Великий Наполеон

Борис Тененбаум, 2011

Его имя вошло в легенду. Его победы изменили ход истории. Несмотря на малый рост (менее 160 см), его заслуженно величали «колоссом» и «титаном». Однако ратная слава Наполеона затмила заслуги правителя – а ведь он был не только военным гением, но и настоящим гением власти, навсегда преобразившим Европу. Выходец из обедневшей дворянской семьи, без всякой протекции, исключительно благодаря собственным дарованиям и заслугам он сделал феноменальную карьеру, став генералом в 24 года и командующим армией в 26, а затем «конвертировав» военные победы в политический триумф и установив единоличную диктатуру. Первый Консул, а с 1804 года Император, Наполеон обладал величайшей властью со времен Цезаря, раздавал короны, назначал и смещал монархов, провел грандиозные успешные реформы, заложив основы современного миропорядка, мечтал о походе на Восток, в Индию, по стопам Александра Великого. А вот в личной жизни был скорее несчастлив, признаваясь: «Моя любовница – власть». Читайте новую книгу от автора бестселлера «Великий Черчилль» – подлинную историю взлета и падения Наполеона Бонапарта, гений которого навсегда изменил историю Европы и всего человечества.

Молодой офицер из провинции, живущий в бурные времена

I

Брак Летиции Рамолино, заключенный ею в 1764 году, особых разговоров не вызвал. Правда, невесте было всего 14 лет, но по тем временам в этом не было ничего необычного. К тому же и замуж она выходила не за какого-нибудь пожилого вдовца, а за пригожего 18-летнего юношу, Карло Буонапарте, дворянина с родословной, уходившей в XIII век. У него не было ни копейки, но семья Летиции особых возражений по этому поводу не высказывала — на Корсике богачей, в общем, не водилось, к тому же у молодого человека были перспективы на неплохое по корсиканским понятиям наследство: его дядя, Лючиано, был священником, детей, следовательно, у него не было, и он обещал те средства, которыми он располагал, оставить своему племяннику.

Так что брак состоялся, и вскоре у молодой четы пошли дети: Джузеппе, родившийся в 1767-м, Наполеоне, родившийся в 1769-м, Лючиано, родившийся в 1775-м, и Анна-Мария-Элиза, родившаяся в 1777-м.

Семья росла и требовала средств на ее содержание, а Карло Буонапарте особых успехов на пути к процветанию не достиг. Он был славный, добрый человек, и тот факт, что он как-никак окончил юридическую школу в Пизе, позволил ему получить в Аяччо официальный пост «королевского асессора». Но тех 900 франков в год, которые составляли его служебный оклад, было явно недостаточно. Хорошо хоть, что у семьи был в Аяччо свой дом, построенный на четырех уровнях, один из которых сдавался — это помогало сводить концы с концами.

Ведением дома и хозяйства занималась Летиция. Женщина она была простая, умела читать и писать по-итальянски, но книг не читала никогда, и французский оставался для нее тайной за семью печатями. А между тем язык этот был нужен. Дело тут было в том, что Генуя, владевшая Корсикой с 1347 года, потеряла остров в результате восстания, возглавленного неким Паскуале Паоли. В 1755 году он провозгласил Корсику независимой республикой. Однако генуэзцы сумели удержаться в прибрежных городах, а в 1764 году — в том самом, в котором Летиция вышла замуж, — продали Корсику Франции. Тогдашний король Франции, Людовик XV, был слишком занят другими делами, чтобы сразу вступить в свои права суверена, но к 1768 году сделать это все же собрался. Французские войска встретились с сопротивлением, но к 1769-му установили на острове некоторое подобие спокойствия. К 1770 году Корсику инкорпорировали в состав Французского Королевства как одну из 26 провинций Франции.

Так что в звании «королевского асессора», которое носил Карло Буонапарте, прилагательное «королевский» относилось к королю Франции, да и сам Карло в делах официальных теперь все чаще именовал себя Шарлем, на французский лад.

Кроме того, он вспомнил, что его род, хоть и отбросил аристократическую частицу «ди» в своем имени и именуется теперь не «ди Буонапарте», а просто «Буонапарте», тем не менее может доказать, что у Шарля Буонапарте есть требуемый минимум — наличие четырех поколений благородных предков.

На Корсике это мало что значило — но во Франции на вещи смотрели иначе.

II

17 декабря 1778 года Карло с двумя старшими сыновьями разместился на борту судна, уходившего из Аяччо к берегам Франции. Он надеялся пристроить детей в королевские школы — в качестве дворян у них было на это право. Старший, десятилетний Джузеппе, предназначался для духовной карьеры. Его брат, Наполеоне, или, на семейный лад, Набулио, должен был стать военным. Вместе с мальчиками на континент отправлялся и их 15-летний «дядя Феш» — сводный младший брат их матери.

Дело в том, что Анжела Рамолино, мать Летиции, овдовев, вышла замуж за швейцарца по фамилии Феш, отставного капитана, служившего когда-то Генуэзской Республике. Капитан умер в 1770 году, а его сына пригрел клан Буонапарте. «Дядю Феша» перекрестили из «Джузеппе» в «Жозефы» — жить и учиться ему предстояло во французской семинарии, он готовился стать священником.

Весьма скоро Жозефом стал и Джузеппе Буонапарте — в Отюнском колледже, где он учился, его уже по-другому и не называли.

Но вот для имени Наполеоне никакого французского эквивалента подобрать не удалось.

Может быть, еще и потому, что он становиться французом решительно не желал. Маленького роста, тощий, со своим плохим французским и со своим странным для французского уха именем, он выделялся из числа своих соучеников, и не в лучшую сторону. Его, разумеется, дразнили, а так как он был горд и самолюбив и немедленно вспыхивал, то удовольствие было двойным. Впрочем, трогать его вскоре перестали — дрался он без особого успеха, но просто отчаянно, так что желающим повеселиться надо было приискивать себе мишени полегче.

Учителями военной школы в Бриенне, где учился Наполеоне Буонапарте, были монахи, так что порядок в школе поддерживался строгий, а уклад жизни был вполне спартанским. Королевский инспектор, раз в год экзаменовавший каждого из учеников индивидуально, отметил «…выдающиеся успехи в математике…» Наполеоне Буонапарте, но по поводу его светских талантов, как-никак необходимых будущему офицеру, отозвался критически. В итоге он рекомендовал назначить его в артиллерию — род войск технический и в королевской армии непрестижный, вроде фортификации.

В военную школу в Бриенне Наполеоне Буонапарте поступил 15 мая 1779 года. На то, чтобы съездить на каникулах навестить свою семью, денег у него не было, и из дома ему тоже ничего не присылали. Своих родных он увидел только после 5-летнего перерыва, в июне 1784-го. Карло Буонапарте явился в Бриенн, и с ним вместе были его младшие дети — Анна-Мария-Элиза, которая теперь звалась просто Элиза, и Лючиано, наскоро переделанный в Люсьена. Элиза должна была поступить в школу для благородных девиц в Сен-Сире, а Люсьен должен был остаться в Бриенне, на год или на два. Совсем маленькие — Луи, родивший в 1778-м, Паола-Мария, или Полина (1780), Мария-Анунциата, она же — Каролина (1782), и Жером (1784) — остались дома, с матерью. Карло Буонапарте тем временем съездил в Монпелье — он давно хотел посоветоваться с хорошим врачом, а в Монпелье был старинный медицинский колледж. Диагноз был нерадостный — рак желудка. Ему сказали, что жить ему осталось от силы несколько месяцев. И действительно, он скончался в феврале 1785-го. Ему было всего лишь 39 лет.

Выпускники Бриеннской военной школы получали воинский ранг «благородного кадета» (cadet gentilhomme), что соответствовало бы более позднему званию вольноопределяющегося. B армии кадет нес службу наравне с рядовыми, но, как правило, был приписан к кому-нибудь из офицеров в качестве младшего адъютанта. От солдат кадеты отличались тем, что имели право на производство в офицеры — хотя и не сразу, а только после прохождения всей цепочки унтер-офицерских чинов.

Однако, как правило, «благородные кадеты» поступали в военную школу следующей ступени, в Париже. Она так и называлась — Военная Школа (École Militaire), была учреждена в 1750 году, при Людовике XV, предназначалась специально для сыновей бедных дворян и давала им возможность и послужить королю, и заработать на жизнь способом, не обидным для дворянской чести.

19 октября 1784 года эта школа приняла в ряды своих кадетов 15-летнего дворянина с Корсики, занесенного в списки как Наполеоне ди Буонапарте. Там у него тоже начались проблемы с маршировкой. Преподаватель строевой подготовки был им недоволен — мальчишка выполнял строевые команды кое-как, без всякой молодцеватости, и ружьем делал «На караул!» самым небрежным образом.

Как правило, в Школе учащиеся курсом постарше назначались инструкторами к новичкам, и инструктор кадета ди Буонапарте получил распоряжение:

«Цивилизовать этого дикого островитянина!»

Ну, у инструктора не очень получилось — маршировал его ученик теперь более сносно, но решительных улучшений все-таки не обнаружилось. Зато они подружились.

Отзывы прочих преподавателей о кадете Буонапарте были смешанными. Учитель немецкого признал его безнадежным и просто махнул на него рукой. Зато инспектор, экзаменовавший его по артиллерии, в отчете написал следующее:

«…К занятиям относится серьезно, любит читать, и при этом — хороших авторов. Превосходное знание математики… Очень горд и честолюбив. Заслуживает внимания и содействия…»

28 сентября 1785 года 16-летний Наполеоне ди Буонапарте окончил Военную Школу и получил чин 2-го лейтенанта артиллерии. Выпускников школ, как правило, ранжировали по критерию их успехов в учебе. Из 56 курсантов, окончивших Школу в одном с ним выпуске, он оказался 42-м.

6 ноября 1785 года 2-й лейтенант Буонапарте получил назначение в артиллерийский полк, стоящий гарнизоном в Валансе, на юге Франции.

Так началась его военная карьера.

III

Полк, в который он попал, был образцовым и служил как бы практической школой для всех артиллеристов французской армии. Жалованье юному лейтенанту положили в 920 франков — он мог быть горд, потому что в свои 16 лет уже превзошел на целых 20 франков наивысшее достижение Карло Буонапарте, своего отца, на пике его карьеры.

Хотя, конечно, жизнь во Франции была куда дороже, чем на Корсике. Расходов у юного лейтенанта было немного, и большую часть жалованья он отсылал матери.

Впрочем, на развлечения у него не было не только денег, но и свободного времени. Пребывание в столичной Военной Школе, где были первоклассные преподаватели, раскрыло ему глаза — он понял, как мало знает.

Количество и разнообразие предметов, которые его интересовали, поражает. Вот краткий и очень неполный список книг, которыми интересовался лейтенант родом из провинции, где и по-французски-то говорили немногие, и только в тех местах, которые на Корсике сходили за большие города:

1. «Республика» Платона — с подробнейшими комментариями, записанными в тетрадях, которые он завел для своих занятий.

2. «История арабских калифов», ученое сочинение аббата Мариньи.

3. Солидный труд, написанный де ла Гюссе и посвященный устройству правления Венецианской Республики.

4. Труды Макиавелли, и не только «Государь», но и весьма нелегкая в чтении «История Флоренции».

Он читал все, что мог найти, об Алкивиаде, он читал Аристотеля, он интересовался инками и ацтеками, он внимательно изучал труды греческих философов — и при этом нашел время тщательнейше ознакомиться с биографией английского премьер-министра, сэра Роберта Уолпола, вошедшего в историю своей страны как самый изощренный политический деятель и одновременно — как истинное воплощение бесстыдной коррупции.

Лейтенант Буонапарте не только много читал, но и много писал. Он написал основательное эссе об Уолполе, составил проект, связанный с полной реорганизацией артиллерийского полка, в котором он служил, написал четыре эссе о технических аспектах современной ему артиллерии и о перспективах ее развития и даже — по причинам, понятным разве только ему одному, — сочинил эссе, в котором провел детальное исследование государственного устройства Персии. Оно было написано по греческим источникам, нo, конечно, не в оригинале, а в переводе на французский.

Если подумать, то при всем этом немыслимом хаосе прочтенного и написанного его по-настоящему интересовали только два предмета: военное искусство и государственное управление.

Утверждается, что однажды, угодив на гауптвахту за какую-то мелкую провинность, он нашел там забытый том юстиниановского сборника — сугубо специального сочинения, посвященного римскому праву в свете знаменитого Кодекса Юстиниана. Он прочел этот сборник — весь, целиком.

И, как окажется впоследствии, — запомнил.

IV

Есть доброе старое практическое правило — чем больше в армии офицеров, тем хуже ее качество. Правило это, положим, эмпирическое, но французская королевская армия конца XVIII века его подтверждала целиком и полностью. По списочному составу 1787 года, в ней состояло 180 тысяч человек, при этом 9355 из них были офицерами. Особенно перегружен был ее высший эшелон — налицо имелось 18 маршалов Франции, 225 генерал-лейтенантов и 538 генерал-майоров (во Франции того времени офицеры этого ранга назывались странновато — «maréсhaux de camp»).

Таким образом, во французской армии того времени имелось чуть ли не восемь сотен людей в генеральских чинах, в то время как в победоносной армии Фридриха Великого на 193 тысячи солдат было только 103 генерала. Причем при более пристальном взгляде картина становилась еще более непригожей. По спискам за 1789 год в армии числилось уже не 180, а только 162 тысячи человек, а офицеры, состоящие на активной службе, делились на три категории:

1. Дворяне: 6333 человека.

2. Лица недворянского звания, происходившие из купеческих семей: 1845 человек.

3. Лица, произведенные в офицеры из рядов, за какие-то особые подвиги: 1100 человек.

Путь в чины выше капитанских для 2-й и 3-й категорий был, как правило, закрыт, хотя именно они-то располагали и наибольшим опытом, и наибольшим рвением.

Помимо офицеров, состоящих на действительной службе, были и офицеры отставные, отсутствующие по уважительным причинам, назначенные просто в силу своего высокого происхождения, но службы не несущие, и, наконец, те, которые числились в качестве запасных — в некоторых полках в ротах имелось по два капитана. Был и вовсе невероятный случай — в одном из полков (Régiment Deux Ponts) было 42 подполковника. Во избежание полного хаоса в командной системе полка им было воспрещено пребывание в гарнизоне расквартирования полка без специального на то приглашения.

Так что не следует удивляться решению командира полка, в котором служил лейтенант Наполеоне Буонапарте, разрешить ему длительный отпуск на родину, «…для устройства семейных дел...». Отпуск в дальнейшем был даже и продлен с нескольких месяцев до одного года. Осенью 1786 года лейтенант Буонапарте отправился на корабле, идущем из Тулона, в родные края и уже 15 сентября этого года высадился на берег в Аяччо.

Он как-то привел в порядок дела, оставленные отцом в большом беспорядке. В их числе был проект осушения болота и превращения его во фруктовые посадки. Такого рода работы поощрялись правительством и в принципе давали возможность получить несколько тысяч франков в качестве премии.

После года на Корсике он вернулся в свой полк и сразу же подал еще одно прошение об отпуске. Оно было удовлетворено все с той же легкостью, и он снова уехал на Корсику. На этот раз Наполеоне ди Буонапарте оставался там с января по июнь 1788-го.

Только для того, чтобы вернуться в третий раз — в сентябре 1789-го.

V

Бурные события, начавшиеся во Франции взятием Бастилии 14 июля 1789 года, на Корсике закрутились еще замысловатее, чем на континенте, потому что к требованиям политических реформ революционного размаха прибавился и пылко оспариваемый вопрос о независимости. Собственно, Национальное Собрание даровало Корсике автономию и восстановило «корсиканское гражданство» — но дальше никакой понятной программы не было. Общественное мнение металось между позицией церкви, стоящей за короля и веру, революционерами, создававшими политические клубы на манер парижских, и сторонниками полной независимости и немедленного отделения oт Франции — к которым, как ни странно, не примкнул возвратившийся из изгнания Паскуале Паоли, провозгласивший когда-то на Корсике независимую республику. Ему было уже 64, он многое в жизни повидал и теперь к поспешным опрометчивым действиям был вовсе не склонен.

Наверное, поэтому с братьями Буонапарте, Жозефом и Наполеоне, он и не поладил.

Возможно, он находил их слишком офранцуженными? Жозеф к 1789-му уже оставил свои занятия в богословском колледже и успел поучиться в юридической школе в Пизе, которую он, правда, не закончил. Но вкус к политике у него появился, и он выставил свою кандидатуру на местных выборах в Национальное Собрание. Что касается его брата, то он принес присягу на верность «…Нации, Королю и Законам Страны…» — как полагалось по новой формуле. К осени 1789-го его повысили в чине на один ранг — из 2-го лейтенанта он стал 1-м лейтенантом. Однако в горячие дни на Корсике Наполеоне оказался замешан в выступлениях местных сепаратистов против французского гарнизона. B принципе, его могли расстрелять…

Власти на Корсике были назначены королем, а не Национальным Собранием, поэтому чувствовали себя неуверенно — так что они ограничились запрещением лейтенанту Буонапарте покидать Аяччо.

На выборах Жозеф Буонапарте оказался побит другим кандидатом, Карло-Андреа Поццо ди Борго. Он тоже учился в юридической школе в Пизе, только более прилежно, чем Жозеф, и к тому же его поддержал Паоли. Семья Поццо ди Борго долгое время снимала 3-й этаж в доме, принадлежащем Буонапарте, — и оба брата Буонапарте, и Жозеф, и Наполеоне, восприняли успех Карло-Андреа как измену и предательство.

На Корсике появилась проанглийская партия — предполагалось, что флот Англии, занимавшей все более и более антифранцузскую позицию, «…защитит независимую Корсику от французских поползновений...». Братья Буонапарте, вполне естественно, принадлежали к партии профранцузской и стояли за сохранение связей с метрополией. В общем, дела обстояли не слишком обещающим для них образом, когда Наполеоне Буонапарте получил известие, что, поскольку он не испросил разрешение на продолжение своего отпуска из полка, его вычеркнули из списков личного состава с пометкой: «Отсутствие без позволения». Вообще говоря, это очень сильно попахивало обвинением в дезертирстве.

Ему следовало срочно принимать какие-то меры.

VI

Отчаянные хлопоты, предпринятые им в Париже, принесли хорошие плоды — все обвинения с него были сняты, он был восстановлен на службе в том же полку, в котором служил столь небрежно, и даже получил повышение — ему присвоили чин капитана. Сумятица была такой, что Наполеоне Буонапарте представил свои действия как «…мотивированные национальными интересами и проникнутые истинным патриотизмом…».

Занятно, что сразу после прибытия к месту службы он немедленно попросил об отпуске — его сестра Элиза больше не могла оставаться в пансионе Сен-Сир, и ее было необходимо сопровождать до дома на Корсике.

Отпуск был ему предоставлен.

На Корсике он ввязался в авантюру — у него, вдобавок к капитанскому чину во французской армии, был еще и чин подполковника местного ополчения. Он последовал распоряжению Паоли и принял участие в попытке корсиканской милиции захватить крошечный остров Сан-Стефано. Попытка эта с треском провалилась — капитан корабля с десантом передумал и на островке высаживаться не стал. A тем временем над головой семейства Буонапарте грянул гром.

18-летний Люсьен Буонапарте произнес в Якобинском клубе Тулона грозную речь, направленную против Паскуале Паоли, и назвал его «…предателем, готовым сдать остров англичанам…».

Клуб поддержал пылкого оратора и сообщил о принятой резолюции в Париж. Национальное Собрание приняло к сведению сообщение из Тулона и «…приняло административные меры…» — Паоли был смещен со своего поста губернатора Корсики, и было объявлено о немедленном аресте и его, и его видных сторонников, в том числе Карло Поццо ди Борго.

Трудно было придумать более надежное средство вызвать на Корсике восстание.

Братьям Люсьена Буонапарте пришлось бежать — их разыскивали. Несмотря на это, им удалось скрыться. На Корсике семейные узы ставили много выше так называемых национальных — их спрятал кузен.

Высадившиеся на острове французские войска под командованием депутатов Конвента, Лакомба и Саличетти, не только не добились никакого успеха, но им еще и пришлось бежать, буквально спасая свои жизни. Паоли объявил семейство Буонапарте вне закона, вся их собственность была конфискована.

В итоге вся семья 10 июня 1793 года бежала с Корсики в Тулон — их взялись переправить туда на маленьком суденышке.

Отьезд, если его можно так назвать, проходил ночью и в полном секрете. На этот раз на континент отправлялись не только братья Жозеф и Наполеоне, но и их матушка со всеми детьми. Унести с родины им удалось только то, что было на них надето.

Не считая, конечно, их собственных жизней.

VII

Есть предание, согласно которому после бегства с Корсики Летиция Буонапарте обратилась к своему сыну Наполеону с речью, в которой говорила ему, что Корсика — всего-навсего скала, в то время как Франция обширна и богата, и ему следует посвятить себя не борьбе за счастье Корсики, а борьбе за счастье Франции — так он принесет больше пользы человечеству. Нечто в этом духе упоминается даже в книге Ф. Кирхейзена «Наполеон I. Его жизнь и его время», которая, кстати, переводилась на русский. Вне всяких сомнений, предание не соответствует действительности.

Матушка Летиция не читала революционных брошюр того времени и изъясняться подобным слогом никогда бы не стала. В 1793 году ей исполнилось 43 года, но заботы о семье легли на ее плечи сразу после замужества, она тянула этот тяжкий груз уже без малого 30 лет и на патетику была решительно не способна.

Семья ее оказалась в Тулоне в безопасности, но совершенно без средств к существованию. Единственный ресурс — капитанское жалованье Наполеона, к которому что-то смог добавить и Люсьен. K тому времени, как им всем пришлось перебраться в Марсель, он сумел получить место ночного сторожа на складе.

В конце концов семейство выручил Жозеф — он съездил в Париж, связался со своими влиятельными друзьями и вернулся в сентябре 1793-го в Тулон с назначением — он стал военным комиссаром, ответственным за армейские поставки. Жалованье ему положили в 6 тысяч франков — увы, ассигнациями, а не звонкой монетой, но зато представилась возможность заработать на взятках от армейских поставщиков. Времена были смутные — король Людовик XVI был казнен в конце января 1793 года, все было смутно, шатко и неверно. Коррупция цвела пышным цветом.

30 ноября 1793-го Наполеон Бонапарт — он начал писать свои и имя, и фамилию на французский манер — был занят тем, что изучал панораму Тулона, занятого роялистами. К этому времени его уже произвели в майоры. Вообще говоря, быть здесь ему не следовало. Он получил назначение к генералу Жану дю Тейлю, брат которого командовал артиллерийским полком, в котором Наполеон не столько служил, сколько числился. Тем не менее лейтенант Бонапарт произвел на своего тогдашнего командира такое впечатление, что он рекомендовал его своему брату.

И тот поручил ему организацию подвоза артиллерийского снаряжения из Авиньона в Ниццу, где находилась его штаб-квартира. Это не было простым делом — весь Прованс был охвачен волнениями, выбить роялистов из Марселя удалось только в самом конце августа 1793-го.

Тем временем англичане высадили в Тулоне десант численностью в 17 тысяч человек, состоящий в основном из французов, сторонников Бурбонов, а еще пьемонтцев, неаполитанцев, испанцев и пары тысяч солдат английской морской пехоты.

Боевую ценность представляли только они.

VIII

Командовавший британской экспедицией в Тулон сэр Самюэл Худ (Hood) — почему-то в русскоязычной исторической литературе часто именуемый адмиралом Гудом — смотрел на вопрос удержания Тулона холодно-профессионально: ему выделили достаточно средств, чтобы попытаться зажечь в Провансе огонь повсеместного восстания. Раз это не удалось и войска Французской Республики успели наводнить провинцию и удержать ее — надо уходить.

Но с той же холодной профессиональностью в первые же дни высадки он организовал оборону своей базы: были обновлены существовавшие укрепления, выстроены новые батареи — и республиканцы не сумели ворваться в Тулон, как это им удалось в Марселе. Солдаты Республики были полны революционного энтузиазма. Но с организацией у них было плохо, и командовали ими далеко не лучшим образом. Революциям свойственно ломать устоявшийся порядок. В результате они часто выносят на поверхность людей случайных, a руководящие посты волей-неволей распределяются по принципу «…наибольшей (предполагаемой) верности Революции…».

Командовавший под Тулоном генерал Карто (Carteаux) Революции предположительно был предан всей душой, но по профессии был художником и особых талантов по части осад не обнаружил. К тому же начальник его артиллерийской части был ранен и помочь ему уже ничем не мог.

Представители грозного Комитета Общественного Спасения, направленные в Тулон, могли его сместить и казнить — но бесполезность этого мероприятия они видели вполне отчетливо. Одним из уполномоченных был Кристофоро Саличетти, знавший братьев Бонапарт по Корсике. Именно через него Жозеф и получил свою выгодную должность. Поэтому явившегося к нему засвидетельствовать свое почтение Наполеона Бонапарта, специальностью которого была артиллерия, он встретил как дар небес.

Бонапарту было поручено реорганизовать артиллерию осаждающей Тулон армии, а уладить дела с его начальством насчет такой непредусмотренной «…служебной командировки…» уполномоченные брались сами. Вообще-то, начальство спорить и не подумало — комиссары Конвента имели такую власть, что возражать им не следовало ни в коем случае. Наполеон Бонапарт (в момент его привлечения к осадным работам он был еще в чине капитана) взялся за дело. Вообще-то при наличии всего шести исправных орудий даже и думать о правильной осаде не полагалось — но нужные материалы можно было собрать в других местах.

24-летний артиллерист взялся за дело с неслыханной энергией. Каждый день в лагерь армии прибывали обозы, подвозившие пушки из Марселя, Авиньона и даже из Ниццы — он не постеснялся позаимствовать запасенный материал у своего собственного командира, генерала дю Тейля. Вместе с пушками подвозились и боеприпасы, и осадные материалы. Энергичный капитан Бонапарт повсюду выискивал специалистов — солдат, когда-либо служивших в артиллерийских частях. Имея полномочия, он немедленно переводил их к Тулону.

Выбор уполномоченного Саличетти оказался очень удачен. Комиссары Конвента просто не могли им нахвалиться. То, что Саличетти был очень доволен успехами своего протеже, понятно. Но ничуть не меньшее впечатление энергия капитана Бонапарта произвела и на другого комиссара.

Его звали Поль Франсуа де Баррас.

IX

Старое высказывание, известное в нескольких разных вариантах, которые приписываются разным людям, гласит, что «…революции замышляются святыми, осуществляются дураками, а пользу от них получают негодяи…». Поль Франсуа Жан Никола, виконт де Баррас (фр. Paul François Jean Nicolas, vicomte de Barras) мог бы послужить классическим примером такого негодяя. По рождению он принадлежал к одной из знатнейших семей Прованса и с юности был предназначен для военной карьеры. Конечно, в королевской армии служили самые разные офицеры, нередко среди них попадались и люди неподходящие, но все-таки далеко не каждого увольняли со службы с позором. В отношении виконта Барраса такая исключительная мера была применена — его разжаловали и изгнали из Лангедокского полка за кражу денег у сослуживца.

Тем не менее титул виконта и хорошие связи ему помогли — дело ограничилось переводом в Пондишери, французскую колонию в Индии. Он дослужился до капитана, вышел в отставку в 1783 году и с тех пор жил в Париже.

Его главным занятием вплоть до грозных раскатов грома Революции была игра — он был завсегдатаем всех игорных заведений столицы, и никак нельзя сказать, что играл он с безупречной честностью. Политикой Баррас не интересовался — но то, что перед энергичным человеком после взятия Бастилии открываются значительные перспективы, увидел сразу. Разумеется, он примкнул к радикалам, голосовал за смерть короля и был направлен Конвентом в качестве комиссара на Юг, в родной Прованс.

Баррас прибыл на Юг в качестве «…карающей руки Конвента…» и увидел в этом поистине золотые возможности. «Золотые» — в самом буквальном смысле слова. Репрессии давали большие возможности как с точки зрения прямого грабежа, так и с точки зрения вымогательства — уж очень много тогда зависело не столько от зыбких так называемых законов, сколько от их интерпретации, и главному интерпретатору было легко получить практически любое вознаграждение за чуть более снисходительную, чем гильотина, трактовку обнаруженных «…преступлений перед Республикой…».

Марсель он обобрал дочиста и теперь с большим интересом следил за осадой Тулона. Тем временем Карто был смещен и заменен другим генералом, который оказался не лучше. 16 ноября командовать осадой был наконец назначен толковый человек — генерал Дюгомье. Он назначил военный совет, в котором участвовал и Баррас. План взятия города, предложенный совету Бонапартом, встретил его горячее одобрение. Дюгомье план тоже понравился, и он его утвердил.

Суть предложенной операции заключалась в том, что следовало взять ключевую позицию — форт Эгильет, после чего открывалась возможность обстрела английских кораблей, стоящих в гавани. Бонапарт был уверен, что, если вынудить английский флот уйти, Тулон можно будет взять без особых усилий.

Общий штурм начался 17 декабря 1793 года.

X

Арест генерала Бонапарта, произведенный 10 августа 1794 года, был сделан на основании донесения комиссара Конвента Комитету Общественного Спасения. В донесении говорилось, что генерал этот был за рубежом, отправившись туда без должного позволения, и что в его отношении есть сильные подозрения как в измене, так и в хищениях. Донесение было подписано Кристофоро Саличетти… В те времена во Франции люди теряли голову на основании куда менее значительных обвинений — но в данном случае генералу Бонапарту повезло. Через две недели его освободили — в его бумагах не обнаружилось ничего подозрительного.

Вообще говоря, вся эта история нуждается в комментариях.

Во-первых — почему Бонапарт вдруг стал генералом? На этот счет есть вполне понятное объяснение: занятый на осаде Тулона капитан Бонапарт в октябре 1793 года был произведен в майоры. 19 декабря этого же года Тулон был взят — а уже 22 декабря Бонапарт был произведен из майоров сразу в бригадные генералы, минуя промежуточные два чина: подполковника и полковника.

Во-вторых — после успешной осады он вернулся в штаб-квартиру Итальянской армии в Ницце, где его встретили как героя и где распоряжались уже не Саличетти, Фрерон и Баррас, а совсем другие представители Комитета Общественного Спасения, одним из которых был Огюстен Робеспьер, брат всесильного Максимилиана Робеспьера, председателя Комитета. Он поговорил со свежеиспеченным генералом и решил, что в предлагаемом им плане реорганизации Итальянской армии есть здравое зерно. В итоге в июле 1794 года Робеспьер-младший послал генерала Бонапарта с миссией в Геную — надо было понять, не окажет ли Генуэзская Республика содействия возможным операциям Итальянской армии в направлении Италии?

В-третьих, и в самых главных, — 27 июля 1794 года (или 9-го термидора по новому революционному календарю) в Париже произошел переворот. Максимилиан Робеспьер и его ближайшие сторонники, включая его брата, Огюстена Робеспьера, были схвачены и без долгих церемоний обезглавлены на площади Революции. Людей, с ними связанных, арестовывали повсюду — а править стал новый Комитет, в состав которого вошли, например, побывавшие под Тулоном Фрерон и Баррас.

Дальше пошла цепная реакция — в надежде спастись от волны арестов и как можно быстрее встать на сторону победителей влиятельные люди начали писать доносы.

В частности, один такой донос, направленный против Наполеона Бонапарта, написал Саличетти. Мотивы свои он впоследствии не объяснял, но в письмах в Париж не преминул выразить свою «…радость по поводу свержения тирана Робеспьера…» и помянул Бонапарта как близкого сотрудника его младшего брата.

Какая была у Саличетти мотивация для столь очевидной подлости, сказать не могу. Огюстен Робеспьер как бы присвоил себе протеже самого Саличетти. Достать его в могиле было уже нельзя, но можно было обвинить Бонапарта в измене и тем косвенно подтвердить измену самого Робеспьера-младшего, и к тому же сделать нечто приятное новому лицу в составе Комитета Общественного Спасения, Фрерону, который Бонапарта встречал под Тулоном и с которым не поладил.

Совершенно неизвестно, как повернулось бы дело, но, по-видимому, Наполеона Бонапарта спасли хлопоты его брата, Жозефа, и тот факт, что его имя вспомнил Баррас. В итоге Саличетти все свои обвинения снял, а бригадного генерала Наполеона Бонапарта вызвали в Париж.

Его ожидало новое назначение.