Литературный сценарий Филипон – праправнук атамана

Борис Александрович Алмазов, 2023

Литературный сценарий кинокомедии из жизни современных кубанских казаков.

Филипон — долговязый обалдуй, последовательно изгнанный с первого курса двух институтов, куда его, на коммерческой основе, устраивала мать, и куда он не ходил, и про то, что изучали в ВУЗах не имеет ни малейшего представления. Единственное, что запечатлелось в его голове, что он должен был бы стать менеджером сельхоз производства, поскольку в этом институте была самая низкая плата за обучение. Считает себя «готом», в любую жару ходит в черном плаще до пят, красит сажей брови, гуталинового цвета краской — волосы, в цепях как самосвал на зимней дороге, с огромным крестом на груди. Уверен, что пишет стихи. Любит рассуждать о смерти и загробной жизни.

Мать Филипона — «челночит», таскает тюки с барахлом из Турции. Чрезвычайно активная женщина. Бизнесвумен низшего звена. Свободного времени не имеет ни на что… « Сын — паразит, муж — идиот. Все сволочи! Хочешь жить — умей вертеться!»

Отец Филипона — вечный майор, служит, где то в медвежьем углу. С женой и сыном давно существует «членораздельно».

Дед — ветеран и инвалид ВОВ. Кубанский казак. Пользуется беспредельным уважением станичников.

Бабуся — тихое, поэтичное и любящее существо. Великая труженица.

Соседи — фактически один двор

Дядька — «Тарас Бульба в трусах», хитрец и пройдоха. Меланхолик. Служит в непонятной организации, неизвестно кем. Однако, когда по станице объявляется тревога, выводит из гаража личный бронетранспортер, купленный по цене металлолома. На пожар прибегает первым, опять-таки с личным шлангом и гидропомпой. Тип кубанского пластуна.

Тетка — неистовая работница. Проклиная все на свете, и прежде всех, лодыря мужа, тащит на себе огромное хозяйство. Маленькая тощая и необыкновенно пронзительно, крикливая.

Станичный атаман — язвенник и мученик.

Девушка Настя — кубанский ангел, работает почтальоном, ездит на мотоцикле.

Ее старший брат привозит не то с Кубы, не то их Африки, жену, которая сразу и легко вписывается станичную жизнь, даром, что «черныя как сапог»

Ее второй старший брат Николай — все время, частично, в гипсе. Тип казака, который туда головой лезет, куда пес нос не сует. Последний гипс — упал с дельтоплана собственного изготовления.

Ее младший брат Серега — мальчик без речей. Участвует во всем в качестве неизменного и неутомимого зрителя. Испытывает прилив счастья, при словах: «Эй, подай стамеску, или эй, подай молоток». В свободное от ротозейства время носит воду, пасет гусей, выгоняет корову, играет в лапту, ездит на хворостине, разносит почту, падает в колодец, поджигает сарай, кидает в костер патроны, поет в казачьем хоре, ездит на свинье.

Галя — жена старшего брата. Кубинка. Врач.

Двоюродные и троюродные братья Филипона — правильные кубанские пацаны разных возрастов, в количестве неисчислимом. Постоянно готовы на труд и на подвиг. С первого класса состоят на учете в милиции. Вырастают в крепких хозяев и достойных отцов семей.

Начальник милиции

Станичники и станичницы. Гости на свадьбе. Соседи — греки, калмыки, адыги (кабардинцы) и татары. В межнациональных отношениях полная гармония: «Придурки такия жа как бы и не мы!»

Начальная заставка — логотип киностудии.

На экране крупным планом возникают лежащие грабли, зубцами вверх. Возле них останавливаются ноги в высоких иностранных шнурованных ботинках.

Голос Филипона.

— Во! Это что?…. Не припоминаю… Я ж такое раньше видел…

Нечаянно ботинком наступает на грабли. Взмывает рукоять! Громкий удар!

Голос Филипона уже с кубанским акцентом

— О, ё! — Та это ж грабли!

Титры:

ФИЛИПОН — ПРАПРАВНУК АТАМАНА

Фрагменты, идущие нарезкой между титрами. А может наоборот — нарезка из титров, идущих между фрагментами.

Все это время мы не видим главного героя. Он — там, где мы, зрители, к которым обращаются действующие лица.

Мать (На крике, с киданием вещей). — Паразит! Тебе восемнадцать лет, идиоту! Ты же уже выше газпромовского небоскреба! Выкормила сволочь пищевыми добавками! Импортом! Витаминами из контрабанды! Надрывалась — дура! Ну, ладно отец в тайге служит как ненормальный — родину, придурок, охраняет! Сколько я с ним билась — безнадежно! Это же Кубань дубинноголовая! Он же упертый как бульдозер! Последний самурай! Я семью поломала! Я тебя в Питер вытащила! Я тебе — учителей! Я тебе — репетиторов! Сама как вьючная лошадь Пржевальского челноком туда — сюда, туда — сюда! А в тебя, сколько не вкладывай — как в прорву. Школу — еле-еле — душа в теле! Слава Богу, аттестат получил! В один институт, платила — платила! «Психологом — не могу!» В другой — юристом — чем плохо — бандюгов разводить! Права ихние соблюдать — «Не хочу»! В третий — Уж в сельскохозяйственном-то, быка на балерину выучить могут — такие специалисты! Чем плохо менеджер сельскохозяйственного производства! Сидел бы экологию охранял! Так ты хуже барана! В первом семестре два раза на лекциях побывал, и привет! Все! Мое терпение лопнуло! Я теперь для тебя палец о палец не ударю! Ты же в армию загремишь по осени, скотина стоеросовая! Будешь, как папаша в Заполярье земную ось стеречь, чтоб шпионы не украли! А то еще не дай то Бог, ограниченным контингентом братскую помощь оказывать! Запомни! Мне — ноль внимания! Я еще не совсем свою судьбу загробила! Урод! Живи, как хочешь! Выкупать тебя не откуда больше не буду! Все! Выкупалка сломалась! Кризис!

Титры

Друг Филипона: — Мотыга права! Раз ты больше не студент — в первый же призыв — Марш славянки и привет — «Ами нау»… Оооо Амии… нау! Надо тебе сваливать из Питера! Как куда? В горы! Ты же говорил у тебя родня на Кубани, а Кубань — Кавказ! А Кавказ — горы! Хрен тебя там военком найдет! До двадцати семи лет прокантуешься, а там — отбой воздушной тревоги — уже не положено — старичок!

А может, вообще родня тебе ксиву поменять сумеет. Напишут, что тебе уже тридцать! И все! Ты думаешь, на Кавказе долгожители откуда берутся?! Он еще только вылупился, а ему уже в метрике — полтинник, а потом и получается сто пятьдесят, сто семисят! И кружка пива, в натуре!

Титры

«Готовская тусовка» провожает Филипона на вокзале. Пассажиры шарахаются от плотной кучки псевдопокойников и вампиров, идущей по перрону вдоль вагонов. Ужас в глазах проводницы, контролирующей посадку.

Друг Филипона: — Там народ дикий — дети гор! Могут не понять шаги цивилизации! Хотя, конечно, Т.В. везде достает — просвещает. Не на дереве же они сидят. Вот мы тебе тусней для прикида головной убор надыбали! От нас на память! Прикинь! Супер! Аборигены копытами накроются! Они же кубанские казаки — фуражки любят!

Крупно: уникальная фуражка.

И вот цацка, круче Фаберже! Спец. заказ из нержавейки!

Крупно: железная цепь, на ней в обрамлении двух оскаленных черепов надпись латинскими буквами:

ФИЛИПОН

Наезд на эту надпись и мелькание меняющихся пейзажей за окном. Поезд идет на Юг.

1. Приезд

По степной дороге летит мотоцикл с коляской. На коляске голубая полоса и надпись «ПОЧТА». Водитель в шлеме и очках, в кожаной куртке совершенно стандартен, зато сидящий за его спиной пассажир изумляет. Лихо вьется чуб, далее тельняшка — маечка, золотой крест на цепи, но примечательно другое. Седок загипсован. Одна нога в гипсе выше колена. Словно в приветствии, торчит рука, (явный перелом ключицы), тоже в гипсе.

Мотоцикл врывается на станцию, как раз в момент подхода поезда. Мчится в узком проходе между тормозящим составом и бесконечным рядом торговок стоящих вдоль вагонов и сидящих на земле со всякой снедью.

— Стый! — командует пассажир мотоцикла, — Здеся!

Он деловито вытаскивает из коляски костыль, соскакивает с сидения. Смотрит на вагон и в изумлении отшатывается, чуть не падая через мотоцикл —

— О! Пиночет!

В вагонной двери, на высоте человеческого роста шнурованные ботинки Филипона.

Камера ползет по бесконечному, наглухо застегнутому черному плащу, по цепям и черепам… Все выше и выше… Чуть тормозит на висящей на цепи надписи ФИЛИПОН, ползет выше.

Мы впервые видим Филипона — есть, отчего ахнуть! На бледном лице с черными губами, на пол лица — черные овальные очки «Слезы сатаны», почти до плеча, прядь черно — гуталиновых волос, а над всем этим фуражка размером с небольшой авианосец. Тяжелый окованный адмиральскими дубовыми и лавровыми листьями козырек и тулья такой высоты и изгиба, что с нее можно запускать истребители.

Немая сцена. Филипон чинно вышагивает вдоль торговок, чуть приотстав, за ним на костыле скачет встречающий, замыкает процессию медленно катящийся мотоцикл

Бабки торговки прикрывают в ужасе собою товар, глядя на Филипона снизу вверх.

Шнурованные ботинки минуют «последний расклад» — корзинки с семечками. И с размаху, гордо и уверенно, вступают в коровий блин!

2. Встреча

Мотоцикл катит по кубанским кавказским красотам — дорога в предгорьях. По дороге навстречу мотоциклу выезжают два всадника. Немолодой атаман и сопровождающий его старик — вероятно, чабан.

Загипсованный командует водителю:

— Стый.

Мотоцикл останавливается. Загипсованный выскакивает и свободной рукой отдает всадникам честь.

— Слава Кубани! Господин атаман.

— Героям слава. Ты че Колькя, в американские президенты мостишься?

— Шо?

— А шо к пустой голове руку прикладаешь?

— Та я это так. На нервной почве.

— Чей — то ты нервенный какой-то стал! Я шо тоби нервничать! Вон, навроде из тебя уже памятник делают!

— Та это я так… С дельтаплана упал. Маленько размеры не рассчитал. Счас переделаю, так полечу, шо вы еще мною гордиться будете.

— Та я уже и сейчас начал… В какой еще станице мумия на мотоцикле катается. А это кого ж ты везешь?

— Это деда Филипченко — внук! Гостевать едет! Дед попросил — мы встречать ездили.

Атаман вежливо прикладывает руку с нагайкой к папахе.

— Гость в дом — Бог в дом. Род почетный, уважаемый… Первый раз к нам?

— Первый.

— А шо ж так?

— Времени не было. Учился…

— И на кого ж?…

— На менеджера сельхоз производства.

— И по какой же специализации?

— Общего профиля…

— Огооо…. Ну, Господь навстречу. До побачення… Деду кланяйтесь.

Разъезжаются.

Мотоцикл исчезает за поднятой пылью, всадники шажком едут по обочине.

— Да… — задумчиво говорит атаман, — ежели такие менеджеры, да еще и широкого профиля пойдут — будем сало с Турции возить…

— Ты что атаман, откуда ж в Турции сало?! Турки ж мусульмане!…

— Да вот и то ж…

— А в каких он примерно чинах?

— Кто?

— Да менеджер то этот. Енерал чи полковник? Форма то на нем кака то новая —

не разберешь.

— А что тут разбирать! По всей форме — придурок! Ой, Боже….Тьфу!

3. Дома

Мотоцикл, тем временем, доезжает до станицы. Вкатывает на широкий двор, где у сарая стоит дельтаплан, у которого возится мальчишка лет семи.

— Устрица, отойди от аппарата! От паразит! Прямо как муха на варенье к любой технике лезет. Уйди — я тебе сказал!

Мальчишка покорно оставляет гаечный ключ, оборачивается, видит Филипона и застывает с раскрытым ртом — потрясенный.

В распахнутые ворота на двор входят три коровы, но увидев Филипона, пугаются и шарахаются назад на улицу.

— Устрица, загони коров!

Мальчишка боком-боком, не отрывая восторженного взгляда от Филипона и, конкретно, от его фуражки, мелькая черными босыми пятками, выкатывается за ворота.

— Почему вы его так странно зовете? — спрашивает Филипон

— Так он же кругом закрытый як та улитка — устрица.

— В смысле?

— Та молчит все время! — говорит, водитель мотоцикла, снимая шлем.

Тут уж остолбенел Филипон. Водитель мотоцикла — девушка. Причем, очень красивая девушка.

— Он, паразит, все мовчки гадит! За ним только глаз да глаз… А все едино — не соследить! Молчить-молчить, да как выдаст каку не то шкоду! То пожарные едут, то водолазы, а то и само МЧС! — говорит загипсованный, прыгая со своим костылем к дельтаплану.

— Как вас зовут? — спрашивает Филипон девушку. Она смущается от обращения к ней на «Вы».

— Та как ее могут звать — Настя! — говорит загипсованный, видя, что коровы, перехваченные Устрицей, боятся заходить в двор. — Ходи в дом, до деда. Иди швыдчей!

4. Дед

Филипон поднимается на крыльцо, открывает дверь, проходит сенцы, и входит в «зало» — парадную комнату. Здесь — поскольку из-за жары, традиционно закрыты ставни, полумрак, Филипон не сразу осваивается.

— Сдень кепку! Не в клубе! — строго говорит дед, сидящий в торце длинного стола под иконами. Он в парадном пиджаке, со всеми медалями и значками. Чувствуется, что

решил встретить внука «во всей через грудь кавалерии», — А здоровкаться тебя маты не навчила?

— Здравствуйте, — говорит Филипон, снимая фуражку.

— И тебе не хворать! — говорит дед. — Ну что ты стал, як памятник вождю пролетарьята. Доставай с бухвета фужеры, зараз отметим встречу.

Филипон, несколько ошарашенный, таким суровым приемом, подходит к старинному буфету, открывает дверцы…

— Та не там! Внизу! Да положь ты кемель свой хоть бы вон на тумбочку. — внизу ищи! От бабка — говорил ей поставь все на стол! Нет, в гамазин помелась! Чего мы там не видали, акромя мыла да соли…Не там, внизу! От бестолковый ты какой… Ну, точь як твой батька! Чуприну вон до пупа отрастил, а не соображаешь, что мне там не достать…

Дед, подтянувшись на руках, соскакивает с лавки и Филипон с ужасом видит, что дед без обеих ног. Шустро отжимаясь на руках, он добирается до буфета, открывает нижние дверцы и передает внуку фужеры, какие-то тарелки с закуской, бутылки, еще что то…

Филипон принимает и все ставит на стол…

Дед скачет назад, опираясь за край стола и за лавку, вскакивает на прежнее место.

— Сидай!

И видя полную растерянность Филипона, говорит:

— А шо тоби батька не казав, шо в мене ног нема?

— Нет, — только и может выдавить Филипон.

— О, как!

— Да он на границе, а мы в Питере… — почему-то, пытаясь заступиться за отца, бормочет Филипон.

— О, как! — говорит дед. — По нонешнему значит живете… Поврозь! Баба в хате, диты на полати, а где чоловик — не знайдешь за вик! Ну, так, так — так! Стеснялся сказать — я так понимаю…

— Да нет, я еще маленький был….

— Час от часу не легче, — вздыхает дед, — Ты бабке того не говори — расстроится! И шо за люди! Живые, здоровые, молодые с руками, с ногами, не слепые и не глухие, а поврозь… Карахтерами, значит, не сошлись! Чуть что — тарелки об пол и как в море корабли… Хорошо хоть вот тебя состругали… Ну, давай! За встречу, как говорится за пленных,

военных, и нас — казаков бедных…..

Он крестится и выпивает залпом.

— Шо ты там раскурынился — сидай до деда ближее!

Филипон придвигает табуретку. Дед не отрываясь, смотрит своими пронзительно синими глаза ми на внука. Парень не выдерживает этого взгляда.

— Это вы на фронте… — шепчет он.

— Ноги то? Т а не… Всю войну то я исправно прошагал! На своих ногах домой возвернулся. Это на лесоповале в Коми ССР — отморозил… Коммунизм строил.

Он вдруг, со стоном, хватает внука за голову, прижимает его к себе, — Похож на отца то! Похож! В нашу породу! Ты хоть крещенный? От горе… Боже ты мой… — дед целует Филипона, гладит по голове и плачет.

В «зало», тихо ступая своими грязными босыми ногами, вползает Устрица. Примечает на тумбочке фуражку, затискивается тощим задом на табуретку и, угнездившись, поудобнее, кладет руку на фуражку…

— Ой, Боже… — со двора слышен бабкин крик, — Та вже прихав, ой, лихо мени, а де ж вин?!

Она влетает в комнату, кидается к Филипону

— Ой, ты ж мое золотое! Ой, Боже, та вырос как, я ж то вас приезжала, як ты пид стол ходыл, ой, Боже… Хиба ж узнал бабусю свое? Ты ж моя кровиночка!

Устрица тихонько надевает фуражку и смотрится в зеркальную створку шкафа.

В фуражке выходит на крыльцо.

Настя возиться у мотоцикла. Загипсованный сидит на завалинке, рядом с ним Дядька — отец — Тарас Бульба в трусах…

— Не ехал, не ехал…. — говорит Дядька, — а тут значит и явился… Через чего?

— Та отдыхать! — говорит Настя.

— Отдыхать к морю ездиют!

— А тут чем плохо! Горный воздух!

— Ага, в коровнике, та в овчарне… Такий гарний горный, то глаза як лук выедае до слезы… Не вин не отдыхать приихав… — размышляет Дядька.

— А скильки ж ему рокив? Хиба ж не восемнадьцать — девьятнадцать? — спрашивает дядькина жена Клава, она возится на грядках огорода

— Восемнадцать.

— О! Так он от армии ховается! Шо тут гадать!

— Вин студент! — говорит Настя. — Вин на менеджера учиться!

— Ого! С его менеджер, як с дерма пуля! Дезертир! От — то и атаманский правнук! Геройский род! Ганьба!

— Устрица, паразит, положь фуражку на место! От гнида вороватая! Я тебе все ухи оборву! — кричит загипсованный Колька.

Устрица со вздохом уходит в дом.

— Ага, оборвешь! — с удовольствием говорит тетка Клава: — Ты его догони сперва, каменный гость…

5. «Рэпин»

А.

Тетка копается в огороде. Настя доит корову. Дядька сидит, как обычно в одних трусах покроя «30 лет советскому футболу» на завалинке, перед ним, как всегда, стол с графином вина, хлеб и фрукты. У соседнего куреня под навесом дед Филипона плетет корзины. Рядом с ним уже целая гора готовых. И на плетне висят корзины разных размеров с ценниками на продажу.

Филипон разрисовывает красками загипсованному Кольке гипс белые кости на черном фоне. Загипсованный с удовольствием любуется работой Филипона. Филипон, время от времени — как большой профессионал, смотрит на свою работу.

— От… — говорит дядька, — шо вы там за погань яку творите! Тьфу, як на кладбище…

Понарисовал якись страшный суд!

— Це, тату, искусство! Це модерн, або какой не то люкс супер.

— Это готовская инсталляция. — поясняет Филипон.

— Ого! Яка така инсталляция! В телевизоре казалы. О то так дурны в психушке рисуют! Хоть бы в пень колотить — только б не робыть!

— Ага, — говорит загипсованный Колька, — Уж кто бы говорил!

— Шо такое! На батьку?!

— Та я так…

— Шоб ты понимал, сопля!

Филипон, явно обиженный, встревает в разговор:

— А верно, вот все работают, а вы все на завалинке сидите.

— Так и шо! Сидю — значит так надо!

— Так уж который день!

— Ты где находишься? А?

— Ну, в станице!

— Не нукай! Кажи ровно — В станице! А я хто? Казак чи ни?

— Ну, казак!

— Не нукай, не запряг! — я казал — Кажи ровно — казак! От и то ж, шо кубанский казак! Чуешь? Казак! А случись война, а я не отдохнувши?!

У плетня останавливается атаман.

— Ого! Шо — ж це таке?

— Здравия желаю, батько, атаман, — говорит дядька, делая вид, что приподнимается.

— Слава Кубани! — подскакивает Колька.

— Та ясно дело, шо Кубани слава, — говорит атаман, — А як же це малювання прозывается?

— Провокация! — говорит от своего куреня, не прерывая работы дед.

— Менструация! — добавляет со своей завалинки дядька.

— Инсталляция! — говорит Колька, — В США большие деньги за нее дают!

— Ну, мы ще, благодаря Господа Бога, покудова не в США! Воны нас покудова ще не завоевали! — говорит дед.

— Как кого! — говорит атаман, — Доброго здоровья, диду. Я ж бачу вин як вы — талант, народный умелец!

— Та вот же и то ж! Таке горе! — со вздохом отвечает дед, — Рэпин, чи Айвазовский!

. — Ну, кода ж Рэпин, — говорит атаман: — тоди вже — ходь до мене, бо дило тоби е!….

Б.

Филипон в валенках опорках, в трусах и в каких то лохмотьях, красит крышу.

Отсюда ему видно и тем более слышно, как на крыльце дядькиного дома надрывается, зовя, младшего сына Клава:

— Серега! Серега! Серега! Вустриця поганьска! Шоб ты издох! Иды курагу исты! Усе ж застыло!

Под навесом вся семья вокруг чугуна с пареной курагой и громадной крынки молока, с ложками в руках и кусками белого хлеба терпеливо ждет Устрицу.

Он возникает как из под земли

— От глиста голодна! — кричит мать, — одны кости вже зосталыся! Все ж вин бигае, бигает, як пес скаженни.…Не хлопец, а якись заяц! Шило в тоби в сраце, чи шо! — промахивается подзатыльником, ушибает руку, — От шоб тоби! Иды мойсь! Все б ему в пруду, як лягва, сидеть! Тиной весь курень провонял!

Устрица идет к умывальнику. Двумя пальцами берет мыло, макает его в ведро с водой, кладет на место и усиленно трет сухие руки и лицо полотенцем.

— Ах, ты! Ах, ты! — из-за умывальника выскакивает Настя, немилостиво хватает Устрицу и моет ему рожу и руки: — От котяра, хитрожопый! Мыться он не хоче!

Устрица, молча, вырывается. Умытый, садится к столу. Дядька крестится, все берутся за ложки….

В.

Филипон заканчивает красить крышу. Стоит на ступенях лестницы, где на верхней перекладине, где прибита полка, стоит банка с краской.

— О! — говорит атаман, любуясь свежее покрашенной крышей: — Ото — Рэпин, а то — Рэпин, Рэпин! Ось — Айвазовский! Слазь — пришел час расплаты.

Филипон спускается с лестницы, садится на завалинку. Атаман отсчитывает ему деньги. Филипон снимает шапку из газеты. Видно, что он очень устал, и рад деньгам.

— Еще надо санчасть покрасить. Но там сначала треба старую краску соскоблить, потим красить почту… Деньги отдай деду! Вин тобою загордиться!

Незамеченный, возникает Устрица и тут же деловито лезет по лестнице на крышу. Стоя наверху, ладошкой пробует краску и тут же прилипает. Отдергивает руку и переворачивает банку с краской. Краска льется на голову Филипону.

— Ай, что б тебя!

Филипон и атаман вскакивают. Устрица с ужасом смотрит, как по роскошному «готовскому» хохлу Филипона течет краска.

Г.

Посреди двора на табуретке сидит Филипон. Бабка, Клава и Настя оттирают с него краску.

— Колька! — кричит Клавка, — Шумни отцу, шоб еще бензину або керосину принес! Не оттирается зараза! Така краска едучая!

Выходит из сарая Дядька. Долго, молча, изучает оттираемого Филипона.

— Ни! — говорит он, наконец, — Це вся химия не поможить! Тут треба хирургически!

— Голову отрезать! — подсказывает загипсованный Колька.

— Язык тоби! — отгрызается Клава — У человека горе, а вин..

— Та я пошутил!

— Шоб так черти шутили, когда тебя на тым свити брить стануть.

— От! — говорит дядька — И я про це! Держи!

Он дает в руки Филипону эмалированную табличку «Не курить», и вынимает из кармана большие овечьи ножницы.

— Зачем мне эта табличка? — говорит Филипон.

— Не тоби, а мени… Шоб я в задумчивости не закурил…Бо здеся работы не меряно!

А то одна искра и як пыхне! Ты ж в бензини весь як та автозаправка.

— Ты шо ж, старый черт, куришь? — ахает Клава

— Пока нет, — говорит дядька, — Но могу закурить! Вид напрягу! Отойдить от мене все на пьять шагов. Приступаю!

Роскошный, но слипшийся от краски «оселедец» Филипона падает в ведро.

Из за угла дома, за происходящим наблюдает Устрица.

— Шо ты там як пластун ховаешься! — говорит сидящий на завалинке дед. — Иди сюды, отсюда виднее… Ось який цирк! Молодец! Розумна дытына! — говорит он мальчишке — На тоби конфету. Хоть унук на чоловика похож буде, а то вин як той, шо закопать забыли, покойник!

6.Танцы.

А.

Филипон с отвращением рассматривает себя в зеркале.

— Филипон! — со двора доносится крик Кольки.

Филипон выходит на крыльцо.

— Чего тебе?

— Айда, на танцы.

— На какие такие танцы в таком виде

— Ого! Та вид как вид! Там еще и страшнее бывают! Тут недалеко два часа езды на мотоцикле. Центр отдыха в санатории «Морской берег».

— Там что и, правда, морской берег?

— А как же! Тут же под боком — всероссийская черноморская здравница. Черное море!

Конец ознакомительного фрагмента.