Санаторий-02. Повести и рассказы о любви

Вадим Андреев (2024)

На ваше обозрение предлагаю книгу о любви, о сложных отношениях между женщиной и мужчиной с точки зрения мужчины. Книга о самом сокровенном, даже интимном, с глубоким анализом сокровенного и интимного. Моя новая книга — совершенно новый для меня стиль и тема. Это не роман — это несколько повестей и рассказов о разных людях — мужчинах и женщинах — и их отношениях. С разных сторон и с разных точек зрения. Новый для меня мир человеческих межполовых отношений… Использованы коллажи и стихи автора.

Детки и мамашки

И черт меня дернул прийти первый раз в первый номер на зов к больному ребенку. Сочувствие, переживание, сопереживание, человечность…

Придется теперь переквалифицироваться в разведчика и прятаться по чужим номерам, чтобы меня не нашли ни днем, ни ночью. Ведь просил же, чтобы никто от персонала в корпусах не знал, что я медик. Но какая-то зараза проговорилась. Или это работа Белки? Растрезвонила от радости или распирающего собственного удовлетворения? И уволиться теперь не могу согласно контракту. Будут теперь выстраиваться длинные очереди с детьми в кабинет, окружать и сыпать вопросы в столовой, на беговой дорожке на параллельных курсах, в бассейне на вышке и плавательных дорожках, в спортзале на снарядах, на пляже и везде-везде-везде, где поймают эти «яжмать». И никакие отговорки, что я не педиатр, не помогут. А после осмотра ребенка, будут подставлять свои собственные спины, жопы, грыжи, геморрои, груди и прочие места для осмотра и получения бесплатной консультации. Больше НЕ по необходимости, а преимущественно от скуки, и чтобы занять время. Да и надо же воспользоваться халявой, — это в крови у нашего народа независимо от материального благополучия. И если даже выставить миллионную цену за консультацию, то тем более придут, чтобы потом похвастаться другим, что они ВОТ СТОЛЬКО заплатили.

Я сразу же отгородился (согласовав с Хозяйкой) объявлением на двери (плакатом, который по размерам только слепые не могли не увидеть перед входом), что ВСЕ даже самые легкие недомогания буду отправлять в местную сельскую больницу (с тараканами и клопами). Амбулаторно лечить в санатории не имею права, — только на койке в больнице. И стоимость отдыха удваивается, раз приехали не только с болезнью, но и с «липовой» справкой об идеальном здоровье. Плюс оплата за коммерческие койки в любой больнице, хоть в США. В противном случае, — я так аргументировал своим нанимательницам, — не дадут нам с тобой, Хозяйка, и с тобой, шеф-повар, общаться, и/или будут вытаскивать среди ночи или во время любовной игры из постели обоих или троих.

Но… Вот такие ночные и пред-ночные фокусы время от времени имели место.

Тем более, что этот заезд был сплошь с детьми, сплошь без папаш, нередко с горничными и нянями… И поводов позвать меня к себе или обратиться в кабинет было много.

И всё потому, что у них всех нет: сочувствия, переживания, сопереживания, человечности…

Не спит

— Мой Васечко не спит уже тридцать минут. Я в отчаянии!

— Давайте я пообщаюсь с Вашим Васечко без Вас, и всё будет хорошо. И можно попросить чашку кофе? Ну, пока ребенок заснет, у Вас хватит же времени его заварить, я надеюсь.

— Вы так самонадеян, что я на самом деле пойду и сварю нам двоим кофе, — и высокомерно фыркнувшая мадам «поплыла» на кухню.

Есть такой придуманный лично мной фокус в успокаивании и усыплении маленьких деток. Покачивая пацана медленно и печально, я ладонью накрыл его верхнюю часть лица и прикрыл его веки пальцами. Как бы он не возмущался, как бы он не вырывался, освободить и открыть веки не мог. И заснул в течении почти около минуты. Аккуратно уложил его в кроватку, решил доложиться мамочке и пошел вглубь номера.

Дама стояла боком к большому зеркалу и разглядывала себя так внимательно, что даже не слышала, когда я вошел. Ее одежда была вся спущена ниже ягодиц. И я подошел сзади вообще бесшумно и обнял ее сзади, от чего она вздрогнула всем телом.

— Заснул? — тихо спросила она.

— Да, крепко-крепко, — ответил я, нашарив при этом обе груди и положив на них раскрытые ладони с широко раздвинутыми пальцами.

Мамаша подняла руки к волосам, сколотым в узел. И они упали ей на плечи. Но при этом неудерживаемая больше одежда тоже упала на пол, соскользнув с ее бедер и голеней. Но мамочка словно и не заметила этого, а просто сделала шаг вперед, перешагивая одежду и ведя меня к кровати. Я и не заметил сразу кровать в глубине комнаты в сгущающейся темноте. Теперь она стала видна.

Одной рукой я стал срывать с себя одежду, оставляя ее лежать на полу за нами, спустил и отбросил ногой брюки и прижался членом к ее ягодицам. Другой рукой не отпускал ее грудь. И когда мы дошли до кровати, на мне тоже ничего не было.

Дама нагнулась и откинула покрывало с постели, но при этом член проскользнул между ее ноги и коснулся женской мокрой промежности. Мамашка вздрогнула. Мне не надо было уже ни слов, ни разрешения. Я взял крепко за ее таз и в той же согнутой до кровати позе проткнул женское сокровище мгновенно и максимально глубоко. И она опять вздрогнула всем телом, о не выпрямилась и не отстранилась.

Прижимая ее за таз к члену, я вбуравливался и вбуравливался в нее всё глубже с каждым последующим толчком. Сначала в несколько суховатое влагалище, потом она потекла и продвигаться стало легче. Мне было жаль, что она не вздрагивала так, как при моих объятиях и моем проникновении в ее святая святых. Но и не сопротивлялась. И не пыталась как-то изменить позу и положение с опущенными к постели руками.

Не чувствуя и никаких встречных попыток, а еще опасаясь, что проснется ребенок, я ускорялся и ускорялся в темпе. Из ее рта не издавалось никаких звуков кроме участившегося дыхания. А я несколько изогнулся спиной назад, отрывая ее ноги от пола и уже буквально подбрасывая ее на члене.

ВЗРЫВ! — так бы я охарактеризовал свои внутренние ощущения, быстро вытекшие наружу. Еще взрыв и еще несколько взрывов поменьше, послабее.

Я опустил даму и поставил ее на ноги. Но ее ноги словно стали подкашиваться, и она присела на кровать с разворотом.

— Я никогда не изменяла мужу, — прошептала она громко.

Я не стал ничего отвечать и начал одеваться. Дама продолжала молча сидеть голая на кровати, просто свесив руки на колени.

Одевшись, я тихонько вышел из номера и пошел по коридору. Какой-то грузный мужчина почти пробежал мимо навстречу, и я услышал за спиной:

— Милая! Открой своему муженьку, я уже вернулся.

Оглянувшись, я увидел, что он стучался как раз в ту дверь, из которой я меньше минуты назад вышел. «Я никогда не изменяла мужу», — вспомнилось мне. Со вспотевшим лбом я продолжил движение в сторону лифта.

Мастит

— Меня зовут Тайя. У меня здесь в груди затвердело и болит, — она показала мне пальчиком в сторону крупной груди, которая практически не умещалась в маленькие чашечки (я бы даже сказал лепестки) ее лифчика, подвешенные за тонкие веревочки-тесемки.

Узковатые глаза, несколько выступающие скулы, узкие губы и волосы несколько ниже плеч. (Taiyō — японский, как мне потом перевели ее имя, что означает Солнце) Я как-то подумал в тот момент, из какой же части Азии приехала эта раскосая худощавая самка, если она так хорошо говорит на нашем языке.

— Мне надо осмотреть подробно груди. Где я могу помыть руки?

Когда я вернулся, Тайя поднялась с кровати, где она продолжала сидеть под одеялом, и когда одеяло осталось на постели, то оказалось, что она сидит только в одном лифчике без трусов.

— Говорите потише. У меня в соседней комнате спит ребенок.

— Ребенок с мужем или сам спит? — спросил я, памятуя прошлое посещение ребенка.

— Муж остался у себя на работе. Он посол. Он не может приезжать к нам часто. Ребенок лежит в кроватке, я его еле-еле успокоила. Потому говорите, пожалуйста потише.

Уже стоя передо мной во весь свой небольшой рост, она сняла лифчик и показала тоненьким пальчиком, где болит. Груди были довольно большие для такого маленького женского тела, как у нее. Но ничего не поделаешь, — в период кормления груди иногда вырастают многократно на это время. Как положено, я захватил обе груди в свои руки и начал их ощупывать пальцами и ладонями симметрично, чтобы иметь точно представление о процессах внутри них.

Пальцами, кончиками пальцев я медленно массировал и перебирал миллиметр за миллиметром ее груди, прощупывая как бы проникая своими ощущениями глубоко внутрь. Ее широкие ореолы лежали у меня в ладони, упершись и почти распластавшись в них, — мягкие и практически пустые.

— Вы хорошо потом сцеживаетесь после кормления?

— Почти всегда хорошо сцеживаюсь. Но позавчера мы были с мужем на одном официальном приеме, и я не могла цедиться вовремя. Когда пришла домой, то они обе были твердые и очень болели. Я долго массировала и старалась убрать всё молоко из них. Боюсь, что я была сильно уставшая в тот день, и эту грудь обрабатывала последней и недостаточно хорошо.

— Да, похоже, что вот здесь, — я прижал в одном месте пальцем, и она ойкнула. — Да, здесь есть уплотнение. Но не ильное. И его можно было бы попытаться с помощью массажа и некоторых других манипуляций вернуть в норму.

— Вы могли бы сделать мне соответствующий массаж и манипуляции?

— Массаж могу, а вот манипуляции… — я начал ей массажировать специальными приемами дольки молочной железы. — …А вот манипуляции, думаю, нет.

— Что не дает делать манипуляции? — Тайя морщилась, иногда ойкала при особенно глубоких моих надавливаниях. — Надо что-то привезти из оборудования? Какой-то аппарат?

— Знаете, если Вы имеете в виду молокоотсос, то я ни раз не видел и не читал из них стопроцентно действующие и помогающие. Если бы могли вызвать сюда мужа, то я бы рассказал ему, что надо делать.

— Мой муж в настоящее время летит в двенадцати часах полета от нас. Если он даже развернет самолет, — а это невозможно, — то прилетит и приедет почти через сутки. Я же помру от такой боли за сутки, — и она расплакалась. — А фактически без разворота самолета он сможет приехать только через несколько суток. Если бросит все свои дела. Что надо сделать, чтобы мне стало легче? Может быть, я сама смогу?

— Не-ет, сами Вы не справитесь. После такого массажа, как я делаю, надо было бы отсосать застоявшееся молоко, потом опять массаж и опять отсасывание. До боли в сосках, в груди, в губах мужа.

Японка некоторое время, — только стонала и морщилась, а потом решилась:

— Делайте эту манипуляцию сами. Вы знаете и умеете лучше, чем муж. А он еще и может не согласиться. Да и вернется не скоро. Потому я прошу, делайте сами. Я заплачу так и столько, сколько скажете. К тому же мне надо будет кормить ребенка.

Я сидел в глубоком мягком кресле во время проводимого массажа. Но уже даже к этому времени у меня устали и руки, и спина.

— Знаете, Тайя, мне тогда надо как-то изменить наше взаимное положение. У меня очень устали руки.

— У Вас устали руки? Простите, я не подумала об этом. Да и надо приблизиться грудью к Вашим губам, я поняла. Давайте я сяду к Вам на колени. Мой рост таков, что груди в таком случае будут как раз перед губами.

— Но сесть придется мне на колени верхом лицом ко мне. И мне не хотелось бы пачкать брюки.

Японка внимательно посмотрела на меня.

— Снимайте брюки.

Я помялся некоторое — очень небольшое — время и снял брюки. Когда Тайя уселась мне на колени верхом, то она, видимо, поняла, что меня смущало в этой процедуре. Уже на стадии массажа молочных желез и от ее беззастенчиво голого тела член торчал как специально притаившийся в засаде хищник. Теперь он уперся ей в лобок совершенно определенно давая знать, чего хочет.

— Кажется, кто-то требует уже сейчас части оплаты за массаж? — улыбнулась дама, на что я промолчал с занятым ртом.

Тайя улыбнулась и подставила мне свою больную грудь. Я начал ее массировать руками и глубоко засосал сосок. Сила отсасывания ограничивалась только тем, чтобы не повредить сосок и молочные дольки железы. Однако соски на обеих грудях стали твердыми и шершавыми. Я попеременно сильно старался отсасывать из них молоко, а они всё грубели и росли.

Неожиданно я почувствовал, как мамашка сделала какие-то движения тазом, и член стал упираться уже не в лобок, а ей в промежность. МОКРУЮ!!! промежность. И вслед за этим последовала серия толчков с ее стороны, пропускающих член в ее влагалище.

Я с облегчением откинулся на спинку кресла, а Тайя последовала следом за тем, что я не выпускал ее грудь и сосок изо рта, и тоже легла на меня всем телом, продолжая делать толчки тазом на члене. Погружение органа в орган были как-то естественны и взаимно приятны.

Так мы и оказывали друг другу помощь: я отсасывал ей молоко из молочной железы губами, а она влагалищем доила член внутри себя.

Первый оргазм сотряс нас обоих одновременно или с таким незначительным секундным разрывом, что лично я не замети даже, кто начал первым. Изливаться внутрь кормящей матери практически безопасно в плане незапланированной беременности, потому я кончил без задних и тревожных мыслей. Тайя, похоже, тоже получила удовольствие.

— Продолжаем лечение? — с улыбкой спросила японка, не вынимая органа из органа, на что я согласился.

И она скакала на мне верхом до утра, — лежа на мне и затыкая мне рот своей молочной железой, время от времени сотрясаясь от оргазма. Я лежал под ней положив уставшие руки на подлокотники кресла, и не старающийся ей сопротивляться. Сменить позу мы фактически не могли, но нам и эта поза была приемлема.

На рассвете в соседней комнате заплакал ребенок, и Тайя принесла его и, сев опять на член верхом, стала его кормить здоровой грудь.

— А ты знаешь. Боли уже нет. Есть некоторый дискомфорт, но такое ощущение, как после обычного массажа любой части тела.

Она свободной рукой потрогала ту часть груди, где вечером были боли.

— Нет не только боли, но и уплотнения не нахожу. Ты гений! — на этом возгласе она снова ввела в себя член и стала укачивать малыша, равномерно покачиваясь на мне в ее всенощной верховой езде, что-то напевая и улыбаясь мне.

Одиночество влагалища

— Я не брошена, даже и не думайте такие глупости, — дама в вечернем платье с глубоким декольте ходила передо мной, покачивая на руках малютку. — Просто на таком удалении муж не может каждый вечер навещать нас. А я волнуюсь за ребенка. Он приезжает на выходной, конечно. Но нам с ребенком этого мало.

Волнистые темно-каштановые волосы, серьги — словно по толстому обручальному кольцу на каждом ухе, про глубокое декольте вечернего платья я уже сказал.

Поводом к беспокойству и вызову в номер было то, что ребенок уже несколько часов не мочился. Когда я развернул и раздел спящее дитя, из вороха снятого белья ударила струя почти в потолок. Еле успел увернуться.

Казалось бы, мне здесь уже больше было нечего делать, но мамочка Сара попросила подождать, пока она укачает ребенка. И теперь ходила с ним по комнате, тихо разговаривая со мной.

История обычная. В виде поздравления и подарка за рождения малыша муж подарил ей сначала кучу золотых и бриллиантовых украшений, а потом дорогущей путевкой на море для оздоровления недавней роженицы и ребенка. А мне показалось, когда я первый раз осматривал это дитя в его присутствии, что он торопился или отдохнуть от них, или к какой-то другой даме, не обремененной детским ночным криком. Теперь на несколько недель он может себе позволить спокойно спать дома под орущим телевизором или беспокойно развлекаться в любой чужой постели, — от любовниц до борделей.

А жена в окружении лично им нанятых дневных нянечек и наших штатных санаторных горничных теперь «отдыхала» в ночное время в полном одиночестве. Ну, точнее с глазу на глаз с грудным ребенком.

Особенно в этой отдыхающей мне понравилось вечернее платье с глубоким вырезом. Или это она одевалась днем для горничных и нянь. И пока еще не успела сменить наряд на вечерний домашний халатик?

Когда она, наконец-то, положила ребенка в кроватку, выпрямилась и повернулась, то аж вздрогнула, потому что я стоял прямо перед ней на расстоянии доступности даже не вытянутой руки. Придя в себя от удивления, она сделала шаг навстречу, еще больше сокращая, между нами, расстояние до полного нашего соприкосновения.

Я провел пальцем по ее коже над вырезом платья.

— Я не представилась, — сказала она, даже не пытаясь убрать мой палец от себя.

— А надо? — спросил я, гладя ее в том же месте уже открытой ладонью.

— Клара, — ответила она на мой вопрос.

— Я, — ответил ей я с улыбкой, и подхватил ее за талию, — толи объятием, толи знакомством.

— Хорошо, господин Я, — сказала она, уже и сама прижавшись ко мне всем телом. — Что же дальше у Вас в программе?

«Ну явно же не обсуждение погоды и светских новостей», — подумал я и улыбнулся.

Рука, лежащая на ее талии, наткнулась на замок-молнию и стала отодвигать бегунок, открывая всё больше и больше доступ к ее спине. Когда замочек оказался совсем открытым, Клара ловким и явно привычным движением плечами просто сбросила платье к своим и моим ногам. Переступив через лежащее на полу платье, она в кольце моих рук у нее на талии, повернулась по оси ко мне спиной. Я расстегнул на ней застежку лифчика, и он точно так же, как платье, оказался на полу. За лифчиком последовал пояс с подвязками для чулок и собственно чулками. Потом трусики, — ажурные и почти прозрачные.

«Чует мои душа и член, — особенно член, — что несколько часов она не будет так одинока сегодня ночью», — усмехнулся я про себя и снова повернул ее лицом к себе.

Где и что находится в таких номерах я знал, обследовав все помещения еще весной, до заселения сюда гостей. Да и потом уже с гостями, — точнее с гостьями, — неоднократно обследовал эти номера.

Кровать, куда я толкнул ее на спину, — точнее вверх лицом, — была огромным траходромом, привычным для этого элитного корпуса и совершенно отличавшимся от других корпусов. Не знаю сколько там размеры «вдоль и поперек», — да и по диагонали тоже не знаю, — но на таких кроватях и постелях почему-то никогда не скрипели пружины. А размеры этих кроватей измерялись мной только телами присутствующих и мелькающими в голове мыслями и предвкушениями.

Уже лежащую даму я сложил почти пополам так, что ее ступни были как раз около лица. Попросил крепко держать ноги в таком положении, я перемахнул и «встал верхом» над ней около ее ягодиц. Мне открылся вход в ее организм с той стороны, откуда мне этого больше всего хотелось, — во влагалище, в пизду, шмоньку, щель — называйте как хочется вам. Но это было точно туда, куда мне хотелось, как этот вход не назови.

Приставив головку члена к этому входу, я надавил сначала пальцами, потом всем телом и вошел. Туго и приятно. Не знаю, стоило ли ее так изгибать и складывать, чтобы было так туго входить, но в любом случае всё уже свершилось. Взяв ее за ягодицы, я стал поникать-высовывать, проникать-высовываться из нее попеременно. Позади себя услышал, как она стонет. Это только раззадорило меня, — и понесло по просторам и узостям внутри Клары. Вспомнилась старая детская скороговорка-считалочка:

Королева Клара кавалера Карла строго карала за кражу кораллов. Карл у Клары украл кораллы, Клара у Карла украла кларнет. Если бы Карл не крал у Клары кораллы, то Клара не крала б у Карла кларнет.

Расхохотавшись на воспоминание скороговорки, я кончил. И еще некоторое время держал еще в столь неудобном положении партнершу.

— Что это было? — Клара смотрела на меня широкими глазами, когда я лег рядом. — Я кончала почти всё то время, пока ты тыкал в меня членом. И хотя ноги устали, но я обкончалась как могла.

— Я читал давно в каком-то восточном трактате о такой позиции, но испробовал его с тобой впервые. Надеюсь, что выполнил старинный совет правильно.

— Правильно, правильно, — горячо уверила меня дама. — Я сейчас проведаю ребенка и вернусь.

Проведала, вернулась, продолжили кувыркаться в постели, экспериментировать…

Когда я проснулся утром, в окнах начинало сереть. Скоро придут горничные и няньки.

— Клара, Клара, я пошел. Нас скоро могут застать вместе. Лучше продолжим вечером, — стал я ее будить, но разбудить на удалось.

Собрался и ушел. Пусть отдыхает. Ей сегодня еще весь день спорить со слугами…

Няня в отсутствии хозяев

— И часто ребенок сидит только с тобой, ну т.е. без родителей? — я сидел с ребенком на руках перед грудастой молодой няней.

— Они не часто балуют собственное дитя своим присутствием. То путешествуют, то просто заняты. Мне часто непонятно, зачем вообще было его рожать, если…

— Может быть для здоровья? — перебил я ее. — В любом случае ребенок в настоящее время здоров и не надо беспокоить родителей. Если они сами этого не хотят.

Эмма — няня полугодовалого малыша — приняла от меня спящего ребенка и стала укладывать его в детскую кроватку. Еще когда она готовила кроватку, — застилала, перестилала, что-то меняла и перекладывала. — мне показалось, что она сознательно застывает в позе «ягодицы к потолку» или сильно виляет этими ягодицами в мою сторону. Вот и теперь она в той же позе над ребенком что-то возится и возится над ребенком.

Я подошел к кроватке и из-за спины Эммы стал наблюдать за малышом. А она сделала вид, что слегка оступилась и прижалась ко мне задом. Я придержал «от падения» девушку и остался в соприкосновении с ней. Та замерла в полусогнутом положении, а потом еще нагнулась и стала собирать с пола какие-то детали детской одежды. Получилась буква «Г» с сильно согнутой вниз поперечной перекладиной, — почти буква «Я». При поглаживании по ягодицам она вообще замерла и словно статуя застыла в этой позе.

Приподнятое и без того короткое платье оголило ягодицы, и я с удовольствием спустил ее трусики до колен. А дальше она сама их сняла и кинула куда-то в сторону.

Мне ничего не оставалось, к просунуться членом к ее щелке и войти внутрь. С глубоким вздохом облегчения Эмма приняла член в себя. Она продолжала что-то перекладывать на полу около кроватки ребенка, а сама при этом немного виляла задом, словно направляя член в нужном направлении или проводя его сквозь лабиринт ее сладок слизистой влагалища. Ну я ее и трахал.

А трахать было что! Держа женское тело за таз, я насаживал и насаживал это создание божье на член, а она тихонько постанывала, — ритмично и нежно. Ритмично и нежно я то входил, то почти выходил из нее, время от времени словно чуть-чуть меняя направление то вхождения и вхождения. Каштановые волосы трепыхались по полу перед кроваткой, внешне напоминая мне большое пушистое орудие для уборки помещения.

Я стал с каждым толчком постепенно смещать ее в сторону большой кровати около детской кроватки.

— В меня сегодня нельзя, — тихо подсказала она. — Просто положи меня спиной на кровать, я помогу тебе кончить.

Прежде чем положить ее на кровать, я помог ей раздеться до гола и полюбовался, как при моих толчках колеблются на весу ее груди. Это придало мне еще больше возбуждения в члене, и потому мне пришлось просто толкнуть ее на постель. А на постели она сама перевернулась на спину.

— Садись на меня, — сказала и притянула меня сесть на ее живот и грудную клетку.

Потом руками пристроила распавшиеся в разные стороны молочные железы так, что они обхватили член.

— Ну же! Продолжай! — воскликнула Эмма и улыбнулась мне.

Мне не часто попадались любительницы секса между грудей, и потому я сразу с энтузиазмом начал фрикции с зажатым таким образом членом. Мягкая поверхность больших грудей, смазка из влагалища, улыбающаяся женщина и «плавающие» от наслаждения ее глаза, раскрытый ротик и тяжелое дыхание…

Я стал быстро приближаться к оргазму. Отбросил ее руки от ее же грудей, приподнялся еще выше к ее голове и всадил «по самые помидоры» член ей в рот на ее вдохе. Эмма вздрогнула, но не отвернулась, и вынуждено затаила дыхание. А сперма лилась и лилась ей куда-то глубоко-глубоко.

Как только я «вылился» в нее полностью, то сразу выдернул из нее член, дав тем самым сделать глубокий вдох.

— Очумел? — отдышавшись спросила она.

— А тебе не понравилось?

— Понравилось. Но надо же предупреждать. Хорошо, что не захлебнулась твоим потоком.

«Хорошо всё, что хорошо кончается. И хорошо кончает», — подумал я и откинулся рядом с Эммой на постель.

— Завтра придешь проверить состояние ребенка? — Эмма явно хотела большего.

— Не знаю. Часто. Возможно, не смогу, — работаю как-никак. Сама понимаешь. Когда можно будет в тебя кончать? Тебя на долго отправили в санаторий твои хозяева?

— Успеем до безопасного срока. Приходи… — и назвала дату следующего нашего сношения. — Но, если устроит в рот, как сегодня, приходи в любой вечер.

Кормилица

— Так Вы не мать ребенка? — спросил я женщину, которая стояла рядом и наблюдала за моими действиями.

— Нет. Я кормилица, — ответила женщина, не юная и не старая.

«Значит», — подумал я, — «Она имеет или имела своего ребенка, но свое материнское молоко отдает — скорее всего продает — для другого ребенка».

Я закончил осматривать дитя и передал это чудо в руки кормилицы. Она приняла его и, распахнув одежду, приложила его к груди. Тот зачмокал явно с большим удовольствием.

— А где родители? Далеко?

— Они недавно на море пошли, отдыхают. Будут только к обеду. А я и кормилица, и няня, и приживалка. После того, как умерла дочка, мне предложили такой заработок, и я согласилась. Всё лучше, чем сидеть одной в квартире и думать-думать-думать об умершем собственном ребенке.

— Одна? А муж? Ой, прости…

— Ничего, я уже перегорела на это. Меня бросил парень, когда я забеременела. А я решила оставить ребенка. Кто же знал, что так получится. А теперь у меня как бы и есть за кем ухаживать. Вот только мужской ласки с момента расставания с парнем не было, — тоскливо сказала она.

— Мне жаль за мой бестактный вопрос, — я встал рядом с креслом, где сидела и кормила грудью Юля, и погладил ее по голове. — И стыдно, если честно. Простишь?

— Прощу, — улыбнулась кормилица, и протянув руку, потрогала мой половой орган под брюками. — Если покажете мне свой член.

Я медленно, как стриптизер, расстегнул ширинку и из-под трусов вынул на свет божий член, начавший уже напрягаться. Обхваченный ладошкой Юли, он стал твердеть еще быстрее.

— Хорошенький, — сказала она и потянула его к своему лицу. — Можно я его поцелую?

Отказать я не решился. Да и зачем отказывать, если ее ротик так и лезет сам насадиться на член? И она. Не отнимая малыша от груди, повернула голову в сторону члена.

Ее нежное прикосновение губами было просто божественным. Потом она стала облизывать его вверх-вниз от головки по стволу к корню и назад, снова вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, — и так постоянно. И бесконечно приятно. Так теперь и у меня есть возможность стать кормильцем? — И это здорово.

Я уперся в стену за ее головой над креслом и изогнулся ей навстречу. А она всё обрабатывала и обрабатывала член языком, временами потирая им свои губы.

Наслаждаться этим минимумом в какой-то момент стало невтерпеж. Поскольку ее голова была прислонена к стене над спинкой кресла, я, чуть придерживая ее, стал по миллиметру продвигать член вперед. Сначала он перестал быть ПЕРЕД губами, а стал между ними. Потом перестал быть ПЕРЕД зубами, — Юле пришлось раздвинуть зубки, и член протолкнулся вперед между ними.

Я постоял так, словно в дверях какой-то пещеры, и стал продвигаться дальше. Юля не сопротивлялась. За время этого нашего междусобойчика кормилица несколько раз перекладывала ребенка то к одной груди, то к другой, совершенно не мешая нам обоим не отрываясь получать удовольствие от общения.

И только когда я стал проникать членом еще глубже, она слабо попыталась отвернуть голову, но не получилось, — мешала моя рука. Больше таких попыток Юля не делала.

Член уже освоился у нее во рту, и тогда я стал водить им вперед-назад, вперед назад. И он уже заполнил ей полость рта, когда вдруг партнерша что-то замычала и показала на ребенка. Я вынул член и отодвинулся.

Юля буквально пробежала к детской кроватке, уложила туда ребенка и снова бегом вернулась. Она вскочила на кресло на колени, подняла юбку и вставила мне навстречу свои ягодицы.

— Теперь сюда, — словно задыхаясь, сказала она. — И поскорее, а то я сдохну от возбуждения и ожидания.

Поскольку член был уже хорошо смазан ее слюной, я направил его во влагалище. Памятуя о том, что она кормит грудью и потому не сможет забеременеть, я теперь ее никуда не отпущу! Даже если придут родители ребенка с моря.

Член входил в тесную щель. Не зря говорят. Что она зарастает от редкого использования. Даже рождение ребенка не сделало ее более широкой. Потому я буквально проталкивался и проталкивался с каждой фрикцией. А потом стал играть с этой щелью в игру «тяни-толкай». И Юля при этом извивалась на члене на кресле передо мной, обеими руками зажимая себе рот.

— Хочешь кричать и стонать? — спросил я, не останавливаясь.

Та закивала головой и вдруг обмякла. Придержав ее обеими руками, я тоже кончил.

— Ну да ничего. Как-нибудь договоримся с тобой о времени, когда родители ребенка смогут тебя отпустить на море, я отведу тебя в такое место, где можно не только кричать, но стрелять и гранаты взрывать, — и никто не услышит. Пойдешь со мной туда?

Юля обессиленно закивала головой.

— Я пойду к ребенку. Вы захлопните за собой дверь. У хозяев есть ключ. А я пока посплю, пока ребенок молчит.

Расплачусь за вызов натурой

— И где ребенок? Показывайте Ваше чадо.

— Ребенок поехал к бабушке вчера, — ответила Света и показала рукой на кресло. — Вы устраивайтесь. Чай? Кофе? Виски?

— И зачем тогда вызвали? Вызов был к ребенку, — остальной ее текст я принципиально оставил без ответа.

— Я тоже чье-то дитя. Помощь нужна мне.

— Оплата вперед.

— Без проблем. Финансовую сторону я уже перевела на счет санатория. А теперь мне нужна психологическая поддержка. Уж совсем не детская, — она включила музыку и начала раздеваться, пританцовывая.

Я встал и хотел выйти из номера, — я не мальчик по вызову. Тем более в единственном числе на весь санаторий. Мне член сотрут и сделают калекой или импотентом, если все голодные или просто проголодавшиеся дамочки будут меня так вызывать и оплачивать.

— Вас что-то не устраивает, — дама продолжала раздеваться и пританцовывать. — Лично вам я плачу натурой. Говорят, Вы большой охотник для такой оплаты.

— Вы перепутали слова. Я ОХОЧ, и в значительно меньшей мере охотник за натурой. Если Вы хотите потрахаться, то я высказываю условия и пожелания. Потому что принимающая сторона — Вы, и желание — Ваше, а не мое.

«Дитя» начала одеваться. Если бы она знала, сколько камер натыкано и круглосуточно работает по всем VIP-номерам, она бы задумалась, какой материал дает для даже простого шантажа. У нее денег не хватит, чтобы «отмазаться» от Хозяйки. И я не хочу и не могу им, клиентам, об этом говорить.

— У меня есть встречное предложение. Ну и в качестве утешительно приза: давайте поедем на очень дальний и уединенный пляж. Там никого не бывает, там чудесная природа, там…

— Я поняла Вас и принимаю приглашение, — перебила меня Светлана. — Когда выезжаем?

А выехали мы почти сразу. Мой быстроходный катер всегда стоял, что называется, под парами, лично мне бежать за купальными принадлежностями не надо — не нужны на том пляже. Потому никаких задержек не было.

Когда лодка ткнулась в песок, я выскочил в воду и закрепил ее, чтобы не унесло в море. А дама разглядывала окрестности. Маленький песчаный пляж между огромных скал, редкие ракушки и много чаек, полное отсутствие морской растительности и медуз. Ветер редко проникает между этих огромных обломков скал, наваленных, словно гигантским взрывом. Просто красота!

Светлана тоже спрыгнула с кормы лодки и погрузилась почти по пояс. Расхохоталась и прошла по песку к скалам. Сняла всю одежду и разложила ее на скальных обломках поменьше для просушки. Потом развернулась и посмотрела на голого меня с озорным выражением лица.

Конец ознакомительного фрагмента.