Край Сфер и АнтиСфер

Ашимов И.А. (2024)

В книге отражены путевые заметки и рассуждения по Фрейду и Гумилиеву путешествующего философа Каракулова. Представлены взаимоувязанные между собой и взаимодополняющие друг друга придуманные им мифы и легенды малоизвестного края гор, каньонов и пещер, расположенного на юге Кыргызстана. Философ обозначает край, как край Сфер (Горы) и АнтиСфер (Каньоны, пещеры). Из элементов местного ландшафта, географических названий гор, сел и рек, феноменов и компонентов местных традиций и обычаев, он создает ткань новых мифов и легенд, в результате осмысления которых у людей появляется новый познавательный уровень, как переход от поверхностных представлений о тех или иных краевых явлениях к их причинам, генезису, динамике. Сквозным для всех мифов и легенд является феномен борьбы Добра и Зла. Причем, олицетворением Зла является ажыдар (дракон), замурованный в каменную Сферу (Гора Тегерек), пещеры (АнтиСфера), шейх — Кара-бахшы, тогда как олицетворением Добра — река Ак-суу, благородный род кара-кулов

Глава 1. Край гор, каньонов и пещер — край Сфер и АнтиСфер — край мыслимых мифов и легенд

Я — иноземец, путещественник, исколесивший многие края и далекие места, могу сказать, что многое повидал и познал. Но вот, однажды, судьба забросила меня в самую юго-западную окраину Кыргызстана, где я никогда не бывал. А поводом для поездки туда была книга одного человека — ученого, философа и писателя в одном лице. В ожидании своего рейса в Ош, я начал листать страницы той самой книги «Тегерек», купленной мною в киоске. Оказывается это интересная книга. По приезду в Ош я решил побывать в том краю, которая описывалась в этой книге и ни разу не пожалел об этом. Признаться, для меня поездка туда было своего рода открытием нового и неизведанного мира — края каньонов и пещер.

Этот край каньонов и пещер оказался настоящим краем мифов, легенд и народных преданий. Мы — современные люди, по большей части наивные метериалисты и рационалисты, смотрим на многие вещи, события и истории по-другому. Мы хотим, чтобы все было немедленно объяснено рационалистически, то есть сведено к фактам, датам, лицам. Но, оказалось, есть много вещей, вовсе не простых, которых ты не знаешь и понять не можешь. А тут целая летопись взаимосвязанных событий, в которых трудно различить, что реально, а что иррационально.

По приезду сюда, я раз за разом убеждался, что этот край, которого называют «краем каньонов и пещер», оказался удивительным миром, таящим в своих уголках столько интересного и неизведанного, аж дух захватывает. Я для себя открыл неизведанный мир, люди с которыми познакомился действительно из другого мира, которого до настоящей пары лично не знал и, пожалуй, не понимал. Я, оказывается не знал и не мог понимать, как и чем живут люди в аилах, в далеких уголках Средней Азии, я не мог понять и ценить, что значить для этих людей добро и зло, свет и тьма, не мог понять то, как они осмысливают мир, учение, культуру.

Я и мой проводник Руслан ближе к вечеру выехали из Исфаны. Пыльная грунтовая дорога Исфана — Джар-кишлак серой лентой вьётся среди адыров и небольших предгорий. После получасовой езды, выехали на открытое пространство — Талпак (в пер. с кырг. — простор). Действительно, Талпак и был настоящим простором, отсюда открывался панорамный вид на все четыре стороны света.

Создается впечателение, что именно отсюда во все стороны вкруговую куда хватает глаза простираются долины, пашни, поля, мелкие адыры и лощины. Однако, метров через тридцать отсюда дорога соврешенно неожиданно уходит вниз по серпантинам. Тут уже начинается тот самый край каньонов и пещер. Такое ощущение, что дорога проваливается в каньон и, вместо только что зримого и необъятного простора Талпак, вдруг и сразу взору представляется уже мрачные высоченные каменные стены, как бы давящие на человека со всех сторон.

Такое ощущение, как будто человек попадает в закрытое мрачное пространство. Серпантин заканчивается у самого дна сухого русла. Отсюда еле различимая автомобильная колея дороги идет уже по сухому саю, петляя между скалами. И справа и слева от дороги серые стены причудливых каньонов, испещренные расщелинами и пещерами самых разных размеров, зловеще зияющие своей темнотой.

Извилистый путь в самом дне высоких каньонов, куда почти не попадают лучи солнца, многочисленные зияющие пещеры и гроты вокруг, выражает полное безмолвие. Я в полной мере ощутил состояние человека, провалившегося в темень узких каньонов. Здесь человек, как бы уже страшится своей дерзости, остро осознавая, что он всего лишь букашка в этом причудливом темном мире. У него сами собой возникают беспокойство, боязнь и странные мысли, сама тайна глубоких каньонов и пещер как будто бы начинает искать своего выражения. Вокруг одни каньоны и пещеры.

— Вот почему этот край Ляйляка — особенный и, называют его «краем каньонов и пещер», — поумалось мне. — Точно! Этот край сама древность, тут таинство пещер и многочисленных темных каньонов, в отличие других земель Ляйляка, отличающейся экзотической красотой долин, горных скал, рек, лесов. Пожалуй, это, действительно, особый край, — восхитился я.

Живописные тропы, извиваясь между стенками каньонов, выводят на массивные скальные монолиты, которые играют на солнце всеми оттенками малинового, рыжевато-коричневого и оранжевого цветов. Вот так среди гор и пересохших рек раскинулась этакая природная галерея творений времени, ветра, дождя и солнца. Этот сказочный край они творили день за днем, год за годом, век за веком. Так как горные породы здесь в основном кирпичного цвета с бурыми прожилками, создается прямо-таки сюрреалистический, не то марсианский, не то лунный пейзаж.

Крошечные аилы, маленкие серые глинобитные дома, которые как пауки облепили узкую полоску косогора между высоченными стенами каньона и саем (сай в пер. с кырг. — приречье). То тут, то там видны пещеры, зияющий широкий вход в которых выделялся своей зловещей чернотой. Удивительно, как можно жить в этих домах, расположенных прямо у основания каньона?

Но меня по-настоящему заворожило другое. За невысокими горами, сквозь слабую, как в этих случаях говорят, нейлоновую дымку, виден был тот самый Тегерек, о котором и легендах вокруг него писалась в той самой книге. На нее невозможно было не обратить внимание. Посреди горных окружений, возвышается огромная гора, сферической формы. Внешне она напоминает огромную юрту, обрывистые стены взлетают на высоту почти в полкилометра, представляя собой непреступную средневековую крепость.

Забегая вперед, хочу отметить, что Тегерек, по сути, оказывается является не только тотемом местного рода-племени — кара-кулов, но и символом края каньонов и пещер. Во всех мифах и легендах края каньоно и пещер Тегерек всегда составляет центр сюжетной канвы.

Когда первый приступ естественного изумления прошел, я внимательно посмотрел на гору. Действительно, предо мной высилась, завараживающая своими размерами и красотой, огромная сфера. Потрясающая панорама! Как на объёмной картине все главное было расставлено в дали — Тегерек, а за ней волны холмов, вершины седеющих гор смешивались с очертаниями горизонта.

Вблизи и вокруг нас одеялом расстилалась зеленная долина по обе стороны реки Ак-суу. Основное, не меньше двух километров шириной, русло реки, усыпанное разноцветным крупным галечником, где вода растекалась десятками широких и тысячами мелких ручеек.

Вот на этом пути потоков воды как бы встает Тегерек — могущественный природный монумент, напоминающий знаменитую пирамиду Хеопса. А вот и тот самый феномен реки, описанный в книге. Река Ак-суу, собирает свои воды в одно русло и делает довольно резкий изгиб влево, огибая основание Тегерек.

Действительно, в этом было нечто противоестественное. Как это, вдруг, на ровном месте река делает причудливый крюк. Мне подумалось, что в природе ведь тысячалетиями исчисляется противостояние рек и гор, как мягкого и твердого. Причем, как говорил китайский философ Конфуций, мягкое, то есть вода, всегда выходит победителем твердого, то есть камня. А здесь река, как будто бы по своей своей доброй воле огибает гору, а далее течет по-прежнему россыпью, разливаясь по всему саю.

Кто знает, возможно, потому эту реку и назвали Ак-суу, имея ввиду не только чистоту ее вод, но и вероятную справедливость намерений самой реки — не подтапливать и не разрушать основание горы Тегерек. Какая-то невероятная сакральность — река, как одущевленный объект.

Если честно, у меня было странное ощущение. Все вокруг казалось по-настоящему материальным, вещественным. Вот, вокруг меня местный народ — представители немногочисленного, но загадочного своим прошлым и настоящим рода кара-кулов, я их вижу, слышу, разговариваю с ними. Немногословные, но очень сердечные, отзывчивые и добрые и по-своему мудрый народ. Было ощущение того, что здесь время застыло в прошлом. Вот так мне довелось увидеть малую частичку большого мира этих людей.

Солнце уже совершило половину своего земного пути, но тем не менее даже в полдень отбрасывало на Тегерек яркие лучи. Мне показалось несколько странноватым, что даже в такие часы Тегерек отбрасывала тень. На восточной стене уже появлялись косые полосы невероятно желто-оранжевого света. Вокруг царило безмолвие, как будто природа замерла. Казалось ее неподвижность таит в себе какое-то непонятное ожидание.

Существует много легенд относительно этих каньонов. Местность, безусловно, диковатая, но исключительно живописная и если бы мне задали вопрос о том, в чем же заключается живописность этого края, я, наверняка, ответил бы, в том, что ландшафты здесь в двух плоскостях — горизонтальном и вертикальном. Обширные плато на самом верху, а долины рек и каньонов внизу. Все остальное вертикальный мир. Причем, везде тени, тени, тени…. Высокие горные хребты по обе стороны реки протянулись с юга, где высятся горы с белоснежными пиками, на север, где смыкается горизонт, а это оказываются сотни километров.

Слева от дороги за рекой Ак-cуу тянулись высокие горы слабо-оранжевого цвета, испещренные, как кажется издалека, сетью мелких и длинных вертикальных трещин. На самом деле, эти склоны таят в себе многочисленные, большие и малые, промытые в толще глины и песка, углублений. Стекая по склону горы, дождевые воды проложили себе путь и оставили неизгладимый, но очень красивый след. Справа от дороги такие же горы. Одним словом, вокруг все безумно красиво. Я поймал себя на мысли о том, что именно здесь расцветает вся политра теней — от слабого до черного.

Под яркими лучами солнца гора горела кроваво-красным пламенем. От того она выглядела еще более необычной и величественней. Гора действительно величественная и загадочная. Оказывается, секреты, скрытые в этой горе упрятаны и в генной памяти и сердцах жителей его окрестностей. А также… глубоко в земле под его основанием. Немало был удивлен убеждениям местных жителей о том, что гора — рукотворная. Как, когда, почему, отчего? Жители отвечали: — «Было так или не было — кроме его величества Природы, свидетелей нет. Прошли века с тех пор как свидетели и строители этого каменного саркофага покинули этот бренный мир, а большинство же смертных даже в этих окрестностях в настоящее время совершенно забыли об истинной природе и сути этой мифической горы и представляли их лишь по искаженным былинам дедов и прадедов».

Но, что интересно, среди людей, проживающих здесь, в окрестностях Тегерек — приветливых, простых и добрых, но почему-то скрытных и замкнутых в себе людей, когда речь идет о Тегерек, во все времена были и те, которые смотрели на эту гору с некоторой боязнью и предосторожностью. До сих пор? Почему? Что их пугает? Я, вообще переставал понимать услышанное. Оказывается, что есть очень длинная и запутанная история рода-племени сродни легенды или предания — Миф о Тегерек.

Если признаться, впервые услышав, я верил и не верил этому мифу. Я понимал, что иногда бывает достаточным то, что «в жизни так бывает», что «такое иногда случается». А если мы будем слишком докапываться до сути различных мифов и историй, то мы рискуем потерять чудесную веру в то, что принято называть целесообразностью сущего. — «Предания и есть предания, отношение к ним, наверное, и должно быть соответствующим», — подумал я.

Если признаться, мне не раз и не два доводилось слышать небылицы, связанные с этим необычным краем. Поговаривали о том, что у чужаков прибавляется новое страдание — страх темных каньонов и пещер. Рассказывали о том, что страх — неразлучный спутник в этих краях, что страх связан с безмолвием в глубинах каньонов и пещер, в особенности в ночи, когда солнце скрывается за горной кряжей на востоке. Этот страх действовал на чужаков по-разному, но главным образом, они поподали под власть суеверий и мистификаций, им мерешились какие-то невнятные существа и звуки в темных закаулках каньонов.

Странные места, странные люди. Лишь потом уже я понял то, что разумы нынешних людей, живущих на низинах горной кряжи, за которым высился Тегерек, — чутких, добрых, даже сегодня почти не тронуты логикой. Когда речь заходила о горе Тегерек, которую они рассматривали, как тотем своего рода — «кара-кулы», мысли их всегда воспламенялись, как маяки, захлестываемые волнами эмоций от незримого присутствия в их сознании исторической памяти об истинной природе этой горы.

Я вновь взглянул на Тегерек, но уже совсем другим взглядом. Вот она та самая огромная гора, которая возвышается перед нашим взором. И вправду, в отличие от своих соседей эта гора взмывала вверх, как голова закопанного в землю гиганта, с короной из крупных глыб камней по краям вершины. Громадная, устремленная ввысь и вширь гора, стены которой за многие века побиты непогодой, гордо возвышается над остальными горами и над Ак-суу, что протекает неподалеку от ее основания.

Гора Тегерек особенно восхитительна в свете заходящегося солнца, когда его неровный свет расцвечивает гору полосами. Когда мне говорили о том, что, когда люди проезжают или проходят по дороге Замборуч — Чоюнчу, создается впечатление, что Тегерек поворачивается вокруг своей оси, глядя им вслед, я неверил. Но на этот раз я убедился раз и навсегда в правоте такого высказывания. И вправду, гора выгядит как голова закопанного в землю гиганта с эффектом 3D.

Я невольно предавался размышлениям о том, что мною много лет прожито, а разгадка вот такой, как Тегерек, сакральная тайна до сих пор неведомы многим людям, меня по настоящему заинтересовало. Мною овладело какое-то непонятное беспокойство. — «Нет! Нужно сделать так, чтобы миф о Тегерек стал бы известным и поучительным для людей в целом». Мне захотелось в полной мере уяснить скрытую сущность тайны Тегерек.

Рассказывали о том, что кому удавалось подойти вплотную к стенам горы, удивлялись тому, что здесь воздух был насыщен тревожным ощущением какой-то непонятной настороженности, что время от времени тишину нарушает трель невидимой птицы, чей голос был мрачноватым и нерешительным, как у детей, которые шепчутся в зале с высоким потолком.

Рассказывали и о том, что за версту от горы человеком вновь овладевал покой, умиротворение и медленная продуманность. А в самом аиле время и места казались оставшимся в прошлом, здесь уже хотелось укрыться даже от медленного течения жизни. Казалось, что здесь можно было укрыться даже тогда, когда обрушивается окружающий мир. Такой вот контраст, такой вот колорит.

Но самая большая тайна заключалось в том, что Тегерек считали и считают такой же рукотворный, как и чернобыльский саркофаг. Разумеется, есть между ними сходство — та же величивая монументальность, та же таинственность и функциональная предначертанность. И я не первый, кто осознает сходство Тегерек и чернобыльский саркофаг.

Во мне появилась какая-то внутренее убеждение о том, что должен очень постараться вникнуть и понять все лучшее, что таилось в их народной мудрости. Хотя, вначале, мой скепсис противился воспринимать наивности и нелогичность некоторых их суждений, нравов и поведений. Вот так меня потянула в гущу родовых историй и событий, захотелось осмыслить ту самую фантастическую легенду о Тегерек, о героических предках.

Мне было интересно узнать то, чего не знал и, все незнакомое тянуло магнитом. Как можно было осмыслить, что Тегерек — это саркофаг в котором замурован ажыдар. Это каменный склеп, стоящий среди скал уже многие сотни лет. Что за саркофаг? Зачем его построили? Почему здесь? Что за склеп? И что еще за ажыдар? Мысли теснились у него в голове.

Я понимаю логику построения египетских пирамид, которые являются усыпальницами фараонов, которых люди приравнивали к богам. Ну, а здесь? Богом забытой глуши, причем, наспех, практически бесформенно насыпью, — недоумевал я. Признаться, слухи о Тегерек, вначале я воспринимал как диковенные, что в этом краю царит какой-то непонятный ложный идеал, что все события вокруг Тегерек, поначалу воспринимается, как некая героизация предков маленького рода-племени — кара-кулов. Ну, типа сказка об извечной борьбе злого дракона и людей с обязательным в этих случаях победой драконоборцев.

Я распрашивал многих людей и что удивительно, если бы только один человек рассказал бы эту историю, я назвал бы его фантазером или даже сумасшедшим. Но об этом говорили многие, пра-пра-прадед рассказывал прапрадеду, тот рассказывал прадеду, а этот прадед рассказывал деду, дед — отцу. И так много веков к ряду. Сам черт сломает ногу, пока разберется «было это или не было».

Поставив палатку недалеко от Тегерек я часто смотрел на Тегерек. Вот и сегодня — ясное утро, солнце вырвалось из объятий гор. Его скользящие лучи теперь озаряли самую восточную стену Тегерек, зажигая пламенем его склон и глубокую расщелину. Стены горели теплым красноватым светом, как будто кровь бежала по холодным горным артериям. А вот позади, Тегерек оставлял густую, почти черную тень. Странно.

Однозначно, Тегерек — это и есть место высшей магии. Здесь у меня появилось ощущение, что я, как будто попал в машину времени. Вот тебе руль, тормоз, газ. Вот это педаль сцепления с реальностью, а вот это переключатель времени — в будущее или в прошлое. Если хочешь попасть в прошлое послушай рассказни о Тегерек, Келин-басты, Кара-камар. Ну, как здесь не вспомнить фантаста Г.Дж.Уэллса «Единственное различие между временем и любыми из трех пространственных измерений заключается в том, что наше сознание движется вдоль него».

Сижу среди кара-кулов в редкой глухомани, слушаю их наивные рассказы. И снова вокруг сумерки беспространственного времени или же безвременного пространства, которые сомкнулись вокруг меня. Верить — не верить. Про себя подумал: старые истории, легенды и мифы стали частью самой жизни простого народа. Странно, как будущее тесно связано с прошлым, так что и то, и другое проходит через настоящее, как огромное колесо…

Ночью мне приснился необычный сон. Образ из ночного сновидения возник передо мной: большой черный круг, безжалостно толкающие вниз, — огромное колесо, давящее все перед собою. Каким-то образом прошедшее вторгается прямо в настоящее, отбрасывая длинную тень.

Находясь под впечатлением увиденного и услышанного о Тегерек, вдруг я увидел в глазах людей этой местности озабоченность и усталость. Почему? Что творилось в его душе? Его оказывается одолевали мысли: как необычайно и странно быть здесь; смутные времена мы переживаем; живем в слишком тесном единстве с горой Тегерек, чтобы не почувствовать беспокойства в окружающих нас землях. Оказывается каменный саркофаг начал разрушатся.

Да нет же. Каменный саркофаг еще на своем месте. Он еще не разрушился. Но процесс разрушения явное. — вот что оказывается беспокоило кара-кулов, — удивлялся я. — Странные времена наступили, все меняется. Теперь больше знаем о том, чего боялись, но не могли назвать. Все озабочены трагедиями нынешнего времени, но никто из людей не осознает в своем сознании мысленное присутствие Зла. Они не могут представить, что сулит им ближайшее будущее.

— Неужели, кара-кулы такой проницательный народ, чтобы их волновало отдаленное будущее людей? Понимаете, они озабочены тем, что благополучие рода людского зависит именно от судьбы Зла. Я ведь не знал, что они твердили при себе, читая традиционные заклинания — «…Мы должны избежать трагедию очередного Зла! Мы должны избежать трагедию очередного Зла! Мы должны избежать трагедию очередного Зла!…».

Меня искренне удивил рассказ одного представителя кара-кулов по имени Суванкул-молдо о своем сне.

— «Вдруг почувствовал холодное покалывание по всему телу. Что-то прикоснулся к моему разуму, торопя поскорей добраться до укрытых туманом Тегерек. Потрясенный, я, вдруг, внезапно осознал, почему при последней встрече с Широз-бахшы — есть такая темная личность, почувствовал ничем необъяснимую печаль и беспокойство. Тогда страсть этого человека к злу и то, что он вертится вокруг Тегерек, как поговаривали люди, читает какое-то заклинание, лишило меня душевного покоя…».

Разумеется, что такие рассказы — это не вся правда и не только правда. Есть здесь две шероховатости. Во-первых, вся та же сказочность событий, связанных с Тегерек и пещерами, а с другой стороны — мы же не вчера родились. Я пытался разъяснить людям некоторые вещи. Но, у них создавалось впечатление, что я, якобы рассуждаю неправильно, либо с их точки зрения, то, что они рассказывают о Тегерек и ажыдаре — эта чушь вовсе не чушь.

— Пусть миф останется мифом, — решаю я. — У них свое представление о движении Природы, свои представления о Добре и Зле. Так что будем к ним снисходительными.

Но то, что я чувствовал, что попал в почти неизведанный мир, то это правда. Все мне казалось новым и необычным — природа, люди. Я, как путещественник понимал, что человек, уезжающий в далекие края, где он еще не бывал, хочет он или не хочет, но должен быть готовым к неожиданностям, приспособится к новым обстоятельствам и нравам людей. Он должен быть готовым, возможно и отречься от многих стереотипов, от тех правил и принципов, которыми до сих пор руководствовался в своих поступках и поведениях.

Но даже я — человек побывавший во многих дальеких краях в глубине души признавался, что пока с трудном понимал мысли людей нового окружения. Я убеждался, что, действительно, в этих краях народ самобытный. Люди очень простые и по своей простоте, скажу так, далеко непросты. У них особый склад ума, мыслять они простыми категориями, но проницательны и мудры по-своему.

Не скрою, что мне, впервые общающейся с ними, самым трудным было выработать в себе должное отношение к ним, да и ко всему окружающему. Например, обычную учтивость ты должен заменит в себе снисходительностью, искренностью, терпеливостью, обстоятельностью в словах и делах. Только так, а не иначе ты можешь заслужить доверие и уважение этих людей. Они привыкли принимать жизнь такой, как она есть.

Однако, я все же понимал, что во дворе 21-й век, что наступили совершенно другие времена, нравы, обычаи. Никто же не отрицает, что мы принадлежим к другому, более развитому миру. Нравы, обычаи и взгляды этого мира не отличались ни такой простотой, ни прямотой и искренностью, ни такой непреложностью. Здесь же в краю каньонов и пещер мир архаичен до предела, а время течет будто густой сироп.

Между тем, современным людям в наше время нужны разообразие и многранность. Разумеется, я понимал против архаичных обычаев, нравов можно идти, только в том случае, когда логика на твоей стороне. Но жизнь не зиждится лишь на логике. Где же место сердцу, чувствам, душе и разуму? Нескрою, что все больше чувствовал, что во мне пробуждается какая-то новая духовная сила.

Действительно, здесь все было иначе — благодать сельской природы, простота и доброжелательность людей. А в мегаполисе… тоска — слухи и скандалы, насилия и пикеты, пробки и толкотня, спешка и абсолютное безразличие людей. Там нас ведет одно — несбыточная мечта, лихорадка владеть, завладеть, жажда иного мира — мира хлеба и зрелищ, а вокруг тебя толпа утопистов и мизантропов. Нынешние города тонут во зле, там разлад и хаос.

Здесь же хоть ненадолго можно вернуть то, что навсегда утрачено, есть возможность слиться с природой, сбросить негативную ношу сознания. Чем не рай? Именно в такие минуты мне думалось о том, что впервые ощущаю некое единство, которое пробирает меня почти до слез, чувство обостренного понимания, которое расширяется, приобретает объем и более четкую форму, некую уверенность в собственном опыте, больше не одиноком.

Все это заиграло во мне новыми смыслами и гранями, обрел новую словесную форму в моих рассуждениях, намерениях, надеждах. Вместо с тем, если быть честным, то нам местность и аил были по-настоящему странной картиной и чистейшей архаикой. На исходе второй десяток двадцать первого века, а здесь почти средневековье.

Голые адыры, два десятка приземистых саманных домов, разбросанные то тут, то там, причем на внушительном расстоянии друг от друга, а также рядом с ними загоны для скота из жердей и прутьев колючих кустарников, произрастающих недалеко в лощинах. Маленький аил Чоюнчу растянулся на узкой террасе между подножием адыра и правым берегом реки Ак-cуу. На левом берегу возвышается живописная высокая отвесная скала высотой в несколько сот метров, протяженная долеко-долеко вниз и верх.

Практически полная аналогия с крепостной стеной. Стена, обращенный к кишлаку, абсолютно неприступна, лишь в одном месте на вершину ведет тропа, прорубленная некогда жителями для того, чтобы по нему перегонять скот туда наверх на равнинное плато с обширными пастбищами. Справа от тропы зияет темный вход в большую и глубокую пещеру, высота которой занимает почти половину высоты горной стены. Эту пещеру называют Кара-жылан-камари, то есть пещера черного змея.

В аиле нас с Расулом встретили по-настоящему сердечно. Каждый старался поздороваться за руки, высказать благославление. Мне было очень трогательно такая сердечность совершенно чуждых для меня людей. Открытость, доброжелательность, искренность, ни тени условности, лжи и наигранности в отношениях. А что еще нужно человеку на этом белом свете? Мы с Расулом чувствовали себя здесь как дома. В глазах каждого можно было прочитать искреннюю доброту, заботу и нежность. Идет неторопливый разговор о прошлом, настоящем и будущем.

Разные по возрасту, но жизнь, которую они вели, выковали из них определенный тип людей — обстоятельных, неторопливых, выносиливых с крепкими мускулами. Загорелые лица, спокойные и добрые глаза, по всем признакам довольные своей жизнью и судьбой. Вечерняя трапеза затянулась до глубокой ночи. Женщины и дети собрались домой, а мужчины, как это принято здесь, в честь гостей решили провести кадыр-тун (пер. с кырг. — ночь благодарения). Между тем, это время молитв, размышлений, откровений.

Тут я впервые услышал миф о Тегерек, а также целый ряд легенд и преданий, как ни странно, обязательно связанных с Тегереком. О них, каждой в отдельности и подробно будет сказано ниже. А в ту ночь я услышал лишь отголоски мифа о Тегерек. Было уже полночь, ярко светили луна и звезды на иссине черном небе.

— «Это было давным-давно в прошлом, измеряемом не одной сотней лет. Эту легенду прадед услышал от своего прадеда, а тот в свою очередь от своего прадеда. То есть это произошло еще тогда, когда саки лишь осваивали эти края, — начал свой сказ Курбанбай. — Так вот слушай. Тегерек — это мифическая гора-саркофаг, это своеобразный тотем нашего рода — кара-кулов».

Перед глазами у меня стоял образ этой горы, имеющей форму почти правильного круга и усеченной широкой пирамиды, в виде сферы. По внешнему виду гора напоминает огромную по размеру непреступную крепость. Сама эта гора-крепость находится в труднодоступной местности. Это было видно с дороги, откуда открывается обзор Тегерек.

Гора высится за грядой высоких утесов и была сложена из множества горизонтальных ступенчатых слоёв, чем-то напоминающих пирамиды. Верхушка горы закруглена в виде яйца. Восточная стена горы прорезана сверху вниз изогнутой трещиной-расщелиной. Точно такая же расщелина прорезает и южную стену.

Слоистые террасы образуют на стенах волнообразную каменную лестницу, идущую от основания горы к её вершине. Как мне сказали, на восходе и закате солнца, эти каменные террасы образуют узорчатые тени в виде бахромы, от чего гора выглядит еще более громадной и нарядно украшенной.

Из отрывочных рассказов я понял, что Тегерек особенно великолепно выглядит с восточной стороны, с высокого и крутого перевала Кара-Даван (пер. с кырг. — крутая высота). Это действительно громадина. Никто не знает истинной ее высоты. Никто и никогда не поднимался на ее вершину. По преданию, гора является неким саркофагом, созданным далекими предками этого рода-племени в виде насыпи. Под этим насыпом в былые времена, как сказывали предки, был захоронен ажыдар.

Слушая рассказ мне не раз хотел уточнить то одно, то другое, но не решался. Разумеется, я сразу же понял рассказчик многое опускал, то ли нарочито, то ли случайно, то ли от того, что не умел или не был готов рассказывать такие вещи. Одним словом, он был рассказчиком не ахти. Его повествование, если сказать честно, был крайне непоследовательным. Чем больше я слушал рассказ, тем больше было мое удивление особому разумению этих простых и бесхитростных людей. Тем не менее, я почувствовал и их непомерную сложность, когда каждое простое чувство или мысль приобретает у них десятки тончайших нюанса.

Как я заметил жизнь этих людей само по себе составляют интересную загадку. Мне показалось, что живут они по своим неписанным законам, в этом все чаще я находил некую прелесть. Неторопливая жизнь, наивные, но очень колоритные по стили и содержанию, мысли. Мне, как иностранцу и горожанину, жизнь всегда кажется стремительной и непредсказуемой — весна, лето, осень и зима сменяются, как солнечные лучи сквозь пролеты моста. А здесь время и жизнь казались застывшими.

Меня по-настоящему заинтересовала традиция кара-кулов совершать ритуальный обход горы. Мне подумалось, что ритуальный обход вокруг горы, безусловно, символизирует их причастность к легенде о саркофаге Зла, это для кара-кулов, наверное, символ круговорота их судеб и времени, а, следовательно сакральный объект поклонения!?

Теперь мне становилось в какой-то мере понятным откуда у людей, в особенности приезжих, суеверия и страх. Глубокие и темные каньоны и пещеры не могли не разыграть у них больное воображение о существовании там неведомой страны с невидимыми на глаз существами. Им казалось, что жуткое безмолвие в этой мрачной теснине скрывает не что ужасное, имеют свою непостижимую и страшную тайну. Пока же охватить мыслью, выразить словами все, что услышал и увидел мне пока не удалось, но ощущение того, что попал на другую планету было почти осязаемым.

Здесь я хочу пересказать лишь то, что составляют сюжетную основу целого ряда мифов и легенд. Итак, давняя легенда гласит о том, что когда-то в этих краях обитал кровожадный ажыдар. Согласно легенде, людям удалось убить того самого злобного ажыдара, который долгие годы терроризировал их, принося бесчисленные беды, убивая людей, пожирая скот, уничтожая посевы. То есть людям удалось заманить его в ловушку, ранить и закидать камнями, после чего навсегда замуровать останки ажыдара в каменную насыпь.

— Вот она та самая тайна этого края, — подумалось мне. — Призрак ажыдара, прикованный к этому краю на долгие десятки и сотни лет. Жизнь среди его тени, подавленный сознанием порабощения слепой властью призрака ажыдара, вечное и навязчивое ожидание опасности, навязанная этим призраком. Эти опасения и этот страх превратились в манию, от которой они не могли или может быть не хотели избавится.

Многие месяцы и годы люди сооружали эту насып, зная, что ажыдар может ожить и освободится из каменного плена. Когда, наконец, был завершен громадный каменный насыпь, мудрецы поручили людям не спускать глаза с той горы, понимая, что Зло, когда-нибудь и как-нибудь может вырваться на волю. Такой чести охранителя Тегерек удостоился маленький, но очень ровный и трудолюбивый клан.

— «…Мудрец и глава рода Ак-киши-олуя сказал, что отныне род будет называться кара-кулами, то есть рабами бога, воинами добра. Вот так кара-кулы приняли на себя долг — охранять Тегерек, что бы никто и ничто не смог бы расковать ажыдара из его каменного плена…», — рассказывал Мансур-ава.

Я невольно взглянул на начной силуэт Тегерека. Да и мне, в какой-то момент рассказа разыгралось воображение, как будто-бы угрожающе начал раскачиваться Тегерек, а потом и вовсе вершина его опрокидывается, как крышка казана, выпуская в черное небо нечто бесформенное вначале, а спустя некоторое время искаженная бешенством физиономия ажыдара и которое, превратившейся в длинный язык пламени исчез за грядью гор позади Тегерек.

Вначале рассказа, я не понял, что же заключает в себе скрытый смысл этой традиции. Но потом уже, после рассказа понял. Ак-киши-олуя высказал такое обращение к своим сородичам:

— Ажыдар сейчас мертв. Но… он может пережить эту трагедию. Такова его природа — нести с собой круг возрождения. Считайте, что мы на время сузили этот круг, но не укоротили нить его жизни. Охранные заклинания станут постепенно слабеть. Постепенно может, разрушится и сам саркофаг. Заклинаю вас, берегите саркофаг, трубите тревогу, если появится хотя бы малейшая трещина в его стенах, не давайте подниматься людям на вершину горы, ни в коем мере не допускайте того, чтобы люди испробовали бы испить воду из отравленного озерца на вершине Тегерек!».

А что было дальше? — спросил я.

— «Ак-киши-олуя сказал о том, что иначе наступить конец добролюбия и сострадания людского. А на вопрос сородичей покинуть навсегда эти места, старец ответил так:

— Ажыдар не успел полететь в сторону Газа, Согда, Яксарта, что он не смог вырваться за окрестности нашего села и нашего темного края. Только что мы смогли предотвратить бесчисленное горе и несчастье многих людей. Пусть заклятие, высказанное здесь и саркофаг, который сооружен здесь, послужит тому, чтобы никогда больше не повторилось зло!».

Мне подумалось, что все исторические предания говорят, что лишь человеческая недальновидность, страсть, любопытство, самонадеянность и безответственность лежали в основе того, что зло, заключенное, скажем в ящик Пандоры, кувшин Алладина, различные саркофаги, скажем фараона Рамзеса, Хамурапи, Тимурлана вновь и вновь оказывалось на свободе. Мне также подумалось о том, что именно страх воскрещения ажыдара, то есть возвращения зла, а также нервное напряжение и разрушительная болезнь привели в те десятилетия и столетия кара-кулов к тому, что они потеряли интерес к своему будущему, став похожими на затравленных диких зверей.

Мне почему-то особенным показалось поручение кара-кулам одного — тщательно охранять саркофаг. Кара-кулы впервые осознали всю тяжесть возложенной на них ответственности. И дали они тогда друг другу клятву беречь эту традицию. И ведь никто не задавался вопросом, кто я такой, чтобы принимать подобную ответственность? Смогу ли до конца соблюдать заклинание нашего аксакала? Наоборот, было видно их решимость сделать так, как благословил их аксакал во имя благополучия рода людского. Интересная легенда, — подумалось мне. — Почти как реальность. Значит с тех далеких пор Тегерек, насколько знаменитая, настолько же и загадочная.

Грандиозная, монументальная, завораживающая, созданная, пусть так думают, не всесильной природой, а людьми. Действительно, вот она встреча мифа и реальности. Получается, что саркофаг Тегерек представляет собой на самом деле не что иное, как своего рода склеп для временного пребывания ажыдара, представляя собой нечто эмбриональный кокон или генетический сейф. С другой стороны, миф всегда базируется на какой-либо реальности.

— Такова природа мифа, — рассуждал я про себя.

В этот миг я на минуту представил себя на вершине Тегерек. Я, как хишный паук, всматривающий новые жертвы для своей паутины, вижу огромный по ширине сай, по которой тысячами ручеек протекает Ак-суу, вычерчивая невероятные узоры по саю, а в аиле народ живет своей непростой, но счастливой жизнью.

Разумеется, во мне говорило мое впечатление от увиденного днем. Надо же, невольно я и сам уже оказывается искал артефакты ажыдара. Вот, что значит мифологичность и одновременно реальность содержания легенды о Тегерек, об ажыдаре, о героических предках кара-кулов. Легенда гласит, что в саркофаге находятся тело ажыдара, который еще подает признаки жизни.

— «Да! Такое осмысление судьбы ажыдара должна держать народ в тонусе, не успокаиваться, быть бдительным и решительным. Вот он очередной артефакт древнего предания, — думалось мне. — Даже допуская, что ажыдар может быть мертв, нельзя не предугадать, что тело его может послужить неким генетическим кодом для воспроизводства нового зла».

Нескрою то, что вначале, слушая легенду, все мое нутро протестовало против наивности здешних людей. Как это? Гора не гора, а саркофаг?! Ажыдар мертв, но подает признаки жизни?! Гора-саркофаг может разрушится и тогда разразится драма и трагедия?! Наивно, конечно, если рассуждать в прямом смысле и интерпретировать на уровне традиционнного и бытового понимания.

Для меня было открытием то, что если судить с позиции аллегорического толколвания о том, что ажыдар — это олицетворение зла, что зло никуда не исчезнет и не уйдет, что оно вечно и возвратно, то, вроде, логично. Все это приводило меня в какой-то трепет, с одной стороны архаика, а с другой — логика. Чему и кому верить? В какой-то момент поймал себя на мысли о том, что будет верно, если буду придерживаться компромиссных позиций. Попытался как-то обобщить услышанное.

— С одной стороны, это легендарный подвиг простого народа, который одолел ажыдара и, зная, что от него будет исходить зло, соорудил каменный саркофаг и выставил охранителей. Было завещано следить за тем, чтобы гора оставалась не тронутой, цельной. С другой стороны — Гора приобрела весьма зловещую славу. Тегерек может расколоться и тогда?!, — думалось мне.

Поймал себя на мысли о том, что меня удивило пониманием того, что простой люд не только ухватил суть возникающий на глазах проблемы, но и каким-то образом сумели представить себе целый ряд вообразимых последствий этой проблемы. Значит, саркофаг — это не могила ажыдара, а его тюрьма. Ажыдара невозможно уничтожить раз и навсегда. Такова его природа. Он не только существо биологическое, он и символ абсолютного Зла в этом мире.

Однако, кавк рассказывал Мансур-ава, не все кара-кулы восприняли эту истину. Ак-киши-олуя, оставшись наедине с самим собой, горько заплакал и это был плачь-сожаление, плачь по безответственности рода людского, плачь по человеческой недальновидности.

Я несколько дней был в состоянии некоего ожидая, когда утихнет охватившее меня непонятное волнение. Из головы не выходила картина борьбы с ажыдаром, создание саркофага, процессия обхода Тегерек, смутные лики уже давно отошедших в мир иной предков какра-кулов. Я медленно перебирал в своей памяти аналогичные истории и события. Вывод был ясен. В любом случае Тегерек, как символ и как аналогия Великой Горы Сумеру, являющаяся Духовной Мандолой мира, повторяющего собой форму Великого Колеса Калачакры, может символизировать некую точку добра и зла, света и тьмы, рождения и смерти.

— «Вероятно, в таком качестве и Тегерек может олицетворять зенит борьбы Добра и Зла, — думалось мне. — В этом отношении Тегерек является, по сути, физическим двойником горы Кайлас, что в Тибете. А почему бы нет? Никто не утверждает, что эти горы-двойники связаны между собой. Но они каждый в отдельности могут выступать пристанищем Добра и Зла».

Я понял менталитет местного народа, которая утверждает о том, что их помыслы касались сакральных объектов. Тегерек с каньонами, гротами, пещерами и даже русло реки Ак-суу напоминает нам всем о Зле, зарытом в глубоком прошлом земли. Разве нельзя такое допустить? Их божественная роль едина: создавать гармонию из противостояния между двумя противоположными силами природы, её добрыми богами и злыми демонами, непрерывно балансируя между ними.

И люди чувствуют силу и власть этих противоположностей над своими судьбами, а потому поклоняются им, как в Тибете, так и в окрестностях Тегерека. Кто знает. Пожалуй, и я, где-то в глубине души, через осознание многих феноменов, связанных с Тегерек медленно, но верно приходили к убеждению, что содержание и логику легенды можно и нужно развивать в прямо противоположном направлении, а именно — саркофаг есть, так сказать, идеологическая бомба замедленного действия.

Ночь прошла в ожидании рассвета, а утро — в ожидании солнца. Поднявшись рано утром, я не стал будить Расула, пошел вверх до ближайшего высокого кургана, откуда открывался вид на аил. Дул свежий ветерок со стороны гор, слышался шум реки, пение петухов.

Я сидел на вершине холма и смотрел туда, где за низким перевалом начинала алеть полоса восхода. Она стремительно росла, освещая алым веером восточную границу нашего мира, который, как и мы, замер в ожидании солнца. Еще мгновенье — и вот оно озарило долину! Засверкали на высоких травах бесчисленными бриллиантами капли утренней росы. Проснулись вершины, сбрасывая холодные тени. Зажурчали ручьи, запели птицы и насекомые. И поплыли мы в медленном движении по кругу, любуясь владениями сказочного царства. Никого вокруг. Только чарующая природа и я. Мир просыпался, преображался, ища совершенства в гармонии. К девяти утра вся долина была уже в привычном ритме и только у подножья Тегерек, склон пребывал в ожидании солнца.

Дома дасторкон был уже накрыт, горячая, только с пылу-жару лепешка со свежей сметаной, терпкий чай прямо из самовара — невообразимый завтрак. Я с удивлением оглядывал комнату. Мое внимание привлек и ковер, на котором я сидел. Видя, с каким интересом я разглядываю ковер, Ханзат-эне — старушка-хозяйка дома защебетала.

— Дорогой наш гость! Этому ковру не меньше сотни лет. Такие ковры ткуть только у нас в роду, — не без гордости шебетала она.

Присев рядом со мной Ханзат-эне стала рассказывать, что на исконно родовых коврах можно выделить несколько устойчивых узоров.

— Вот, первая группа — изображение круга. Круг олицетворяет повторяемость, то есть бесконечность жизни и мира. Человек приходит в этот мир, наступает и время, когда он его покидает. Его место занимает дети, а когда придет время их место занимает их дети. Вот так раскручивается вся человеческая жизнь и жизнь всего мира. Так во Вселенной продолжается жизнь! — шебетала Ханзат-эне.

Я сидел и зачарованно слушал. — Надо же. Обычный, казалось бы, ковровый узор, а сколько смыслов заложено в нем. — Вот, посмотри сюда наш дорогой гость, — вторая группа — изображение зигзагообразных линий. Эта линия олицетворяет ажыдара, который пытается войти в круг, внести в него хаос, страх, беды и несчастья. Но круг недаст этому случится, так как он непрерывен и замкнут. Причем, независимо мал он, как точка или большой, как солнце. Разве можно войти во внутрь точки или покусится на самого Солнца.

Я поразился еще больше. Вот она — настоящая поэтика жизни и быта. Надо же, простые женщины-ковровшицы оказываются в своих ручных творениях не только мастерицами, но и философами, размышляя глубоко, глобально. Мои размышления прервала Ханзат-эне.

— «Вот третья группа узоров — изображение двойных завитков. Они по преданиям кара-кулов олицетворяют сферу или шит. Когда ткуть ковер местерица закладывает в узор свеобразное заклинание-оберег в виде таких символов защиты от бед и ненастий. А как же ты представлял? В мире существует не только добро, но и зло. Он него надо беречься! — шебетал она.

Я был поражен и восхищен объяснениями Ханзат-эне. Особенно был поражен тем, что она, рассказывая об узорах ковра ни разу не упомянула о преданиях вокруг Тегерек, о заклинаниях предков, о воинах-драконоборцах и охранителей горы Тегерек. Нет. Она рассказывала о ковровых узорах, но сама не ведая изьяснила всю историю кара-кулов, их былую победу над ажыдаром, историю заклинания былых предков против зла, хаоса, бед и несчастий.

В этот миг и Расул сделал себе невероятное открытие — реально предположить, что декор вышивки и ковров в этих краях также был частью мифа о Тегерек. А почему бы нет? Однозначно распространенность в этих краях вышеприведенных мотивов — это своего рода матрица, мифологический архетип. Наверняка, эти символы вбирают в себя важнейшие понятия мифа — круг, дракон, защита, добро, зло.

— А почему бы не рассматривать именно такой декор вышивок и ковров, как заклинательные тексты, а сами изделия, будь то скатерть, ковер, палас — как своего рода амулет?! — размышлял я, восхищаясь народной мудростью.

Позавтракав, как и условились накануне, засобирались на конную прогулку по окрестностям Тегерек. Айдар, чуть придержав коня, поравнялся со мною.

— Вот, это ущелье называется Ажыдар-саем. — Если посмотреть с вершины Кара-Даван это ущелье, со своими многочисленными стоками с обеих сторон напоминает следы когтя ажыдара.

Спустя два часа, мы поднялись на вершину перевала Кара-Даван, сверху открывалась ошеломительная панорама. Так оно и есть. Прямо из-под ног начинался сай, становясь, чем дальше, тем все глубже и шире, то справа, то слева к нему присоединялись другие саи. Вот так, с высоты птичего полета, лощины, расположенные елочкой в виде складок на земле, внешне напоминают следы от когтя ажыдара во время своего падения.

Мне образно представилась картина издыхания раненного ажыдара. Раненное крыло уже не удерживало его тело, ажыдар, лихорадочно размахивая одним крылом, в неровном полете резко теряет высоту и еле-еле перелетев гребень Кара-Даван жестко падает на противоположный от охотников склон и там прочерчивает когтями все более углубляющимся книзу ложбины.

На фоне ущелья Тегерек выглядит еще величественней. Мне вновь образно представилась панорамная картина происходящего в те дальние времена. Вот — гора мускулов останавливает свое падение лишь на самом дне ущелья. Еще некоторое время вздрагивает, затем тело охватывает судорога, а потом ажыдар издает громкий рык и затихает…. Уже потом тело будет закопано.

Я лишь на миг представил, какой же величайший труд был затрачен на сооружение каменной насыпи над телом ажыдара. Хотя, меня внезапно осенило. Какая насыпь? Какой саркофаг? Какой ажыдар? Все — гора-саркофаг, ажыдар, зло, охранители горы, охранная тропа — условны и символичны, — усмехнулся я, но уже не так саркастически, как это было при первом упоминании мифа о Тегерек.

Если там в глубине ущелья, нависающие башни утесов, повороты, открывающие новые пейзажи, мир лежит в вертикальной плоскости. В зону видимости попадают лишь часть неба. Создается впечатление, что небо, ограниченное спускающимися с небес отвесами стен. Пещеры, загадочно и тревожно взирающие на темный мир. А отсюда с гребня Кара-Даван взору предстает величественная картина — Тегерек в своем великолепии, горные кряжи вкруговую, и лишь далеко-далеко там внизу виден клочок зеленого живого мира долины Ак-суу.

Почему-то мне вспомнились две известные картина, уже давно отнесенные к классике — «Падение Икара» и «Прикосновение к вечности». В первой картине, как известно, о падении Икара свидетельствуют лишь круги на воде, тогда как во второй картине на горной вершине стоит юрта, а рядом старик, обозревающий весь мир откуда-то сверху. Невольно на ум пришла и следующая мысль.

— По аналогии с картиной «Прикосновение к вечности», на самой вершине горы рядом с юротой, вместо старика стою я, ощущая величественное чувство, будто бы весь мир у меня под ногами. Это было небывалым ощущением вечности мироздания.

Все мы еще долго и зачарованно смотрела на открывшейся отсюда вид. Молчание прервал Расул.

— Как, по-вашему, чего напоминает Тегерек? — спросил он.

Если признаться, Тегерек напоминал Чернобыльский саркофаг. Я знал проблему Чернобыля лишь по книгам и документальным фильмам. Кто-то, что-то не досмотрел, реактор АЭС перегрелся, начал выделять больше тепла, чем отдавал, а затем начал бесконтрольно саморазогреваеться и случилась беда — реактор взорвался. Вот тогда ядерная реакция вырвалась из-под контроля. Я образно представил себе картину первых дней аварии. Словно обезумевший дракон, реакция стала неуправляемой. Как бурная река, размывшая плотину и водопадом устремившаяся вниз, начал бушевать поток нейтронов в активной зоне. Никто и ничто не могло остановить этого бущующего ажыдара.

Самое интересное то, что среди сопровождающих нас кара-кулов был Салямбай — один из ликивидаторов той самой аварии. Вот, передо мной настоящий драконоборец — мужественный, надежный, крепкий. Каждый его взгляд, каждые слова, каждое движение красноречиво говорили о том, какое большое место занимает в его жизни и Тегерек, и Чернобыль.

По рассказам Салямбая никакого ощущения радиации. Прямо над жерлом атомного вулкана работали вертолеты, сбрасывая не только защитные материалы, но и цементные растворы для заливки места аварии. Вот так, постепенно, был построен каменный склеп для реактора.

Я, по-крайней мере, не совсем понял бы таких людей, как Салямбай. Ради чего и кого надо было идти практически на смерть? Мы, возможно, никогда не поймем люди тех лет, живших с великой надеждой на светлое коммуниистиическое будущее.

— Надо же, все больше удивлялся я — случилась большая за десятки тысячь отсюда, а в числе самых первых, самых геройских ликвидаторов этой беды является простой кочевник по имени Салямбай из такой вот, Богом забытой глуши.

По сути, я был ровесником ядерных технологий мирного применения. Все ждали, что век ядерных технологий будет способствовать формированию нового мышления — более глубокого взгляда и более ответственного отношения к человеку, к его будущему. Так оно и есть. Но случаются проколы и эти проколы в деятельности людей оборачиваются трагедиями. Эту правду подтвердило само человечестьво. Несмотря Хиросимо и Нагасаки в мире накоплен огромный совокупный ядерный арсенал, несмотря на Чернобыль и Фукусимо в мире строятся сотни тысяч ядерных могильников. Все они являются не что иной, как бомбами замедленного действия.

Помнится в школьные годы мы восхищались такими учеными, как Жолио-Кюри, Резерфорда, Бора, Сциларда, Ферми, Курчатова, Мейтнера, Гана, Штрассмана, Томсона, Оппенгеймера и многих других, образовавших «могучую кучку» в ядерной физике тридцатых годов. Ну, а потом Хиросима и Нагасаки, трудное осмысление последствий ядерных испытаний. Тех, кто изготовил эти бомбы, человечество возненавидело. Ученые и сторонники ядерной безопасности стали ездить по городам, странам, континентам, стали организовывать митинги, протесты, движения, требовать запрещения смертоносного оружия.

Но, уже, к сожалению, «ящик Пандоры» был уже открыт. А ведь сегодня в мире функционирует свыше ста АЭС. Если люди потеряют в них контроль над ядерными реакциями, то уровень радиации повысится настолько, что может уничтожить все живое в семи десятках таких планет, как наша Земля.

— Вот они — кара-кулы всегда жили и живут мирно, никого не трогая, ничего не прося, никого не беспокоя. Но в мире то совсем другая ситуация — ситуация безумия! По-прежнему на полигонах США, России, Китая, Франции, Кореи, Пакистана создают и испытывают атомные бомбы. Атомная гонка продолжается, а мотив, самый странный и невообразимый — ради всеобщей безопасности в мире (?!), — возмущался я в глубине души.

Вместе с тем, я, слушая рассуждения этих простых людей удивлялись, а вместо с тем, и гордились их простой человечностью, восхишались их чувством сопричастности к мировым проблемам, в том числе и ядерной безопасности. Маленький народ, маленький кыргызский род, да и сами люди маленькие, то есть небольшого роста и веса, как, впрочем, все жители Средней Азии.

Мне вспомнилось мнение врачей на сей счет. Оказывается, это было связано испытаниями на ядерных полигонах. Действительно, разве могло остаться без последствий 450 испытаний ядерной бомбы в Семипалатинске, ныне Семей и около 150 ядерных испытаний на китайском Лоб-Норе. Ветры с запада на восток и с востока на запад доставляли сюда радиационную пыль, — думалось нам.

После получасового отдыха с обменом мнений по самым различным темам, начиная от природы Тегерек до природы чернобыльской ядерной аварии, мы продолжили свой конное путешествие. Некоторое время ехали молча.

— Этих простодушных, добропорядочных людей можно понять, — размышлял я про себя. — У них своя мирная жизнь, покой и беспечность. Казалось бы, что им до АЭС, ядерной энергетики, политики и войнам. У них свой расклад понятий жизни, мироустройства, безопасности. Но и им, оказывается, далеко не безразлично то, что творится на земле.

Как известно, период полураспада активных элементов, используемых на АЭС, продолжится тысячами лет. Ужас! В мозгу не укладывалось такое. Не года и века, а тысячелетия!? Вот оно настоящее мировое зло! Разве существует в мире большее, чем это зло? Естественно возникает вопрос о том, кто или что виноват в этом? Вот тогда я впервые осознал глобальную ответственность людей за судьбу человечества, мира, Земли.

Однако, потом случилась авария на АЭС в Фукусиме. Честно говоря, я полагал, что японцы умнее и более осмотрительны. Так как они первыми на себя испытали радиацию после взрывов атомной бомбы в Хиросимо и Нагасаки. Однако, у меня в голове не укладывается то, что АЭС построили в сейсмоактивной и цунамиопасной зоне. Теперь становится ясно, что в Фокусимо построили АЭС по-раздолбайски, что вовсе не похоже на японцев. Однако, факт есть факт. Последствия аварии там до сих пор не устранили, зараженная вода просто уходит в океан.

Как известно, время берет свое. Любой ядерный саркофаг под влиянием внешних и внутернних факторов постепенно сдасть. А что дальше? А дальше так же, как и сейчас, построят третий защитный саркофаг? И так все тысяча лет, а может быть и больше? Вот такая перспектива — вечный Круг Зла и вечная борьба со злом, — подумалось мне.

Есть такая словянская легенда «похороны русалки». Суть этого обряда опирается на древние верования о том, что души умерших невинных девушек, блуждают в нашем мире, и только после этого обряда они получают возможность попасть на «тот свет». Так вот, строительство саркофага напоминают мне этот обряд захоронения. Внезапно меня осенило мысль, то же самое можно сказать и о постройке в далекие века нашего саркофага — Тегерека. Вот такое вот совпадение!

А с другой стороны, совпадение ли? Кто знает, может быть Тегерек и Чернобыль звенья одной и той же цепи мировой трагедии? Вот так, если Чернобыль имеет статуса города-музея техногенного зла, то наш Тегерек — статус природного и мистического объекта зла. В любом случае эти два саркофага являются символами борьбы со злом. Все замкнулось в круге своем: Тегерек — могильник ажыдара, а ажыдар является архаичным символом мирового зла. Чернобыль — могильник ядерной реакции, а реадиация является новым символом мирового зла. Почему-то вспомнилась и чернобыльтская легенда о «человеке-мотыльке! — некое безголовое существо, появившейся за несколько дней до чернобыльской аварии. — Кто знает, возможно, он и есть собрат ажыдара? — подумалось мне.

Вот мы, наконец, въехали уже в настоящий каньон. Пройдя несколько поворотов меж отвесных стен, мы попали на площадку, окруженную со всех сторон каменным амфитеатром. Жутковатое, но исключительно красивое место. Все в вертикальное измерении. Неприступные вершины коньона парят, рассекая плывущие прямо на них сгустки облаков, падают крутыми многометровыми отвесами. Много веков три могучих зодчих природы — ветер, вода и время — пришли сюда, чтобы сотворить этот удивительный мир.

Узорчатые стены, башни, парящие над пространствами, таинственные гроты и пещеры манят и восхищают одновременно. Жёлто-оранжевые скальные стены отвесно поднимаются со всех сторон. Где-то там, наверху виден кусочек неба. А какая здесь жуткая тишина. Если подать голос появляется эхо, где-то там, в глубине каньона и снова безмолвие. Почти вкруговую в небо уходят стены, мы стоим в самом низу большой вертикальной промоины.

Вбок отходит ветка каньона, которая заканчивается такой же полукруглой вертикальной трубой… И ещё, и ещё… Цепь таких колодцев уходит вглубь склона и заканчивается узким тупичком, в котором, не смотря на яркое солнце снаружи, царит полумрак. Боковые каньон, не очень длинный и интересен именно сетью отвесных почти круглых колодцев. Мы продолжаем свой путь.

Бесчисленные повороты и зажатые стенами узкие проходы ближе к концу каньона расходятся, образуя своеобразную площадь. Отсюда открывается потрясающий вид на северную стену Тегерек. Настоящий средневековый замок с высокими крепостными стенами. Мне подумалось, возможно, именно такое впечатление придает уверенность местным жителям говорить о том, что гора рукотворная.

И вот тут я совершенно отчетливо понял нечто такое, что выходило за пределы моей компетенции, понимания, чувства. Я понял, что передо мною — огромная тайна, что судьба Чоюнчу, Джар-кишлака, его людей со всеми их загадками и непонятностями не сводится просто к тайне местности — она тесно переплетена с судьбами множества земель и людей, и не прикоснутся к этим вопросам и судьбам я не смею ни как человек, ни как исследователь.

Мне подумалось, что, возможно, и автор той самой книги чувствовал то же самое, что я сейчас и тут. В какой-то мере, подсознательно я ожидал чего-нибудь в этом роде, но то, что услышали и увидели все же не укладывалось у нас в сознании и воображении. Как во сне, каждый элемент или событие в отдельности полон смысла, а все вместе выглядит совершенно фантастично. Может быть, все дело в том, что нам в плоть и кровь въелось некое предвзятое суждение о неестественности всего рассказанного. Но ясно одно, я, где-то в глубине души, через осознание уже аллегорий Тегерек и Чернобыля укреплялись в убеждениях о том, что тот и другой саркофаг — есть не что-иное, как реальная бомба замедленного действия.

Мне доводилось прочитать книгу Льва Гумилева «Этногенез и биосфера Земли». Вот там я впервые вычитал, что без стереотипа поведения не сможет выжить даже амеба. Оказывается, поведенческие стеротипы меняются не только в пространстве, но и во времени. Поэтому, этнологам необходим, так называемый стерескопический подход.

Из этой же книги я понял, что часто люди искренне полагают, что прошлое, как бы грандиозно не было, исчезло безвозвратно, и, следовательно, никакого значения для сегоднящней, а тем более будущей действительности иметь не может.

Вот так, вооружившись теорией Л.Н.Гумилева, я попытался обобщить услышанное и увиденное, представив себя на миг этнологом. Ниже представляю на обозрение мифы и легенды края каньонов и пещер, собранные мною по крупинкам из услышанного, увиденного, прочитанного.