Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского

А. С. Летуновский, 2014

К 700-летию Преподобного Сергия Радонежского. Его величают «игуменом Земли Русской», «воеводою Святой Руси» и «вразумителем вождей». Его слово смиряло враждующих князей, ускорив их объединение вокруг Москвы. Его духовный подвиг поднял русский народ на борьбу против иноземных захватчиков. Благословение Сергия Радонежского вело войско князя Дмитрия на Куликовскую битву, а его молитва хранила воинов на поле боя, где решалась судьба Отечества. Эта повесть воскрешает грандиозную эпоху духовного взлета Святой Руси. Эта книга – дань светлой памяти одного из самых почитаемых святых и величайших героев Русской Земли. Одобрено Русской Православной Церковью.

Благословенное дитя

Благо есть хранить царёву тайну, и достохвально есть возвещать о делах Божиих, ибо нехранение царёвой тайны — опасно и соблазнительно, молчание же о чудесных делах Божиих наносит вред душе.

Епифаний Премудрый

Родители. Отец Михаил. Крещение Варфоломея. Пояснения отца Михаила о чуде в церкви. Волнение родителей о здоровье ребёнка.

Месяц май, день третий

Волей Господа Великий Хранитель Руси Преподобный Сергий Радонежский, был послан нам в один из решающих моментов её истории — в период становления Православной веры и объединения разрозненных княжеств в единую Державу — Святую Русь. Активное распространение Преподобным Сергием Православия привело к нравственному воспитанию и объединению народа, что способствовало политическому возрождению государства.

В жизнеописании Сергия Радонежского отмечено, что Преподобный Сергий родился в мае месяце на третий день, и так определено место его рождения: «Верстах в четырёх от славного в древности, но смиренного ныне Ростова Великого, на ровной открытой местности по пути в Ярославль уединённо расположилась небольшая обитель во имя Пресвятой Троицы — это заштатный Варницкий монастырь. По древнему преданию, тут была некая весь, название которой забылось в истории, но которая всегда была и будет именита и дорога сердцу православных русских людей, потому что весь эта была благословенной родиной великого печальника и заступника земли Русской, и богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца».

Весь та размещалась на пологом склоне, спускавшемся от леса к небольшой речке с прозрачной водой. На её берегу приютились три дома. Две дюжины других стояли вдоль широкой улицы, ведущей к лесу. Дома сплошь деревянные, небольшие, в два-три окошка, крытые соломой. Ставили их давно, потому дерево и солома потемнели от времени. Позади домов прилепились сараи для скота и амбары, в огородах приземистые бани. В конце улицы, ближе к лесу, возвышалась небольшая деревянная церковь. С иконы над входом в церковь на дома и поселян внимательным, заботливым и строгим взглядом смотрел Христос.

Напротив церкви стоял двухэтажный дом с галереей вдоль второго этажа. Во дворе, вымощенном тёсом, располагались хозяйственные постройки, конюшня, коровник, амбар.

Вставало солнце, освещая вершины вековых деревьев. Только-только начинался новый день, но в доме уже давно никто не спал. На втором этаже, в просторной горнице который час, пытаясь унять волнение, ходил хозяин усадьбы боярин Кирилл, высокий, худощавый мужчина лет тридцати пяти с коротко стриженной бородой, светлыми, слегка рыжеватыми волосами. Иногда он подходил к двери в спальню боярыни, прислушивался, пытаясь понять, что там происходит.

Наконец дверь отворилась, выбежала резвая молодая служанка. Кирилл резко повернулся и с тревогой в голосе спросил:

— Ну что? Скоро?

— Уж скоро, боярин, — поспешно ответила служанка и быстро удалилась из горницы, чуть не столкнувшись на пороге с сыном боярина Стефаном, мальчиком лет пяти.

Стефан подбежал к отцу и с нетерпением спросил:

— Тятя, скоро матушка родит?

— Скоро, сынок, скоро, иди погуляй, я позову тебя, — спокойно ответил Кирилл и потрепал мальчика по русой головке. Он не хотел, чтобы его волнение передалось сыну.

— Только обязательно, — торопливо сказал Стефан и побежал к двери.

— Обязательно позову, — проводив сына взглядом, Кирилл подошёл и посмотрел в окно.

Ночные облака уплывали, оставляя чистое небо солнцу. Под его лучами постепенно исчезали длинные тени, всё ярче освещались лес и поле, покрытые молодой зеленью. Только голоса птиц нарушали утреннюю тишину. Кирилл смотрел на просыпающуюся природу, на лес за рекой, на дома вдоль улицы, на крест, венчающий купол церкви, на икону Христа над её входом. Вид за окном успокаивал его и придавал уверенности, что всё будет хорошо, Мария родит ему прекрасное дитя, и волнение его понемногу утихало.

Входная дверь скрипнула. В горницу вошёл отец Михаил. Священник был небольшого роста, с окладистой, тщательно расчёсанной седой бородой. На вид ему было лет семьдесят, а сколько на самом деле — никто не знал. Служил он в местной церкви давно, ещё при родителях Кирилла.

Хозяин поклонился гостю.

Отец Михаил перекрестился на иконы, поклонился боярину и спросил мягким успокаивающим голосом:

— Волнуешься, боярин?

— Волнуюсь, отче, как-то всё будет!

— Не волнуйся, сын мой, всё в руках Господа, а Он милостив.

— Господи! Помоги Марии, чтоб всё хорошо было! — Кирилл повернулся к иконам и перекрестился.

Отец Михаил слегка обнял его за плечо.

— Присядь и послушай меня, сын мой. Праведность твоя и Марии известна не только людям, но и Богу. Да и Мария в ожидании ребёнка берегла себя.

— Да, отче, Мария была особенно внимательна к своему состоянию, тщательно соблюдала душу и тело в чистоте и строгом воздержании во всём, — говорил Кирилл, изредка поглядывая на дверь комнаты боярыни.

— Коли богобоязненная мать пребывала в строгом посте и частой сердечной молитве, так и самое дитя, благословенный плод её чрева, ещё до появления своего на свет некоторым образом уже освящается постом и молитвою. С Божьей помощью благословенная жизнь ваша вознаградится рождением славного дитяти. А ты, боярин, не волнуйся, вы с Марией всё правильно делали.

— Так ведь, отче, все родители должны так поступать, — сказал Кирилл.

— Должны все, да не все то исполняют, — в голосе отца Михаила послышалась грусть. — Если бы родители знали, сколько добра или, напротив, сколько зла могут они сообщить своим детям ещё до их рождения! Они удивились бы точности суда Божия, который благословляет детей в родителях и родителей в детях и отдаёт грехи отцов на чада, и, зная о том, с благоговением проходили бы служение, вверенное им.

В горницу снова вбежал Стефан.

— Тятя, скоро мама родит? — мальчику не терпелось узнать, что будет дальше.

— Скоро, сынок, скоро, — ответил Кирилл тихо.

За дверью спальни раздался крик младенца. Мужчины встали. Кирилл быстро направился к двери, за ним Стефан, на его лице, выражались одновременно и испуг, и любопытство. Отец Михаил подошёл к иконам, перекрестился и стал молиться. Кирилл и Стефан остановились перед дверью, прислушиваясь. Постепенно крик младенца затих. Дверь спальни открылась, и оттуда вышла пожилая служанка Марфа.

— Марии Бог дал сына, боярин. Всё, слава Богу, хорошо, теперь ей надо отдохнуть, — при этом она рукой преградила путь Кириллу, который порывался пройти в спальню.

Боярин послушно отступил назад, подошёл к иконам, опустился на колени и стал молиться:

— Господи! Благодарю за доброту Твою. Ты один, Всемогущий, даруешь нам жизнь и хранишь нас, грешных.

Стефан, стоя на коленях рядом с отцом, смотрел на него и повторял его слова и действия.

Окончив молитву, Кирилл снова стал ходить по горнице от окна к двери в спальню Марии. Энергичными действиями он старался унять нетерпение и волнение перед встречей со своим новорожденным сыном. Стефан молча сидел на скамье у окна и внимательно смотрел на отца. Он ещё не понимал волнения взрослых, но некоторое беспокойство передалось и ему. Отец Михаил продолжал молиться. Длилось это до тех пор, пока Марфа, наконец, позволила войти к Марии.

Кирилл тихонько приоткрыл дверь в спальню. Заглянув в неё, он замер в изумлении, ему показалось, что он всё это видит впервые. Через неплотно закрытые занавески в комнату светило солнце, лучи его отражались на чистом полу. Тишина и покой. На широкой кровати, на белых простынях, накрытая белым покрывалом, опираясь спиной на подушки, лежала Мария, молодая женщина лет двадцати пяти. Русые волосы, выбившись из-под белой косынки, обрамляли её красивое с тонкими чертами бледное лицо, голубые усталые глаза светилась радостью. Рядом со счастливой матерью на подушках, завернутый в пелёнки, лежал младенец. Личико у него сморщенное, глазки закрыты, он спал. Мария с улыбкой смотрела на мужа и сына.

Кирилл, боясь побеспокоить новорожденного, на цыпочках подошёл к кровати. Следом за отцом, тоже на цыпочках, прошёл Стефан. Кирилл осторожно поцеловал Марию.

— Как чувствуешь себя, солнышко моё?

— Слава Богу, всё хорошо, а это дитятко наше… Нравится он вам?

Душу Кирилла переполнила радость:

— Какой красавец, богатырь! Счастливишь ты меня детьми, дорогая моя, благодарю Бога за такой подарок.

Мария посмотрела на Стефана:

— А тебе, сынок?

— И мне нравится, красивенький такой, — с детской непосредственностью ответил Стефан и попытался поцеловать ребёнка.

Мария жестом остановила его:

— Пока не надо его трогать, пусть он спит.

В спальню вошла Марфа:

— Боярин, матушке отдохнуть надобно, больно устала она.

— Спасибо тебе, Марфуша, — ответил Кирилл, не скрывая радости.

Марфа улыбнулась:

— А мне за что, боярин? Ты боярыне да себе скажи спасибо за такое прекрасное дитя.

— Ведь ты у нас с женой главная помощница. Трудно было бы ей без твоих забот.

Кирилл наклонился к Марии, ещё раз поцеловал её:

— Отдыхай, радость моя, мы помолимся за вас обоих. Пойдём, сынок.

Стефан тоже поцеловал Марию:

— Я рад, что братик родился, буду его любить и оберегать. Отдыхай, матушка.

— Идите, идите, — с улыбкой ответила Мария.

Кирилл и Стефан на цыпочках тихо вышли из спальни.

В горнице отец Михаил продолжал молиться.

— Тятя, я побегу расскажу на дворе про братика, — с нетерпением сказал Стефан и побежал к выходу.

— Иди, сынок, — вдогонку ему ответил Кирилл ласково.

Прервав молитву, отец Михаил повернулся. Кирилл

попытался что-то сказать, но отец Михаил, увидев радость в его глазах, жестом остановил его.

— Можешь ничего не говорить, сын мой, вижу сам, что радость великая сошла на дом сей. Возблагодарим Господа Бога нашего за благодать, ниспосланную на семейство ваше, — отец Михаил перекрестился. — Пойду в храм, помолюсь за здоровье новорожденного младенца и матери его Марии.

— Господи! Спасибо Тебе за милость Твою и за то, что не оставляешь нас, грешных, — Кирилл перекрестился и с поклоном обратился к отцу Михаилу:

— Отче, милостиво прошу почтить нас сегодня вечером своим присутствием. Все вместе поблагодарим Бога за сию новую милость, явленную нам.

— Благодарствую, боярин, за приглашение. Бог вам в помощь, — с поклоном ответил отец Михаил.

Кирилл проводил его до двери, выглянул на галерею и громко позвал:

— Агафья, покличь Козьму.

В горницу вошёл управляющий хозяйством Козьма, широкоплечий, невысокого роста мужчина средних лет.

— Козьма, — обратился к нему Кирилл, — сегодня вечером придут родные и знакомые разделить с нами радость по случаю рождения нового члена семьи нашей. Вели приготовить стол для нас и ещё стол для прислуги и дворовых. Поселянам раздайте угощения, ведь радость-то какая — сын родился!

— Дай ему Бог здоровья. Не волнуйся, боярин, всё сделаем, — поклонившись, Козьма поспешно вышел.

Кирилл вернулся к иконам, опустился на колени и стал молиться.

Как было принято, на сороковой день после рождения Кирилл с ребёнком на руках, Мария, Стефан, Козьма, Марфа и трое родственников, все в праздничных одеждах, пришли в церковь. Деревенская улица, окрестные луга и дубрава были покрыты яркой зеленью, радостно светило солнце. На пороге церкви счастливых родителей встретил отец Михаил. Пришедшие поклонились ему, и Кирилл торжественно произнёс:

— Вот, отче, принесли мы младенца нашего, чтобы совершить над ним святое крещение и представить дитя в непорочную жертву Богу, Который дал его.

— Хорошо, дети мои, всё готово, войдите в храм Божий, — позвал отец Михаил.

Кирилл с ребёнком на руках, за ним Мария, Стефан, Марфа, Козьма и родственники торжественно двинулись за священником.

Сельская церковь, украшенная берёзовыми ветками, выглядела празднично. Сквозь окна проникал солнечный свет. На гладких стенах висели иконы, перед ними горели лампадки и свечи в кованых подсвечниках. Священник и все собравшиеся подошли к купели. Отец Михаил, совершая обряд крещения, прочитал молитву, затем, держа младенца на руках, произнёс:

— Крещается раб Божий Варфоломей во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Троекратно погрузив младенца в купель, завернул его в белое покрывало, передал Козьме и возложил на младенца крест:

— И сказал Спаситель: «Аще кто хочет по Мне идти, да отвержется себе, и возьмет крест свой и по Мне грядет».

Всё время, пока в церкви совершалось таинство крещения, младенец молчал, вёл себя спокойно и улыбался.

Закончился обряд крещения. Крёстный отец Козьма передал младенца Марии и направился к выходу из церкви. Все двинулись следом. Отстав от остальных, Кирилл и Мария подошли к отцу Михаилу. Немного волнуясь, Мария обратилась к нему:

— Батюшка, имя Варфоломей по самому значению своему — Сын радости — особенно утешительно для нас, родителей.

— Младенец ваш наречён именем сим, — с почтением ответил священник, — в память святого апостола Варфоломея, одного из преданнейших учеников Христа.

— Однако, отче, мы сильно беспокоимся и просим тебя пояснить случай, бывший со мной в церкви, — продолжила Мария.

— О чём молвишь, дочь моя? — со вниманием спросил отец Михаил.

— Однажды, когда младенец был ещё у меня во чреве, — сказала Мария дрожащим голосом, — я тихо стояла в притворе вместе с прочими жёнами. Когда началась Божественная Литургия, перед чтением святого Евангелия, младенец вдруг вскрикнул, да так, что многие обратили на то внимание. А на пении Херувимской песни младенец вскрикнул в другой раз. Когда возгласили «Святое — святым!», младенец вскрикнул третий раз. Тогда я от страха едва не упала и заплакала.

Мария приложила платок к глазам.

— Не волнуйся, радость моя, всё уже позади, — Кирилл погладил жену по плечу и продолжил, обращаясь к отцу Михаилу: — Окружили её женщины и, желая успокоить, стали спрашивать, где у неё младенец. Но Мария, обливаясь слезами, едва вымолвила, что дитя ещё во чреве. Тогда женщины оставили её в покое, не переставая удивляться этому необыкновенному случаю. Прошу тебя, отче, как сведущий в Священном Писании, просвети нас об этом событии.

Батюшка немного подумал, внимательно посмотрел на Марию и тихо, стараясь успокоить взволнованных родителей, ответил:

— Чудо сие я помню, дети мои; есть много примеров из Ветхого и Нового заветов, когда избранники Божии ещё от чрева матери были предназначены на служение Богу.

Кирилл и Мария с тревогой и вниманием слушали.

Отец Михаил продолжил:

— Достойно удивления, что младенец, будучи во чреве матери, вскрикнул именно в церкви, в месте чистом и светлом, где пребывают святыни Господни и совершаются священнодействия. Сие есть знамение, что и сам он будет совершенною святынею Господа в страхе Божием. Вскрикнул он при народе как бы для того, чтобы многие его услышали и сделались свидетелями сего обстоятельства.

Замечательно и то, что прокричал он не тихо, но на всю церковь, как бы давая понять, что по всей земле распространится слава о нём. И возгласил он во время молитвы, распознав наиболее важные моменты в богослужении, тем приобщаясь к ним и указывая на то, что он будет крепким молитвенником перед Богом. Достойно замечания также и то, что возгласил он именно трижды, являя тем, что он будет истинным учеником Святой Троицы, единосущной во едином Божестве.

— Боже Праведный! За что же с нами это случилось, — тихо вымолвила Мария и смахнула слезу.

— Успокойся, боярыня-матушка, такова воля Господня. Такому детищу, которое по устроению Божию должно будет впоследствии послужить духовной пользе и спасению многих, подобает иметь родителей святых, дабы доброе произошло от доброго и лучшее приложилось к лучшему, дабы взаимно умножилась похвала и рождённого и самих родивших во славу Божию.

Кирилл и Мария, потрясённые словами священника, некоторое время молчали, пытаясь осознать смысл сказанного. Наконец, немного придя в себя, Мария с трепетом в голосе спросила:

— Отче, мы всегда были преданы воле Божией и внимательны к путям провидения. Перед святыми иконами даём обещание, — Мария повернулась к иконам и перекрестилась, — посвятим мы сына нашего на служение Богу, и сделаем для того всё, что в наших силах, сохранил бы только Господь его в добром здравии.

— Помоги нам Господи, — крестясь, добавил Кирилл, — но скажи, отче, что нам теперь делать?

— Не смущайтесь, дети мои, примите сию милость Господа нашего, — ответил ласково отец Михаил, — воспитывайте дитя сообразно с указаниями его промысла, а паче радуйтесь, что сын ваш будет избранным сосудом Духа Божия. Господи, благослови дитя и его родителей, — отец Михаил перекрестил Кирилла и Марию, — идите с миром.

Младенец Варфоломей подрастал, не доставляя особых хлопот родителям, только иногда его поведение было непонятным Марии и вызывало беспокойство.

Однажды в ноябре месяце в середине дня Мария в своей спальне сидела на краю кровати с ребёнком на руках. Сквозь прикрытые занавески в комнату проникал осенний солнечный свет. Встревоженная мать безуспешно пыталась кормить грудью ребёнка и тихим голосом упрашивала его:

— Сыночек, миленький, ну поешь хоть немножечко, ведь ты совсем голодненький. Не расстраивай свою матушку.

Уговоры на ребёнка не действовали, он отворачивался и упорно не желал брать грудь.

— Ну, что мне с тобой делать, уж не захворал ли ты? — вздохнула Мария.

Вошла Марфа. Мария печально посмотрела на неё:

— Марфа, измучилась я, дитятко опять грудь не берёт. Вчера хорошо ел, а сегодня отказывается. Может, заболел? Что же мне делать-то? Уж не первый раз. Я ведь просила тебя позвать знахарку.

— Баба Нюха обещала быть, боярыня. Схожу, узнаю, не пришла ли, — ответила Марфа и вышла из спальни.

Мария упорно пыталась дать грудь младенцу, но безуспешно. Вернулась Марфа:

— Боярыня, пришёл отец Михаил. И баба Нюха тут.

— Пусть войдут, — Мария прикрыла грудь.

В спальню вошёл отец Михаил, перекрестился на иконы, поклонился Марии:

— День добрый, боярыня. Все ль в добром здравии?

— Благодарствую, батюшка, Бог милостив. Проходи, присядь, — ответила Мария.

В комнату вошла Марфа и вслед за ней баба Нюха, седая сгорбленная старушка небольшого роста.

— День добрый, матушка-боярыня, — тихо и ласково сказала старушка. — Зачем звала? Аль тревожит что тебя?

— День добрый, баба Нюха. Я, слава Богу, здорова, а вот дитя меня беспокоит, от сосцов отказывается.

— Сейчас, матушка, поглядим. Покажи-ка мне его. Аты, милая, открой занавески, — обратилась баба Нюха к Марфе, — пусть солнышко светит, от него младенцу, да и нам радость.

Мария положила дитя на кровать и распеленала его. Старушка внимательно осмотрела и ощупала мальчика. Он лежал спокойно, молчал, только играл ручками и ножками. Старушка улыбнулась ему и спокойно и уверенно молвила:

— Матушка, нет на ребёночке никакой хвори, ни сверху, ни внутри. Мальчонка твой здоровёшенький. Может, ты нездорова? Аль вкушала чего, что дитя не приемлет?

— Я, баба Нюха, слава Богу, чувствую себя в добром здравии, — ответила Мария, пеленая сына. — Только вот заметила я, что дитя не берёт сосца, когда я вкусила мясной пищи. И уж без всякой причины по средам и пятницам, так что в эти дни младенец остаётся вовсе без пищи.

— И давно так?

— Да уж не раз и не два, а постоянно. Я очень беспокоюсь, думаю, что дитя нездорово.

— Здорово дитя, матушка, слава Богу, здорово, — сказала старушка и посмотрела на отца Михаила.

— Помнится, матушка-боярыня, — тихо сказал священник, — ты говорила, что, когда носила дитя, то блюла себя в строгом посте и сердечной молитве. Так сей младенец от чрева матери познавал Бога. Теперь он в пеленах поучается истине, с самой колыбели привыкает к посту и вместе с молоком матери навыкает воздержанию.

Мария взглянула на батюшку, немного помолчала, вспоминая и сопоставляя свои действия с его словами. Поняв свои ошибки, она ответила:

— Благодарствую, отче, я всё поняла, буду и далее соблюдать пост. Однако я всё равно беспокоюсь, ибо, когда я пыталась отдать младенца нашей кормилице, дитятко тоже не взяло её сосцов. Было то и с другими кормилицами.

— Мудрость веков говорит нам, что добрая отрасль доброго корня питается только чистым молоком родившей его, — спокойно и назидательно продолжил священник. — С молоком родной любящей матери в младенца вливаются его будущие склонности и нравы. Для чего же Творец естества наполняет молоком сосцы матери, если не для того, чтобы приготовить в них для младенца питательную пищу?

— Отче, но ведь есть матери, которые отдают своих младенцев кормилице, — заметила Мария.

— Святой Златоуст говорит нам: «Бывают матери, которые своих детей отдают кормилицам. Христос не попустил сего. Он питает нас собственным телом и наполняет собственной кровью». Матери, не почитающие заповедей святых отцов наших, не считают важным делом кормить дитя своей грудью, однако это весьма прискорбно, чужое молоко не так полезно младенцу, как молоко родившей его. Дитя, вскормленное чужим молоком, не будет иметь к матери такой любви и привязанности, которую имеют дети, вскормленные её собственным молоком.

— Благодарю, батюшка, вразумил ты меня, неразумную.

— Бог тебе в помощь, матушка-боярыня. Всё будет хорошо. Храни вас Господь. Пойду я.

— Спаси Бог, батюшка, — ответила Мария и поклонилась.

Отец Михаил перекрестился на иконы и тихо вышел из спальни.

— Спасибо и тебе, баба Нюха, успокоила ты меня, добрая ты. Могу ли я что для тебя сделать?

— Благодарствую, матушка, за доброту твою. Что мне старой надо, всё есть. Я тоже пойду, — ответила старушка и тихонько вышла.

Мария взяла на руки младенца и стала его баюкать.