Будни лейтенанта Барсукова

Борис Седых

Первые годы становления, как офицера, молодого лейтенанта – наиболее тяжелые, но вместе с тем наиболее яркие и запомнившиеся каждому, кто прошёл этот путь. Это история про Крайний Север, беззаветную любовь к морю и к своему делу, повседневную жизнь подводников на кораблях и на берегу, редкие праздники, крепкую дружбу, любовь, поиск своего места в жизни. Книга содержит нецензурную брань.

Мама

Милая и очень добрая девушка недавно узнала, что скоро станет мамой — произойдёт главное чудо Природы, о котором она все годы столь долго мечтала, думала, боялась. С этого момента она всем своим существом готова служить растущему в ней чаду — любящая, готовая на жертвы. Теперь каждый раз перед сном, закрывая глаза, она старалась мысленно представить картину счастливой взрослой жизни этой крохи, направляя сигнал далеко вглубь Вселенной, чтобы та вернула его обратно на Землю, материализовав во плоти.

Проблема перехода мысли из мира фантазий и её доброго материнского желания в физическом мире заключается в положении планет Солнечной системы на заданную дату и минуту перевоплощения. Но особенно коварен Меркурий — в его власти кардинально исказить чистоту первоначального посыла.

…Ярко-белый солнечный свет заливает всё пространство. Лазоревое штилевое море плавно переходит на горизонте в бескрайнюю синеву неба, с лениво плывущими по нему разнообразной формы кучевыми облаками хорошей погоды; офицерскую кают-компанию большого военного корабля наполняет свежестью тёплый морской воздух, который поднимает белоснежные шторки над иллюминаторами. Её возмужавший кроха-сын играет на фортепьяно что-то из Шопена. Он в белоснежной с золотом морской форме и окружён одетыми подобным образом офицерами из снов других матерей…

Мамы наслаждаются уверенным и лёгким движением пальцев на клавишах и одухотворены музицированием. Если бы не искрящиеся золотом пятиконечные звёзды на погонах, эту сияющую группу вполне можно принять за ангелов, посланных на Землю, — на их лицах кроткие и ласковые улыбки существ, живущих в абсолютной благодати.

Со всех сторон доносится: «Браво, Игорь, восхитительно!»

Примерно через двадцать лет в земном исчислении сигнал, посланный милой девушкой в небо, возвращён Вселенной на Землю изрядно искажённым коварным Меркурием.

Подводный крейсер «К-140», покрытый противогидролокационной чёрной резиной, сливающейся по цвету с тяжёлыми, окрашенными масляными пятнами, тёмными водами бухты Ягельной, пришвартован правым бортом к третьему пирсу. Гаджиево, что в русском Заполярье, героически бодрит окрепшие души защитников Отечества принадлежностью к фамилии славного подводника времён Великой Отечественной.

Начало полярного дня — середина мая, солнце постоянно светит, но не греет, напоминая лампочку в подвале — толку мало, а выкрутить лень, да и некому. Со стороны солнца вместо тепла на лодку падает небольшой снег. Полночь, сук-к-ка-а-а… не вечерея, начинается полярный день.

Переборки между отсеками открыты и поставлены на крюк, благодаря чему замполит корабля капитан третьего ранга Стрижов Сергей Иванович из своей каюты, расположенной во втором отсеке, отчётливо слышит отборную нецензурную брань, разносящуюся по всему кораблю многочисленными потоками с центрального поста, — лейтенант Барсуков заступил на дежурство и таким беспардонным образом руководит дежурной службой, одновременно проводя воспитательную работу.

Трёхэтажными оборотами на корабле никого, конечно, не удивишь — но не в таком же количестве из уст флотской элиты! Не в силах стерпеть столь вопиющее насилие над русским языком, Сергей Иванович срывается с налёжанного места и боками ломится на ГКП.

— Барсуков! Вы же секретарь комсомольской организации, как вы можете так ругаться матом?

Бася удивился появлению замполита на корабле у стенки в базе. «Жена, что ли, доступ к телу ограничила политически грамотному офицеру?» — промелькнуло в реактивном мозгу Барсукова.

Отчасти поставленный в тупик отсутствием логики в вопросе, застыл с гарнитурой у рта. Он сейчас дежурный по кораблю, самый главный на крейсере, согласно инструкции, ввиду отсутствия командира (даже старше замполита), сидит на месте вахтенного офицера за столом на ГКП, левая рука на автомате орудует переключателями вызова отсеков.

— Сергей Иванович, вы меня напугали, нежданно-негаданно появились в полночь на ГКП, так и в могилу свести можно, с супругой поругались? — Бася сочувствует замполиту, искренне не понимая, в чём суть претензии. — Ведь мы же вроде как на флоте.

— Игорь Васильевич, — замполит неожиданно вспомнил отчество Барсукова, — вы на флоте, а материтесь как колхозник.

На самом деле, многие стороны жизни на подводной лодке вызывают ассоциацию с колхозом, но мат как раз в меньшей степени, в этой компоненте подводники далеко ушли вперёд — советским земледельцам и хлеборобам предстояло догонять моряков.

— Товарищ капитан третьего ранга, заметьте, я матом не ругаюсь, я так с матросами разговариваю.

Сидящее за «Шпатом» дремучее механическое чудище, помощник дежурного, с удовольствием наблюдает за диалогом — на долю ночной смены нечасто достаются развлечения, способные помочь побороть всепоглощающую дрёму.

— Нет, Барсуков, так не пойдёт, тем более с матросами, вы же офицер! — замполиты на корабле зачастую были вынуждены отрываться на несколько сантиметров от палубы, чтобы, свободно паря в воздухе и совершая пассы руками, направлять моряков на путь непреложного учения марксизма-ленинизма.

— Сергей Иванович, так никто даже пальцем не пошевелит, пока его не обложишь крепко по мамке. Давайте я прямо сейчас эксперимент проведу?

— Что за эксперимент?

— Специально для вас, — Бася поворачивается на стуле к «Каштану», вмонтированному прямо в стол перед ним, переключателем вызывает верхнего вахтенного делано вежливым голосом, — верхний вахтенный, подойдите, пожалуйста, к «Каштану», — и откидывается на спинку стула, уверенный, что ответа не последует.

На ГКП народ с интересом начинает наблюдать за ходом действа — принцип «хлеба и зрелищ» на флоте ещё никто не отменял, и только замполит не понимает, что он уже на подмостках, а остальные в зрительном зале. Проходит секунд тридцать — «Каштан» молчит.

Тогда Бася немного громче и, плотно прижимая гарнитуру ко рту, хорошо поставленным командирским голосом произносит:

— Верхний вахтенный, подойдите к «Каштану»!

В ответ — тишина.

Для чистоты эксперимента Бася в третий раз вызывает «Недремлющее око» с автоматом наперевес, обязанное по первому зову отзываться:

— Верхний вахтенный, подойти к «Каштану»!

Опять тишина.

— Сергей Иванович, вот видите, не понимают они литературного языка великого Тургенева, Тютчева и Толстого, того самого Льва Николаевича.

— Ну и что дальше, Барсуков? — собственно, как знатоку человеческих душ, замполиту понравилась психолингвистическая завязка эксперимента.

Тогда Бася жестом показывает знак «внимание», обозначая продолжение эксперимента, и нарочито нейтральным голосом произносит:

— Раскудрить твоё коромысло в базис и в надстройку, верхний вахтенный, млять!

— Есть ГКП, — ответ последовал немедленно, словно по волшебству, на что все дружно заулыбались.

— Понятно, Барсуков, ты, как всегда, хохмишь, — замполит умел ценить юмор и, уже уходя, как бы невзначай добавил: — Утром занесёшь протоколы комсомольских собраний?

У Баси отвисла челюсть, а глаза стали по рублю с аверсом Владимира Ильича Ленина:

— Сергей Иванович, да вы что? Там же за два предыдущих до меня года восстанавливать надо!

— Барсуков! Если партия сказала: надо, что отвечает комсомол?

— Нет! Убейте, не смогу.

— Ладно, недели хватит?

— Две.

— Только хамить не надо.

— Постараюсь, товарищ капитан второго ранга.

Бася раздосадован, но адаптирован ещё с училища к ненавистному формализму и бюрократизму советской идеологии. А замполит, что с него взять? Работа у него такая — нести в массы истины, в которые сам верит с трудом.

— Эх, мама, мама, знала бы ты, к чему привели твои мечты, — сказал Игорь, обращаясь к своим снам.

Как дежурный, лейтенант Барсуков решил пойти с обходом по кораблю, но на самом деле направился прямиком в пятый — на камбуз — заесть стресс. Спустившись на среднюю палубу, ему навстречу попался бегущий за каким-то лешим басмач-турбинист.

— Боец, стой! Раз, два! — скомандовал Бася, тот вытянулся в позе оловянного солдатика, вжавшись в переборку и слегка зажмурив глаза, — все матросы на корабле, ценя комсорга за его юмор, при встрече ждали какого-нибудь подвоха. Бася, изображая Брюса Ли, кистевым лёгким ударом ладони пробивает бойцу в грудь — тот смеётся.

— ЦГБ продута, замечаний нет. Проходи, свободен, — настроение, испорченное замом, начинало постепенно возвращаться, — у тебя в девятом всё нормально, дуралей?

— Без замечаний, тащ, — и матрос одним махом взлетает наверх по трапу.

— Смотри, проверю, — последние слова прозвучали как два контрольных выстрела в спину наповал.