Инволюция

А. Кауф (2024)

Агата — гений-одиночка. Ей чужды эмпатия и забота, она живет единственной целью — победить смерть. Ее команда ученых разрабатывает препарат, дарующий вечную жизнь. Но во время финальных испытаний происходит катастрофа, обезображивающая Агату. Ее научное открытие, карьера, да и жизнь под угрозой, ведь конкуренты только и ждут, как воткнуть нож в спину и завладеть ценной технологией. Агата сбегает в богом забытый городок, чтобы зализать раны и переждать бурю. Но Ливингстон-Бэй живет по своим правилам. Это место не спасение, оно — ловушка времени, трясина страхов, от которых невозможно сбежать. Они затягивают, опутывают, прячась под маской милого волшебства. Как спастись, не потеряв себя? Как использовать знания, чтобы защитить близких? И что делать с разработкой, которая, кажется, не подчиняется ученым и способна уничтожить мир?..

Глава 5

— Вот мы и пришли.

За знакомой кованой оградой расстилается цветущий луг. Вдали, подкошенные старостью и непогодой, высятся некогда роскошные дома. В центральном Агата узнает Клок Холл. Ничего не поменялось с момента ее ухода. Пережитые события пробуждают в груди ноющее чувство. Будто Агата не была здесь целую вечность.

— Пора прощаться, дорогая моя. — Мор остается за калиткой. Деревья бросают тень на ее худое с острыми скулами лицо. — Думаю, я достаточно прошляпила время, и утренняя мотивационная речь нашего шефа подошла к концу. Можно спокойно идти на работу.

— Не любите общественные утренники?

— Скорее, пафосные фразы о стремлении вперед. Если хотят повысить мою работоспособность, для начала пусть увеличат зарплату. Громкими словами налоги не заплатишь.

— Тогда до скорого.

Агата переходит на энергичный шаг.

— Постой!

Она останавливается. Мор мнется. Руки теребят складки длинной юбки. Агата не торопит Мор, терпеливо ожидая продолжения. Внутреннее предчувствие шепчет, что надо дать той еще немного времени.

— Почему ты заступилась за меня? Почему не ушла? — Голос женщины звучит необычно тихо и размеренно. От былого сумбура и хаоса в повествовании нет и следа. Каждое слово, тяжело слетающее с ее губ, имеет ценность. — Я видела, как ты ползла между домиков, чтобы уйти. Но все равно остановилась и помогла мне.

— Не запоздали ли вы с вопросом?

— Я первая спросила!

Агата предпринимает попытку уйти от ответа:

— Почему бы вам не прочитать мои мысли? Как на нашей первой встрече у дома Этель.

— Фи! — Мор складывает руки на груди, с гордым видом поднимая длинный нос к небу. — Иметь телепатию, несомненно, хорошо, но у меня и без нее множество первоклассных навыков. В тот раз ты просто неприлично громко думала. Вот и все.

— А сейчас неприлично тихо?

— Ты… Понимаешь… мысли, они… Ай, все. Неважно. Не хочешь отвечать на вопрос, ну и не надо! Я пошла.

Мор театрально разворачивается. Специально не торопясь, она направляется в глубь парка. Агата устало вздыхает. И вправду, зачем она тогда вмешалась? Ответ кроется глубоко, за коркой окаменевшего сердца. Чувство недоверия поет оды о предосторожности. Вызволять на свет даже самую крохотную частичку души всегда тяжело и опасно. Что с ней сделают? Выбросят или сохранят в собственной шкатулке сердца? Агата жила, скрывая саму себя. Кроме друга Уильяма, заслужившего доверие временем и поступками, никто не мог прикоснуться к ее запретной стороне. Но сейчас, смотря на удаляющуюся худую фигуру, Агата чувствует, будто вот вот потеряет нового друга.

— В столице, на работе ко мне относились точно так же.

Звук шагов по вымощенной дорожке замирает.

— Считали уродом общества с дурными идеями и излишним любопытством. Меня оскорбляли. Травили. Подкидывали «подарочки» с тухлой рыбой и фразами: «Тебе здесь не место». Но я не обращала на них внимания. По крайней мере, старалась.

— Тебе… не было больно?

— Временами — да. Но я превратила бестолковые сплетни и беспочвенные обвинения в силу, толкающую меня к свершениям. Вскоре многие из них с отвращением узнали, что я их новый руководитель. — Агата чувствует, как сквозь ее привычное безразличие проступает тщеславие. — Хах. Видели бы вы их лица. Те, кто осознал ошибку и занялся делом, смог добиться результатов. Они не стали ровней мне, зато обошли идиотов, навсегда застрявших в своем невежестве.

Хрупкая тишина повисает в воздухе. Поколебавшись, Мор возвращается к калитке.

— Я первая, в ком ты узнала саму себя?

— Вторая. Характер у меня не подарок. И все же даже я смогла найти себе друга. Вы, в отличие от меня, кажется, держите в друзьях весь город. За исключением трех особенно едких девушек в фартуках.

— Это да… Сестрички Иден те еще гадины. — Вороны окружают Мор. Кто то гнездится на плечах, кто то на голове. Черным перьевым коконом они облепляют хозяйку, будто стараются поддержать. — Хоть у меня и много друзей, мало кто из них понимает и разделяет гложущую боль. Бэзил. Вот кто действительно знает обо мне все.

— Тогда вам тоже повезло. Берегите его.

В голову лезут тревожные мысли. Может, Уилл уже вышел из комы? Или, наоборот, ему стало хуже? Агата усердно старается не думать об этом. Только по возвращении домой, запершись в комнате, она сможет позволить эмоциям взять верх над разумом. Маска равнодушия должна держаться до последнего.

— Но почему ты не оставила меня? Я не понимаю. Ты говоришь, что терпела издевки. Однако, узнав саму себя, почему то вмешалась.

— Догадаетесь сами или подсказать?

Мор отлипает от ограды, делая пару неуверенных шагов обратно к дорожке.

— Жалость?

— Нет. Все гораздо проще. Мне показалось неплохой идеей разделить с кем то одиночество, но не для того, чтобы избавиться от него, а наслаждаться им вместе. Всего хорошего, Маргарет.

Размеренной походкой Агата направляется к дому. На полпути она останавливается. Присев, якобы чтобы перешнуровать идеально завязанный бантик на обуви, она краем глаза всматривается в парковую ограду. Женской фигуры с воронами там больше нет. Расслабленно вздохнув, Агата поднимается и ускоряет шаг. Ей не терпится испытать Сомнамбулину и провалиться в глубокий сон.

Закрыв дверь на ключ, Агата изнеможенно приваливается к ней. Благословенная тишина ласкает слух. Словно незримое одеяло обволакивает тело. «Хорошо бы поставить чайник». Агата достает из кармана холщовый мешочек. От потускневшего листка несет горьким запахом разложения. Гулкие шаги эхом отражаются от пустых стен дома. Завернув за угол, Агата выходит к кухне.

Она проглатывает застрявший в горле крик и заставляет себя громко втянуть воздух в легкие. Булькающий, будто рвущийся из под воды, вдох отталкивает тело обратно в коридор. Агата зажимает рукой рот. Ноги дрожат. «Почему этот день никак не закончится?» Несколько долгих минут она тревожным взглядом буравит стену. Трясущимися руками Агата достает из кобуры оружие. Его прохладная сталь безрезультатно пытается унять разгоряченный рассудок.

Агата прижимается к стене, боком пробираясь к повороту. Осторожно вытянув шею, она осматривает кухонное пространство. Окно выбито. Обломки стекла рассыпаны вокруг вперемешку с осколками разбитой посуды. Перевернутые вверх дном шкафчики. Раскиданная утварь. И в центре пола лежит… нечто. Изломанное, со скрученными в разные стороны конечностями и деформированной костной структурой. Его огромный рот от морды до груди раскрыт. Несколько рядов остроконечных зубов напоминают толстые иглы. Голову венчают разветвленные рога с запутавшимся в них мхом.

Глаза врут — Агате очень хочется в это верить. «Это… олень? Монстр из Проклятого Леса?» В любом случае признаков жизни монстр не подает. На шкуре виднеется россыпь огнестрельных ранений. Когда то из них вытекала кровь. Размашистые мазки бурой жидкости покрывают всю кафельную плитку.

Голос страха настоятельно умоляет сохранить остатки рассудка. Бежать. Спрятаться. Вернуться в свой настоящий дом. Не отрывая глаз от оленя, Агата делает маленький шажок. Затем еще один. Она всегда была покорной девочкой. Слушалась родителей, но не голос самосохранения.

Чем ближе Агата подходит, тем больше разгорается задремавшее любопытство. Присаживается рядом с существом. Подрагивающие руки ощупывают раны. Утихающий с каждой секундой жар, исходящий от тела, подсказывает: вторжение произошло совсем недавно. Стараясь не пораниться, Агата бережно разворачивает голову существа к себе. На коже под остекленевшими глазами еще не высохла влага. Оно плакало? «А кто не будет плакать, всади в него столько дроби?» Даже столь обезображенное генетической издевкой существо вызывает у Агаты жалость.

— Зачем ты пришел сюда? — шепчет она. — Почему не вернулся в Лес?

«Я так хотел умереть дома».

В этот раз Агата не сдерживается. Оглушив саму себя истошным криком, она отшатывается от существа и пятится к выходу. На ее костюме остаются темные пятна. Поскользнувшись, Агата падает на пол. Взгляд устремляется к изуродованному оленю. Встал? Убьет? Стрелять? Из остекленевших глаз выкатывается прозрачная капля влаги. Стекая по морде, она падает в бурую лужу, растворяясь в ней.

Неподвижное существо не может причинить Агате вред. И говорить оно тоже не в силах. Наверное. «Мне не показалось?» На четвереньках Агата подползает обратно к оленю. Поколебавшись, вновь всматривается в немигающие глаза. Несколько дорожек слез увлажняют остывающую плоть существа.

«Обнимите. Пожалуйста».

Опыты не всегда приносят ожидаемые результаты. Порой из под рук Агаты рождались настоящие чудовища. Прекрасные в своеобразной красоте для науки, но совершенно омерзительные для человеческого глаза. Уильям, при всей его мужественности, обходил стороной неудачных подопытных, всякий раз держа транквилизатор наготове. Как же к ним относилась сама Агата?

Руки аккуратно скользят вдоль оленьей шеи. Бурый от крови мех соприкасается с черной гладью перчаток. Испачканной рубашкой Агата прижимается к покалеченному телу и осторожно поворачивает голову, чтобы видеть блекнущие глаза.

«Спасибо, что услышала меня, хозяйка».

Слезы перестают сочиться из глаз существа. Дрогнувшее веко закрывается, пряча крошечные угольки жизни.

— Даже у самых страшных монстров есть чувства и голос, — негромкий шепот Агаты растворяется в тишине.

Время словно замирает в доме. Прохладный ветер путает распущенные волосы. Не слышно птиц и насекомых. Пустота проникает Агате в голову, лишая любых мыслей. Вакуумное состояние прерывается ощущением чего то липкого, стекающего с тела существа. Оторвавшись от мертвеца, Агата замечает бесцветную жидкость, стремительно покрывающую труп. Она хватается за угол стола и аккуратно поднимается. Пол под ногами скользит. Выступившая жидкость смешивается с кровью, вскоре целиком охватывая существо. Под воздействием неведомого состава олень начинает быстро сжиматься. В воздух поднимается столб пара.

Сначала жидкость съедает кожу, оголяя внутренности и мышцы. Органическая структура поглощается, превращаясь в пар. Словно сильнодействующая кислота, липкая смесь стачивает кости. После принимается за размазанную по полу кровь. Подобно живому, но не наделенному разумом организму, она расползается по кухне, чутко выслеживая следы монстра оленя.

Жидкость не обходит стороной и Агату, она прилипает к пиджаку, рубашке и рукам. Стряхнуть ее Агата не успевает. Пятна исчезают безболезненно. Поднявшийся пар выветривается в окно. Вскоре на кухне и на одежде Агаты не остается и намека на вероломное проникновение. Кроме разбитого стекла и посуды. Только отдаленный запах лаванды щекочет рецепторы носа.

Агата сползает на пол. Кажется, Ливингстон Бэй задался целью свести ее с ума. Всю жизнь она стоически переносит тошнотворные сцены вскрытия и встречает неудачи каменной маской равнодушия. Но это местечко всего за один день смогло вывести ее из равновесия. Блуждающий взгляд спорит с запечатленными на подкорке воспоминаниями. Может, Сомнабулина вызывает галлюцинации от одного своего запаха? Или это игры утомленного разума?

Рассекая воздух бежевыми крыльями, за окном пролетает ворон. Цепкие лапки хватаются за подоконник. Пепельная голова склоняется набок, с интересом осматривая сидящую на полу Агату. Та смутно припоминает, где же она видела ворона раньше. Не он ли прилетал к заколоченному дому прямо перед приходом Мор?

Кое как ворочающиеся мозги подсказывают: у болтающей женщины только черные вороны. «Может, это она сама? Вполне ожидаемо, после всего, что я здесь увидела».

— Уходи, — раздраженно бросает Агата ворону. Тот не улетает, продолжая изучать глазами бусинками разгромленную кухню. — Сегодня я заварю целый лепесток Сомнамбулины. Лягу в кровать и просплю весь оставшийся день. Если бы я была верующей, то помолилась бы, чтобы сегодня мне только приснилось.

Ворон разражается хриплым карканьем. Крик не прекращается и когда птица устремляется в воздух. Вскоре скребущийся смех затихает, сливаясь с завыванием поднимающегося ветра.

Еще немного посидев на полу, Агата принимается за уборку кухни. Разбитое окно приходится заколачивать оторванными ставнями. В щели засовывает старое тряпье, оставленное в шкафах бывшим хозяином. Тело Агаты ноет от усталости, а голова смутно соображает. Агата решает, что уберет осколки, как выспится. Нетерпеливо дожидаясь закипающего чайника, она бросает лепесток в чашку. «После сегодняшнего я заслужила полноценный отдых».

К большому разочарованию Агаты заснуть ей не удается. Обещанного эффекта не происходит. Голову наводняют тревожные мысли. Все накопленное за день рвется наружу. Перевернувшись на спину, Агата поднимает руки и морщится от отвращения, когда смотрит на бледные, длинные пальцы, которые пронизывает сеточка почти черных кровяных сосудов. След, оставленный экспериментальным препаратом, даже после полного выведения из организма не исчез. Непоправимое нарушение в теле, которое будет напоминать о случившемся до конца дней. Чем не клеймо преступника?

— Уильям…

Ее единственный друг. Однажды она спросила его: «Как ты меня терпишь?» Он ответил: «Тебя нужно не терпеть, а любить». Они потом долго смеялись над этой шуткой. Уилл был единственным, кто понимал Агату. Никто, даже родители. Не настолько.

Противные пальцы сгибаются и разгибаются. Словно чужие. Не ее. С выступающими костяшками, натянутой белой кожей и черной кровью. Руки мертвеца. Руки убийцы. Агата всем сердце хочет верить, что с Уильямом все хорошо. Внутренности сжимаются от фантомной боли при мысли о страшном. «Не стоило его втягивать в это», — нашептывает разум. Но что сделано, то сделано.

— Уилл… выжил.

Голос звучит предательски слабо и неуверенно.

Все, даже самые незначительные, проекты отправились на проверку комиссии. Кроме одного. Цена сохраненной тайны оказалась намного больше, чем Агата могла себе представить. Ее руки. Его тело. Но лишиться многолетних трудов было куда страшнее. «Жертва Уильяма не была напрасной», — в очередной раз убеждает себя Агата.

Сейчас препарат у нее. Спрятан в надежном месте. Но что, если инспекторы догадались? Нашли улики в учиненном ею погроме или документы, не успевшие попасть под шредер. Один волосок, отпечаток пальца или высохшая капля слюны, и ее искаженная на тот момент ДНК станет решающим доказательством в деле запрещенных Нюрнбергским процессом экспериментов. Мать точно пойдет с ней за решетку, ведь она предоставляла материал для опытов. Отец с его «убийственными» темными делишками — туда же. Больше никакой науки. Вся семья МакГрегори дружно отправится отбывать пожизненный срок.

Нет. Нельзя дать подобным мыслям взять верх. Может быть, сейчас настал именно тот момент, когда она бессильна против надвигающейся судьбы. Но это не значит, что нужно опускать руки. Уилл выздоровеет. Они вернутся в лабораторию и снова будут работать. Как раньше. Вместе.

Он не простит.

Агата подрывается в кровати. Чужой голос разносится за окном. Отражаясь от стен и пустых улиц, он растворяется в сгущающихся сумерках. Она снова в своей комнате. В родительском доме. Здесь прошла половина ее жизни. Вторая — в лабораторных помещениях. Нередко ей приходилось там ночевать. Знакомые полки с книгами, зеркало в углу, ковер, пианино. Почему же у нее такое тревожное чувство?

Нет пути назад.

Вечный друг человека — солнце, скрываясь за облачными стенами, в последний раз осыпает город лучами света. Но вместо нежной пастели небосвод застилает густой красный оттенок. Он стекает по стенам, тянется по тротуарам, стучится в двери. Навстречу ему из домов выползают массы слепленных друг с другом трупов. Птицы, звери, люди. Их препарированные тела срослись в единую массу. Страдающие от боли и отчаянья, они тащатся по мостовым, сплетаются с другими бесформенными телами. Уродливые. Жалкие.

Как много крови ты пролила?

Снова этот голос. Не переставая вертеть головой в поисках источника, Агата нервно восклицает:

— Это цена науки. Нельзя добиться высоких результатов, ничем не жертвуя! Уильям это понимал. Мы с ним посвятили свои жизни открытиям. Когда он вернется, мы снова…

Хватит оправдываться!

В углу комнаты стоит фигура. Не узнать ее невозможно. Коротко остриженные волосы. Элегантное платье. Туфли на высокой шпильке.

— Ты… ты… Это твоя вина! Если бы ты не вмешалась, то ничего бы не произошло. Ненавижу!

Срываясь с места, Агата бросается к тени и бьет по миловидному лицу. Однако вместо нежной кожи кулак встречается с твердой поверхностью. Осколки стекла осыпают ошарашенную Агату, едва успевшую прикрыть голову. В зеркальном крошеве вместо ненавистного врага на нее взирают собственные отражения. По комнате эхом разносится противный смех. Он смешивается с воем существа, сотканного из сотни рук, лап, крыльев, зубов и глаз. Вместе образуют звучание, ужасно похожее на дребезжание скрипок. Мерзко вереща, они берут фальшивые ноты, перебивая друг друга и все громче и громче воспевая безумный хаос, невыносимо терзающий слух.

— Я не хотела, слышишь! Уйди! Оставь меня в покое!

Сердце бешено отсчитывает удары в груди, в голове пусто, в ушах звенит монотонное эхо крика, полного отчаяния и бессилия. Крик терзает тело и разум, в который раз вороша пыльные полки воспоминаний. Не в силах его терпеть, Агата закрывает уши руками. Под дьявольскую какофонию с потолка и стен, из окон и дверей, внутрь врываются кровавые потоки воды. Они вмиг наполняют собой комнату. Мощное течение сбивает Агату с ног. Легкие не успевают набрать воздух. Над головой смыкается кровавое месиво. Вязкая жидкость сковывает тело. Горы трупов, рвущихся внутрь, оказываются в комнате. Они хватают своими конечностями Агату и тянут на дно. Обрубки животных, сшитые воедино, с одинаковыми кошачьими мордами.

Агата в ужасе открывает рот. Крик отчаянья вырывается из груди. Но его, вместе с вязкой мутной водой, насильно заталкивают обратно в глотку. Заставляют давиться, захлебываться собственным безумием. Легкие сжимаются, из последних сил стараясь вытолкнуть воду. Глупое сердце ворочает кровь, не осознавая, что мозг почти умер. Тело погружается все глубже и глубже. На дно, вместе со своими творениями. В пучины отчаянья, страха и мерзлой тьмы.

* * *

— Агата, тебе снятся кошмары?

— Похоже на то, что у меня есть время спать?

— Я серьезно.

— Возможно. Почему ты спрашиваешь?

— Недавно я видел сон, как потерял тебя. Ты превратилась в венерину мухоловку^[7]. Руки стали листьями, а голова — соцветием.

— Ужасная смерть. Всю жизнь питаться одними насекомыми. Уилл, ты ведь будешь меня подкармливать жареным беконом?

— Смейся сколько хочешь. Тогда я и вправду перепугался. Внутри все так сжалось. Окаменело. Я, наверное, должен был заплакать. Но не смог. Словно в сердце не осталось ничего, кроме пустоты. Будто ты была моими эмоциями. Моими страхом и радостью. Вместе с тобой умерли и они.

— Не понимаю, почему ты так беспокоишься. Это всего лишь сон. В конце концов, не тебе превращаться в растение.

— Знаю. Но это и страшно. Хуже, чем самому умереть — это созерцать смерть дорогого тебе человека, не в силах что либо сделать.

— Понятно…

— Агата, я не смогу вечно быть рядом с тобой. Поэтому пообещай унять излишнее любопытство и не влезать в истории. И не надо на меня так смотреть. Я прекрасно осведомлен о том, как ты сунула голову в пасть к крокодилу только потому, что тебе стало интересно, какая у него микрофлора глотки.

— Хорошо хорошо. Сегодня же куплю каску. Вдруг кирпич упадет с неба.

— Агата!

— Что, уже и пошутить нельзя? Ладно. Обещаю… Правда.

Примечания

7

Венерина мухоловка — вид хищных растений. Ловит своих жертв с помощью специального аппарата, образованного из краевых частей листьев.