Когда мы верили в русалок

Барбара О'Нил, 2019

Воспоминания накатывают волнами, и у нее уже не хватает сил сопротивляться прошлому, которое не позволяет жить настоящим. В тот день, когда погибла ее сестра Джози, Кит тоже будто покинула этот мир. Навязчивые призраки памяти, от которых она не способна убежать, преследуют ее до сих пор. Но несколько кадров теленовостей переворачивают всё… В женщине, случайно попавшей в объектив камеры, Кит узнает свою погибшую сестру. Теперь она уверена: Джози жива. Эта мысль пугает, но неожиданно дарит давно утраченную надежду. В поисках ответов Кит отправляется в Новую Зеландию. Все больше погружаясь в воспоминания о счастливых днях юности, она не может забыть и о трагедии, которая сломала их жизни. Теперь, чтобы найти друг друга, они должны будут обрести себя.

Глава 7

Кит

Из-за смены часовых поясов я пробуждаюсь в четыре часа утра. Какое-то время пытаюсь снова заснуть, но тщетно.

Шторы открыты. Между моим балконом и гаванью высятся офисные здания, но по краю центральной части города темнеет чернильная вода, отделяющая район от какого-то острова. Там сверкают огни, типичные огни ночного города. Лежа на боку, я представляю, как моя сестра крепко спит в одном из домов где-то неподалеку, и на нее светит та же луна, что и на меня. Я воображаю, как она встает и по пути в ванную, притягиваемая моим напряженным взглядом, останавливается у окна и смотрит на центральный деловой район и на мое окно, затерявшееся среди множества других окон. Она чувствует меня. Знает, что я здесь.

В далеком детстве, пока не появился Дилан, у каждого из нас была своя комната. Но с тех пор, как мне исполнилось пять, и до самого окончания колледжа, мы с сестрой всегда жили вместе. Сначала в комнате с видом на океан, где мы засыпали под шум волн, когда было открыто окно; потом в большой спальне нашей квартиры в Салинасе. Я долго привыкала к пустоте комнаты, в которой слышалось только мое дыхание. Теперь у меня есть Бродяга, и по ночам он заполняет эту пустоту, свернувшись клубочком в сгибе моих колен или положив мордочку на подушку у моей головы, словно мы с ним две кошки. За это я особенно его люблю. В такие моменты мне до слез жалко своего питомца, и я невольно задаюсь вопросами: куда подевалась его мать, какие ужасы ему пришлось пережить прежде, чем я принесла его в свой дом и оставила у себя?

Мысль о коте заставляет меня взглянуть на часы. В Санта-Крузе почти восемь утра. Мама уже, должно быть, проснулась. Я звоню ей, а сама, тихо ступая босыми ногами, иду к кухне, занимающей узкую полоску пространства у двери, и наливаю в чайник воду. В трубке гудки, гудки. Я уже отчаиваюсь услышать ответ. Меня охватывает знакомое чувство разочарования и тревоги: все-таки она не сдержала слова, не осталась с Бродягой. Думаю о своем несчастном коте, который доверяет только мне, ведь он столько всего натерпелся до того, как я его приютила. А теперь он в доме один…

В последний момент мама отвечает.

— Кит! Я здесь! — звучит в трубке ее запыхавшийся голос.

— Где? У меня дома?

Секундная пауза. Она знает, что я ей не доверяю.

— У тебя, Кит. Я во дворе была, поливала твои растения, а телефон в доме остался.

— Бродяга выходил с тобой на улицу?

— Ой, нет. Он даже из-под кровати не выползает.

У меня екает в животе. Я живо представляю его черную мордочку, лохматые лапы.

— Ты у меня ночуешь?

— Да, клянусь. Он ест и ходит в туалет, когда я ухожу. По-моему, он написал в твои теннисные туфли. Ты оставила их у входа.

— Наверно, заявляет свои притязания на меня. Свои вещи держи в шкафу.

— Так и делаю. У нас все хорошо, Китти. — Милое имечко. — Честное слово. У меня были кошки, я знаю, как с ними управляться.

— Ну хорошо.

— Всего-то два дня прошло. Привыкнет.

— Ты, главное, следи, чтобы он на улицу не выходил. Не надо, чтобы он меня искал.

— Не пущу, не волнуйся, — обещает мама урезонивающим тоном, и я осознаю, что веду себя как ненормальная, из-за того что не могу контролировать ситуацию.

Кошмар.

Я делаю глубокий вдох, протяжно выдыхаю.

— Ладно. Я тебе верю.

— Спасибо. А теперь рассказывай. Как там? Красиво?

Я возвращаюсь к раздвижным дверям, открываю их, впуская в комнату влажный воздух, и выхожу на бетонный балкон, находящийся на высоте восемнадцатого этажа.

— Потрясающе. Вода, холмы, экзотичные деревья… изумительно. Сегодня попозже пришлю тебе фотографии.

— Ой, было бы здорово. — Мама не спешит засыпать меня вопросами и комментариями, а ждет, когда я продолжу. Этот прием она освоила на встречах группы анонимных алкоголиков. Если б раньше им владела, мое детство было бы в десять тысяч раз лучше.

— Я была на месте пожара, — говорю я. — Вот честно, ума не приложу, что она могла бы там делать. В том ночном клубе, насколько можно судить, обычно тусовались юные азиаты, а не дамы европейского типа средних лет.

— Какая же она тебе дама средних лет?!

Я вскидываю брови.

— Если она действительно жива, ей теперь почти сорок три. А любой человек, перешагнув через сороковник, вынужден признать, что он вступил в фазу среднего возраста.

Мама пренебрежительно фыркает. Я слышу, как она затягивается сигаретой, хотя сама она думает, будто я не знаю, что она курит.

— Ну и какой твой следующий шаг?

— Если честно, понятия не имею.

— Покажи ее фотографию работникам магазинов в округе. Спроси, может быть, кто-то ее знает.

— Неплохая идея.

— Можно обратиться на телевидение.

— Если еще что надумаешь, — смеюсь я, — пиши, не стесняйся. А то это не самая сильная моя сторона.

— Если кто и может ее найти, так это ты, — говорит мама.

— А если не найду?

— Значит, не найдешь, — твердо отвечает она. — Но попытаться надо.

В трубке слышно, как во дворе моего дома в Калифорнии, за многие тысячи миль, поет голубая сойка. Это мне остро напоминает, что я очень и очень далеко от дома и вынуждена довольствоваться только собственным обществом. Как же мне одиноко на чужбине без своего кота и — да, признаю, — без мамы, с которой я привыкла видеться каждый день.

— Сделаю все, что в моих силах, — обещаю я. — А ты постарайся подружиться с Бродягой. Он нуждается в любви.

— Постараюсь. Вчера вечером я купила ему тунца, и он рискнул высунуть нос, чтобы его отведать.

— Это ты умно придумала, — смеюсь я. — Спасибо, мама. Скоро позвоню.

* * *

Я сажусь на кровати, скрестив ноги. Рядом ставлю поднос с чашкой чая. В номере чашки крошечные, так что сегодня надо будет купить где-то кружку. Гуляя по городу, я видела один из «Старбаксов», но как-то смешно и глупо, находясь за семь тысяч миль от дома, посещать кафе хорошо известного мне бренда.

Запустив ноутбук, я вывожу на экран карту квартала, где стоит сгоревший ночной клуб, и просматриваю названия магазинов в соседних зданиях. Я уже и сама видела, что это туристический район, здесь полно кафе, ресторанов и сувенирных лавок, где продают открытки и футболки. Но с одной стороны к нему примыкает Бритомарт, на первый взгляд, более престижный торговый район с более дорогими ресторанами, кофейнями, бутиками и прочими подобными заведениями. Возможно, Джози бывает в таких местах?

Даже вообразить трудно, что она теперь собой представляет? Во мне начинают бурлить эмоции — гнев, страх и некое странное ощущение надежды. Я пытаюсь мыслить аналитически. Как представить нынешний возраст человека, который сымитировал собственную смерть и начал новую жизнь вдали от родины? Почему она так поступила? Как живет теперь? Как жила последние полтора десятка лет?

Потягивая чай, я наблюдаю за командой уборщиков, пылесосящих пол в офисе напротив моих окон. И обдумываю возможные варианты.

Одна из моих последних встреч с Джози состоялась в ее очередной приезд в Сан-Франциско. Я училась в мединституте, занималась сутки напролет, а она, как всегда, принеслась в город, позвонила мне с таксофона рядом с пляжем.

— Может, встретимся?

Я закрываю глаза. До этого она приезжала в Сан-Франциско шесть-восемь месяцев назад, но у меня все равно не было времени. Джози предпочитала веселиться всю ночь, опустошать мою скудную кухню и снова идти за готовыми блюдами, ожидая, что платить буду я, хотя денег у меня было ноль, и питалась я, главным образом, печеным картофелем с некондиционными овощами, которые покупала в супермаркете с большой скидкой, да еще китайской лапшой.

— Джози, у меня дежурство.

— Да просто кофе выпьем или еще что-нибудь? Мы давно не виделись, Кит. Я соскучилась.

— Да, я тоже, — машинально ответила я, солгав. В жизни, бывало, сотни раз мне отчаянно не хватало сестры, но в те долгие одинокие дни в Салинасе после землетрясения, когда Джози с самозабвением предалась двум своим пристрастиям — серфингу и наркотикам, я наконец-то осознала, что по-настоящему она никогда не вернется ко мне. — Только у меня заданий уйма.

— Ладно, забудь, все понимаю. Мединститут — это не шутка. Я так горжусь тобой.

Ее слова затронули струнки в самой глубине души, всколыхнули тысячу воспоминаний о том, как сильно я любила ее.

— Хорошо, давай встретимся, — вздохнула я. — Ты где?

— Не бери в голову, сестренка. Правда. Я же все понимаю. Если времени нет, значит, нет. Просто хотела увидеться.

— Куда ты потом?

— М-м. Пока не знаю. На Бахе хорошие волны, но в Мексику я больше не хочу. Может быть, в Оз^[12]. Мы тут компанией подумываем о том, чтобы найти местечко на грузовом судне или еще как.

Чем дольше она верещала своим скрипучим чудесным голосом, тем сильнее я жаждала обнять ее.

— А знаешь что? Я смогу выделить пару часиков.

— Правда? Я не хочу ни от чего тебя отрывать.

— Ты не отрываешь. Одному богу известно, когда ты вернешься в Сан-Франциско. Я сейчас приеду. Ты где?

* * *

Мы встретились в кафе неподалеку от пляжа Оушен-Бич, у которого ее высадил какой-то парень с взлохмаченной белокурой шевелюрой и как минимум тремя кожаными браслетами на руке. Джози соскочила с грузовичка, всем своим видом напоминая существо из книг Чарльза де Линта — городского призрака или эльфа, гуляющего среди смертных. Поскольку она круглый год занималась серфингом, ее тело покрывал густой-прегустой загар; невероятно длинные волосы рассыпались по ее тонким рукам, опускаясь ниже пояса. Одета она была в крестьянскую блузку из индийского хлопка, шорты из джинсовой ткани и сандалии, и все особи мужского пола от шести до девяноста шести лет, завидев ее, в восхищении останавливались как вкопанные. С ее левого плеча свисал затасканный, но вполне крепкий рюкзак.

Заметив меня, Джози раскинула руки и припустила бегом. Я невольно двинулась к ней навстречу, принимая в свои объятия ее гибкое упругое тело. Мы крепко обнялись. Ее волосы источали запах свежего ветра, и меня, когда я ощутила его, обуяла тоска по серфингу, мне захотелось бросить учебу и помчаться с ней на пляж.

— О боже, — выдохнула она мне в ухо, руками обвивая меня за шею. — Как же я по тебе соскучилась!

Мои глаза обожгли слезы. К тому времени я постоянно держалась с ней настороже, но не прошло и двадцати секунд, как она увлекла меня в свой мир.

— Я тоже, — призналась я, на этот раз совершенно искренне. Пару минут я просто обнимала ее. Меня переполняла любовь к сестре, вытеснившая все остальные мысли. Главное — она была рядом, прижималась ко мне своим стройным телом, волосами касалась моего лица. Я отступила на шаг. — Отлично выглядишь.

— Свежий воздух, — усмехнулась Джози, трогая мое лицо. — А у тебя усталый вид.

— Мединститут.

В кафе, где все еще господствовал дух семидесятых — кабинки, обитые красной искусственной кожей, хромовая отделка, — мы сели у окна и заказали чизбургеры.

— Рассказывай. Все рассказывай, — попросила она, потягивая через соломинку кока-колу.

— Ммм… — замычала я, пытаясь придумать, о чем бы поговорить, кроме учебников, дежурств и конспектов. Я училась на третьем курсе и впервые проходила практику в больнице, что меня невероятно воодушевляло, но я ужасно уставала. — Даже не знаю, что сказать. Пашу, как папа Карло.

Джози понимающе кивнула, и я заметила, что глаза у нее красные. Под кайфом, как всегда.

— Ну, что ты делала вчера?

— Вчера… — Я протяжно вздыхаю, пытаясь вспомнить. — Встала в четыре, чтобы успеть в больницу к утреннему обходу. Потом мы делали обход всей нашей командой в хирургическом отделении, я ведь работаю с хирургами и ординаторами. Присутствовала на операциях по удалению желчного пузыря и аппендикса. — Я умолкла, чувствуя, что меня клонит в сон. Казалось, меня укачивает в медленно движущемся поезде. Я на мгновение зажмурилась. Тряхнула головой. — Что еще? Перед ужином посетила семинар, потом поела, потом вернулась домой и стала готовиться к утреннему обходу.

— Ни фига себе. — Джози вскинула брови. — Ты вообще спишь?

— Иногда, — кивнула я.

— Даже не верится, что ты станешь врачом. Я всегда хвастаюсь, какая у меня умница сестра.

— Спасибо. — Нам подали чизбургеры. От их солено-жирного запаха у меня потекли слюнки. Я наклонилась к тарелке, вдыхая этот аромат. — Умираю с голоду.

— И поесть не успеваешь. А серфингом хоть занимаешься?

— Иногда. Не часто, но бывает. Когда-нибудь этот этап будет пройден, и я стану жить как все.

Джози ткнула в меня ломтиком жареного картофеля.

— Только тебя будут величать «доктор Бьянки».

— Звучит как песня, — улыбнулась я, кладя на сыр соленые огурчики и томаты, добавляя горчицу. — Ну а ты как? Чем занималась на прошлой неделе?

Она рассмеялась. Смех у нее низкий, шелестящий, мгновенно приковывает внимание.

— Хороший вопрос. — Джози откусила чизбургер и, пережевывая кусок, кивнула, словно размышляла обо всем том, о чем могла бы рассказать. Салфетку она разложила на коленях, чем сразу напомнила мне маму. — Наверно, ты за один день делаешь больше, чем я за месяц. — Она аккуратно промокнула рот салфеткой, чтобы на губах не осталось кетчупа и жира. — Но вообще-то прошлая неделя была классной: мы гнались за ураганом вдоль всего побережья, от Флориды до самого Лонг-Айленда.

— Ничего себе. — Во мне всколыхнулась зависть. — И где были самые большие волны?

— В Монтоке. Тебе бы там понравилось.

— Ладно, ты меня проняла. Я исхожу завистью.

— То-то. — Она раздвигает губы в проказливой пленительной заразительной улыбке. Зубы у Джози белые, но не очень ровные, потому что ей нужно было носить брекеты, а родители так и не удосужились сводить ее к стоматологу. Первый раз мы попали к зубному врачу, когда уже учились в средней школе, и то лишь потому, что у Джози сильно разболелся моляр и Дилан настоял, чтобы ее показали кому-нибудь.

— Ты не думала профессионально заняться серфингом? — спросила я.

Помешивая соломинкой лед, Джози едва заметно улыбнулась.

— Не-а. Я не настолько хорошо катаюсь.

— Чепуха. Нужно просто сконцентрироваться, сделать это увлечение центром твоей вселенной.

Она лениво передернула плечом, скривила губы в пренебрежительной усмешке.

— Это неинтересно. Во мне нет твоего драйва.

Какое-то время я сосредоточенно жевала чизбургер, наслаждаясь настоящей едой — не из контейнера или коробки.

— Я так горжусь тобой, Кит, — снова сказала Джози.

— Спасибо.

— Как мама?

— Хорошо. Навестила бы ее.

— Может быть. — Она опять пренебрежительно передернула плечом, словно отмахиваясь от моих слов. — Я здесь ненадолго.

Должно быть, во мне заговорила зависть или я слишком соскучилась по ней, а может, я испытывала одновременно и то, и другое, но что-то такое заставило меня спросить:

— Ты намерена всю жизнь так вот скитаться?

Джози встретила мой взгляд.

— А что в этом плохого?

— Ты должна пойти работать, получить профессию, чтобы ты могла содержать себя…

— Когда стану старой и безобразной?

— Нет, — морщусь я.

— Кит, у меня ведь не твои мозги. Я плохо училась в школе, ни один приличный вуз меня не возьмет, так что, по сути, выбор у меня небольшой: либо мучиться в каком-нибудь дрековском местном колледже, либо перебиваться случайными заработками, скользить по волнам и любить свою жизнь.

— И ты ее любишь?

— Конечно. — Но я успела заметить, как взгляд ее вспыхнул, прежде чем она опустила глаза.

Ссориться я не хотела.

— Замечательно. Я тоже горжусь тобой.

— Не говори того, чего не думаешь.

Я быстро склонила голову, и потом уже до самого конца наша беседа носила исключительно учтивый характер. Джози буквально вылизала свою тарелку, съев даже листик салата, а потом вытерла рот. Облачный свет, падая в окно, бликами играл на ее ярких волосах и кончиках ресниц. Я на мгновение перенеслась в детство. Мне три года, я прижимаюсь к ней, слушая, как она читает вслух. Мне пять лет, в спальном мешке я лежу рядом с ней в палатке. Эти картины отозвались болью в душе. Как же мне ее не хватало, когда она меня покинула! До сих пор не хватает. Я отвожу взгляд, думаю о тесте по иммунологии. Факты и цифры, факты и цифры.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, как могло бы все быть, если б Дилан не появился в нашей жизни? — внезапно спросила Джози. — Или землетрясение не разрушило ресторан?

Ее слова буквально врезались в броню моего сердца.

— Я стараюсь смотреть вперед.

— Ну а все-таки? Что если бы папа по-прежнему был в «Эдеме», радовал всех своей стряпней, и мама, может быть, разобралась бы со своими проблемами, и мы приезжали бы домой на выходные и праздники, и папа рассказывал бы анекдоты, и…

— Прекрати. — Я закрыла глаза, мне больно дышать. — Пожалуйста. Это выше моих сил.

Безысходность в ее лице придавала выразительности линии скул и глубины — темным глазам.

— Что было бы с нами без него? — Качая головой, она обратила на меня затравленный взгляд. — Кит, наши родители были ужасны. Почему они так наплевательски относились к нам?

— Не знаю. — Суровым тоном я воздвигаю стену, отгораживающую меня от прошлого. — Я должна думать о настоящем.

— Почему мы не смогли спасти Дилана? — не унималась Джози, игнорируя мои намеки. Слезы застилают ее глаза, скапливаясь у кромки нижних век, но по лицу не текут. — Ты по нему не скучаешь?

Я стиснула зубы, не давая воли собственной скорби.

— Скучаю, конечно. Постоянно. — Я опустила голову и, помолчав, добавила: — Но его нельзя было спасти. Он уже был сломлен, когда пришел к нам.

— Может быть, — срывающимся сиплым голосом отозвалась она. — А вдруг его что-то толкнуло на этот последний шаг? То есть…

— Что могло его толкнуть, Джози? — с раздражением в усталом голосе перебиваю ее я. Подростками мы миллион раз обсуждали это. — Он был обречен умереть молодым. Ничто не толкало его через край, кроме собственных демонов.

Кивнув, она смахнула со щеки слезинку, которая все же рискнула выкатиться из глаза, и устремила взгляд в окно.

— Он ведь долго был счастлив, да?

Я беру ее за руку.

— Да, пожалуй.

Не поднимая головы, Джози стискивает мою ладонь. Свесившиеся волосы, словно занавес, укрывают ее лицо. Туман захлестывавших меня эмоций рассеялся, и я объективно взглянула на сестру, как на незнакомого пациента, явившегося в пункт первой помощи. Худая молодая женщина с сухой кожей и потрескавшимися губами. Организм обезвожен, отметила я. Возможно, наркоманка. И мною внезапно овладело горячее желание защитить ее.

— Мне ужасно не хватает всех, — невольно промолвила я. — Папы, Дилана, Уголька. — В моем голосе появляется хриплость. — По нашей собаке я тоскую так, будто мне руку отрезали. Богом клянусь.

— Он был самый лучший пес на свете.

— Это уж точно, — кивнула я, тряхнув головой, чтобы убрать волосы с лица. — Я скучаю по ресторану. По террасе, по навесу. По нашей комнате. — Я делаю глубокий вдох. — По ночевкам в палатке на берегу. Это было так здорово.

— Да.

Кончиком пальца она проводит по шраму на лбу.

— Землетрясение все разрушило.

— Да, наверно. — От раздражения у меня стало зудеть в спине. — Хотя Дилана и Уголька к тому времени в живых уже не было.

— Да знаю я. Ну что ты все портишь в такой момент? Вечно тебе надо подковырнуть.

— Я не порчу. Просто констатирую факт. Это реальность. — Факты и цифры.

— Ну да. Только реальность не всегда совпадает с представлениями о ней. Не все вписывается в рамки простого изложения фактов.

Как наши родители. Как наше детство. Как землетрясение.

— Тебя ведь даже там не было в тот день, — не выдержала я. Это был один из тех редких моментов, когда мне яростно хотелось высказать Джози все, что я о ней думаю. — Несколько часов я одна сидела на краю утеса, понимая, что отца, скорее всего, уже нет в живых. А ты помнишь только одно — что разбила голову.

— О, Кит! — Она схватила меня за обе руки. — Боже мой, прости. Ты права. Наверно, это было ужасно.

Я не отняла у сестры свои руки, но закрыла глаза, чтобы не смотреть на нее.

— Я знаю, что в Санта-Крузе тоже было страшно, но…

Джози быстренько встала со своего места и, пересев в кабинке на мою сторону, обняла меня.

— Прости. Я порой жуткая эгоистка.

Меня обволакивал запах Джози, ее аромат, не похожий ни на что на свете, и я забылась в своей любви к ней, в своем обожании, в своей ярости. Изголодавшиеся по ней клетки моего привыкшего к одиночеству тела блаженствовали несколько долгих минут. Потом я от нее отстранилась.

— Жизнь — сложная штука.

— Пожалуй.

— Но я не могу представить, какими мы были бы без Дилана. А ты?

Даже не хочу представлять.

— Это неважно. Как есть, так и есть.

Теперь пришла моя очередь отвести глаза, устремить взгляд в окно, на океан, сливающийся вдали с пустынным синим горизонтом.

— Может, теперь по берегу прогуляемся, — предложила я. — Глядишь, найдем русалочьи монеты.

— Это была бы большая удача, — заметила Джози.

Именно в тот день мы сделали себе татуировки, сидя бок о бок в салоне тату близ пляжа Оушен-Бич в сгущающихся сумерках. Это решение было принято спонтанно.

Я провожу пальцами по татуировке. Элегантная искусная работа. Я никогда не жалела, что решилась на это, хотя ни прежде, ни потом ничего столь опрометчивого не совершала. Возможно, мне просто хотелось снова сблизиться с сестрой.

Удача, думаю я теперь, сидя на кровати в Окленде и наблюдая, как светлеет горизонт. Не сказать, что ей очень уж везло, но в свое время, слишком уверенная в своей правоте, я этого не замечала.

Джози. Красавица. Умница. Но такая непутевая. Обреченная.

Какой стала та женщина, с которой я виделась в тот день в Сан-Франциско? Кого я найду: тусовщицу, которая все так же ездит по миру, гоняясь за хорошей волной? В принципе, для этого она уже немолода, но, вообще-то, с нее станется. Или, может быть, она нашла способ совместить свою страсть с работой, как те женщины, что открыли в Санта-Крузе женский магазин по продаже принадлежностей для серфинга? Или, возможно, она просто наркоманка, в хлам прокуривает свою жизнь.

Маленькими глоточками я потягиваю остывающий чай. Нет, вряд ли она наркоманка. В какой-то момент она должна была развернуться, иначе бы не выжила. В нашу последнюю с ней встречу ее зависимость достигла крайней точки, и только чудо могло бы ее спасти.

На экран ноутбука я вывожу кадр из программы новостей, в который она попала. На удивление четкий снимок. И в чертах ни намека на беспутство или утомление. Стрижка дорогая, стильная, или, может быть, она только-только из парикмахерской. Лицо не обрюзгшее, как у горьких пьяниц, да и вообще она выглядит так же, как пятнадцать лет назад, ни на йоту не старше. Классическая Джози. Все такая же прекрасная. Такая же стройная.

Такая, какой была всегда.

Где же ее искать?

Я подхожу к раковине, выливаю холодный чай, снова наполняю чайник и, пока вода кипятится, стою со сложенными на груди руками, прислонившись к столу.

Решая медицинские головоломки, я научилась всегда, всегда опираться на известные факты. Пациентка больна чем-то непонятным — начинай сначала. Боль в желудке и сыпь. Что она ела? Чем занималась последние двадцать четыре часа? Сколько ей лет? Живет одна? Питается с друзьями или с родными? Принимает душ?

Итак, что мне известно о Джози?

Нет, не то.

Начнем с факта: пять дней назад блондинка со шрамом, точь-в-точь как у моей сестры, попала в телекамеру возле объятого пожаром ночного клуба.

Чайник со щелчком отключается. Я заливаю кипятком чайный пакетик в маленькой чашке, жалея, что у меня нет с собой кружки, в которой чай дольше бы оставался горячим, пока я работаю за компьютером на кровати.

В котором часу снимали репортаж о пожаре? Я нахожу на кадре с блондинкой отметку времени: десять вечера. По новозеландскому времени. У меня тогда было два часа ночи. Все сходится. Должно быть, я ухватила один из первых репортажей.

Ладно. Какие заведения в этом районе могли быть открыты в пятницу в десять вечера? Да почти все, выясняю я. Все рестораны, все клубы и бары.

Вернемся к фактам. Судя по стрижке и дорогому свитеру, женщина она, видать, состоятельная. Может быть, встречалась с друзьями… Я листаю карту, высматривая возможные варианты. Мое внимание привлекает одно заведение — итальянский ресторан в Бритомарте, престижном торговом районе близ гавани. Его адрес я пересылаю на свой телефон. Пойду туда, покажу фото сестры. Может, ее там видели. Или даже лучше: может, ее там знают. Может, она там часто бывает.

Но сейчас все закрыто, ведь еще только начало восьмого. Меня снедает нетерпение. В отеле есть бассейн. Спущусь туда, поплаваю немного, потом вернусь в номер и приведу себя в порядок, чтобы не стыдно было показаться на люди.

Примечания

12

Одно из разговорных наименований Австралии.