Марджи Шэннон выросла в бедной семье, всю жизнь наблюдая за непростыми отношениями родителей. Она была твердо убеждена: когда ей выпадет шанс создать свою семью, все сложится по-другому. Но, выйдя замуж за соседского парня Фрэнки и вырвавшись из родительского дома, Марджи поймет, как сложно остаться верной своим идеалам и не растерять свои мечты, столкнувшись с суровой реальностью жизни. «Завтра будет лучше» – роман о попытке вырваться из замкнутого круга бедности и отчужденности и о том, как родители, желая дать детям самое лучшее, забывают дать им самое главное.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Завтра будет лучше предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 3
Подрастая, Марджи училась принимать вещи такими, какие они есть. Училась извлекать из них возможную пользу. Она благодарила случай за маленькие уступки и считала себя счастливицей, если ее ожидания оправдывались. Конечно, бывали и моменты горечи, и моменты бунта. Иногда ей думалось, что она заслуживает большего, что родители могли бы лучше понимать ее и, когда она совершает какой-то проступок, не обходиться с нею так, будто она сделала это нарочно, ведь вообще-то она не плохая, а если и злит чем-то маму, то только по глупости и по легкомыслию.
В минуты раздумий она горевала из-за вечных ссор между матерью и отцом. Но чаще всего ей казалось, что вся жизнь такова, как жизнь ее родителей. Все люди сосуществуют друг с другом так же.
Бедность не отпускала Марджи никогда, однако мертвую хватку настоящей нужды она ощущала редко. Привыкнув терпеть нервную обстановку и строгую дисциплину в семье, девочка восполняла нехватку свободы в школьных стенах, где ей дышалось привольнее, чем дома.
В семнадцать лет, имея за плечами два класса старшей школы, она чувствовала себя готовой попробовать мир на вкус. Ее переполнял оптимизм, свойственный молодым людям, которым жизнь кажется бесконечной и сияющей, молодым людям, которые считают себя кузнецами своих славных судеб и не хотят слушать избитых истин старшего поколения, уже успевшего попробовать жизнь на вкус и вынесшего из неравного боя согбенные окровавленные души.
Когда Марджи собралась устраиваться на свою первую работу, отец произнес небольшую речь. Опираясь на собственный опыт, он объяснил дочери, что два самых трудных дела в жизни — это поиск квартиры и поиск места, которое позволит за эту квартиру платить. Ничто так не сокрушает человека, как выселение по причине неожиданного или неоправданно сильного повышения квартирной платы. Тогда приходится скитаться по улицам в поисках нового жилья, которое тебе по карману. Вот, положим, ты его нашел, а хозяин не хочет тебя пускать: твоя работа, дескать, недостаточно надежна. Или ты совершил экономическое преступление — завел детей. «И ведь хозяина тоже понять можно, — признал Хенни справедливости ради. — Дети и правда все ломают».
С поиском работы так же. Если ты еще нигде не работал, то на тебе ярлык «неопытного», и мало кто из боссов захочет с тобой связываться. Если же ты работал, то тебе зададут трудный вопрос: «Почему вы ушли с прежнего места?» На уволенных работников без хороших рекомендаций смотрят кисло, ну а те, кто ушел по собственному желанию, считаются смутьянами или привередами. Кому нужен на заводе работяга, которому не угодишь?
Потому-то Хенни и держался так крепко за свое ненавистное место. Он знал: у него мало шансов найти что-то получше. Марджи тоже не должна была думать, будто поиск работы — это плевое дело.
Дочь слушала, но ни единому слову не верила. В последнюю пятницу июня она формально завершила свое образование, и ей не терпелось на следующий же день начать работать. Родители уговаривали ее немного подождать: мол, еще наработается, нечего спешить с переходом от школьных будней к трудовым. Марджи послушалась и спешить не стала. Начала искать работу только в понедельник — через три дня.
Она вышла из дома, вооружившись аккуратно вырезанной из воскресной газеты колонкой «Требуется помощница» и двумя письмами — от директора старшей школы, который удостоверял, что она умна и прилежна, а еще от приходского священника, который удостоверял, что она умна и благонравна. Письмо священника было важнее директорского, поскольку доказывало нееврейское происхождение предъявительницы, тем самым избавляя ее от нужды преодолевать барьер нетерпимости.
Начать Марджи решила с манхэттенских объявлений. Ей казалось, что работать в центре Нью-Йорка — это шикарно. Она мечтала о новом мире, о ежедневных поездках через Уильямсбергский мост над Ист-Ривер, о котором она читала в учебнике истории[6].
Была у Марджи и еще одна глупая сентиментальная мечта — в субботу, получив жалованье в фешенебельной нью-йоркской конторе, купить коробку конфет в знаменитом магазине сладостей «Лофт» и привезти маме. Она пришла бы в восторг и каждую неделю стала бы ждать угощения. Изредка Марджи покупала бы тонкие имбирные пряники — удивительно вкусные штуки!
Эти теплые мечты очень скоро смыл ледяной душ реальности. Те две вакансии, с которых Марджи начала поиск, были заняты за несколько часов до ее приезда. Начальник второй конторы объяснил: только что прошли выпускные экзамены в сотнях нью-йоркских школ, и теперь тысячи юношей и девушек жаждут получить работу — любую работу. Он, начальник, потому взял на себя труд растолковать это Марджи, что у него самого дочь на днях окончила Бруклинскую женскую старшую школу, и он понимает, каково сейчас молодежи.
В третьем объявлении значилось: «Требуется секретарь». Контора оказалась совсем маленькая: сурового вида женщина, стол, стул и пишущая машинка. Женщина спросила, готова ли Марджи прямо сейчас напечатать на машинке диктант. Увидев ее замешательство, дама жестом предложила ей сесть и пообещала диктовать очень медленно. Марджи, разумеется, печатать не умела, но решила попробовать. Выглядело все просто: давай жми на клавиши с буквами. Женщина, закурив, протянула ей листок бумаги и стала ждать, когда она приготовится. К своему немалому смущению, Марджи не смогла даже вставить лист в машинку — пробовала и так, и сяк, однако не совладала с хитрым механизмом. Женщина сначала наблюдала за нею полунасмешливо-полусочувственно, а потом сказала утомленным голосом:
— Блефовать, сестренка, ты не боишься. Я люблю девушек, которые не боятся блефовать, но эта работа тебе не по зубам. Просто не по зубам. Я ищу кого-то, на кого смогу положиться, и с виду ты как раз такая — туповатая и честная. Но требованиям не соответствуешь. Позволь, сестра, дать тебе совет: забудь о том, чтобы самой зарабатывать себе на жизнь. Зааркань какого-нибудь парня, который на тебе женится и будет тебя содержать. Роди парочку детей и забудь о деловом мире. Ну а теперь, — заключила женщина скучающе и устало, — проваливай.
Марджи, пятясь, вышла. В каком-то смысле она даже обрадовалась, что не получила эту работу. Хотя ей было бы любопытно посмотреть, чем же именно контора занимается. На столе возле машинки лежал наполовину исписанный листок. Заголовок гласил: «Работа с почтой. Ежедневное вознаграждение», а сам текст начинался так: «Зачем бросать деньги на ветер? Вдова известного жокея, имея хорошие связи…» Больше ничего Марджи прочитать не успела.
Из пятидесяти центов, которые дала ей мама, осталось только пять, а времени было три часа пополудни. Ехать еще куда-нибудь смысла не имело: все сразу поймут, что она неудачница — потратила на безуспешный поиск работы первую половину дня. Иначе стала бы она ходить по объявлениям до вечера?
Когда Марджи пришла домой и отчиталась о своем путешествии, Фло разразилась многочисленными «Я же тебе говорила…»:
— Я же говорила тебе не ездить в Нью-Йорк! Я же говорила, что в Бруклине у тебя шансов больше! Я говорила, что глупо устраиваться на работу так далеко от дома! Я говорила тебе, что на Манхэттене ты не найдешь и не увидишь ничего такого, чего в Бруклине нет! Ты меня послушала?.. Теперь-то ты видишь, что мать была права!
Фло была из тех бруклинцев, которые унаследовали воинственную преданность месту своего обитания от родителей — патриотов, однажды едва не развязавших гражданскую войну ради защиты малой родины. Они всерьез подумывали о пушках и земляных валах, когда алчный Нью-Йорк поглотил Бруклин, низведя этот славный самостоятельный американский город до ранга «района».
Марджи уже не питала ненависти к Манхэттену, но, как и мать, считала его отдельным городом. Ей он представлялся далеким, незнакомым и роскошным. Конечно, она хотела бы получить там работу и предприняла такую попытку, но потерпела неудачу. Поэтому теперь ее мысли с теплотой обратились к Бруклину. Поспешно развив в себе патриотизм, она пришла к выводу, что для человека прямого и честного это самое подходящее место. На следующий день Марджи продолжила поиск работы, положив в сумочку вырезанное из бруклинской газеты «Стэндард Юнион» объявление, согласно которому фирме «Томсон-Джонсон», продающей товары по почте, требовался сотрудник для работы с корреспонденцией — не обязательно опытный, но готовый учиться.
Склады и конторы этого почтового магазина располагались в деловой части Бруклина. Как выяснилось впоследствии, предприятие было маленькое и обслуживало главным образом мелких фермеров Лонг-Айленда и Нью-Джерси.
На трамвае можно было доехать почти до самого места, однако Марджи специально вышла пораньше, чтобы пройтись по Фултон-стрит и поглазеть на витрины больших универсальных магазинов. Шагая так медленно, как только может себе позволить человек, ищущий работу, она полюбовалась нарядами, выставленными за огромными зеркальными стеклами, а перед витриной «Эйбрехем энд Строс» даже остановилась довольно надолго, чтобы восхититься шляпкой в стиле императрицы Евгении[7], после чего свернула в переулок, ведущий к «Томсону-Джонсону».
Проходя мимо крошечного магазинчика, демонстрировавшего большую часть своего товара на узком тротуаре, Марджи заметила вывеску «Требуется девушка» и на секунду забыла о том, куда шла. Она подумала, как замечательно было бы стать цветочницей: проводить дни в окружении прекрасных растений, обслуживать галантных покупателей («Полагаюсь на ваш вкус», — говорили бы они ей), заворачивать изысканно собранные букеты в мягкую блестящую зеленую бумагу. Неподвижно глядя на объявление, Марджи размечталась: может, по субботам хозяин будет отдавать ей распустившиеся розы, которые вряд ли достоят до понедельника? До чего же здорово — в конце каждой рабочей недели приносить маме букет! Почти так же хорошо, как конфеты «Лофт».
Марджи вошла в магазинчик размером не больше обычной ванной комнаты. Весь пол был заставлен срезанными цветами в зеленых ведерках. Только узкий проход вел к холодильнику, перед которым стоял столик с кассовым аппаратом, рулоном тонкой зеленой вощеной бумаги и горой распустившихся роз на длинных стеблях. За столиком работал сухопарый моложавый брюнет. Он обрывал наружные лепестки, оставляя только сердцевину, и ставил цветы в ведро с надписью: «Розовые бутоны, 50 ц. за дюжину». Заметив Марджи, мужчина закончил ощипывать очередную розу и вытер руки о черный фартук.
— Чего желаете? — спросил он, приняв вошедшую за покупательницу.
— Я проходила мимо… — начала она.
— Есть чудесные гладиолусы, непременно раскроются.
— Нет, я не собираюсь ничего покупать. Просто мне попалось на глаза ваше объявление «Требуется девушка», а я как раз ищу работу…
С секунду цветочник внимательно изучал Марджи. Потом взял новую розу, оборвал ее и только после этого ответил:
— Место уже занято.
Ему действительно нужна была помощница, а Марджи на самом-то деле откликнулась на объявление первой. Но и за секунду он успел понять, что она не подходит. Она казалась умной и честной, однако он искал девушку другого типа. У него, видите ли, была жена, которая очень охотно делила с ним стол, но по какой-то не вполне понятной ему причине насмешливо отказывалась делить постель. Поэтому цветочник чувствовал себя одиноким и смотрел на жизнь уныло. Конечно, он не рассчитывал за десять долларов в неделю приобрести любовницу. Но ему хотелось, чтобы, когда он превращает увядающие цветы в свежие, рядом с ним за прилавком стояла фигуристая надушенная дамочка. В узком проходе они иногда задевали бы друг друга локтями. Словом, ему хотелось наполнить крошечную комнатушку ощутимой аурой податливой трепетной женственности. Он предпочел бы видеть возле себя кудрявое существо в платье с бантиками и смотреть, как это создание, неторопливо покачивая бедрами, переставляет ножки в туфельках на высоких каблуках и с розетками на носочках. Та девушка, которая стояла сейчас перед ним — просто одетая, аккуратно причесанная, — явно ему не подходила.
Не в силах мгновенно расстаться со своей мечтой, Марджи попробовала возразить:
— Табличка все еще висит…
— Не успел снять, — соврал цветочник.
— Понимаю… Все равно спасибо.
— Не за что, — сказал он любезно, радуясь, что дело разрешилось так быстро и просто.
Марджи медленно вышла, с тоской поглядев на цветы в ведерках. Не ускоряя шага, она немного побродила по кварталу и вернулась: объявление висело на прежнем месте. Осмелев от необъяснимой злобы, она вошла опять.
— Чего желаете? — сказал было цветочник, но, подняв голову, узнал Марджи. — Я же вам объяснил: девушка мне больше не нужна.
— Тогда зачем вы дурачите людей? Почему не снимете табличку?
— Хотя бы потому, что мне так нравится. Не ваше дело.
— Хорошо, — отступила Марджи. — Хочу попросить вас об одном одолжении.
— О каком? — буркнул цветочник.
— Скажите, почему вы меня не взяли.
Этот вопрос явно удивил его. Марджи пояснила:
— Видите ли, мне нужна работа, и я была бы вам благодарна, если бы вы растолковали мне, что со мной не так. Я исправила бы это, и мне не пришлось бы искать место очень долго.
— Ну, для некоторых мест вы очень даже подходите, — сказал цветочник. — Для службы в конторе, например. Но на такой работе, как у меня, вы должны были бы обслуживать клиентов, а для этого надо соответствовать моде.
— То есть как?
— Вы недостаточно модно выглядите, вот и все.
— Понимаю. Что ж, спасибо.
— Пожалуйста.
«Я недостаточно модная, — подумала Марджи, подходя к конторе Томсона и Джонсона. — То есть недостаточно привлекательная. У меня нет стиля, нет изюминки. Все из-за того, как я одета. Если бы мама разрешала мне выбирать одежду самой, уж я бы следила за модой. Разве бы я купила этот уродливый синий костюм и эти туфли на „удобном“ каблуке? Ну ладно, вот найду я работу, начну каждую неделю приносить домой деньги, и тогда маме придется позволить мне одеваться по собственному вкусу».
Марджи опять замечталась, как мечтают полные надежд молодые люди. Она представила себя в коротеньком серовато-розовом креп-жоржетовом платье с очень низкой талией. Край гофрированного подола колыхается при ходьбе, на плече большой пучок искусственных фиалок. К такому платью Марджи надела бы лаковые «лодочки» (лучше простые, без бантиков) и шляпку-колокол — фиолетовую, чтобы перекликалась с фиалками. Плюс туфли из черной лакированной кожи. И последний штрих — духи «Кельке Флер».
Вот так принарядившись, Марджи зашла бы в тот самый цветочный магазинчик и небрежно спросила бы:
— Вам, насколько я понимаю, нужна помощница? Я подойду?
— Да, да, — обрадовался бы цветочник. — Как раз такую девушку я и ищу.
— Хорошо. Тогда снимите табличку с витрины.
— Сию секунду!
— Теперь порвите, пожалуйста.
После того как цветочник разорвал бы картонку надвое, Марджи задумчиво постучала бы ножкой по полу, оглядела магазинчик и холодно произнесла:
— А знаете? Я передумала. Не хочу здесь работать.
— Сделайте одолжение, объясните хотя бы почему, — попросил бы цветочник смиренно.
— Ну, если желаете знать, ваша лавочка для меня простовата. Я предпочла бы место помоднее.
— Понимаю, — сказал бы он поникшим голосом. — Спасибо за откровенность.
— Пожалуйста, — ответила бы Марджи и, может быть, любезно прибавила бы: — Всегда рада.
Свободной уверенной походкой, цокая высокими каблуками «лодочек», она вышла бы из магазина. Аромат духов «Кельке Флер» мучительно навевал бы цветочнику ее образ, пока не растворился бы в запахах роз, лилий, гвоздик или другого сезонного товара, который был бы на тот момент в наличии.
Табличка на двери гласила: «Юридический отдел». Чуть ниже располагалась другая табличка: «Управляющий отделом корреспонденции», а еще ниже — третья: «Отдел найма». Имя значилось только одно: «Уэйн Прентисс». Контора была маленькая, поэтому мистер Прентисс олицетворял собой все три отдела.
На первый взгляд он показался Марджи вежливым и довольно симпатичным, но староватым. «Да ему, наверное, лет тридцать, не меньше», — предположила она.
После нескольких рутинных вопросов он выдал ей анкету для заполнения. Она молча уставилась на листок, не зная, что делать: у нее не было ручки! Поняв, в чем дело, мистер Прентисс достал из кармана собственное автоматическое перо и протянул его ей пишущим концом к себе, предварительно сняв колпачок. По этому жесту Марджи заключила, что он человек учтивый.
Вообще-то ей было удобнее наклонять буквы влево, но в школе ее приучили писать спенсеровским шрифтом. Она правильно взяла ручку, опустила запястье на стол и, как полагалось, сделала для разминки несколько круговых движений. Потом коснулась пером бумаги, и вместо буквы «М» из-под него сразу же вышла огромная клякса. В панике выронив ручку, Марджи прижала к пятну предложенный мистером Прентиссом продолговатый кусочек свежей белой промокашки. Оно стало еще больше. Марджи снова взяла перо, однако писать уже не смогла — так сильно дрожали пальцы. Мистер Прентисс, поднявшись из-за стола, встал между открытой дверью кабинета и стеной.
— Идите сюда, — приказал он.
Марджи, перестав трястись, похолодела. Вот оно — то, о чем ее предупреждала мать. «Мужчина всенепременно попытается воспользоваться девушкой, которая ищет работу», — говорила Фло. Для таких случаев Марджи были даны следующие инструкции: «Всегда стой перед дверью, чтобы сразу убежать, как только заметишь неладное. И никогда не переступай порог комнаты, где есть диван. Скажи вежливо, что передумала или что придешь завтра — сочини любую отговорку. И удирай поскорее».
В кабинете мистера Прентисса дивана вроде бы не было, но вдруг Марджи просто не заметила? Не поворачивая головы, она принялась в отчаянии обшаривать взглядом все стены. Наверное, диван скрывался за дверью. Марджи попала в ловушку!
— Подойдите, пожалуйста, — повторил мистер Прентисс.
Она подошла. Мать приучила ее не только остерегаться мужчин, но и беспрекословно подчиняться приказам. Послушание возобладало над страхом.
Никакого дивана за дверью не оказалось. Там стояла только большая бутыль с холодной водой, а вид босса не выдавал никаких грязных намерений. Наполнив бумажный стакан, мистер Прентисс сказал Марджи:
— Выпейте медленно.
Она последовала его совету, он забрал стакан.
— Теперь станьте прямо и сделайте несколько глубоких вдохов.
Прерывистое дыхание Марджи его не удовлетворило.
— Дышите диафрагмой. Вот так, — он показал пример.
Она старательно повторила, и они вернулись к столу.
— Перестали нервничать? Теперь запомните: это рынок. Здесь вы продаете свои услуги, а мы покупаем, — с этими словами мистер Прентисс придвинул к Марджи чистый бланк и перо.
И снова она уставилась на листок в растерянности. Доброта босса не успокоила ее, а скорее наоборот. Зачем человеку его положения проявлять участие к соискательнице места, когда желающих получить работу так много? Она заподозрила, что за этим кроется какой-то тайный мотив.
Почувствовав замешательство Марджи, мистер Прентисс, как человек добродушный, попробовал ее ободрить:
— Все когда-то устраиваются на работу в первый раз. Всем однажды приходится с чего-то начинать. Я тоже в свое время вышел на улицу с дипломом юриста под мышкой — фигурально выражаясь, конечно, — и стал бродить в поисках места.
Мистер Прентисс улыбнулся, Марджи попыталась ответить тем же. Пока она заполняла анкету, он вспомнил начало собственной карьеры. Его отец, служивший управляющим в небольшом универсальном магазине, умер, оставив вдове кое-какие деньги, переданные в доверительное управление, и незаложенный дом в бруклинском Бэй-Ридже. Он сам, Уэйн, успел окончить два курса колледжа и поступить учеником бухгалтера в коммерческую фирму, когда началась Первая мировая война и его призвали. По возвращении из армии он потратил те невеликие деньги, которые ему удалось скопить, на вечернее обучение в одной из высших юридических школ Нью-Йорка. Они с матерью часто говорили о том, какая это удача — суметь закончить образование, несмотря на войну.
Несколько лет назад Уэйн, как теперь Марджи, откликнулся на объявление «Томсона-Джонсона»: фирме требовался молодой человек, сведущий в юриспруденции. Начав с жалованья в двадцать пять долларов в неделю, он, как пишут в биографиях успешных людей, «в результате упорного труда» скоро стал незаменимым во многих отношениях и теперь зарабатывал тридцать пять долларов в неделю. Мистер Прентисс считал себя счастливцем, ведь ему удалось получить высшее юридическое образование и сразу после экзаменов — хорошую интересную работу. Ему казалось, что нужно так или иначе выразить благодарность судьбе за свое везение, и поэтому он проявлял участие к тем людям, которые приходили к нему в поисках места.
Заполнив бланк, Марджи первую графу оставила пустой и теперь смотрела на мистера Прентисса в задумчивости.
— Застряли? — спросил он.
— Мое имя… Не знаю, как…
— Имя пишите сначала, фамилию потом.
— Дело в том, что по крещению я Маргарет, но все зовут меня Марджи.
— А почему?
— Не знаю. Может, это проще выговорить, чем Маргарет. А вообще, как бы вас ни крестили, в Бруклине ваше имя все равно переделают во что-нибудь, что кончается на «-и».
— В некоторых частях Бруклина, — уточнил мистер Прентисс.
— Да-да, — согласилась Марджи, испугавшись: уж не сказала ли она лишнего?
— «Что значит имя?» — процитировал он и пояснил: — Это из Шекспира.
Марджи принялась лихорадочно искать подходящий ответ. Скажи она просто «да», это может прозвучать недостаточно вежливо. Если сказать: «В самом деле?» — мистеру Прентиссу будет, наверное, приятно, что он произвел на нее впечатление своей образованностью. С другой стороны, как бы он не счел Марджи глупой. Решив пойти обходным путем, она сказала:
— Шекспир много умного написал.
— Каждым словом попадал прямо в точку. Каждым словом! — похвалил мистер Прентисс великого драматурга.
Наконец анкета была заполнена. Марджи успокоилась и даже жалела о том, что этот эпизод завершился. Мистер Прентисс начинал ей нравиться. Она находила его человеком ученым и в то же время добрым.
Он подписался на бланке и, прикрепив к нему оба рекомендательных письма Марджи, убрал его в ящик своего стола, а затем, встав, произнес:
— Для начала двенадцать долларов в неделю. Работать будете с половины девятого до пяти. — Контора была старомодная, безо всяких кнопок, поэтому ему пришлось, повысив голос, позвать: — Мисс Барник?
Беззвучно ступая по полу резиновыми каблуками, вошла худая, смуглолицая, ничем внешне не примечательная женщина лет сорока-пятидесяти.
— Это мисс Шэннон, — сказал мистер Прентисс. — Мы берем ее на испытательный срок для чтения корреспонденции. — Обратившись к Марджи, он пояснил: — Мисс Барник будет вами руководить.
— Идемте за мной, — скомандовала мисс Барник.
— Ей незачем начинать сегодня же, — заметил мистер Прентисс.
— Я могла бы ей все показать, чтобы завтра утром не тратить на это время.
Босс одобрил:
— Хорошая идея. Приходите завтра к половине девятого, мисс Шэннон.
— Спасибо, — кивнула Марджи. — Большое спасибо.
— Удачи! — крикнул он ей вслед.
В большой комнате почти вплотную друг к другу располагались широкие столы. Мисс Барник указала на один из них:
— Этот стол будет ваш.
Марджи сразу в него влюбилась — такой он был большой, блестящий и аккуратный. Вдоль края выстроилось с полдюжины проволочных корзиночек, рядом с ними стояла стеклянная банка с крупными булавками. Перед каждой корзинкой лежала стопка листочков разных цветов. На белых было написано: «Обычные», на желтых — «Вопросы», на розовых — «Жалобы», а на синих Марджи прочла пугающее слово «Угрозы». Рядом лежал блок почтовых наклеек.
— Рути, ваша соседка, объяснит вам что к чему, — сказала мисс Барник. Рути и Марджи улыбнулись друг другу. Мисс Барник поплыла дальше, Марджи за ней. — Здесь уборная, — сказала она. — А теперь я вас оставлю.
— Завтра в половине девятого? — уточнила Марджи.
— Будет лучше, если вы придете к восьми двадцати. Человек, который преуспевает в делах, — произнесла мисс Барник сурово, — приходит на работу на десять минут раньше, а уходит на десять минут позже. И кстати, у нас здесь не любят тех, кто постоянно смотрит на часы.
— Да, мэм, — почтительно ответила Марджи.
Мисс Барник ушла. Марджи зашла в уборную, там сняла шляпку и причесалась. Перед умывальником пудрила нос какая-то девушка — видимо, тоже новенькая, потому что тоже в шляпке. Они с Марджи принялись изучать друг друга в зеркале. «Красивая стрижка, — подумала Марджи. — Сзади снято коротко, как у мальчика, а с боков волосы выбиваются из-под шляпки волной».
Некоторое время девушка молча позволяла себя разглядывать, а потом повернула голову, улыбнулась, влажно блеснув золотой коронкой, и добродушно-задиристым тоном спросила:
— Что? Никогда раньше куклу не видела?
— Залюбовалась твоей прической, — призналась Марджи.
Девушка сняла шляпку. Пепельные волосы на затылке были прямые, гладкие и блестящие, а по бокам образовывали два дымчатых облачка.
— Восхитительно, — прошептала Марджи.
— Спасибо. Тебя только что приняли?
— Да.
— Меня тоже. Я как раз выходила из кабинета этого… как его там… когда ты вошла.
— Я тебя не заметила.
— Ты глядела так испуганно, что, наверное, вообще ничего не замечала.
— Мне кажется, это очень хорошая работа, — поделилась Марджи.
Девушка пожала плечами.
— Работа как работа.
— Я, когда заполняла анкету, немножко засомневалась насчет имени, — сказала Марджи, неловко намекая на то, что не мешало бы познакомиться. — В итоге написала «Марджи Шэннон».
— А как тебя на самом деле зовут?
— Марджи Шэннон.
— Тогда проблем не будет, если только они здесь не имеют чего-нибудь против ирландцев. — Девушка рассмеялась. — Я Айрини. Можно просто Рини. Рини О’Фэррон. Ирландка, протестантка.
— А я ирландка-католичка, — призналась Марджи.
Обе девушки почувствовали укол разочарования, оттого что оказались не одной веры.
— Парень у меня тоже католик, — сказала Рини, решив продемонстрировать широту взглядов.
— У меня тоже, — ответила Марджи. Хоть парня у нее вовсе не было, ей не захотелось оставлять откровенность без ответа. — Правда, мы встречаемся непостоянно.
— Что делаешь сегодня вечером? — спросила Рини.
— Домой, наверное, пойду…
— Идти домой стоит тогда, когда больше пойти некуда.
— Это верно.
— Тогда пошли в кино, — предложила Рини.
Марджи мысленно произвела подсчеты: в сумочке у нее осталось сорок пять центов. Пять на трамвайный билет до дома, десять — на сэндвич. Мать спросит, куда делось остальное, а Марджи скажет, что ей пришлось объехать несколько мест, прежде чем ее приняли.
— А пошли! — безрассудно согласилась она.
Марджи была счастлива. День прошел чудесно. Работа заранее ей нравилась, мистер Прентисс будет замечательным начальником, а Рини — замечательной подругой. При мысли о цветочной лавке Марджи содрогнулась: если бы ее туда приняли, она не попала бы в фирму «Томсон-Джонсон» и упустила бы все это. «В каком-то смысле даже хорошо, — подумала она, — что я немодная».
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Завтра будет лучше предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других