Любовь воительницы

Бертрис Смолл, 1983

Царица Зенобия. Имя этой прославленной воительницы овеяно легендами, утверждающими, будто она была прямым потомком самой Клеопатры, которой не уступала ни очарованием, ни умом, ни отвагой, ни политическими амбициями… амбициями, которые и втравили ее, повелительницу Пальмиры, в войну с противником, не знавшим поражений и не выбиравшим способов достижения победы, – всемогущим имперским Римом. Однако Бертрис Смолл в своем романе ищет за легендами истину, а за маской политика и полководца – женщину. Прекрасную, страстную, тонко чувствовавшую женщину, всю жизнь любившую лишь одного человека – мужественного полководца, принадлежавшего к враждебным ей римлянам. Есть ли у этой любви хоть какие-то шансы на будущее? Время покажет…

Bertrice Small

Beloved

© Bertrice Small, 1983

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

Пролог

Ночь выдалась темная и душная — ни намека на ветерок. И ничто не колыхало листья величественных финиковых пальм. Небо усыпали яркие, как бриллианты, звезды, и вокруг установилась абсолютная тишина — словно само мироздание притихло в ожидании чуда. А на окраине Пальмиры, большого города-оазиса, стоял на отшибе дом знаменитого вождя воинов бедави^[1], Забаая бен-Селима, и в том доме мучилась в родах женщина, пытавшаяся произвести на свет ребенка. Ее стройное белое тело, покрывшееся потом, то и дело напрягалось в родовых муках, но она терпела боль стоически, не издавала ни звука, ибо считала стоны и крики слабостью характера — ведь она покорила Забаая отнюдь не слабостью.

В полузабытьи она вспоминала день, когда впервые встретила его. Он тогда по каким-то делам приехал в дом ее отца в Александрии и по ошибке зашел в сад на женской половине. Их взгляды встретились, и ее прелестные серо-голубые глаза широко распахнулись под пылким взором его черных глаз. Ее чарующие розовые губки чуть приоткрылись, а юные груди, вздымавшиеся от нахлынувших эмоций, каких она никогда раньше не испытывала, возбудили его страсть. Они тогда не обменялись ни единым словом. Он даже не спросил, как ее зовут, — просто нашел выход из сада, отыскал ее отца и попросил ее руки. Это было большой дерзостью с его стороны, ведь ее отец являлся не просто одним из богатейших людей Александрии, но еще и прямым потомком Клеопатры — последней великой царицы Египта.

По римскому обыкновению Симон Тит предоставил дочери свободу выбора. «Чего ты хочешь?» — спросил он. Она хотела Забаая бен-Селима, этого человека из пустыни с пронзительными черными глазами — мужчину с ястребиным взглядом, пленившего ее в один миг — и навсегда. И какое ей было дело до того, что он на двадцать два года старше, что у него уже имелась одна законная жена, а также несколько наложниц. И пусть даже ребенок, которого она ему подарит, займет второстепенное положение по линии наследования. Значение имела только ее любовь к этому мужчине, и потому Симон Тит, пусть неохотно, дал свое согласие.

Они поженились через месяц, и ей пришлось покинуть роскошный отцовский дом в Александрии и начать новую жизнь, где приходилось полгода кочевать по сирийским пустыням, а еще полгода жить в прекрасном городе Пальмире; таков был обычай бедави — проводить знойное лето в чудесной Пальмире.

Внезапно ужасная боль — гораздо более сильная, чем все, что было до этого, — пронзила все ее тело, и Ирис до боли прикусила губу. «Скоро все закончится, и дитя наконец родится», — сказала она себе.

— Тужься, Ирис, тужься… — говорила ей Тамар, старшая жена Забаая.

— Айййййии! — хором закричали остальные женщины, заметив младенца, показавшегося между ног роженицы.

— Я и тужусь… — пробурчала в ответ Ирис.

— А ты давай сильнее!.. — не давала ей снисхождения Тамар. — Ребенок вышел только наполовину. Ирис, ты должна еще постараться!

Стиснув зубы, Ирис отчаянно потужилась — и вдруг почувствовала, как что-то мокрое и теплое выскальзывает из нее, опустошая. И боль чудесным образом начала утихать.

Тамар тотчас подхватила ребенка, подняла вверх и объявила:

— Это девочка! — Она протянула младенца другой женщине, а затем снова толкнула Ирис на родильное ложе. — Ты должна немного отдохнуть, и только потом все закончится.

— Но я хочу увидеть свою дочь! — воскликнула Ирис.

— Пусть Ребекка сначала смоет с нее родильную кровь. Ох, ты всегда слишком нетерпелива, — проворчала Тамар, при этом прекрасно понимавшая, что чувствовала мать в подобных ситуациях.

Спустя несколько минут Ирис протерли губкой, смоченной в прохладной розовой воде, и одели в просторную белую рубашку, а новорожденную девочку, которая громко закричала, появившись на свет, аккуратно запеленали и передали в руки матери.

Тамар взглянула на остальных женщин и приказала:

— Позовите господина Забаая! — Как старшей жене, ей все повиновались, и все относились к ней с уважением. Ведь именно ее сыну Акбару предстояло однажды стать во главе племени.

Внимательно посмотрев на Ирис, Тамар подумала: «Нет ничего удивительного в том, что Забаай ее полюбил. Она прекрасна со своей молочно-белой кожей, пепельными волосами и серо-голубыми глазами. Совсем не такая, как все мы…» И ведь эту женщину Забаай не просто любил — он с ней еще и разговаривал!

Минуту спустя Забаай вошел в комнату. Это был мужчина среднего роста и крепкого сложения, с сияющими темными глазами, с темной бородой и волосами, совершенно не тронутыми сединой, несмотря на сорок три прожитых им зимы. Его красивое лицо было словно высечено искусным скульптором — высокие скулы, ястребиный нос и крупные чувственные губы. Когда он вошел, все женщины, кроме Тамар и Ирис, опустились на колени. А он взглянул на двух своих жен, и взгляд его черных глаз смягчился; он любил их обеих — любил Тамар, женщину своей юности, и любил Ирис, утешение в старости. Остальные женщины давали ему разнообразие и случайное удовольствие, но лишь этих двух он ценил по-настоящему.

— Боги благословили тебя дочерью, мой господин, — сказала Тамар.

— Дочерью? — Забаай, казалось, удивился.

— Да, мой господин, дочерью.

Стоявшие на коленях женщины искоса поглядывали друг на друга — в своей зависти они с трудом скрывали злорадное ликование. У всех у них имелись сыновья, а лучшее, что смогла произвести на свет эта александрийская сучка, — это обычная девчонка. Они ожидали праведного гнева своего господина и надеялись, что он откажется от этой девки и прикажет выгнать ее вон, но вместо этого лицо их господина расплылось в улыбке, он радостно засмеялся и воскликнул:

— Ирис, о, Ирис! Ты опять поступила неожиданно и подарила мне то, чего до сих пор у меня не было! Ты подарила мне дочь! Благодарю тебя, моя прекрасная жена, благодарю!

Стоявшие на коленях женщины пришли в ужас. Хвалить роженицу за дочь?… Ведь все мужчины хотят сыновей — и чем больше, тем лучше. Как же так? Да и Забаай прежде хотел только мальчиков — он очень гордился своими тридцатью пятью сыновьями и даже помнил все их имена и возраст. Но самые проницательные из женщин поняли: великая любовь, которую их господин испытывал к Ирис, заранее прощала ей все недостатки. А Ирис засмеялась, и ее негромкий смех был полон озорного ликования:

— Разве я когда-нибудь делала то, чего от меня ожидают, господин мой?

Черные глаза Забаая смеялись ей в ответ. Он бросил взгляд на остальных женщин и коротко приказал:

— Оставьте нас.

— Только пусть Тамар останется, мой господин, — сказала Ирис; она не хотела обижать Тамар, которая всегда была к ней очень добра (не забывала она и о том, что если Забаай умрет, то ее судьбу и судьбу ее дочери будет решать Акбар, старший сын Тамар).

Забаай наклонился и посмотрел на свою новорожденную дочь. Он привык к крупным младенцам, к мальчикам, и теперь испытывал даже некоторое благоговение перед зачатой им хрупкой девочкой. Малышка спала, и ее длинные темные ресницы слегка трепетали на бледно-золотистой коже, а темные волосики торчали хохолком на красиво очерченной голове. И, странное дело, она хоть и спала, но ее крохотные ручонки двигались с трепетной неугомонностью, тонкие пальчики завораживали отца своими почти прозрачными миниатюрными ноготками. Забаай смотрел на нее с некоторой настороженностью — зная, как обращаться с сыновьями, он не совсем понимал, что нужно делать с дочерью, хотя это дитя (единственное из всех его детей) родилось от великой любви, которую он испытывал к матери новорожденной.

Немного подумав, Забаай откашлялся и изрек:

— Она… такая маленькая.

Ирис и Тамар весело засмеялись, и старшая жена пояснила:

— Девочки обычно всегда меньше при рождении, мой господин.

Вождь снова откашлялся. Он почувствовал себя немного глупо, но, с другой стороны… ведь это его первая дочь.

— А где же астролог? — вспомнил он вдруг.

— Я здесь, мой господин, — послышался скрипучий голос.

И в тот же миг из темного угла комнаты вышел сгорбленный старик с острым взглядом и длинной белоснежной бородой; одет он был в темную широкую мантию, расшитую серебряными звездами и полумесяцами. Старик низко поклонился своему господину, а тот спросил:

— Ты отметил точный миг рождения этого ребенка на небесах, чародей?

— Конечно, господин мой Забаай. В тот миг, когда твоя дочь выскользнула из лона своей матери, небесные тела Венера и Марс соединились. Никогда еще мне не доводилось видеть столь благоприятные знаки: они предвещают ей великие деяния.

— И что же это за великие деяния?

— Полностью составленная карта неба все нам откроет, мой господин, но я уже сейчас могу сказать следующее… Ваша дочь, повелитель, будет успешна как в любви, так и в войне, поскольку я вижу, что она уже и сейчас возлюблена Небесами.

Забаай с удовлетворением кивнул. Этот предсказатель являлся самым уважаемым астрологом Востока — он был известен большой точностью своих предсказаний, а также честностью.

Когда старик, попятившись, вышел из комнаты, Забаай с нежностью посмотрел на свою юную жену и проговорил:

— Как мне вознаградить тебя, любовь моя, за это чудесное дитя?

— Позволь мне самой дать ей имя, господин мой, — ответила Ирис.

— Да, хорошо, — с улыбкой кивнул вождь. В этот момент он невольно подумал о том, что другая женщина потребовала бы от него драгоценностей.

— И как же ты ее назовешь? — спросила Тамар.

— Зенобия, — тотчас последовал ответ. — Это та, жизнь которой подарил Юпитер.

— Зенобия?… — в задумчивости пробормотал Забаай. — Что ж, хорошее имя.

— А теперь, дорогая, ты должна отдохнуть, — сказала Тамар, забирая ребенка у матери. — Пусть Баб присмотрит за Зенобией, пока ты спишь.

Ирис утвердительно кивнула. Теперь, когда возбуждение от родов улеглось, она почувствовала слабость и усталость — ужасно клонило в сон. Тут Забаай встал и наклонился, чтобы поцеловать свою юную жену, а затем вместе с Тамар вышел из комнаты.

Оставшись одна, Ирис вздохнула и осторожно потянулась, пытаясь найти более удобную позу. До чего же ее дитя прекрасно! Завтра она прикажет принести в жертву ягненка в храме Юпитера, чтобы поблагодарить за свою дочь. Потом Ирис задумалась о предсказании астролога, которое не совсем поняла. Хотя… какое, в сущности, все это может иметь значение, если Зенобия уже получила Небесное благословение и защиту?

— Пусть боги будут благосклонны к тебе всю твою жизнь, дочь моя, — пробормотала Ирис, уже засыпая.

Примечания

1

Бедави — кочевое племя. — Здесь и далее примеч. пер.