Первый царь

Бари Сыч, 2020

Воин ищёт славы, наёмник золота, а принцесса в изгнании желает вернуться домой. Легка жизнь степняка, ценящего лишь приключения. Ради чего скитается по руинам и древним гробницам таинственная путешественница не знает никто. Все эти люди встретятся с юным княжичем. Все они поучаствуют в его затеях, ибо наследник великого князя Лубравского принял всерьёз слова отца, дескать, пора собирать земли одного языка под одну руку. История эта началась с того, что на краю мира переводчик имперского аристократа ввязался в кабацкую драку. Мелочь, но круги по воде дошли ой как далеко…

Пролог. Первая зима.

Дым в кабаке стоял коромыслом. Хоть и был вечер буднего дня, а свободных мест оставалось немного. В славном Дестмане всегда хватало публики, желающей промочить горло добрым глотком, тут же высушить его веселой песней и повторить глоток. Жил город с торговли, и народец в нем гостил, рядился да гулял самый разный. Для иных и утро не помеха веселью.

— Ты чьих, парень, будешь? — спросили толмача из-за соседнего стола. — Почто смотришь так дерзко?

Ватага, пировавшая там, состояла из наемников, пришедших с доброцким купцом. Это было видно и по их одежке, и по выговору. Гуляли охраннички от души и тратили серебро широкой рукой. Выпито и съедено уже немало, но не было им еще случая похвалиться силушкой да удалью. Толмач же скромно поужинал и пил светлое пиво. И вовсе не смотрел он на гуляк дерзко, раз лишь позволил себе глянуть, когда заорали они уже совершенно сверх всякой меры. Бросил взгляд из-за плеча да скривил губы, что и не осталось незамеченным.

— Я — человек маркграфа Линдена! — ответил толмач гулякам.

— А! — провозгласил один из них. — Линденская Марка! Был я там по молодости! Пропащее местечко!

— Что так? — загомонили его товарищи.

— Сама марка — меньше Ключицкого удела, — стал делиться впечатлениями рассказчик. — А народу там живет больше, чем в княжестве Доброцком!

— Эка ты хватил!

— Ну, может, и поменьше чутка, но теснотища там жуткая, — не смутился рассказчик. — От той тесноты болезни там великие и злоба людская.

— Что ж там за граф такой? — снова загалдели гуляки. — Безрукий? Али меча нет? Почто землю не воюет?

Это было оскорбление, ибо неуважение к хозяину унижает и слуг. Но толмач решил его снести. Их — восемь, он — один, ссориться не с руки. Не для того он пробивался с самых низов, постигал языки и ходил в учениках, чтобы ему свернули шею в пьяной кабацкой драке. Видит Священный Огонь, его путь слишком тернист. Совершенно невозможно наплевать на все в двух шагах от успеха.

Толмач вспомнил, как бродяжил с девяти лет, когда всю семью сгубило моровое поветрие. Он голодал. Жил подаянием, если не удавалось ничего украсть, или воровством в те дни, когда подавали скудно, а глаз примечал добро, плохо лежащее. Его кидало по всему востоку Империи, и лишь чудом он не был повешен как вор. Уберег Огонь и от того, чтобы стать подручным у грабителей и пойти по стезе лихого люда. Конец у той дороженьки лишь один — возле виселицы.

Он поступил к толмачу, плохонькому, не из гильдии. Как бы учеником, а более того — в услужение, ибо учитель его на уроки был скуп. К ледяным демонам в пасть те годы! Они оказались столь же голодными, как и времена бродяжничества, а воровать приходилось ничуть не реже, ведь свои скудные гроши учитель поедал и пропивал в гордом одиночестве, угощая мальчишку лишь зуботычинами.

Оказался ученик сметливым и любознательным, с чуткими ушами и крепкой памятью. Сам наслушался и нахватался. Кончилось все в один прекрасный день, когда купец, нанявший вечно полупьяного толмача, заметил, что его ученик переводит куда бойчее. Негоциант нанял мальчишку. Так он стал работать сам.

Завершилось обучение, зато начались годы труда, которые привели юношу в услужение к маркграфу Линдена. Аристократ собрался в паломничество по святым местам, и мажордом искал человека, что организует проезд господина по восточным землям Империи к морю, в портовый город Дестман. Это был счастливый жребий. По спеси своей, маркграф ждать не расположен, а все именитые толмачи оказались наняты или пребывали в других краях. Если все сделать правильно, то награда будет дороже золота или серебра. Молодой человек заработает имя. Тогда его примут в гильдию, благо на вступительный взнос он уже почти скопил, не хватает репутации. А толмач с гильдейской бляхой — совсем другие сферы. Через пару-тройку лет он сам наймет охранников, способных разъяснить пьяному быдлу, кто есть кто и куда смотреть не стоит. Злоба поднималась к горлу, но толмач всеми силами душил её, уткнув взор в кружку.

— Да у парня говор-то шиклинский, — заорал рыжебородый охранник, который выглядел пьянее других. — Они привыкли кому попало служить!

Собутыльники загоготали одобрительно, застучали кулаками по уставленному кружками и тарелками столу, так ретиво, что посуда начала подскакивать, а крайняя — и вовсе рушиться на пол. Это обстоятельство подогрело веселье буйной ватаги.

Стерпеть такое оскорбление было уже решительно невозможно, как невозможно заработать имя тому, кто позволяет помыкать собою. Толмач обернулся к нахалу.

— Ты так говоришь, потому что принял меня за кого иного или оскорбить хочешь? — поинтересовался он у пьяного злым голосом.

— Ты посмотри, как загорелся, — засмеялся рыжий.

Намек на его веру взъярил огнепоклонника, взор на мир окрасился красным, а стук крови в ушах стал нестерпимым. Укол был тем больней, что семья толмача поклонялась духам леса, как заповедано исстари. Однако вера предков не помогла им, и сирота обратился к Священному Огню, ибо на том крайне настаивал учитель, побуждая как перстом, так и пестом.

— Чего еще ждать от грязных язычников! — выкрикнул он, багровея от злобы. — Дикарям неведома честь!

— Ах ты, мразь! — заорали охранники, но голоса их были довольными.

Они полезли из-за стола. Кабацкая драка — первая потеха наемника. Да и шиклинские с доброцкими — враги старые. Хоть и было народу в трактире немало, но публика очистила ту часть распивочной, где сидел толмач. Охотников связываться с пьяной и лихой компанией не нашлось, зато поглазеть на драку выпивохи завсегда рады.

Мебель в трактирах дестманских тяжела, нарочито для того, чтобы нельзя было употребить её в потасовке. Пришлось толмачу положиться на увесистую пивную кружку.

Вышибала трактирный стоял в двери, поигрывая короткой дубинкой, обшитой кожей. Он ждал момента, когда драка стихнет, или силы дерущихся ослабнут настолько, что он сможет утихомирить оставшихся на ногах славным ударом или крепким словом. Еще его задачей было следить, чтобы никто из дерущихся не сбежал, не оплатив ущерба. Урон посуде кабатчик с драчунов должен взыскать в полной мере, мебели же ничто не грозит.

Сам хозяин кабака не покинул места за стойкой и даже слова не сказал. К нему начали подходить посетители. Они оставляли на дубовой столешнице монеты и бросали по короткой фразе. Слов тех толмач не слышал, но о значении догадывался — ставки. На помощь рассчитывать не приходилось. Как и всегда, как и всю его жизнь. Каждый сам за себя, только Священный Огонь греет всех.

Толмач отбивался довольно ловко. Удалось сбить с ног двоих нападавших, но остальные загнали юношу в угол. Поняв, что эти разгоряченные выпивкой наемники могут покалечить до конца жизни, причем, конец ждать не заставит, толмач достал кинжал. Посетители загудели, в большинстве своем — неодобрительно.

— Назад, собаки! — заорал юноша скорее в испуге, чем в ярости.

Теперь надо было продержаться. Увидев кинжал, трактирные не могут не позвать стражу. Толмач лучше оплатит виру за обнажение стали, чем будет ходить с костылями и мочиться кровью.

— Дай я! — крикнул один из наемников.

Остальные сделали шаг назад. Вестимо, охочий до схватки гуляка пользовался уважением и почетом. Что это непростой охранник — видно и по одежде, довольно богатой, и по манере держаться. В нём угадывался вожак. Он приблизился к толмачу и подставился. Отступать было некуда, и шиклинец ударил противника, желая ранить, но не убить. Громила же перехватил руку с кинжалом, выкрутил по-хитрому, и путь клинка завершился в животе у толмача.

— Вот так, паря, вот так, — сказал доброцкий, отступая. — Не суйся в волки, коли зубы телячьи.

— Хозяин! — гаркнул рыжий охранник, стирая кровь с лица, разбитого ударом пивной кружки. — Пива нам! Живо!

Толмач умирал. Рана была глубока и обильно кровила. Всякий, кто видал достаточно ран, понимал — молодого человека только что убили, пусть он еще и дышит. Посетители шумели, обсуждая драку и поединок, её увенчавший. Многие уже выпивали. Сделавшие ставку на гибель толмача, потянулись к кабатчику за выигрышем. Оказалось их немного, поэтому денежки им доставались немалые. По лицу хозяина заведения нельзя было прочитать ни досады, ни довольства.

— Ты все видел? — спросил убийца у вышибалы.

— Все, — кивнул тот в ответ. — Парень сам достал нож.

По законам веселого Дестмана, если кто обнажит в городе сталь и пострадает, то сам виноват. Стража не будет спрашивать за эту смерть с охранников.