Биарриц-сюита

Бронислава Бродская, 2014

В самолете летят четверо мужчин, вспоминая разные эпизоды своей жизни. Победы и поражения каждого всегда были связаны с женщинами: матерями, женами, дочерьми, любовницами. Женщины не летят на этом рейсе, но присутствуют, каждая на свой лад, в сознании героев. Каждый персонаж вплетает свой внутренний голос в чередующиеся партии, которые звучат в причудливой Биарриц-сюите, по законам жанра соединяя в финале свои повторяющие, но такие разные темы, сводя в последнем круге-рондо перипетии судеб, внезапно соприкоснувшихся в одной точке пространства. Содержит нецензурную брань.

Женя

Было без двадцати девять утра. Женя упрямо лежала в постели и слушала, как на кухне гремит чайником мать. Гремела она громче, чем полагалось, ей явно хотелось, чтобы Женя встала и позавтракала с ней. Обычно этого не происходило: Женя домой возвращалась поздно, в агенство ей не надо было вставать спозаранку. Когда отец уходил на работу в свой московский офис, она спала, но не сегодня. Сегодня утром отец уезжал в очередную командировку, встал, родители собирались, переговаривались, Женя проснулась, уже не могла заснуть и немного злилась. Никто ее специально не будил, провожать до двери папу ей было необязательно. Она знала, что он летит во Францию, и вчера вечером, возвратившись поздно из театра, она увидела, что отец не спит, ждет ее. Почему-то хотелось, чтобы он уже лег, но он ее зачем-то ждал. Впрочем она так и думала: родители всегда оказывали ей внимание, которое в последнее время, стало казаться преувеличенным, даже назойливым. Женя устала, но сделала усилия, чтобы быть любезной, пожелала отцу счастливой поездки, позавидовала, что он летит в Биарриц и прошла в ванную и оттуда сразу спать. Скорее всего, он хотел ее спросить про спектакль, но говорить о спектакле, который, кстати, ей совершенно не понравился, было лень. Отец, она слышала, тоже ушел в спальню. Мать уже спала. «Ой, родители! Уже спать ложатся в разное время… понятно с ними все!» — подумала Женя, хотя думать о родителях ей было неинтересно.

На кухню она вышла заспанная, и, зевая, уселась за стол. Мать схватила заварочный чайник и собралась налить ей чаю. «Мам, ты же знаешь, я не люблю утром чай. Свари мне кофе!» — раздраженно сказала Женя, отказываясь понимать, почему каждое утро мама навязывает ей свой"полезный для здоровья"чай. Мамино ритуальное « Женюшь, зря ты пьешь кофе. Чай замечательный окислитель кислорода и очень полезен», — Женя пропустила мимо ушей. «Чай-кофе» — тоже было утренним ритуалом. Мать принялась варить в турке кофе и стала рассказывать, как папа"уехал". Ну, уехал и уехал. С Жениной точки зрения это не стоило разговора. Она думала о том, что она напишет о вчерашнем спектакле в интернетном Снобе, где ее изредка публиковали. Мамин голос отвлекал: какие-то подробности о новых клиентах из Кирова. Вот какая ей разница, откуда они? Женя жевала круассан, и изредка вставляла свое"угу"в рассказ о папиной командировке.

Наконец, закончив с"обязательной частью", мать спросила про спектакль. Наконец-то! Вот сейчас, она будет говорить, а мать ее слушать. Вот так будет нормально и правильно: она — театралка, ценитель, знаток, критик. Мать-то, конечно, ничего особо не понимает, но… это сейчас неважно. Жене был нужен слушатель. Она была в модном и новом Гоголь-центре. Смотрела спектакль по Сталкеру. Содержание фильма Кончаловского послужило отправной точкой, но там были другие герои, другая Зона. Сначала Жене все нравилось: спектакль в фойе, герои спорят, двигаются, зрители за ними ходят, но потом… начались монологи… т.е. мысли режиссера, ее политические и общественные воззрения. Вот это было уже неинтересно, даже пошло. Особенно противен был монолог девушки, которая собиралась в Зону, потому что у нее были проблемы с головой. Женя саркастически подумала, что она знает"лекарство" — гильотина! Отрежут голову и нет проблемы. Она рассказала маме о спектакле и свою придумку про гильотину. Мама как всегда со всем согласилась, тем более, что она сама спектакля не смотрела. Да, Женя уже видела свою статью: про гильотину — это уж обязательно, а вообще-то, поскольку Гоголь-Центр открыт под эгидой Кирилла Серебренникова, то она, напишет, что все было вообще-то,"круто". Да,"круто" — это как раз то самое слово, которое нужно. Пусть оно папе и не нравится. Он вообще ничего не понимает в современном театре. Папа у нее хороший, но он — человек прошлого. Начав говорить об интересном для себя предмете, Женя окончательно проснулась.

Сборы на работу были недолгими, хотя тут тоже была своя тонкость: одеться надо было просто, демократично, с легкой небрежностью, но вещи должны были быть дорогими. Женя сняла халат, надела джинсы, синий шерстяной свитер, повязала косынку и чуть задумалась, какие надеть туфли. На улице шел дождь, и она выбрала черные ботинки на шнуровке, на низком каблуке. Потом сняла с вешалки короткую спортивную куртку. Косметики совсем немного: она работающая профессионалка, а не дамочка с Рублевки. Вскоре она уже сидела в своей маленькой красной машине. Усевшись за руль, она заметила, что джинсы неприятно стягивают ее в поясе: боже, как это надоело! Надо вновь садиться на диету. Женя вздохнула. Час-пик миновал, а к обычным пробкам она давно привыкла.