Как писать стихи. Техника стихосложения для начинающих пушкиных

Бэлла Слесарченко (2024)

Хотите научиться писать стихи? Или уже пишете, но они не всегда получаются так, как хотелось бы? Тогда эта книга для вас. Автор простым и понятным языком излагает азы стихосложения, рассказывает и показывает, как устроено стихотворение, подробно разбирает многочисленные примеры, раскрывает секреты техники, объясняет, как развить свой ритмический слух, чтобы рука, как у Пушкина, тянулась к перу, перо к бумаге, а слова сами собой складывались в строчки. И ничего сложного в этом стихосложении нет, если материал подаётся легко, увлекательно и весело. Убедитесь в этом сами.

Почему Маяковский не Пушкин

И снова здравствуйте. В предыдущей главе я дала вам задание написать эссе, чем Пушкин отличается от Маяковского. Помните? Ну, это, на самом деле, очень простой вопрос. Вы наверняка сразу на него ответили: у Пушкина были бакенбарды, а у Маяковского их не было. Я лично с детства их по бакенбардам различаю.

Но если говорить об их стихах, то любой дурак отличит на слух стихотворение Пушкина от стихотворения Маяковского. Даже если читать их на монгольском языке или все слова в них заменить на другие. Да даже если не на слова, а на цифры. Проверим? Вот вам два четверостишия. Прочитайте вслух и с выражением, делая акцентированные ударения в каждом числительном.

20, 16, 9, 70 —

13, 80,17,10?

1000, 30, 12, 70,

40, 500, 14, 8.

И второе:

18, 40, 9

800, 500, 1

10,10, 20, 8

19, 800

Прочитали? А теперь ответьте: кто что написал?

Догадаться несложно. Возможно, вы по ритмическому рисунку на слух даже узнали эти стихи.

Лошадь, не надо. Лошадь, слушайте —

чего вы думаете, что вы их плоше?

Деточка, все мы немножко лошади,

каждый из нас по-своему лошадь.

Это, как вы уже догадались, Маяковский. А во втором случае был Пушкин.

Прибежали в избу дети,

Второпях зовут отца:

«Тятя! тятя! наши сети

Притащили мертвеца».

Даже если у вас совсем беда с ритмическим слухом отличить ушами стихи Пушкина от стихов Маяковского вы сможете легко.

А почему эти два поэта так сильно отличаются друг от друга на слух, что их невозможно спутать? А потому, что они писали в разных системах стихосложения.

Что же это за системы такие и откуда они взялись? Давайте разбираться.

Но сначала ответим на такой вопрос: за счёт чего образуется ритм? В любой форме — в музыке, в жизни, в орнаменте, в речи? Правильно — за счёт размеренного повторения одинаковых элементов. Размеренного в том смысле, что они повторяются через определённые промежутки времени.

В мире оно всё так, всё повторяется. Тиканье часов каждую секунду — тик-так, тик-так. Непростые понедельники после весёлых выходных — раз в семь дней. Выплаты по кредиту — каждый месяц. Перестук колёс и мелькание столбов за окном, когда ты, одинокая и покинутая, печально сидишь в вагоне-ресторане… Правда, если ты сидишь радостная, они тоже мелькают размеренно, но уже весело.

А какой элемент может повторяться в стихотворной речи? Не торопитесь с ответом. Не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Тут всё зависит от конкретного языка. В разных языках из-за разных их особенностей могут повторяться разные элементы, что и определило различные системы стихосложения. А началось всё с древних греков.

У этих самых греков в их древнегреческом языке была одна интересная фишка — гласные звуки у них различались по длительности. Одни произносились кратко, другие в два раза дольше. Это и легло в основу системы стихосложения, которая получила название метрической. За единицу метра в ней было принято сочетание долгих и кратких слогов. Понятие стопы возникло именно в древнегреческой поэзии. Мы ещё поговорим о стопе, а пока только запомним, что стопой называется минимальная повторяющаяся часть стихотворной строки, которая и обеспечивает ей ритмичность.

Только вместо ударного слога, как это сейчас принято у нас, древние греки использовали долгий. Русское стихосложение много позаимствовало у них, и многие понятия и термины пришли именно оттуда.

Другая система стихосложения возникла в Европе немного позже. Основана она была на том, что в некоторых языках ударения строго фиксированы и стоят на определённых местах в слове. Скажем, во французском, на последнем слоге — «мер-СИ», «пар-ДОН», «конь-ЯК», «вер-ми-ШЕЛЬ», «ре-МОНТ о-бу-ВИ». (В нашей книге ударные слоги для наглядности я буду писать прописными, т. е. большими буквами.) В польском языке ударения падают на предпоследний слог слова, в чешском на первый, и так далее. Примеры подберите сами. Это вам домашнее задание на выходные.

Так вот. Поскольку в таких языках и так понятно, где находятся ударения, нет нужды учитывать их и придавать им важное значение. Ухо носителей языка по привычке само слышит и предсказывает ударное место в слове. Поэтому за основу метра в стихосложении там взяли другой элемент — слог. И такая система называется силлабической (или силлабикой), от опять же древнегреческого слова «силлабе» — слог.

Наши просвещённые умы XVII века, обратив внимание на прогрессивный запад, скопировали его силлабическую систему стихосложения и в своих стихах развивали именно её. Вот любим мы тупо копировать всё с запада! Но русский язык отличается подвижностью ударения. Оно может попадать на любой слог в слове. Хоть на первый, хоть на второй, хоть на двадцать седьмой, если в слове двадцать семь и более слогов. Поэтому силлабика в русском стихосложении выглядела несколько искусственно.

Вот образец поэзии того времени. (Всегда читайте стихи вслух — развивайте своё поэтическое ухо. Оно вам пригодится для написания стихов. Без этого придётся считать слоги и загибать пальцы.)

Что ж молчишь? Ужли твои уста косны стали?

Не знаешь ли, сколь нам друг полезен в печали?

Сколь много здравый совет полезен бывает,

Когда тому следовать страсть не запрещает?

Здесь в каждом стихе (в каждой строчке) по 13 слогов. Пересчитайте, если не верите. А вот ударения тут вообще не упорядочены, разбросаны хаотично по всему тексту безо всякой системы. Словно кто-то нёс пакет с гвоздями и рассыпал по дороге. Да и количество ударений в строках разное. Посчитайте сами. В первой семь, во второй и третьей по шесть, а в четвёртой пять. Звучит не очень привычно, правда?

Давайте напишем что-то подобное на современном языке, может уху поприятнее будет?

Чего замолчал-то? Язык проглотил, что ли?

Забыл, что вчера зашвырнул на антресоли?

А ну-ка лезь на стул и доставай быстрее.

А то мы тебя, ей-богу, вздёрнем на рее.

Слогов тут, как и в предыдущем примере, тоже по 13 в каждой строчке, а ударений пять, четыре, пять и пять.

Не, тоже не очень похоже на привычные нам стихи.

Параллельно с официальным, книжным стихосложением на Руси существовало ещё одно — народное, устное. Народ оказался более чувствителен к своему языку, чем учёные стихотворцы. Хотя книжные поэты наверняка и называли народных самозванцами и графоманами.

В языках с подвижным ударением, к числу которых относится и русский, в стихосложении основой метра является именно ударение. Такая система стихосложения называется тонической.

Во стольном во городе во Киеве

У ласкового князя у Владимира

А явилося чудо неслыханное:

Наехало Идолище поганое…

В каждой строке тут по три ударения. Какой-нибудь наблюдательный зануда может возразить: как это по три, слов, например в первой строке шесть, а ударения три? Да, три. Предлоги, союзы и служебные слова в речи примыкают к словам, к которым относятся, и не несут на себе ударения.

(во-СТОЛЬ-ном) (во-ГО-ро-де) (во-КИ-е-ве)

(у-ЛАС-ко-во-го) (КНЯ-зя) (у-вла-ДИ-ми-ра)

А вот число слогов в стихах не одинаковое: в первом 11, а в остальных по 12.

Наши классики тоже иногда использовали народный стиль. Вспомните стилизацию Лермонтова «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», например. Или пушкинскую «Сказку о попе и работнике его Балде».

Так в русской поэзии и существовали параллельно две системы — в книгах силлабическая, в устном народном творчестве тоническая. Книжные поэты считали слоги, не обращая внимания на ударения, а народные графоманы наоборот — выдерживали количество ударений, забив на количество слогов.

И вот в XVIII веке этому безобразию наконец был положен конец. Положили его двое замечательных дядек — Тредиаковский и Ломоносов. Они провернули реформу русского стихосложения, соединив преимущество двух систем, силлабической и тонической, в одной — в силлабо-тонической. Они объединили книжную и народную поэзию, обратив внимание в стихе (т. е. в строчке) и на количество слогов, и на количество ударений. Стихи стали гораздо благозвучнее для русского уха.

Почитаем, например, Михайлу Василича Ломоносова.

Мы славу дщери зрим Петровой,

Зарей торжеств светящу новой.

Чем ближе та сияет к нам,

Мрачнее ночь грозит врагам.

Уже вполне себе привычные нашему уху стихи, правда? Хотя и звучат немного неестественно, по-книжному. Забегая вперёд, скажем, что это четырёхстопный ямб. В каждой строке здесь по четыре ударения (не забывайте, что некоторые односложные слова читаются безударно: (чем-БЛИ-же), а в смежных рифмующихся строках по одинаковому количеству слогов — в первых двух по девять, во второй паре по восемь. Не пугайтесь, если что-то сейчас непонятно, мы ещё с вами всё это подробно разберём.

Но потом случился настоящий прорыв. Поздним осенним вечером 1798 года 28-летний Серёжа Пушкин со словами «Надюша, я уже здесь…» вошёл в спальню своей жены. Что там происходило между ними доподлинно не известно, но через 9 месяцев на свет появился мальчик Саша, который впоследствии стал Александром Сергеевичем Пушкиным, и который на практике развил русское силлабо-тоническое стихосложение. Вот все говорят — Пушкин, Пушкин… Но ведь не просто же так говорят, его вклад в русскую поэзию на самом деле огромен.

XX век сказал своё веское слово в нашей поэзии. Параллельно с силлабо-тоникой стало бурно развиваться почти забытое в девятнадцатом веке тоническое стихосложение. Маяковский, Блок, Бальмонт, другие поэты серебряного века, а позже Вознесенский, Рождественский, Бродский… В тонике существует огромное разнообразие — ударный стих, акцентный, тактовик, паузник, дольник… Но мы в этой книжке не будем разбегаться белкой по дереву, а сосредоточимся на силлабо-тоническом стихосложении. Т. е., условно говоря, будем учиться писать не как Маяковский, а как Пушкин. С поправкой на объём дарования, данный нам Создателем, конечно.

На этом, пожалуй, на сегодня мы закончим. Дежурные сотрите с доски, остальные свободны до следующей главы.