которая якобы способствует улучшению инвестиционного климата в регионе. Кроме того, они там сами между собой перезнакомятся, и вроде как блат везде есть, вроде как теперь из одной компании, ну и так далее. Тут можно много шо придумать. Но самое главное — это понты! Как говорится, если бы понты светились, то наш город был бы как Лас-Вегас. Га-га-га! Для многих быть членом з-закрытого элитного клуба — это повод считать себя выше остальных! И они из кожи вон лезут, шоб только попасть в какой-нибудь узкий круг. Грубо говоря, это для тех, чей достаток чуть выше среднего, а считать себя они хотят успешными людьми. Шоб тебе стало понятней, схема набора к-контингента примерно такая: у лейтенантов нет ни денег, ни власти, а у полковников есть! Поэтому летёхи нас не интересуют. Но шобы полковники сами просились в этот круг — надо заманить хоть одного генерала. Вот тогда они попрут, считая, шо это круто. Теперь понятно?

— А-а! Теперь понятно! Вы меня хотите в генералы или миллионеры записать, — иронично ответил уже изрядно захмелевший Ростислав. — Я, конечно, могу, только где взять миллион? Причем срочно и без залога! Или миллион вы мне тоже дадите? А-а, я понял, вы — добрый волшебник, и после этой встречи я стану богатым и забуду о ней!

— Я смотрю, нашу встречу ты до завтра точно забудешь. Давай так: если ты пьяный, то встретимся в другой раз, шоб я зря не расшаркивался.

— Не-не, я пошутил, я абсолютно трезвый! Просто не могу понять, к чему весь этот разговор, если честно.

— А к тому! Здесь могут к-крутиться огромные деньги! Расходов тьма: всякие организационные моменты, аренда помещения, встречи, банкеты, командировки и так далее — это понятно, да? Естественно, деятельность ведется за счет взносов членов клуба и добровольных пожертвований всех желающих. Последнее — это вообще главная статья дохода. Ни один бизнесмен в городе не останется в стороне от затеи, задуманной членами клуба. Представь себе, шо серьезному человеку приносят официальное письмо с просьбой помочь материально в вывозе песка на городской пляж, подписантами которого являются первые лица региона, — Григорий многозначительно поднял указательный палец вверх. — Здесь, правда, они не как официальные лица, а так, члены благотворительного фонда. Но! Как им можно отказать? Ведь з-завтра они могут быть полезными! Вот и приходится раскошеливаться. Иначе свою деятельность можно сворачивать! И он башляет! Потому шо боится! Здесь можно не кисло подлататься. Теперь тебе понятно?

— Теперь конечно! Только не могу врубиться: я тут каким боком?

— А вот таким! Я хочу сделать у нас то же самое и могу взять на себя все вопросы, связанные с организацией данного предприятия. Но! Как я уже сказал, я в прошлом мент, и меня каждая собака в этом г-городе знает. Мне в этом деле нельзя светиться, а то никто не клюнет. Здесь нужен человек с незапятнанной репутацией, способный это все возглавить. Это должен быть в-великолепный организатор и идеолог движения, умеющий разговаривать с людьми, с непростыми людьми! Которых надо убедить в полезности данной затеи, и главное — помогать им легко расставаться с деньгами. Мне показалось, шо ты на эту роль п-подойдешь!

После этих слов Самосвалов махом опустошил рюмку и в упор посмотрел на собеседника. От его пристального взгляда и последней фразы Ростиславу стало как-то нехорошо.

— Вы думаете, получится выпросить денег у этих, как вы сами сказали, непростых людей? А потом еще и использовать их не по назначению безнаказанно?

— В-во-первых, просить ничего не надо! Они сами будут предлагать, еще и хвастать будут друг перед другом, кто больше потратил! Во-вторых, эта так называемая верхушка общества состоит из людей, достигнувших своего нынешнего положения не в суровой конкурентной борьбе с равными себе по разуму, а благодаря кумовству, когда высокие должности р-раздают в виде поощрения за преданную службу, либо родственникам, либо активистам из партийных списков. Эти люди считают себя очень умными, а это и есть наш шанс: им и в голову не придет, шо кто-то хочет немного вытрясти из них денежек, особенно собрав их всех вместе. Они настолько уверены в собственной исключительности, шо вероятность того, шо кто-то шо-то заподозрит, равна нулю. Главное, красиво преподнести им саму идею: м-меценатство там, старинные традиции, ну и всякое разное. Заставить их возомнить себя людьми, близкими по духу к старой интеллигенции.

— Мне кажется, что здесь нужен человек авторитетный, чтобы ему поверили и за ним пошли. Я птица невысокого полета…

— Здесь нужен незнакомый человек. Никто не будет вникать в детали по причине лени и занятости. Для всех это будет просто престижный т-тусняк. А ты будешь для всех столичным миссионером, несущим новые идеи в жизнь города.

— Знаете, Григорий, мне сейчас очень хочется показать вам то самое место на руке, где интеллигентного вида бабушки носят сумочку! Я, значит, буду всех уговаривать вступать в эту шарашку и деньги собирать, а вы останетесь в тени? А отвечать потом, если что — мне? Что-то мне эта затея не внушает доверия, разводняк какой-то.

— Ты нормальный?! — вспылил Гриша. — Какой разводняк? Тут все чисто! Если не веришь, давай съездим в Одессу — сам все увидишь. Нет, вообще, на фиг я тебя уговариваю? Если тебе нравится по стройке кирпичи таскать — то пожалуйста, на здоровье!

— Я не каменщик, кирпичи не таскаю. Я…

— Без разницы, чем ты там занимаешься. Главное, шо я предлагаю тебе серьезное дело, и ты можешь стать совсем другим человеком. Но вижу, шо ты боишься! В конце концов, как хочешь. Тебе жить. Д-договариваемся так: ты сегодня подумаешь и если согласен — завтра встречаемся здесь, в это же время. Решай! — Новый знакомый поднялся, пошарил по карманам и совсем по-доброму поинтересовался: — Слухай, деньги у тебя есть? Заплати, пожалуйста, а то я где-то портмоне оставил. Наверное, в машине.

— Хорошо, — кивнул Ростислав.

Самосвалов ушел, а Косовский погрузился в раздумья. Мысли приходили в голову самые разные. Неуемная фантазия Ростислава вкупе с парами алкоголя создавала непредсказуемую смесь, не раз приводившую его к принятию алогичных решений.

«Несомненно, этот Гриша аферюга конченый, но, с другой стороны, как задолбало корячиться на стройках! Как хочется красивой, богатой жизни, чтобы, покупая автомобиль, интересоваться не расходом топлива, а набором дополнительных опций, отсутствующих в базовых моделях. Отдыхать у моря не в палатке, а в отелях с джакузи. Любить красивых и стройных, похожих на Диану… Кстати, о Диане… — Мечты о роскошной жизни мгновенно улетучились, уступая место мыслям, имеющим четкое направление: — Если стану председателем дворянского собрания, то мои шансы на успех значительно возрастут. Вот тогда можно будет смело подкатывать к Диане, вот тогда я буду на коне… Решено! Соглашаюсь!»

Всю ночь Ростислав не сомкнул глаз. Решение о начале нового дела не давало уснуть, вызывая эмоциональный и умственный всплеск в голове у нового предводителя дворянского собрания, как он шутливо начал сам себя называть.

«Конечно, попрут туда все эти напыщенные шуты, — рассуждал Ростислав. — Сейчас большинство готово мать родную продать, только бы создать себе имидж успешного человека».

Со многими такими Ростиславу Косовскому приходилось сталкиваться. Выходцам из общества социалистического равенства, где непризнанный гений — это самая удобная жизненная позиция, которой легко оправдывалась собственная бездеятельность, нынче приходилось постоянно доказывать свои претензии на принадлежность к какой-то особой социальной группе, получившей признание. Для них как раз и оказались кстати всевозможные закрытые общества, чуть ли не тайные организации, членство в которых якобы выгодно отличает от простых смертных. Никто толком не знает, каким видом деятельности занимается очередная когорта с намеком на элитарность, но ограниченный доступ сразу придает аромат избранности тем, кого допустили. Ведь теперь можно участвовать в любой беседе с многозначительным видом адепта, посвященного в тайны, вызывающие панику среди рядового населения. Или умиленно покачивать головой при обсуждении какого-либо события — дескать, это для вас новость, а мне об этом стало известно еще очень давно. Загадочно улыбаться на вопросы, при этом не имея понятия, о чем идет речь, а потом уверенно отвечать: «Пока я не могу открыть тебе правду, но придет время, и ты все узнаешь». Очень удобная позиция, с какой стороны ни посмотри. Только вот ведь беда — не зовут в эти самые закрытые клубы, маловато их. Порой приходится самим зачислять себя в ряды избранных, даже если ломается система. К примеру, все то интересное, что придумано где-нибудь за океаном, у нас с легкостью может быть доведено до маразма. Идея титуловать некоторых людей «особо важной персоной» (дабы облегчить существование сильных мира сего) у нас не просто прижилась, но и получила широчайшее применение. К многочисленным VIP-ложам, VIP-проходам, VIP-залам, где занятые люди могут спокойно, без толкотни, экономя свое драгоценное время, насладиться искусством, принять пищу или отдохнуть, стали добавляться вывески «только VIP» в совершенно неожиданных местах: над отдельной дорожкой в плавательном бассейне, над крайним турникетом на горнолыжном курорте, над отдельно стоящей заправочной колонкой на АЗС… Даже на некоторых автомобильных мойках умудряются выделить специальный пост для особо важных персон. И теперь нашему человеку с непростым прошлым приходится самостоятельно позиционировать себя в этой жесткой градации. Естественно, привыкшие считать себя особыми попросту не станут мыть свой автомобиль в том месте, где это делают простолюдины, — в итоге очередь вырастает уже там, где как раз ее не должно было быть. Вот уже и в плавательном бассейне теснота именно там, где, по идее, должно было быть свободно. И все это происходит благодаря дельцам из сферы оказания услуг. Они завоевывают симпатии потребителей, навешивая на желающих ярлык «особо важная персона», кем многие хотят считать себя.

«Этим тузам не должно и в голову прийти, что какой-то нахал просто-напросто обчищает их карманы… Главное — обрисовать концепцию! Но и туману напустить, кое-что преподносить только намеками, тогда обязательно поверят!»

Ростислав всю ночь напролет систематизировал и аккуратно записывал свои мысли по устройству новой организации, обещающей стать делом его жизни. Иногда, отвлекаясь, представлял себя в огромном кабинете, отделанном в дореволюционном стиле. Он, в красивом костюме, сидит за тяжелым дубовым столом и покуривает кубинскую сигару. Рядом длинноногая красавица Диана, готовая мгновенно броситься на выполнение любого приказа хозяина. Фантазии уносили далеко: «Диана, душенька, отпусти людей из приемной, — лениво потягивая сигару, отдает он распоряжение секретарю. — Устал сегодня, пусть завтра придут, завтра приму». «Не извольте беспокоиться, Ростислав Евстафьевич, все будет исполнено», — покорно говорит Диана, с вожделением глядя на своего повелителя.

Подобные мечты служили главным стимулом, и Косовский творил до самого утра.

На следующий день он появился в «Сахарнице» гораздо раньше условленного времени. Очень хотелось ему увидеть красавицу Диану до начала разговора с этим грубоватым Гришей. Устроившись за столиком, Ростислав в последний раз взвесил свое решение, о котором предстояло сообщить Саше и Сереже.

«Думаю, что это будет небольшая потеря для парней. Найдут себе другого бригадира. А у меня теперь иная дорога».

Григорий, к удивлению Ростислава, появился тоже раньше оговоренного часа, правда, с очень помятым лицом. Очевидно, он бурно провел ночь. Начал Гриша по-свойски:

— Привет! Я д-думал, ты не придешь! Ну шо?

— Здравствуй. Я тут подумал-подумал… В общем, согласен. Только надо много чего уточнить.

— Подожди. Слухай, давай коньячка возьмем, а то шо-то голова не варит. П-погулял немного. Всю ночь не спал! Таких красавиц подцепил! Принцессы! — Гриша поочередно поцеловал кончики пальцев.

— Нет! Давай сперва о деле, а потом, возможно, и выпьем, — отрубил отставной бригадир, раскладывая на столе свои ночные записи. — Прежде всего надо придумать название. Всевозможные намеки на элитарность, на высший свет, на избранность участников данной организации — моветон!

— Шо-шо?

— Дурной вкус. У любого человека подобные намеки мгновенно ассоциируются с рекламой вроде: «Элитная баня для респектабельных господ». Название должно быть красивым, пусть даже не совсем раскрывающим суть. Но не хвастливым.

Мимика Самосвалова очень точно выразила его внутреннее состояние: во-первых, с ним уже давно никто не разговаривал подобным тоном, а во-вторых, свежеиспеченный партнер оказался действительно башковитым парнем. И к тому же, кажется, трудолюбивым.

— Если речь идет об общественной благотворительной организации, то очень важно отобразить это в названии, — продолжал Косовский. — Основные цели — это забота о родном крае и людях, живущих тут. Значит, первое слово должно быть что-то вроде «опекун» или «попечитель». Слово, которое уже само по себе вызывает желание делать пожертвования. Вторым словом лучше всего сделать слово «собрание»: во-первых, навевает мысль о коллегиальности в принятии решений, а во-вторых, ассоциируется с дворянским собранием во времена царизма. Так предлагаю и назвать: «Попечительное собрание». Естественно, это должен быть фонд… Благотворительный фонд, со своим уставом и задачами. Кстати, устав я набросал, — Косовский протянул Грише толстую пачку распечатанных листов. — Там есть все: и цели, для которых создается фонд, и источники финансирования, и структура управления. Единственным учредителем и главным распорядителем средств я оставил себя, так как тебе нельзя светиться, сам говорил. Естественно, у фонда будет президент, избираемый прямыми выборами участников. Но реальной власти над средствами и имуществом он, согласно уставу, иметь не будет.

«Ого! Вот это прохвост! Хорошего я подельника нашел, нечего сказать! — Гриша слегка засомневался в том, что правильно выбрал себе партнера. — С одной стороны, это именно тот, кто мне нужен, но с другой, такой мать родную объегорит, не то шо меня. Надо с ним держать ухо востро!»

— Люди, попадающие в «Попечительное собрание», — конечно, не из простых, — становятся членами фонда и участвуют в принятии решений на общих заседаниях. Я также разработал концепцию общественно-политической жизни фонда.

— А это еще шо?

— В общем, понапридумывал всяких тем для дискуссий, всякого другого… Одним словом, я буду развлекать их на заседаниях и забивать баки проблемами космического масштаба. Главная задача, как ты и говорил, собрать под знамя фонда всех замечательных людей, в прямом и переносном смысле. А сдоить с них бабки под благовидными предлогами — дело техники.

— Я с-смотрю, ты лихо вкурил мою тему! Ч-честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. А мы с тобой на каких условиях?

— Фифти-фифти. Думаю, это справедливо. Главное — распределить обязанности, кто чем будет заниматься.

— Ну-у, предлагай. Так понимаю, ты и это продумал.

— Да. На мне вся официальная часть этой затеи. Я заманиваю кошельки, опустошаю их и убеждаю, что все в порядке. Мы ведь собираемся долго работать? Поэтому моя задача: сделать всех довольными. Твоя — прежде всего, это крыша! И от фискалов с ментами, и от братвы, если, конечно, кто сунется. Второе — это список потенциальных клиентов. Мне надо знать о них как можно больше. И третье, главное: нужны деньги! Красивый офис! Автомобиль! Без этого мы ничего не сделаем. Это тоже с тебя.

— Здорово! Значит, бабло вкладываю я! А бакшиш потом пополам! По-моему, ты до хрена хитрый!

— А то, что я весь городской бомонд разводить буду — ничего? Если какая-то падла что-то заподозрит и вдруг проверит, куда деньги деваются — меня либо посадят, либо закопают! А ты останешься в стороне! Так что давай по-честному: риски у нас разные, а прибыль одинаковая. А на мою роль найти человека сложно, дурак согласится, но за ним никто не пойдет, а умные на это сомнительное дело не подпишутся. Так что раскошеливаться тебе!

— Теперь уже я подумаю.

Не привыкший к всякого рода ультиматумам Гриша заметно нервничал. Этот Ростик оказался действительно неглупым парнем и очень проворным. Но самое неприятное то, что он был прав. Найти подходящего человека на столь сложную роль на самом деле очень тяжело. К тому же, такого деятельного и умного, взвалившего на себя практически всю основную работу. Задача действительно невыполнимая…

— Лады, согласен.

— Вот теперь можно и коньячка, — торжественно сказал Ростислав.

В этот момент в кафе появилась красавица, в очередной раз загипнотизировав влюбленного бедолагу одним лишь беглым взглядом. И пока Самосвалов объяснял официанту суть заказа, а это обычно проходило долго, Ростислав ушел в мечты о девушке, о которой знал только, что зовут ее Диана и она имеет привычку пить кофе в «Сахарнице» чуть позже полудня.

— Але, ты еще здесь? — потряс его за плечо Самосвалов. — Давай! Принесли уже.

— Давай, за успех нашего дела! — не совсем придя в себя, произнес тост Косовский. Однако, отпив глоток, взбодрился и спросил: — Так что у нас там с машиной?

— «Гранд-Чероки», не очень новый, но зато черный.

— Не очень новый, но зато черный, — тихо повторил Ростислав с легкой долей сарказма. — Черный джип, прекрасный выбор: машина для слабых, неуверенных в себе, закомплексованных дядечек! И ты хочешь, чтобы я на этой позорной лайбе ездил к толстосумам?

— Шо это она п-позорная?

— Ладно. В связи с полным отсутствием лучшего предложения, придется довольствоваться тем, что есть. В виде компенсации я тебе отдам свою «шестерку». Не лимузин, конечно, но в хорошем состоянии.

— А получше у тебя ничего нет? Вот это точно позорные лайбы!

— Это отличная серия автомобилей. Правда, некоторые западные завистники зло называют их почему-то самоходными стульями… Было бы что получше, сам бы ездил, а не брал у тебя эту бензоколонку на колесах. Ничего! Поездишь на «шестерке». Кидать понты теперь буду я. Так, дальше! Нам нужен красивый офис, желательно в самом центре или возле оного. Желательно сразу с ремонтом, чтоб не корячиться.

— Я знаком с начальником горкоммунхоза, попробую выпросить у него ш-шо-то приличное.

— Замечательно! — кивнул Косовский. — Ну, пока вроде все. Заказывай еще, отпразднуем рождение нового клуба для самодовольных кретинов.

— Зло ты как-то о наших будущих клиентах, — с иронией сказал Самосвалов, делая знак официанту.

— Я с такими много работал и натерпелся от них, поэтому имею право.

— Интересно, интересно. Ну-ка, давай в этом месте поподробнее. Ну, мы же вообще ничего не знаем друг о д-друге. Вот и познакомимся.

— Тут интересного мало. Просто когда-то я работал на заводе оборонной промышленности, в конструкторском бюро. После великого развала огромной страны завод закрыли, и я пошел работать на всяких выскочек, туго набивавших в смутное время карманы. В общем, разворовывали по кусочкам все, до чего дотягивались. Этим хамам не нужны были мои мысли и идеи, им был просто нужен исполнительный подчиненный, готовый воплощать любые бредовые идеи шефа в жизнь. Короче, надоели они мне все, и я пошел в плиточники. Не могу терпеть начальство! Должен работать сам, а стартового капитала для собственного дела нет. Вот поэтому строитель.

— Понятно. А жена, дети?

— С женой давно в разводе, но живем вместе. Купить две однокомнатные квартиры, продав мою двухкомнатную хрущевку, невозможно. Поэтому так и живем, да и легче вместе… Сын, опять-таки, рядом. В общем, помогаем друг другу, просто разные мы. Заработаю денег, куплю себе угол, а жене и сыну квартиру оставлю.

— Хорошее дело. Ты меня удивляешь все больше и больше…

— Ну а у тебя что за жизнь?

— У меня все п-просто! Два раза женат, и все два раза удачно! Только сейчас один, и живу на съемной квартире. Первой жене оставил дом и сына, второй — огромную квартиру и дочь. Осталась одна машина от прошлой роскошной жизни.

— А из милиции выгнали или сам ушел?

— Попросили…

— Понятно.

— Теперь меня либо люто ненавидят те, кого обидел, либо дружат, я многим помог! Но предупреждаю: обо мне всякое услышишь.

Они выпили еще коньяка.

— Да, еще вот что! — встрепенулся Косовский. — У тебя есть знакомые на местном телевидении? Надо будет рекламу заказать. Я и сценарий набросал. Хотя там, собственно, нет ничего рекламного. Просто будет видеосюжет о том, что фонд «Попечительное собрание» объявляет конкурс среди молодежи, в котором желающим предстоит сдать экзамены по трем школьным предметам на выбор и обязательно по английскому. Десять победителей получат право на бесплатное обучение в Гарвардском университете по программе помощи одаренным детям, желающим учиться за границей, за средства, выделенные самим фондом. Более детальная информация появится позже. Следите за рекламой.

— Это шо за шняга? — удивленно поднял брови Гриша.

— Так надо. Люди безгранично доверяют телевизору, будь то реклама или какой-то иной бред. Думать своей головой никто не хочет, просто верят всему, что показывают. Это надо использовать. Любое упоминание на телевидении автоматически делает наш фонд солидной организацией. Родители быстро раздуют ажиотажный интерес к загадочной конторе благодетелей. Через пару недель не останется ни одного человека, не слыхавшего о «Попечительном собрании». А это очень поможет нам в работе с клиентами. И еще устроим крутой банкет-презентацию, где все должны прочувствовать свою принадлежность к избранным. Метод не новый — так оболванивают своих клиентов всевозможные финансовые «пирамиды».

— Круто. Знаю я одного на телевидении… Полуэктов, заместитель генерального директора. Надо будет сходить к нему.

— Сходи! Если что, я всегда в это время пью здесь кофе, поэтому можно встретиться в любой день без предварительного звонка.

— И ты действительно собираешься кого-то в Г-гарвардский университет отправлять?

— Потом скажем, что канадская диаспора подвела в самый ответственный момент. Не выделила средств. Пусть пойдут проверят! Так что, Гриша, начинаем работать. Кстати, куда мне нанести первый визит? С кем поговорить?

— Сейчас не готов сказать. Давай, я подумаю и потом скажу.

— Хорошо.

— Слухай, я опять деньги забыл. Рассчитайся, пожалуйста, потом я как-нибудь тебя угощу.

С этими словами Гриша поднялся и направился к выходу. Ростислав глядел вслед уходящему компаньону и думал:

«Скользкий он все же тип. Надо с ним осторожнее. Неизвестно, чем это все закончится… если, конечно, вообще начнется. И откуда этот Гриша взялся на мою голову?…»

Глава 2. Гриша Самосвалов

Гриша родился в маленьком, ничем не примечательном районном центре Лохвица, что на Полтавщине. Своим появлением на свет он был обязан поучительной истории, перевернувшей жизнь поселка с ног на голову; истории, из-за которой новорожденного Гришу злые языки оклеймили «фестивальным ребенком». Правда, фестивали в поселке никто не проводил, но события, предшествовавшие рождению Гриши, по-другому здесь не называли.

Лохвица была местом, где девушки того времени, едва окончив школу, мнили себя в роли романтичной Ассоль, ждущей сказочного капитана Грея. Даже последующее замужество, дети, сложный быт не убивали мечту, а, наоборот, только усиливали веру в появление прекрасного принца, способного увезти уставшую от ожидания красавицу с собой в волшебную страну. И в один прекрасный, как ошибочно показалось представительницам слабого пола, майский день таких принцев появилось около полусотни. На время летних каникул в местной школе разместились работники нефтегазоразведывательной экспедиции, проводившей изыскательные работы рядом с Лохвицей.

Новость моментально разлетелась по всей округе и вызвала небывалый ажиотаж среди женской половины поселка. Газоразведчики оказались ребятами веселыми и влюбчивыми, а самое главное — щедрыми (качество, которое особенно ценят женщины). Их появление спровоцировало приступ массовой истерии среди женщин детородного возраста, переросшей в сексуальную пандемию. Любой ценой и под любым предлогом местные красавицы пытались оказаться возле школы в вечернее время, мечтая встретить своего единственного и долгожданного. Здесь происходили действия, имеющие все признаки настоящего фестиваля — шутки, смех, веселье, песни под гитару, что позже выливалось в семейные скандалы, стычки на танцевальных вечерах между местными и чужими, осуждение общественности поселка. Такой стала каждодневная программа «карнавала газовщиков». По Лохвице прокатилась волна разводов, уцелели только многодетные семьи и супружеские пары, пережившие двадцатипятилетний юбилей в браке.

Искала свою судьбу вместе со всеми и юная Мария Галушко, будущая мать Гриши. Черноволосый балагур Коля, с чертами лица не то калмыка, не то удмурта, показался Марии совершенством, посланным свыше. Мгновенная страсть обещала сплести их сердца на всю оставшуюся жизнь, перерастя в настоящую любовь — так, во всяком случае, считала Мария. Позже Галушко назовет это лето самым счастливым периодом в своей жизни. Но к концу лета газоразведчики неожиданно исчезли, тем самым ввергнув в отчаяние местных красавиц и вернув поселку тихую, скучную жизнь.

Весной следующего года группа молодых матерей собралась в приемной председателя поселкового совета для получения свидетельств о рождении для своих «фестивальных» деток. Первой зашла Мария Галушко, держа на руках мальчика, нареченного Гришей. Председатель — в прошлом учитель химии, женщина пожилая и строгая, к тому же с юных лет воспитавшая в себе викторианский взгляд на нравственность — на Марию и ее подруг по несчастью смотрела с пренебрежением и осуждением.

— Поковырялись газовщики в недрах, — глядя в окно, задумчиво, но довольно громко процедила она сквозь зубы двоякую фразу. — Что ж мне, Маша, писать в графе «отец»? А?

— Коля его отец, он на самосвале в экспедиции работал, — тихим извиняющимся голоском произнесла молодая мать.

— Угу, вот так и напишу: «Коля, который работал на самосвале», — усмехнулась председатель. И после короткой паузы загадочно добавила: — Хотя…

Подвинув к себе документ, она каллиграфическим почерком написала в графе «отец»: «Николай Николаевич Самосвалов». Так, совершив должностное преступление, либо по незнанию, либо в наказание, председатель одарила новорожденного Гришу оригинальной фамилией. Остальных ждала такая же участь, и фамилии Буровая, Монтажная, Крановщиков стали для их носителей вечным напоминанием о грехах родителей.

В детстве Гриша не отличался особым рвением к наукам. Единственный любимец бабушки, тети и мамы, обласканный с пеленок, оставаясь центром внимания и заботы, он постепенно превращался в обыкновенного эгоиста, внешностью смахивающего на старинную китайскую игрушку — сидящего человечка с головой-маятником. Его огромная круглая голова с восточным разрезом глаз раскачивалась в разные стороны, когда он капризничал. А капризничал Гриша по любому поводу. В остальном он был самым обыкновенным мальчиком, мечтавшим стать космонавтом или милиционером.

После окончания школы мечта о покорении Галактики была предана забвению, освободив место более реалистичным расчетам. Гриша поступил и каким-то чудесным образом окончил училище МВД, после чего даже успел пару лет поработать в исправительно-трудовой колонии.

Почти перед самым распадом Советского Союза лейтенант Григорий Самосвалов попал на службу в живописное село Шаровка, расположенное в пяти километрах от столицы Подольского края. Молодой офицер был расстроен и подавлен — должность сельского участкового инспектора это вовсе не то, о чем он мечтал в юношеские годы. Перспектива постоянно утихомиривать деревенских пьяных дебоширов, сидеть в ночных засадах, ожидая опустошителей колхозных полей и садов, бороться с самогоноварением и другими мелкими правонарушениями приводила Гришу в состояние глубочайшей депрессии. Ввергнутый в бездну отчаяния Самосвалов несколько дней после назначения бесцельно бродил по селу и с нескрываемым отвращением знакомился с укладом деревенской жизни. Увидев его перекошенное лицо, перепуганные селяне тихонько делились друг с другом:

— Видел нового участкового? Вот зверюга, наверное!

— Да уж… И за что нам такого?

Известие о том, что новый участковый — «зверюга форменный», моментально разлетелось по всем домам. К тому же эта новость успела обрасти придуманными подробностями из прошлой жизни новоназначенного. Участковый с грозным взором вселял просто животный страх в простых жителей села. Они предпочитали не показываться в одиночку на глаза свирепому милиционеру. Завидев Самосвалова издалека, смиренные граждане разбегались в разные стороны и прятались на всякий случай. Остап Сидоренко по кличке Сидор, до этого лихой и неуправляемый дядька, отсидевший срок за пьяную драку, встречая на своем пути Григория, закладывал руки за спину и поворачивался лицом к забору. В общем, и без того непроблемное село в одночасье превратилось в образцово-показательную комунну, жители которой разве что не ходили строем.

Опасения шаровчан оказались небеспочвенными. Неожиданно для всех Гриша завел дружбу с местным священником, тоже сравнительно недавно появившимся в Шаровке. Знакомство произошло на свадьбе дочери главного бухгалтера колхоза, экстренно проводимой в религиозный пост в связи с «интересным» положением невесты. Отец Тарас, а именно так называли священнослужителя, закончив со свадебно-церковным обрядом, занял место за праздничным столом как раз возле Самосвалова. Взору гостей предстали щедрые угощения, расставленные радушными хозяевами, не имеющие ничего общего с аскетичными блюдами, более уместными во время поста. А в довершение всего столы украшали полуторалитровые бутыли с домашней водкой, изготавливать которую в те времена не разрешалось. Возникшая заминка среди гостей и последующая неловкая пауза грозили перерасти в конфуз. Собравшиеся смиренно ждали начала банкета, жадно созерцая яства и выделяя слюну, как собаки Павлова, при этом нервно поглядывая туда, где сидели Самосвалов и отец Тарас. Григорий очень хотел есть и был готов начать трапезу с веселящим душу зельем. В этот момент ему не было никакого дела до самогоноварения, но нарушать церковные каноны в новом для себя месте… Вдруг, махнув рукой, как от отчаяния, поднялся отец Тарас. Перекрестив три раза себя и один раз посудину с домашней водкой, он схватил бутыль и начал разливать приглашенным, начиная с Григория.

— Отлично! — неожиданно для самого себя прокомментировал Самосвалов.

Остальные гости, как по команде, мгновенно наполнили так называемые «полустаканчики» и приготовили закуску. Отец Тарас монотонным голосом произнес слова на каком-то странном языке, отдаленно напоминающем старославянский, по привычке размахивая рюмкой, как кадилом. Получилось нечто среднее между тостом и молитвой. Из всего этого бормотания Гриша разобрал лишь несколько слов: «Не каждой с-сучке счастье выпадает», — причем, произнося это, иерей глядел на невесту. Впрочем, Самосвалов посчитал, что это ему почудилось, с удовольствием выпил и приступил к трапезе.

Участковый и священнослужитель весь вечер общались и, подливая постоянно друг другу «горькую», прониклись взаимной симпатией. Батюшка был заикой, а общий недуг, как известно, сближает.

Сельская свадьба всегда служила местом откровений для немногословных в обыденной жизни крестьян. Две сидящие напротив Гриши сухонькие старушки зло обсуждали виновницу торжества:

— А я тебе сразу скажу: еще намучается наш Андрейка с этой Галькой. Посмотри, как она глаза вытаращила и зыркает на людей!

— И чего таращится?! — поддержала вторая. — Надо скромно сидеть, как положено невесте, а эта!.. Змея!

Под конец свадьбы уставшая от танцев невеста немного опустила голову и отвела в сторону глаза, задумавшись о чем-то своем. Тем не менее, смиренный вид невесты не вызвал одобрения у старушек, осуждение и вердикт остались прежними:

— Посмотри, спрятала глаза. Даже глядеть не хочет на людей. Ненавидит тут всех. Ой еще намучается с этой змеей наш Андрейка! Ой намучается!..

«Да, — подумал Самосвалов, — быть хорошим для селян тут не просто! Пожалуй, только один батюшка здесь нормальный парень. Надо бы к нему присмотреться».

После обряда снятия фаты и прощания музыкантов, что означало финиш процесса бракосочетания, отец Тарас, уже изрядно выпивший, вновь взял слово. На этот раз Грише уже отчетливо послышалось крамольное в речи священника: «Да, не каждой с-сучке счастье в-выпадает». Хотя Гриша уже не особо вслушивался в слова иерея — теперь они были закадычными друзьями.

Батюшка слыл добрым человеком. О его пагубном пристрастии к выпивке жители села знали, но прощали эту слабость, так как именно выпивкой рассчитывались за любой проведенный ритуал. Случись крестины, свадьба или похороны — после проведения всех необходимых действий отца Тараса непременно приглашали за стол. Из-за того, что местный служитель культа сильно заикался, церковные обряды получались у него неимоверно длинными. Утомленные затянувшейся процедурой миряне рассаживались за столом, и отец Тарас с удовольствием принимал участие и в этом мероприятии. Причем непременно хорошенько напивался и забывал стребовать оплату.

Впрочем, забывал он только в первые дни своего пребывания в селе, а потом ему просто неловко было говорить о деньгах. Вдобавок, еще не совсем отошедшие от коммунистическо-атеистической пропаганды жители Шаровки посещали церковь крайне редко и с опаской. Из-за этого церковная касса всегда находилась в плачевном состоянии, а ее хранитель часто бывал голодным. Даже средства на ремонт храма, кстати, построенного на пожертвования сельчан, собирала церковная староста баба Сянька, не доверяя деньги любившему выпить батюшке. От такой беспросветности отец Тарас начал ходить по домам жителей Шаровки, предлагая провести обряд освящения жилья. После совершения таинства благодарные хозяева по традиции угощали пресвитера колбасой и самогоном. Таким образом, обходя в день по одной хате, он всегда был сыт и пьян. На справедливые замечания кое-кого из сельчан о недостойном образе жизни, возвращающийся с очередного обряда служитель культа реагировал так: «Вы не смотрите, что я делаю, лучше ходите в храм и слушайте, что я говорю на проповеди».

Когда все дворы были пройдены, отец Тарас пустился по второму кругу. На возмущенные возгласы типа: «Да вы уже святили этот дом, хватит!» — служитель культа отвечал: «Чем чаще я это делаю, тем вам лучше». Но на третьем заходе вера шаровчан в необходимость периодического проведения данного обряда изрядно пошатнулась. Домовладельцы попросту перестали открывать двери священнику, прячась в самых необычных местах, будучи застигнутыми врасплох.

Совершенно невозможно представить, как сложилась бы судьба иерея, если бы не завязалась дружба между ним и Самосваловым. Шаровчанам не из книг пришлось узнать, что означает солидарность представителей церкви и власти. Теперь в двери домов стучал участковый инспектор, под благовидным предлогом знакомства в рамках исполнения служебных обязанностей, и не открыть ему не осмеливался ни один житель села. Едва завязывалась беседа между обывателями и стражем порядка, как во дворе появлялся трезвый иерей с ведром святой воды и дымящимся кадилом. Не обращая внимания на присутствующих, батюшка сразу же приступал к таинству освящения жилища. Он молниеносно перемещался из комнаты в комнату, читая молитвы и размахивая кистью, не давая следующим за ним хозяевам опомниться. Самосвалов не уходил, но и не вмешивался, демонстрируя показное удивление и любопытство. Обильно окропив все помещения, отец Тарас, тихо и невнятно допевая молитву, поворачивался к хозяевам и пристально смотрел им в глаза в ожидании вознаграждения. Те, по старой привычке, предлагали расчет натуральным продуктом, стыдливо пряча бутыль с самогоном от взора инспектора. Но здесь их ждал неприятный сюрприз: отец Тарас мотал головой и косился на Гришу, давая понять, что запрещенному самогону здесь не место и расчет теперь проводится только деньгами. Если сумма, предложенная хозяевами, казалась батюшке маленькой, он немедля повторял обряд, и так до тех пор, пока вознаграждение не достигало нужного уровня. Собранные деньги компаньоны делили пополам. Солидная прибавка к жалованью сильно подняла настроение Григорию. Особенно радовал тот факт, что банкноты попадали к нему относительно честным способом.

Не забывал Григорий и об исполнении профессиональных обязанностей. За считанные дни участковый инспектор навел полный порядок в служебных делах. Прежде всего беспокоили два заявления, оставшиеся от предшественника Самосвалова, написанные пострадавшими собственноручно и зарегистрированные по всей форме. Первое — о пропаже одиннадцати кур гражданки Марии Божко, и второе, опять-таки, о краже: Юхим Подперезаный заявил о пропаже коровы. Было и третье заявление, принятое уже самим Гришей, хотя еще не зарегистрированное, от гражданки Анны Юрченко на избившего ее собственного мужа, пьяницы и драчуна.

Немного поразмыслив, Гриша решил начать с супруга Анны Юрченко, вызвав его к себе для разъяснительной беседы, как в те годы выражались в милиции.

Анатолий Юрченко оказался невысокого роста мужичком, похожим на старичка-лесовичка.

— Разрешите? — боязливо и неуверенно спросил он, приоткрыв дверь в кабинет лейтенанта.

— Юрченко? Проходи, присаживайся… пока! — сухо ответил стоящий возле окна Самосвалов, бросив на посетителя лишь беглый взгляд.

Анатолий занял место на стульчике возле письменного стола, а Самосвалов, до этого безучастно наблюдавший за жизнью улицы через стекло, расположился прямо на столе. Он повернул все свое крупное тело к посетителю и пристально посмотрел сверху вниз на испуганного Юрченко, как удав на кролика.

— Ну шо, Толяша, доигрался? — по-панибратски начал беседу молодой офицер, беря в руки папку. — Твоя жинка накатала на тебя «телегу». О! «Побил», «таскал за волосы», «пьяный»… Короче, пиши объяснительную, я опрошу свидетелей, и всё.

— Что — «всё»?

— Всё! — грозно рявкнул Гриша. — Суши сухари! Впаяют тебе два или три года, это от характеристики с к-колхоза будет зависеть. А все благодаря родной женушке, решила тебя в тюрягу упечь. Да и правильно делает, на холеру ты ей, забулдыга д-драчливый, сдался?

— Да она завтра заберет!

— Ты нормальный? Тут тебе шо, загс? Захотела — подала, захотела — забрала заяву? Или ты думаешь, шо тут вообще цирк? В общем, так: пиши объяснительную, оформлять тебя буду.

— Не губи, Григорий Николаевич! — взмолился Юрченко. Нижняя губа его затряслась, а глаза сильно повлажнели. — Не губи!

Самосвалов слез со стола, подошел к окну и долго молча смотрел вдаль.

— Ну, не знаю… Шо я могу сделать? Это же заява! Ну, единственное, что может спасти твою задницу от наказания, — это содействие в раскрытии других преступлений. Ты готов помогать следствию?

— Я? Да, готов!

— Хорошо! — Гриша подошел к столу и взял лист бумаги. — На, будешь писать… Та-ак, ты ведь возле железной дороги проживаешь? Отлично… Ты должен написать мне такое: «Пятого числа прошлого месяца на красный сигнал светофора — железнодорожного, конечно, — остановился товарный поезд с открытыми вагонами. На полу в вагонах была рассыпана пшеница. Куры Марии Божко запрыгивали в вагон поклевать зерна, в количестве одиннадцати штук. А когда поезд тронулся, не успели спрыгнуть…» Понял?

— Григорий Николаевич… — с легкой долей сопротивления произнес Юрченко.

— Так! Ша! Я не понял! Ты собираешься содействовать?

— Да, но…

— Раз собираешься, то давай, пиши.

И Анатолий написал под диктовку молодого офицера трогательную историю о неразумных курочках, попавших в ловушку собственной алчности. Гриша был очень доволен. Закрыто старое дело, не будет нового, а главное — чета Юрченко еще долго будет жить тихо и спокойно.

— Скажи жинке, пусть завтра придет, заяву заберет, — выдал Гриша вслед уходящему Юрченко.

Конец ознакомительного фрагмента.