Адекватность и связь. Поиск оснований. Часть III

А. Руснак, 2021

В третьей части предпринята только попытка освежить достаточно старый разговор о связи и адекватности, об адекватности в качестве связи. А также и о непонятной «той стороне», о свободе воли и о различных «полезных иллюзиях». Но также и о разном не совсем физическом, о том, что «жизнь», «экзистенция» и «сон» – могут быть поняты как-то по-особому. Язык в работе применяется специфическим образом, что требует определенной подготовки для понимания и раскрытия сути текста. Публикуется в авторской редакции. Текст не является эзотерическим. Все изложенное – это только личное мнение автора, причем оно может меняться в зависимости от приобретенного опыта. Предложенное повествование не предполагает буквального или прикладного прочтения и не имеет прямого отношения к происходившему или происходящему, все это – не более чем умственные построения в каком-то абстрактном пространстве. Работа состоит из трех частей, не является академическим справочником по философии, учебным пособием..

1. Та сторона — слабое приближение

Особые путешествия

Почему философы изобретают слова, позволяющие останавливать особые мысли, которые невозможно обнаружить в мире явлений-предметов, или?.. Возможно, «нечто то» вскрывается «там», и для «вызова» его необходимо слово, и призвание его снова возможно только через слово, но только ли, или для этого нужно особое состояние встречи?

Предположительно, дух может научиться путешествовать в «отсутствующие комнаты», может проторить определенные «тропинки», которые позволят ему оказываться в особых состояниях, состояниях перехода, зависания, переотключения. И, возможно, чем дольше ум «туда ходит», тем значительнее подобный опыт, и тем длиннее и извилистее тропинки, шире дорожки, они более быстрые. То есть в результате значительного опыта хождения для перехода будет достаточно незначительного стремления, и…

Скорее всего, обычные философские разговоры, и сами особые путешествия — это различное. Философские беседы позволяют предполагать то, что тропинки наличествуют, и что там, с той стороны, тоже, возможно, нечто присутствует. И предположительно, после погружения будут возникать «разговоры после», которые после будут «разговорами до». Но само погружение в состояние и присутствующий итоговый разговор об этом пройденном — это только «карта местности», а не само путешествие по ней. Карта не тождественна путешествию, которое — это сумма действительных состояний (процесс). Карта — это то, что может возникнуть после, но затем это снова может стать причиной следующего акта. Но что являлось действительной причиной поиска, а после и пути — это возможность, карта, или…?

Можно рассуждать о том, что происходит с путешественником в том гипотетическом путешествии, а после — описывать путешествие, рассказывая что-то о том, что происходит в таком. И такие разговоры — это всегда нечто на грани. И обязательно сумма таких сообщений — это то, что представлено в работах мистиков.

И также всегда можно отрицать этот опыт, его значение, можно также сводить его к нервному расстройству или чему-то похожему. Но, в любом случае, опыт наличествует в качестве чего-то замкнутого и того, что не замечает оценку себя кем-то со стороны.

Происходящее, мертвая сцепка, но и особый знающий о себе акт

Каждый помнит свою историю, историю своего взросления, жизни, переживаний, удач, побед и поражений — всего, что происходит с каждым, и никто не знает этого всего так, как знает участник.

Такой историей можно поделиться, ее можно рассказать. И многое из такого произошедшего станет понятно для тех, кто после будет воспроизводить в себе такой рассказ, что говорит о чем-то неуловимом, но присутствующем в каждом, что позволяет приводить всех к общему знаменателю, а «общий знаменатель» — что это?

И частная история уходит вместе с прибывшим? И разглядывая фотографии тех, кто ушел, или что-то другое, различные указатели, можно предположить историю состоявшегося путешествия. Но уходит ли история путешествия вместе с путешественником, одним из которых являешься и ты сейчас? А если уходит, то куда? И можно ли отделить путешественника от его путешествия и от того, что с ним произошло? И если нет, тот тут могут возникать мысли об особой предопределенности, об особом времени присутствия.

А существует ли где-то то время, та эпоха, те жизненные присутствия, которые когда-то произошли? И если путешественника нельзя отделить от его путешествия, от его включенности в то присутствие, в котором он произошел, тогда все предположения о таком — это только оторванное слабое мышление. То есть действительное происходящее наличествует вне нашего мышления о таком и является чем-то совершенно иным, чем-то особо-сильным или действительной жизнью.

Ощущение конца бытия и связь

И если не существует того, что после смерти, то и смерти как таковой нет, и жизни сейчас в том числе, и тогда это все происходящее — это не жизнь, а это нечто иное. Но что?

Когда присутствует действительное приближение к порогу, возникает определенное ощущение конца бытия, стойкое наличие и наличность ухода — тогда становится действительной особая явственная величина такого ухода. И тут оказывается, что какое-то «там» становится важнее всего, того «что было тут» и происходит сейчас. И то, что тут, уже прошло и уходит… — ощущается как отсутствующее мгновение. И сосредоточение вот на этом понимании ощущения того, что этого «и нет, и не было» — может значительно менять все происходящее для того, кто сосредотачивается на таком понимании отсутствия.

И оказывается, что широкое все, зачем жили, вставали, трудились — бесполезно, это прах, а точнее, оно и не существовало в качестве действительного факта. Особо сильно такое ощущается в точке ухода, при прохождении вех, перед предстоящей встречей с порогом. И если действительное существование никак не связывается с этим мимолетным «тут» — тогда круг размыкается. А происходящее тут утрачивает основания, оно стремительно исчезает и гибнет, так как «переходящее тут» всегда находится в положении — «этого никогда и не было». И когда приближается порог, а связь не установится — тогда всему конец.

Причем и действительное, и мимолетное — постоянно сменяют друг друга, и для каждого все это будет являться сейчас важным, а после — ненужным. Но, как это утверждается в экзистенциализме, «смерть находится на расстоянии вытянутой руки», и поэтому «та сторона» находится не где-то там, она именно тут, незримо присутствует во всем происходящем. Наличествует здесь и сейчас, с нами. А точнее, в странном том, что произошедшего — никогда и не было.

И момент ухода наступит не завтра, он произошел уже сейчас, а точнее, уже состоялся.¹ А все человеческие способы измерения происходящего — слишком человечны.² И всегда сложно понять то, а что же на самом деле присутствует сейчас?

Но, с другой стороны, мое отсутствие присутствует здесь и сейчас, вместе со мной, оно наличествует, и если внимательно прислушаться, то что-то из этого можно услышать.

— И что доподлинно известно о том, откуда мы пришли и куда мы уйдем? Конечно, это загадка для тех, кто сегодня еще тут, но вроде бы точно известно, что завершение этого «тут» — состоится.

И про то, «куда уходят», могут быть разные мысли, например, что то, откуда приходят, — это какое-то запредельное, несуществующее там.

Эссенция и экзистенция

Что известно про ту сторону, с той стороны, что это? И предположительно, у нас про это могут быть только сны или фантазии. Возможно, это переход к чему-то, исчезновение, за которым ничто, судилище, вечное ожидание? Нам известно однозначно только то, что это неизвестность. И как любая неизвестность — это страшит, удивляет, завораживает. В итоге такая неизвестность может вызывать ненависть к себе и присутствующему порядку вещей, так как точно известно тому, кто есть тут, что ему придется в любом случае с этим тем ничем встретиться.

Можно ли что-то узнать о том, что с той стороны, находясь с этой стороны? Возможно, помочь тут может что-то достаточно серьезное, например, сильное отрешение мистиков от этой стороны, а после него, после мистического отрешения, что-то прояснится?

Но, возможно, пороговые состояния — это все равно только эта сторона, конечно, специфическая, тонкая, но все равно эта? То есть, возможно, это галлюцинации, бред, безумие, слабая мистика? А с той неизвестной действительной стороны, на самом деле, присутствует только немыслие, провал в бездну, в тотальное никуда?

Или, возможно, той стороны — нет, а присутствует только эта сторона, и все… И в этой стороне можно себе придумать стороны, но все такое — это способность мышления конструировать из себя миры (Кант). И что есть та сторона, тот мир, та ино-реальность, или это ложные мысли о сверхъестественном?

Можно предположить, вслед за Гегелем, что оттуда «то» прорывается сюда в качестве идеи «свободы». И «то, что там» — это мировой дух, а «то, что тут» — это его реализация (объективный дух). А конечный субъективный дух — это тоже только реализация мирового духа, это его план по познанию самого себя, но так ли это? А присутствует ли у мирового духа план? А мировой дух — это «то», или это что-то другое? А если наличествует план, то как быть со свободой? План предполагает, что свобода отсутствует.

«Существование» у Хайдеггера, которое противостоит «сущности» — это извечное противопоставление этого «тут» и того «там». И действующий субъект или совокупность присутствующего — это соединение этого «того» и «тут», то есть существования и сущности. Но обычная наука взаимодействует только с сущим, с каким-то «этим тут». Но о «там» и о том, что в человеке от «того» и чем он является в качестве существования — наука об этом ничего не знает.

И такое различение «сущности и существования» присутствует у Аквинского, Гегеля…, а до этого — у Платона и Аристотеля, но все это у каждого звучит по-разному. Итоговые рассуждения о таком — это проблема различения essentia и трансцеденции, трансцендентного и имманентного, вопрос трансцендентного у Канта, а в последующем — мысли Шопенгауэра о мире как «реализации воли и представлении», что нашло в последующем свое решение в мышлении Ницше и в экзистенциализме.

Что может быть тем, с помощью чего может быть проникновение туда?

Можно ли рассматривать телесность в качестве способа доступа сюда откуда-то из другого? Можно ли рассматривать телесность как вместилище чего-то? Или рассматривать как механизм, в котором присутствует определенная программа, некое сознание?

Дело в том, что все это можно представлять, но также предполагать и что-то другое. Но, возможно, правильный ответ в границах эмпирических исследований не будет найден никогда. И ответ может быть только субъективным опытом, который нельзя предложить кому-то. Его «вербальная манифестация» другому — может быть, но это только манифестация, а опыт — это только частный замкнутый путь. И такой путь всегда наличествует у того, кто сейчас присутствует в качестве акта реализации, акта конкретной жизни.

Для того, кто существует в качестве мысли, и «чего-то за этим» все происходящее с ним — это неостановленная неизвестность. И тело, и другое — это все свое, но чужое. И присутствующий может как угодно определять свое местоположение. Но каково оно на самом деле — это для него окончательно неизвестно. И для определения необходимо выпрыгнуть из себя, а не быть в потоке представлений («Критика» Канта), но это невозможно. Хотя знание про свое это самое «непонимание» присутствует, и оговорка «о непонимании» — предполагает мечту о возможности особого сверхопыта, который также связан с другой оговоркой «о неспособности понять свое действительное местоположение», что предполагает возможность любого местоположения, а это какая-то «выданная» неизвестно кем «свобода включения оттуда».

Возможно, некая «воля» (Шопенгауэра) — это «способ прорыва оттуда сюда». И «воля» — это умение концентрироваться тут, факт пребывания тут, но откуда? И, предположительно, может возникнуть идея о том, что вернуться туда, в «то», можно также с помощью измененного явленного сознания (мышления), и тут может возникнуть желание изобрести психоанализ в качестве инструмента механического проникновения туда, в то, что за мышлением. А то, что за этим мышлением может быть определено в последующем, вслед за Фрейдом, в качестве бессознательного, или чего-то посильнее, что представлено у Юнга, или…

И как понять бессознательное и то, что находится за ним, или в чем оно пребывает, или то, что является особой «областью запредельного» для того, кто находится тут? И возможно, измененным инструментом связи с тем является «особый сон», и к такому сну могут быть приравнены сильные медитации как особые способы перехода в другое состояние.

Но возможно, что и совокупная жизнь — это особая медитация, допустим, медитация перехода. То есть вроде бы как обыденная жизнь — это не обычное времяпровождение, а особое сверхсостояние, особость которого заметна только в пороговых ситуациях. То есть жизнь — это специфическая сверхстранность, сильная медитация, и медитировать ее можно совершенно по-разному…(экзистенциализм)

Подключение, разные сны…

Ментальное³ наличествует только в качестве реализации, то есть оно может возникать тут и сейчас только потому, что является особым транзитом, процессом, и одновременно это всегда включение сюда, реализация, схватывание, или субъективизация с этим происходящим.

И возможно ментальное подключено к чему-то другому, откуда оно черпает нечто то, что позволяет говорить о различном внеопытном. Но такие размышления, утверждения — всегда спекуляция.

И когда говорят о таком воображаемом подключении, часто могут подразумевать и родовую сущность, и особое коллективное бессознательное, и какое-то странно-запредельное… и…

А извне разговоры о таком, или даже уверенность в наличии этого, могут предполагать невменяемость, неадекватность, шизофрению, безумие, мистическое отклонение, психическое расстройство, эйфорию. И опять же, предположительные расстройства и такая невменяемость — тоже не исключена, то есть, возможно, уверенный в таком как-то болен?

И описание таких состояний, состояний такой уверенности или такого странного знания, что представлено в работах мистиков, — что это? Это показатель сильного нервного расстройства или иступленного помешательства, болезненного самоубеждения?

И разговоры о таком могут предполагать шарлатанство, нечто очень нечестное, предназначенное для обмана глупцов, для взятия их под контроль. Но когда игра с таковым не будет являться слабой имитацией, глупостью, профанацией, а будет затрагивать действительные струны конкретного подключения — это может закончиться вывихом, серьезным расстройством глупцов и их «поводырей».

Но когда описание и сами состояния не предполагают и не преследуют никаких посторонних целей, не предлагаются в качестве товара, знания, учения или другого, что также и не говорит о нервном расстройстве, — тогда что это?

И что доподлинно известно о запредельном? Тут могут присутствовать размышления о подобном в качестве негативной теологии, то есть о таком можно размышлять чрез отрицание, или как о том, чем оно не может являться. Или о таком можно молчать, как это было предложено в одной древней практике. В итоге доказать существование чего-то такого, описать его в качестве чего-то, предложить «теорию такого» — бесполезно.

И чем, на самом деле, являются такие «сны наяву» — это уверенности Экхарта, ненормальность Ницше. И, возможно, тому, кто способен на такие погружения — глубоко безразлична оценка такого извне.

Сон

А чем на самом деле является сон? Возможно, могут быть разные сны, но некоторые сны могут сильно удивлять.

И никакой действительный сон невозможно объяснить или понять после, и все физиологические описания — понятийно ничтожны.

В результате увиденного сна о нем можно помнить, можно вспоминать разное, различные сновидения или то, что было в самом состоянии сна. Но в бодрствовании присутствует «нечто пройденное», особый «опыт сна», «то, что было во сне», о чем можно помнить. Но пережить его снова можно только в повторном сне. И тот, кто получил опыт — не обладает никаким понятным представлением о том, чем был вызван тот произошедший опыт. Чем является такой опыт? Что это за состояния, или это только блики в памяти?

И опыт может предполагать только толкование, но толкование после — ничтожно по сравнению с тем, что было во сне, было пережито во сне, переживаемо в конкретном сне.

Сон может быть понят:

— В качестве бессознательного состояния ума или перезагрузки, в которой физический ум воспроизвел увиденное, понятое, пройденное, пережитое. И пройденное ранее, то, что беспокоило ум, в результате сна связывается в единое, усваивается, склеивается, преобразовывается в долговременную память.

— Но может существовать и другое толкование сна. Сон, его части, могут быть восприняты в качестве пребывания в «том», неявленном, в котором присутствует незаметное, но постоянное пребывание. Но выявление его, встреча с ним, разглядывание его — происходит только во сне. То есть, возможно, это способ встречи с тем, возможно, всеобщим для всех, согласно Юнгу, «коллективным бессознательным». Или, возможно, с тем, откуда все приходят, и тем, куда уходят после пребывания тут? (Sleep and his Half-brother Death). Или с тем, чем все являются на самом деле, до своего сознательного включения?

Особый сон:

Не каждый сон может быть понят в качестве связывания с тем, соприкосновения с таковым, или общения, взаимодействия с ним.

И не только с той странной стороной, но и с этим всем непонятным присутствием, но как-то по-другому, как-то иначе, что может затем быть как-то понято через толкование.

И, возможно, особые сны также могут быть спроектированы из состояния бодрствования через «архетип» или другие сильные приемы.

То, что противоречит физике

Представление о «свободе воли» как «о свободе выбора чего-то», например направления, пути, решения, предмета, имени, жизни, тела, места и времени рождения, родителей, пола, продуктов питания, места работы… — это все, конечно же, не о той Свободе.

«Свобода воли» — это способность «вырываться из включенности», а не «свобода выбора разного», и в том числе «выбора чего-то несущественного» или какой-то глупости…

Возможно, «выбора вообще» как такового — нет, потому как итог все равно — конец этого существования или «конец выбора».

И в «размышлениях о свободе», кроме представлений о свободе в этом происходящем, в этом порядке бытия, возникают мысли об особой разумной необходимости Гегеля, и против такого восстает Шестов, с его силой кьеркегоровского Абсурда.

И можно предположить, что:

— «Свобода говорит о запредельном Я». Что сообщает о свободе поступков, морали, Абсолюте, абсолютной априорной морали (Кант), о каком-то сверхблаге. И, возможно, о чем-то противоположном?

— Или, возможно, свобода — это только извечное стремление субъекта обнаружить и приобрести действительную автономию? (Либерализм)

— Но возможно, что свобода — это только слабая программная способность выбирать какое-то решение из многих…?

Но если понимать свободу в качестве «выбора лучших вариантов», то как быть с сознательным выбором «не быть»? Как он может быть лучшим, когда нет ничего запредельного, и тогда такой выбор — это глупость. И такое можно предполагать, но только тогда, когда присутствует метафизическое «Я», а если же его нет, тогда такой выбор — это не выбор, а что-то другое.

«Вырывание из включенности» возможно только при наличии запредельного «Я», а при отсутствии — нет вырывания из предопределенности, и нет «свободы в качестве способа прорыва причинности», и присутствует только тотальная предопределенность… А «свобода» в таком случае — это фикция, самообман, ну или способ действия в неопределенности, механизм выбора вариантов в сверхсложном происходящем.

Но есть ли у высших приматов способность выбирать «небытие»? И если есть, то о чем это говорит? Что либо у приматов также наличествует нечто метафизическое, или «свобода» — это только биологический механизм? А всякое представление «о свободе не быть или быть» — это все слабое, и может быть понято в качестве иллюзии выбора.

Или, возможно, никакой свободы — нет, так как никто не способен в тотальном смысле изменить свой способ пришествия-присутствия. Поэтому «свобода» — это слабая иллюзия, способ утешения или самообман для тех, кто должен, на самом деле, двигаться по кратчайшей траектории к Цели, как это показано у Кальвина (Наставления в христианской вере). Или, в совершенно другом контексте, так можно понять «Бусидо».

Идея «свободы» и предопределенность

Как в примитивном значении можно предположить нечто трансцендентное? Допустим, «это тут» — оно предопределено, в нем нет никакого противоречия, в нем нет никакой случайности, или есть? А если существует случайность, тогда все «законы природы» — это бессмыслица.

А может быть такое, что случайность — это только иллюзия? Но если это так, то есть все точно определено и сверхсвязано, но тогда необходимо отменить всю систему права, и тогда все человеческие законы и вся система наказания после — это только фикция. А после окончательного признания, что «свобода выбора» — это только иллюзия, необходимо будет отменить многое…

Но если предположить, что только человек обладает возможностью воспроизводить случайность, тогда это предполагает наличие в нем «чего-то того», что противоречит предопределенности. И, возможно, тогда «такое противоречие» говорит о том, что в человеке «есть то», что прорывается сюда оттуда, привнося сюда оттуда «странное» для этой замкнутости или то, что полностью противоречит происходящему тут?

Но, наблюдая за высшими животными, в них тоже можно заметить некую «систему проб и ошибок», «систему принятия сложных решений», что также наличествует и в человеке в наивысшей мере. И такое может быть воспринято как «наивысшая случайность», как то, что может быть понято именно как та единственная «свободная воля».

Но тогда, опять же, нужно отменять всю систему права, и… остальное тоже, так как оказывается, что человек — это, конечно же, некое высшее, но только животное.

И он всегда не виноват, а виновата «она» — «система выбора», и она дает сбой…, и поэтому все не только как бы относительно, а вообще нет никакой вины, несправедливости, зла, преступления…

А в конечном итоге и «связь» — это тоже глупость, ну хочется кому-то жить, «придумывая себе связь», ну и… с ним, так как все равно — это только иногда нужная, но иллюзия, какая-то полезность-бесполезность, выдуманная для некого утешения, избавления, как способ преодоления жуткого страха, ну или нечто иное…

«Я» как сверхреальность

Могут быть мысли о том, что «самость» — это не тело, или не только тело. То есть «Я» в таком представлении мистиков и философов — это то, что нельзя «достать физическим способом». Или это то, что нельзя «уничтожить». В таком представлении «самость» — это вечное, бессмертное. И тогда почему такому «Я» нужно чего-то опасаться?⁴

И когда «Я» предполагает вот такие особые абстрактные горизонты, тогда оно косвенно может предположить и определенный опыт вот такого «освобождения». Но, возможно, такое «Я» перестает понимать происходящее, а после вывих…

В таком же контексте могут возникать мысли о «коллективном Атмане», который может быть предложен вместо Абсолютного. И, возможно, «коллективный Атман» позволяет объяснить разное, или различные «состояния связи» между частными Атманами и состояниями разного коллективного, но не присутствующего в частном мышлении.

Юнговское «другое Я», которое «обычное Я» «иногда замечает» — что это за процедура? И что значит — «замечает»? Такое «замечает иногда» — это особенность, которая говорит о «выскакивании» из обычного состояния и разглядывания чего-то другого, что невозможно описать в границах обычного мышления-языка.

И для оказаться в «таком иногда» может быть предложено учение, но это всегда только конкретный опыт и практика.

И замечание в «таком иногда» странного «особого-Я» — это только мистика, которая позволяет обнаружить непонятные, но присутствующие в опыте странные вещи. Или то, что Юнг определял словом «Архетип», а Ницше — через «сверх-Я».

И это не «знание о том особом существовании», а именно «действительный опыт знания другой реальности», которая присутствует тут и сейчас не параллельно с тем, что существует для обычного-Я, а вместе с ним, но «незаметно» для обычной включенности.

Та и эта сторона, только «явление»

Можно утверждать, «что того — нет» Но, прежде чем окончательно убедиться в этом, необходимо понять, а «что есть тут?». А в итоге устремления к тому, «что тут», окажется, что «то, что тут» — почему-то совершенно непонятное…, как и «то там», при попытках его окончательного обнаружения.

И, возможно, «неопределимое тут» и «предполагаемое там» — это специфическое «одно и то же», или, возможно, они особым образом соединены вместе. Но каким? И что об этом можно узнать в действительном значении? Можно предположить, что «вещь в себе» и «бессознательное» — возможно, взаимодействуют, но как?

И могут возникнуть мысли о том, какова разница между «тем» и «тут», а есть ли разница? Возможно — все это «одно и то же»⁵, возможно — и «та сторона», и «эта» — на самом деле это «та же сторона»?⁶ Но «то, в чем присутствует наше бытие» — что же это на самом деле? Самом…?!

Конечно, можно также делать вид, что обсуждать «ту строну» почему-то неприлично или бесполезно. И что наличествует «вот только эта сторона», и за ней ничего нет…, и такой разговор может быть очень серьезным, очень сильным, очень запредельным. Таковым, допустим, может быть спор между Григорием Паламой и Варлаамом Калабрийским. А в слабом значении — это примитивное материалистическое утверждение действительности материального мира в виде окончательной этой стороны. Но, в любом случае, все это не отменяет возможности размышлять о таком.

И, если все понятно «про то, что есть» или «про то, чего нет» — тогда все окончательно понятно про все это присутствующее. То есть известны все последние «законы природы», и что такое «мир», что будет после смерти, что такое «вещи». Но если окажется, что присутствует только неопределенность, а быть тут — это быть в бреду, тогда и «разговоры про ту строну» окажутся не лишенными смысла. Тем более что «встреча с неким тем», которое как бы и не наличествует — обязана будет состояться…

Конечно, всегда хочется что-то «точно узнать про ту сторону», но если ответ отсутствует, или это разговор без остановки, тогда можно предположить, что — это все несущественно. Но тут может оказаться, что и схватить «последнее знание про эту сторону» — это тоже нечто «без остановки».

И дело не в «отсутствии той стороны», а в отсутствии с этой стороны чего-то более существенного, чем вот это «без остановки». И вот это «без остановки» — оно и к «вещи в себе», и к «самому себе» не может приблизиться. И присутствует только явление или особое безостановочное состояние, какое-то специфическое бытие, в котором присутствует «встреча чего-то остывшего и постоянного становления».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Живые, но уже мертвые; мертвые, но все равно живые… Симонова, или «Я убит подо Ржевом… Вам — все это, живые… Пусть не слышен наш голос, — Вы должны его знать» — что-то из ушедшего Твардовского.

2

Что мы знаем о времени? Если в каком-то сне произошло событие, которое затем произошло после наяву, то как связаны между собой прошлое и настоящее? Что раньше? В лекциях Пятигорского «О буддийской философии» присутствуют различные интересные мысли по поводу времени.

3

Не субстанция.

4

Поведение галлов в работе «Записки о Галльской войне».

5

Стоические рассуждения Марка Аврелия «о целом» в «Наедине…».

6

То, что в итоге осознает Сиддхартха в романе Гесса?