Лесной дух Аука и амулеты Лихо

Артём Егоров (2024)

Сказочные приключения лесного духа Ауки, друга его Лешия и крестьянского мальчугана Ярослава во времена Древней Руси продолжаются. В новой истории Вы познакомитесь с кузнецом Могутой, коварным Кривдой и магическими амулетами ужасного Лихо. Смогут ли герои одолеть злодеев и какие еще напасти с ними приключатся? Вы узнаете прочитав второй рассказ сказочной серии о лесном духе Ауке.

Издавна на Руси повелось — люди и духи всегда соседствовали. В лесу духи — лесные, в болоте и реках — водяные, а в избах — домовые селились. Жили вместе и не тужили, друг друга уважали. Крестьяне духов не гневили, подкармливали и ублажали — то миску молока на ночь на пороге оставят, по старые лапти в печь спрячут, то колоски ржи не все в амбар снесут, чтобы лесная братия полакомилась.

Старались крестьяне в лесу лишней птицы и животного не губить, грибы и кусты почем зря не топтать, беречь лес-кормилец. Печи валежником топили, дубы вековые не трогали.

Жил в то время на крестьянских землях старый кузнец Могута. Умелый был в младых годах, мог соху крестьянам смастерить, или кольцо неземной красоты молодоженам выковать. Да с годами руки перестали слушаться — силы покинули.

Крестьяне снесут Могуте на починку инвентарь, а выходит все криво и косо. Стал он думы думать, как подмастерью себе в помощники сыскать. Обучить его трудовой науке, передать свои умения. Да только забыл по-старости сельскому старосте просьбу свою передать.

Проснулся как-то летним утром Могута, собрал все силы и пошел в амбар трудиться. А в амбаре у него разных инструментов не счесть — молотки, кирки, скобы… Все для починки и создания инвентаря. Осмотрел он свой стол рабочий усталым взором, а на нем лежит топор с рукоятью сломанной и очелье из металла пополам треснутое.

Почесал лоб. Надобно быть сыскать крепкое древко. Огляделся по сторонам — нет такого в амбаре. Надобно идти в лес. Взял он с собой мешок за пояс, топор и побрел в сторону леса.

Видит на встречу ему идет Доброга и улыбается.

— Здрав будь, Могута. Куда путь держишь?

— Гой еси, Доброга. В леса, за древками, — молвил кузнец.

— Сопроводить тебя? Дорога не близкая, сил много отнимет.

— Сам одолею, ступай с миром! — с укором обронил беспомощный Могута.

— Любо! — изрек Доброга и по-сыновьи бережно похлопал его по плечу.

Могута фыркнул и ускорил шаг, всей своей гримасой давая понять, что у него еще много сил и что он не нуждается в опоре и выручке.

Доковылял кузнец до леса и стал выискивать лежалое дерево, абы древок себе срубить. Взялся одно рубить — оно развалилось на части, второе стал рубить — кривое. Надобно идти в лесную чащу, выискивать дубовые ветки, а мощи уже нет. Присел на пенек передохнуть — заохал и заахал.

Сидит посупясь, задумавшись, очами долу. Одолела его тоска смертная, уронил он слезу скупую. Делать нечего — как сыскать древки засветло.

Побрел кузнец в глубь леса. Идет хромает, кряхтит, по сторонам озирается, но лежалых деревьев на пути его нет. Узрел впереди полянку, солнышком одаренную, а на ней дубы растут все как на подбор — ровные, молодые, могучие.

Обрадовался кузнец внезапной удаче. То ли силы покинули его, то ли бесы одолели, но Могута вопреки всем поверьям и обычаям взял да и срубил молодые деревья себе на древки. Деревья рубил как ошалевший, и даже не заметил, что на них птицы гнездились. Яйца в гнездах поразбивались, птичьи семьи порушились.

— Эх, что же я старый сотворил, — сокрушался Могута, когда увидел гнезда с яйцами разбитыми.

Хотел было кузнец яйца уцелевшие в кучу снести и сохранить, как заметил, что в гнездах, помимо яиц и соломы, есть какие-то красные светящиеся камни. Камни пестрят, на солнце переливаются, что очей нельзя отвести. Бесами ошалевший, кузнец все гнезда разорил и камни себе в мешок снес, древки срубил и убежал, прихрамывая без оглядки.

Могута давно в избе один жил, его бабка не первый год как померла, а дети подались в соседнее городище. Кузнеца все позабыли. Изба его холодной и темной была, покосилась от старости, в дверных щелях воздух свистел.

Вечерами темными в своей избе камешки под тусклым светом свечки рассматривал. Почти полмешка камней щуплый кузнец смог бегом снести себе в избу.

— Драгоценные, — мнил кузнец, но от каждого шороха за оконцем он в страхе камни в платок прятал и озирался. Все камни перебрал, все в руках прощупал не единожды.

На душе его старой от прикосновения к камешкам так приятно становилось — закрывал он очи и представлял, как лежит в дорогих одеждах в избе светлой, с золотыми иконами в углах, а рядом дева молодая по хозяйству хлопочет, яства сладкие на столы накрывает. Открыл очи, а сидит он один, за пустым столом покосившимся в темной избе, только камешки одни в ночи светятся, душу его греют.

Утром спозаранку Могуту разбудил громкий стук в дверь.

— Кого еще нелегкая принесла? — окрикнул кузнец и в спешке спрыгнул с печи и спрятал мешок с камешками за печку.

— Подмастерье вам присланный, Кривдой меня кличут.

— Неужто сыскали борзо так?!? — помыслил кузнец и открыл дверь.

На пороге его ожидал молодой отрок, высокий и худощавый, с длинными растрепанными волосами, одетый во все темное до пят и грязное.

— А что делать умеешь? — вопрошал Могута.

— Все осилю, — от топора до украшений, от щей до пряностей, — умело соврал Кривда.

— И чинить можешь, ежели, что сломано?

— В один миг! Это я мастер!

Могута от скудоумия и старости не сдюжил отличить ложь и коварство Кривды, который палец об палец не смог ударить, а только привирал и голову дурманил. По первой Кривда помогал Могуте снесть дров, абы печь для ковки растопить, да воды из колодца достать, абы сталь охладить.

Спать Кривду кузнец у себя на лавке оставил, — она давно пустовала. Сам Могута на теплой печи спал.

С раннего утра до поздней ночи Могута и Кривда хлопотали в кузнице, много чего переделали. А по темному всю починку Кривда разносил по крестьянам, взамен дары получая — то еды горшок, то ткани шелк. Стол от яств стал у них ломится, да углы дареным барахлом пришлым забили. Могута не мог не нарадоваться подмастерьем.

По ночам, когда Кривда отворачивался к стенке и начинал храпеть, Могута зажигал тусклую свечу и подолгу любовался на свои камешки. Пока кузнец думал, что Кривда спит крепко, подмастерье очи щурил на него и наблюдал. Одну ночь подглядывал Кривда за кузнецом, вторую щурился, а на третью не выдержал и молвил кузнецу.

— Диамон это, горный камень. Гроша ломанного за него в базарный день не дадут!

— Много ты понимаешь, спи лучше! Да смотри, я каждый на камешек счет веду, ежели пропадет хоть один — шкуру спущу! — пригрозил испуганный Могута и перепрятал камешки.

— Мне они не к чему. Их в лесу полно. Сам находил, — невзначай проворчал Кривда и отвернулся.

— Брешишь! Где находил? Покажешь?

— Да хоть завтра! — схитрил подмастерье.

— Любо! Заодно древки новые снесем в кузню!

Могута от переживаний в ту ночь долго уснуть не мог, а коварный Кривда лежал на лавке и ехидничал. Смог он кузнеца приструнить на дела свои хитрые. Да так, что кузнец сам не понял, что попался как муха в паутину.

По утру Кривда с мешком на плече и кузнец с топором за поясом заторопились в лес. Кривда шел первым, назад посматривая, а Могута сзади за ним плелся. Шли тропинками кривыми, в места не хоженые. Долго шли, кузнец так умаялся, что с насиженного пня не хотел вставать. А Кривде хоть бы что, идет улыбается, вокруг места взглядом облюбовывает.

Конец ознакомительного фрагмента.