Тайны книжных переплётов. 50 почти детективных историй

Борис Константинович Тебиев

Каждый, кто интересуется историей и культурой нашего Отечества, найдёт в этой книге малоизвестные факты о жизни известных писателей и поэтов, книгоиздательской деятельности, о книжных увлечениях интересных людей прошлого, о цензурной истории публицистических и художественных произведений и о многом другом. Книга адресована массовому читателю, но будет интересна и для исследователей-книговедов, историков. Особая ценность книги в том, что она написана на основе личного книжного собрания автора.

Философ горы Алаунской

В биографии замечательного русского поэта Василия Андреевича Жуковского (1783 — 1852) есть один неприятный эпизод. Он случился в детстве, когда десятилетний Вася учился в Тульском главном народном училище. (Были в России тех лет такие учебные заведения, непосредственные предшественники губернских гимназий.) Не проявив старания и интереса к наукам, в частности, к математике, будущий поэт-романтик и воспита-тель наследника российского престола был с треском отчислен из учебного заведения «за неспособность».

Подсластить проглоченную в детстве пилюлю Жуковскому постарался однажды его близкий друг поэт П. А. Плетнёв. «Из него, — утверждал Плетнёв, — хотели сделать математика, а он всё оставлял для поэзии». Объективность этого утверждения оставим на совести Плетнёва. Сами же обратимся к истории и личности человека, которого некоторые биографы Жуковского называли не иначе как «бездушным формалистом», — старшего преподавателя Тульского главного народного училища Феофи-лакта Гавриловича Покровского, по воле которого и произошёл злополучный казус с будущим поэтом.

Человек этот был весьма незаурядным и примечательным на фоне провинциальной русской жизни конца XVIII — начала XIX века. После Покровского остались многочисленные статьи в литературных и философских журналах, написанные им книги, открытые им в Тульской провинции месторождения полезных ископаемых и, конечно, благодарные ученики, ибо основным делом жизни Покровского была все-таки работа с детьми, педагогика. Ну не понял, не раскусил Покровский будущий талант, что ж тут такого. Со всяким может статься. Не по злому же умыслу отчислил он Жуковского из училища, а в назидание ленивцам, тульским митрофанушкам. Это хорошо понимал и сам Жуковский, точнее — понял с годами. Покровский не был для него посторонним человеком. Он был вхож в дом сводной старшей сестры поэта Варвары Афанасьевны Юшковой, где воспитывался будущий автор «Певца во стане русских воинов», давал частные уроки дочерям и племянницам хозяйки дома, ровесницам Василия, участницам его детских игр и забав. Пытался серьёзно заниматься и с Жуковским, но тот и в домашней обстановке рвения к наукам не проявлял, занимаясь только тем, что его интересовало: писал стишки и драматические опусы, ставил их на сцене детского домашнего театра как режиссёр. Впоследствии каждый шёл своим путем. Иногда их дороги перекались. В последний раз — когда Покровскому понадобилась помощь Жуковского. К тому времени уже известный поэт, человек близкий к императорскому двору, проявляет трогательную заботу о бедном провинциальном учителе, хлопочет о его отставке и назначении государственного пенсиона.

В архивных фондах Главного управления народных училищ мне удалось обнаружить формулярный список Покровского, позволяющий дополнить некоторые уже известные факты его биографии. Судя по документам, Покровский родился в 1763 году в семье священника. С 1776 года учился в Севской семинарии, а с 1783 года — в Петербургской учительской гимназии, лучшем в России педагогическом учебном заведении своего времени, открытом специально для подготовки высококвалифици-рованных педагогов для высших народных училищ.

22 сентября 1786 года Покровский был назначен на должность учителя вновь открытого Тульского высшего народного училища с годовым окладом 400 рублей. Покровский, по всей видимости, немало сделал для становления и развития училища. За это в 1797 году он был награждён чином XII класса. В 1804 году училище было преобразовано в губернскую гимназию. Здесь Покровский исполнял должность старшего учителя и одновре-менно (с 1804 по 1808 год) преподавал политическую экономию «по Смиту» и российскую словесность. По поручению местного гражданского губернатора Томилина Покровский занимался изучением природных ресурсов Тульского края, открыл здесь несколько месторождений торфа и каменного угля. На базе последних в дальнейшем получил своё развитие Подмосковный угольный бассейн, сыгравший важную роль в индустриализации Московского промышленного региона. В 1807 году Покровским было составлено «Топографическое описание Тульской губернии», опубликованное в декабре того же года в издавав-шемся профессором М. Г. Гавриловым «Историческом, статисти-ческом и географическом журнале», а из него перепечатанное в «Географическом словаре» Афанасия Щекатова. Из Тулы с повышением Покровский был переведён на службу в Тверь.

В архиве сохранилось представление на Покровского как на учителя Тульского главного народного училища, направленное 21 сентября 1795 года из Тульского наместничества в столицу. «Из числа находящихся в здешнем главном народном училище учителей, — говорится в нем, — Феофилакт Гаврилов сын Покров-ский, с начала его определения комиссией о народных в Империи Российской училищах, обучает класс рачительно, и обучающиеся под его руководством при едином публичном испытании показывали себя в знании наук отличными и притом поведения хорошего».

Но Покровский в те годы был хорошо известен не только в провинции. Обладая бесспорным литературным талантом и философским складом ума, он публиковал свои сочинения в столичных изданиях, подписывая их псевдонимом «Философ горы Алаунской»². Его сочинения, в частности, можно было встретить в газете «Московские Ведомости», в журналах «Приятное и полезное препровождение времени», «Иппокрена, или Утехи любословия», «Урания» и других популярных изданиях тех лет.

В 1813 году по предложению министра народного просвещения сочинение Покровского под названием «Философ горы Алаунской, или Мысли на Дону о вступлении в русские пределы Наполеона и совершенном его поражении» было напечатано за казённый счет и «за вычетом издержек» отдано в пользу автора. Это был один из первых публицистических откликов на Отечественную войну 1812 года. Восторженно оценивая победу над иноземными завоевателями, Покровский видел ее истоки прежде всего в величии духа русского народа, который «с неустрашимостью в сердце, с презрением всех опасностей в душе» защищал на полях сражений родную землю. Любопытна такая деталь. Раздумья о судьбах Родины в годину суровых испытаний наводят Покровского на мысль о том, что простой народ — «поселяне и земледельцы» — составляют подлинное «основание силы и могущества русского государства». Скромный провинциальный учитель оказался в этих оценках объективнее многих официальных авторов, утверждавших, что фундаментом русского могущества являются устои самодержа-вия, и всецело отдававших лавры «победителя французов» императору Александру I.

С большой теплотой и признательностью пишет Покровский о Михаиле Илларионовиче Кутузове, называя выдающегося полководца «гением России», «украшением» своего народа, примером «мужества и любви к Отчизне», «истинным и верным» её избавителем.

«Мысли и чувства» Покровского высоко ценил известный литератор и куратор Московского университета М. М. Херасков. Он полагал, что сочинения провинциального учителя могут оказать положительное влияние на воспитание юных умов, и рекомендовал их в качестве обязательного внеклассного чтения для воспитанников Московского университетского благородного пансиона, в котором, кстати, в это время (90-е годы XVIII века) учился Жуковский.

В произведениях Покровского ярко чувствовалось влияние модного тогда сентиментализма. Провинциальный философ от души восхищался прелестями «сельской неприхотливой кущи», считая большие города «великолепными темницами». «Только в приятном уединении сёл не сокрушены ещё жертвенники невинности и счастья», — писал Покровский в своём сочинении «Аллея, или Чувство приятности сельской жизни». Мечтания в лунную ночь пробуждали в нём альтруистические настроения, а прогулка под звёздами заставляла глубже прочувствовать человеческие беды и страдания.

Судя по сочинениям, Покровский являлся ярым противником всякой несправедливости, был защитником обездоленных. Корень всех человеческих преступлений он видел в невежестве, отсутствии правильного воспитания. Любимой темой его работ являлось улучшение в России правосудия. В трактате, посвящённом Екатерине II, Покровский писал: «Законы всегда составляют первое основание благополучия народов; они-то суть главнейшие черты, открывающие суть владык сего мира». В другой своей работе, возвращаясь к этой теме, Покровский отмечал: «Благословенны те нежные и чувствительные души, те благодетельные друзья человечества, которые, держа в руках весы правосудия, не наклоняют их по пристрастиям, которые всем сердцем защищают невинность, которые стараются не отяготить, но облегчить участь слабого человечества… О, исполнители правосудия! Что если святая вера не напечатлевает в вашем сердце, душе и духе сего правосудия; если вы не внемлете божественному гласу законов, устами мудрых законодателей к вам вопиющему: горе, горе вам! — Вы рождены в слабостях, общих всем человекам, а вы хладнокровно бросаете на них камень, как будто сами праведны».

Вступление на престол Александра I Покровский приветствовал предсказанием: «Он победит их (свои наро-ды. — Б.Т.) любовью, кротостью, милосердием. Весы правосудия не будут наклоняться по пристрастиям. Он окончит то огромное здание законов, которому Екатерина сделала чертёж в бес-смертном своём проекте нового Уложения. Она в нём оставила неразрешимый гордиев узел потомству, который нам премудрый Александр не рассечет по примеру Македонского Александра, но развяжет со всем искусством бессмертного законодателя и тем пресечет грубые корни злобы и коварства, препятствующие распространяться благовонным злакам правоты и невинности».

Примечательны рассуждения Покровского о просвещении и добродетели как предметах и цели воспитания. Корень всех человеческих преступлений сентиментальный автор видел в «невежестве со всеми наперсниками своими». Он считал, что одного просвещенного разума недостаточно. «…И могут ли люди, — писал Покровский, — назваться прямо просвещёнными, ежели не добродетельны? Просвещённый разум, но развращён-ное пороками сердце пагубнее самого невежества… Просвещение и добродетель! — вот важнейшие предметы и цель истинного воспитания, воспитания, толико уважаемого просвещёнными народами, колико пренебрегаемого невеждами! — цель истинно-го благополучия человека и всего человечества».

Приведенные свидетельства о Покровском и высказывания из его сочинений дают основание говорить о широком кругозоре и богатом духовном мире тульского учителя и философа, что, безусловно, являлось редкостью в российской провинции конца ХVIII — начала ХIХ столетия.

Несомненная заслуга Покровского перед отечественной исто-рической наукой и тульским краеведением состоит в том, что он первым приступил к детальному изучению поля русской славы — Поля Куликова.

В 1823 году в Туле, в типографии губернского правления вышло историческое сочинение Покровского «Димитрий Иоан-нович Донской, Великий князь московский. Историческое повествование, сочинённое Феофилактом Покровским». Книга пронизана любовью к родной старине и восторгом к ее героям. К книге прилагался план Куликова поля, довольно детальный и интересный.

В моей библиотеке книги этой, сохранившейся, как я полагаю, в двух-трёх экземплярах, к сожалению, нет, но есть ее ксеро-копия. Она напоминает мне не только о далеком прошлом страны, но и о том, как 18-летним студентом историко-фило-логического факультета Тульского пединститута я проходил музейную практику на Поле Куликовом, работал экскурсоводом. Было это сорок лет назад, но до сих пор я помню запахи летнего разнотравья, ранние восходы и багровые солнечные закаты над полем русской славы. Из куликовских мест, из деревни Непрядвы, приютившейся на берегу знаменитой речки с тем же названием, был родом один из моих прадедов — Иван Федорович Сазонов, мастеровой Императорского Тульского оружейного завода.

Примечания

2

^*Алаунскими горами древние авторы называли Валдайскую возвышенность.