Барин. Повести и рассказы о любви

Вадим Андреев, 2021

На ваше обозрение предлагаю книгу о любви, о сложных отношениях между женщиной и мужчиной с точки зрения мужчины. Книга о самом сокровенном, даже интимном, с глубоким анализом сокровенного и интимного. Моя новая книга – совершенно новый для меня стиль и тема. Это не роман – это несколько повестей и рассказов о разных людях – мужчинах и женщинах – и их отношениях. С разных сторон и с разных точек зрения. Новый для меня мир человеческих межполовых отношений… Использованы коллажи и стихи автора. Содержит нецензурную брань.

Евдокия и Маша

…Потом я уехал на учебу в университет, и меня захватили совсем другие мысли и дела… Потом следующее лето я провел в Париже, потом лето в Лондоне… Родители часто приезжали в столицу, — у нас там был свой большой дом на Невском.

Поздней весной пришло известие, что мои родители скоропостижно скончались. И я приехал на похороны. В моей спальне вечером после похорон сидела Евдокия с маленькой девочкой на руках.

— Ты чего? — спросил я. — Чей это ребенок?

— Наш! — женщина радостно улыбнулась. — Вы отец. Вам родители не отписали об этом?

— Нет. Им, наверное, не до того было… — я взял в руки ребенка и полюбовался личиком. — Как назвала?

— Маша, Машенька. Кровинушка твоя.

Девчушка протянула ко мне рученьки…

— Родители Ваши, как прознали про беременность, то сразу выдали меня замуж, — рассказала Дуня мне тихонько в постели ночью. — Но муж мой даже до рождения ребенка не дожил, — помер. И я рожала уже вдовой. Замуж более не выходила. Кому я нужна в селе вдовая и с ребенком. Жила в мужнином доме. Родители Ваши прописали мне небольшой пансион, сама тоже работала у них, не обижали. Жалко их. Рано померли. Хорошо, что Вы на похороны успели. Я очень просила на почте вам депешу отбить, — поверили в долг. Я потом им отнесла денежку. А со мной и Машенькой сами решайте, что делать. Я и так полна счастья была все эти годы, что у меня кровинушка есть от Вас. Она крепенькая родилась, и росла хорошо. Батюшка Ваш в приходскую школу ее отдал. Священник сам с ней уроки делал, — она теперь грамоте обучена, хоть и маленькая.

Я прикрыл ей рот поцелуем и начал ласкать ее груди. Я уже плохо помнил подробности ее фигуры: груди, живот, губы. Да и не сильно тогда их разглядывал в полутьме или в полной темноте. Или сказалось прошедшее время, или другие женщины, с кем я за это время вступал в контакт. Могу только сказать, что грудь у нее не была «испорчена» родами и вскармливание грудью. Я гладил ее по лону, стал целовать соски. Они представляли собой прямо-таки плотные вишенки. Палец, провалившийся между половых губ, оказался во влажной среде и быстро нащупал заветный бугорок. Я начал его массажировать, Дуня начала трепетать. Я тоже возбудился от ее близости уже давно, и потому быстро залез на нее и торопливо вошел.

Трудный день похорон родителей остался где-то далеко, словно в другом мире. Я медленно и с огромный удовольствием покачивался внутри Дуни. Было ощущение, что я вернулся домой не только в стены этого дома, но и в эту женщину. Без юношеского восторга и гиперсексуальности, но с огромным удовольствием я испытывал соприкосновение с ее внутренними стенками влагалища, нежные прикосновения ее рук, поцелуи губ. Я без выраженного остервенения проникал глубоко, и потом выходил почти полностью «на свежий воздух», и потом снова погружался в нее до самого упора. Я и «здесь» не помнил, как ощущал ее столько лет назад. Одно понимал и чувствовал, что из той влюбленной в меня девчушки выросла взрослая женщина.

Я еще с вечера приказал принести детскую кроватку ко мне в спальню, и Машенька теперь тихо посапывала во сне в углу комнаты. Я слушал ее дыхание и думал: «Я дома!»

Кончил я хорошо, но буднично, если можно так сказать. Сказалась ли усталость, горе потери родителей, грусть?.. Не знаю. Но в самом окончании я почувствовал, как выгнулась мне навстречу и Дуняша. Задышала-задышала и выгнулась. Это было так по-семейному, спокойно и приятно.

Это была самая чудесная ночь, когда в одной комнате с нами была наша дочь.

Утром я устроил их в отдельной комнате недалеко от своей комнаты и приставил к ним несколько женщин для ухода… Когда я уехал назад на учебу, то поручил ей следить не только за ребенком, но и за хозяйством… И подчинил ей всех своих крепостных.

Следующее лето я провел в родительском доме. Принял на себя хозяйство и стал думать, как его так оставить, чтобы больше времени проводить в столице. Никого кроме Евдокии на роль приказчицы я так и придумал. Да и она уже к тому времени осмотрелась по хозяйству и понимала, что к чему. И люди из сел, и дворовые ее слушались беспрекословно.

Машу я определил осенью в школу для малолеток в столице. Без объявления, что она моя дочь, девочка стада жить в доме на Невском. Подумал, что потом с образованием дам ей приданное и выдам замуж. Фамилию получит мужа, приданное дам хорошее, дом куплю для молодых неподалеку от своего, а родителям будущего мужа шепну, кто она на самом деле. Вольную от крепости, само собой, получит. А пока болтать не надо, — ей же лучше. И кто я ей, — тоже не надо ей пока знать…