Графиня поневоле

Аскольд Де Герсо

Лизавета Бахметьева, возвращаясь с привычных посиделок, даже представить не могла, что окажется вовлечённой в омут приключений, коварства и интриг, коими был полон императорский двор Санкт-Петербурга.

Глава 9

Да и не пристало дворянину схватываться с уличной босотой, принижая себя. Со шпагой в руке против равного — он готов любое время, а Ефремушке что? Ему что дворянина уложить, что кого другого — разбираться не станет. Но до сих пор его эта напасть обходила стороной, но ведь раз на раз не приходится, конь о четырёх ногах, и то, бывает, спотыкается.

Приехав к барону, Апраксин оставил Ефремушку в людской, а сам направился в апартаменты, как он выразился, для душевных переговоров, но Ефремушка знал, что за переговоры предстоят барину и уверен был, что граф своё вытянет: не мытьём, так катаньем.

Безропотно подчинившись хозяйскому наказу, он пошёл к домишку, располагавшемуся в глубине двора, то бишь, в людскую, где обитала прислуга дворовая, картишками ли перекинуться или поговорить за жизнь, в чём он тоже не уступал иным краснобаям своей речистостью. Разумеется, если требовалось молчать, он мог часами сидеть каким-нибудь языческим истуканом, не проронив ни слова и, только моргая своими хитрыми глазёнками.

— Доброго Вам, здоровьица, люди, — сказал он, пройдя в помещение, пропитанное дымом от махорки, да и в настоящую минуту тоже нещадно чадили. Дым в комнате стоял, хоть топор вешай или, как говорят в таких случаях, хоть святых выноси. От двери с двух сторон, оставляя небольшой проход, стояли топчаны, возле окна стол, сколоченный из грубо обработанных досок с нехитрыми пожитками. — Дому сему владыке мир и многие лета…

— И тебе доброго здоровья, мил человек, коль с добром пришёл, — откликнулся ближний к дверям человек, продолжая кашлять надсадно, и только с дальнего угла, прищурившись присмотревшись, давний знакомый воскликнул:

— Так то ж, Ефремушка, Апраксина человек, — чем вызвал некоторое оживление в людской.

— Так и есть, Ефремушка, — отозвался он, так же узнав собеседника, — как живётся-можется, люди? Вы б, хоть не курили здесь, что ль? Продохнуть и то нельзя…

— Какие мы нежные, — не преминул кто-то из дворовых, подтрунить над ним. — А так-то в даже в богоугодной книге сказано: греха, мол, в том нет.

— Где это ты вычитал подобную ересь?

— Никак не ересь, а Псалтыре сказано: «И злак на службу человеком».

— Тьфу, ты, чёрт! На ночь глядя, заставляешь всякую нечисть упоминать, Господи, прости, — размашисто перекрестился Ефремушка, словно заправский поп на всенощной, вызывая усмешку у слуг.

— Так ведь не с нас пошла перепалка-то, вишь, словесная…

— Какие новые события произошли у вас, как меня не было? — не обращая внимания на подковырки, продолжил он интересоваться. Интерес-то праздный, не сколько чтобы выведать, сколько побалагурить, коротая время, что ни для кого не было секретом.

— Ну чего такого у нас может произойти, всё по старинке. Мы, чай, барина не сопровождаем, как отдельные элементы, — намекая на Ефремушкино особое положение, ответили ему.

— Так то, не моя прихоть, а барская, — в оправдание произнёс Ефремушка. И дабы не продолжать этот неприятный разговор, он предложил:

— Может быть, в картишки перекинемся? Чего нам понапрасну ссориться? Чай, не равные люди. Да ещё на ночь глядя, душе перед сном спокойствие надобно…

— И правда, чего нам делить, раздавай Ивашка, у тебя рука лёгкая. Пущай Ефремушка, домой дурачком поедет. — предложил до этого лежавший мужичок с серым, как давно не стираная холстина, лицом, протягивая карты.

За игрой время летело незаметно и если Ефремушка где-то и ловчил, всё одно два раза остался в дураках, причём один раз с погонами, за что игроки подкалывали его:

— Ну вот, Ефремушка, как царский генерал с эполетами на плечах поедешь. Да смотри, не потеряй в дороге, — и шумно смеялись. Смеялись, чтобы сбросить грусть с души, мрачные мысли из головы прогнать прочь. Он уже сделал попытку отыграться, когда прислуга барона доложила, что Ефремушку требует барин. Накинув на голову свою лохматую волчью шапку, Ефремушка попрощался с игроками и, пожелав доброй ночи, покинул помещение.

— Ну что, Ефремушка, повидал товарищей? — спросил довольный граф, сияющей улыбкой, по которой он понял, что барин дело уладил и теперь остальное зависит только от его сметливости и ума, ну и сноровки, конечно же, куда без неё.

— Повидал, — ответил Ефремушка, удручённый тем, что не дали отыграться, но граф либо не заметил, либо счастливый от того, что собственное дело выгорело, не стал расспрашивать. Да и какое ему дело до забот Ефремушки.

— Ну вот и ладненько, — с распахнутыми полами шубы, граф направился к карете, а забегая наперёд него, Ефремушка открыл дверцу кареты. И уже затворив за ним, устроился на козлах, намереваясь отправиться в путь. Дворовые барона, нетерпеливо ожидали у раскрытых ворот их выезда, дабы закрывать их на ночь, и поёживаясь от холода.