Элеонора Августа

Борис Конофальский (2024)

Даже если война окончена, она отнюдь не заканчивается на прекращении военных действий. Мирные переговоры требуют порой куда более изощренных баталий, храбрости и ловкости. А Волкову предстоит разобраться не только с горцами, но и с собственным домом, который, как известно, ни за что не поделить двум женщинам. Значит, впереди новые битвы. На их фоне меркнет даже дело с оборотнем, которое наконец удается разрешить благополучно.

Глава 8

Грязь и вонь. Очень неприятно надевать нестираную нижнюю рубаху какой-то бабы, тем более что она при жизни была до безобразия жирна. Девушка, даже беря одежду, чувствовала влагу этой одежды и запах уже мертвой бабы. Но Агнес даже не морщилась. Дело есть дело, она обещала господину, она придумала, как все устроить, и значит, наденет эти мерзкие влажные тряпки, в которых, без всякого преувеличения, легко поместились бы две Агнес.

Тем временем мужчины с трудом унесли, вернее уволокли, труп бабы к реке. И пока они не вернулись, Агнес оделась, присела, как лягушка, замерла и стала глубоко дышать, стараясь вспомнить пухлое лицо бабы, ее вислые щеки.

Она совершила оплошность: она забыла зеркало. Поэтому не была уверена, что будет очень похожа на покойницу. Впрочем, Агнес считала, что все толстухи на одно лицо. Она и голос по памяти сделала ниже, попробовала, как звучит. Девушка была удовлетворена: ей не требовалось зеркального сходства. Близились сумерки, а полутьма и тьма — это ее время. В темноте она чувствовала себя как рыба в воде.

Когда Сыч и Игнатий вернулись от реки, Агнес уже была почти готова. Сыч подивился тому, как дева преобразилась — в первых признаках сумерек, в лесу, ее было почти не отличить от прачки Эммы. Вот и дивился он молча, про себя. А Игнатий к таким перевоплощениям был привычен, он и бровью не повел. Всякое видал.

— Ждите меня здесь, — сказала Агнес.

Взяла из своей одежды тряпицу со склянкой. Она и перчатки свои взяла, но тут же бросила их на одежду обратно. На распухшие руки прачки благородный предмет туалета ну никак не мог налезть. Придется управляться с зельем аккуратно.

Агнес вышла из леса и приблизилась к замку. Надо было поторопиться: солнце опускалось все ниже, скоро ворота замка запрут.

У ворот стояли два стражника и, глядя на нее, посмеивались:

— Эй, Эмма, где гуляла?

Пока солнце не село, ей нужно быть настороже. Агнес, не поднимая головы, неуверенная, что похожа на толстуху так, как нужно, ответила уклончиво:

— Прошлась до реки малость. Ноги размяла.

— «Прошлась малость»! — Усатый стражник повторил ее слова с ехидством. Второй опять посмеивался.

Они, кажется, что-то о ней знали, и черт с ними, девушка уже прошла мимо них, уже шагнула во двор замка.

Она видела этот двор, видела через легкую дымку, через свое стекло, она знала, куда идти. Прямо конюшни, там сейчас почему-то суета. К чему бы на ночь глядя там люди? За конюшнями склады. Направо лестница на второй этаж — там покои камерария, господина Эбуса, ключника замка, начальника над всей прислугой и доверенного лица самого графа. У лестницы наказывают провинившихся. Удобное место, сам господин Эбус выходит иной раз посмотреть, как палачи исполняют экзекуции, назначенные им. Порки здесь дело обычное. Слева вход к кастеляну замка, к господину Ройсмаху, — это как раз начальник Эммы, туда ей никак нельзя, там ее очень хорошо все знают. У входа к кастеляну стояли бабы, они с интересом глядели на Агнес.

— Эмма, ну что, пришел твой ухажер? — закричала одна из баб.

— Пришел-пришел, — отвечала девушка, не останавливаясь.

— Пришел? — переспросила другая. — А чего же ты невесела? Не понравился, что ли?

Бабы засмеялись. Девушка отмалчивалась: быстрее бы уже ночь.

Агнес деловито направилась к конюшням и складам. Проходя мимо, увидела большую круглую старую корзину. Как раз то что нужно. Она взяла корзину под мышку и повернула к кухням, она знала, что лестница оттуда поднимается прямо наверх, и к обеденным залам, и к опочивальне самого господина. Ей как раз туда. На кухнях повара и поварята работают. Агнес была удивлена: ночь почти на дворе, а тут работы в самом разгаре.

— Эй!

Кажется, это кричат ей. Девушка спокойно повернулась на крик.

Пред ней был мужик в несвежей рубахе, волосатые руки, ноги без чулок.

— Я у кастеляна просил салфетки и скатерти для малой сервировки принести, когда будет?

Агнес размышляла над ответом всего мгновение.

— Не знаю, — ответила она и показала мужику корзину, — мне велено белье из покоев забрать.

Мужик посмотрел на нее неодобрительно и произнес:

— И сколько раз вам нужно говорить, чтобы не ходили по нашей лестнице, у вас своя есть.

— Извините, господин, — отвечала Агнес, но сама, сделав книксен, все-таки юркнула на лестницу, которая вела наверх.

И там чуть не столкнулась с молодым поваром, который бежал сверху с пустым подносом. Едва разошлись на узкой лестнице.

«Пир у них, что ли, или бал?» — размышляла девушка, поднимаясь выше и выше.

В обеденной зале голоса, звон бокалов, музыка. Агнес заглянула в нее мельком. Да нет, на пир не похоже: десяток господ пьют вино, еды на столах мало. Она стала подниматься еще выше — в святая святых всякого замка, в личные покои хозяина. А там комнатушка для лакеев и поваров, столы с постельным бельем. То что нужно, и как раз в этом месте…

— Эмма! — зло и резко прошипел кто-то за ее спиной.

Она вздрогнула, оглянулась. Перед ней какой-то господин, ну, не то чтобы господин, но какой-то важный, судя по одежде, человек.

— Ты что тут делаешь? — все так же зло спросил ее человек.

— Белье пришла забрать, — отвечала девушка и добавила наудачу: — Господин Ройсмах.

Она угадала, это ее начальник. Тут была мало света, девушка почти не боялась, что он почувствует неладное. А господин Ройсмах ругал ее, стараясь не повышать голос:

— Дура, тебе что, неизвестно, что белье забирают поутру, а никак не на ночь глядя? Убирайся отсюда, господа уже легли почивать, им завтра на заре на охоту. Прочь! Прочь отсюда, глупая корова!

Агнес со своей корзиной тут же кинулась к лестнице, но вместо того, чтобы начать спускаться, поднялась чуть выше, прижалась к стене и замерла. Через минуту девушка услышала, как хлопнула дверь: господин Ройсмах покинул комнатушку. Агнес бросила корзину и вернулась туда, откуда ее только что прогнали. Там горела всего одна лампа, но девушке света хватало. Она почти сразу нашла то, что нужно: на двух отдельных столах лежали роскошные вещи. На одном — великолепное платье с тончайшими нижними рубахами, на другом — атласный синий колет, рубаха с кружевным воротником, панталоны, чулки. Там же стояли вычищенные до блеска высокие сапоги для верховой езды. У Агнес не было сомнений, что это одежда графа и графини. Перчатки! Великолепные перчатки из черной замши, расшитые серебром, конечно, принадлежали тому, кто мешает ее господину. Она взяла одну из перчаток. Удивительно мягкая замша, тонкая, только вышивка делала эту вещь чуть-чуть грубее.

Девушка достала свою тряпицу. Теперь нужно быть аккуратной, это не шутка. Держа флакон через тряпку, через тряпку же она открутила крышечку и наклонила флакон так, чтобы капля оказалась внутри перчатки. Коричнево-желтая капля медленно выползла из маленькой емкости и упала в черноту раскрытой перчатки. Девушка мигом положила перчатку на место. Во флаконе оставалась еще одна капля. В книге сказано, что одной капли более чем достаточно, но она не хотела рисковать, и вторая капля отправилась в сапог. Вот теперь все. Агнес закрыла флакон. Работа сделана, можно спускаться.

Возвращалась она через обеденную залу. Из господ там оказались всего два мужчины и одна женщина, да еще музыкант, задумчиво тренькающий на лютне. Ни один из них на девушку даже не взглянул, когда она, подойдя к камину, кинула в золу тряпицу с флаконом и вышла из залы.

Людишки еще суетились у конюшен: на заре охота, — но больше во дворе замка никого не было, ночь ведь. Со стражниками у Агнес тоже хлопот не было. Он подошла к ним и сказала, ткнув одного пальцем в переносицу:

— Спи. — А второму велела: — Отопри мне ворота.

И тот молча подчинился. Так она вышла из замка. Уже вскоре девушка была в лесу, на том месте, где ее ждали Сыч и Игнатий. Она быстро и с удовольствием сбросила в темноте мерзкую одежду мертвой бабы, приняла новый вид и надела свое платье.

Ей было хорошо и весело. Но прежде, чем отправить письма господину, нужно было убедиться, что дело сделано. Нужно пару-тройку дней подождать. Агнес незамеченной вернулась в свои покои в трактире, где, раздевшись, с удовольствием накинулась на остывший уже ужин, что ждал в покоях, и после пошла спать. Ей, конечно, не терпелось узнать результаты, но до утра граф одежду не наденет, так что она легла и спокойно заснула.